Это была ты

Ночь. Холодный шершавый пол леденит сырые сапоги и грубую кожу ладоней, опирающихся на твердь. Сумрак замыливает глаз, и только часть лунного света, мерцающего где-то высоко сквозь щели старых стен, позволяет немного оглядеться. Издалека призрачным эхом слышны капли воды, что позволяют отмерять время, проведенное здесь, в темнице. Большинство комнат внутри имело гораздо больший размер, чем это необходимо для их функциональности. На удивление они несильно заросли плесенью и грибком. От жесткого пола сквозь кожаные ботинки поднимался ползучий холод. Тяжелый воздух здесь был пропитан тоской. Скучающая стража в этом месте часто находила для себя развлечение в виде пыток заключенных. Об этом знали все в пределах Стен, но никогда не говорили вслух. Всю дорогу до одиночной камеры Эрвин молчал, наблюдая, как в дрожащем свете факелов поблескивают стены. Запах камня, пота и крови свербил в носу; губы, пересохшие от жажды, трескались и кровили. Мысли о неминуемой казни теснились в голове, но не вызывали страх. Озираясь, будто только что попал в этот каменный застенок, Смит собрал свою волю, с предельной точностью пытаясь уяснить свое положение. Мужчина осмотрел темницу, задержавшись взглядом на заскорузлом деревянном столе в углу. В ближайшее время будет неважно, встанет он к нему или сядет за него. И это было свободой в четырех стенах. На поверхности лежала записная книжка и шкатулка с письменными принадлежностями, что, по всей видимости, была оставлена бывшим арестантом. Смит открыл блокнот на последней исписанной странице: «Однажды это станет хорошим материалом для песни — героической или погребальной, как получится», — слегка ухмельнулся он прочитанному. Медленно прикрыв синеватые веки, Эрвин попытался вспомнить образ возлюбленной, чтобы запечатлеть его тонкой кистью на бумаге. Ее девичий стан, мягкое полотно волос, кукольный румянец. Хистория всегда казалась ему прекрасным и неземным созданием, лишь временами гостившей на земле и зажигающим в небе его прощальную звезду. — В одних очертаниях предчувствую тебя, — прошептал мужчина, твердо сжимая холодную кисть. Чувствами всегда управляет сердце, которое тяжело переубедить. Эхом в душе бьют тысячи «но», и в то же время командор не способен освободиться от плена безудержных чувств. Уверить свое сердце — одна из самых сложных задач в жизни. Даже если объединить все пять чувств воедино, они не смогут заменить сердце, которое преобладает над разумом, движет и дает силы идти вперед. — Что, командор, сменили должность? Теперь ваша судьба в моих руках, — за пределами кованой решетки резко донесся гнусавый голос. Эрвин не спеша распахнул взгляд. Кисть выпала из его пальцев, откатившись по влажному полу. За широкой прямой спиной мужчины стоял конвой, потешавшийся над бывшим командующим. Некоторое время он молча вглядывался в кисть. Затем на его обветренных губах заиграла почти незаметная улыбка. — Ты мне не ровня, — хладнокровно ответил мужчина, переведя предупреждающий взгляд на собеседника. — Поберегите слова на последний миг жизни. Они еще пригодятся, командор, — неровные ноздри офицера трепетали от гнева на слова. Утерев рукавом лицо, тот переглянулся с остальными. Через мгновение охрана поспешно удалилась прочь, оставив Смита наедине со своими мыслями. Он потянулся, чтобы поднять кисть, машинально убрав ее в резную шкатулку. Устроившись на узком матрасе, мужчина почувствовал, как со лба стекала струйка холодного пота. Эрвин лег в постель, размышляя о кровавых боях, что, к сожалению или к счастью, остались позади. Он не слышал своего дыхания. Изредка снаружи доносился крик ночных птиц. Слышно было, как в бездне капли воды отбивали четверти. Какими долгими они казались! Пробило, казалось, полночь, а он все лежал молча, ожидая неминуемого. Ему нужно время. Чтобы осмыслить. Чтобы приготовиться к неизбежному. Предчувствие того, чего не удастся избежать, отвратительно коснулось его сознания. Казалось, молитва — все, что у него осталось. Но командор знал, что как бы он не взывал к небесному отцу — ответа не последует. Рука, точнее все, что от нее осталось, с пронзительной болью все еще гноила после кровавой битвы с титаном. Его последней битвы. Тянуло в сон. Тело подрагивало от жара, что нагревал тело от воспаленной раны. Знобило и лихорадило. Прошение для похода в лазарет можно было подать только поутру. Усердно пытаясь уснуть, без сна Смит видел, как строится новый мир. Без титанов. Без воин. Без него. Внутри что-то отдаленно дергало и замирало. Пытаясь отстраниться от сумбурных мыслей, чтобы отдохнуть, Эрвин, сам того не заметив, провалился в сон.

***

Первое, что узрел командор, вырвавшись из объятий давешнего сна, была фигура Хистории. Кто знает, как долго девушка стояла у заграждения, наблюдая за ним. От ее сладкого аромата в камере ожил воздух. Некоторое время Эрвин бесшумно смотрел на нее, затем, соскользнув со скрипучей кровати, осмелился подойти ближе. Он сам не понимал, как ему хватило дерзости. Может, помогли дни тишины, когда он мог быть самим собой. Он остановился в двух шагах от королевы. Чтобы посмотреть ему в лицо, ей пришлось запрокинуть голову. — Почему? — наконец спросил он, нарушив тягучее затишье, перехватывая ее взгляд. — Как бы поступили Вы, оказавшись на моем месте, командор? — поле небольшой паузы смиренно ответила она вопросом на вопрос. Его зрачки застыли. Ее — беспокойно подергивались лишь изредка. Сгусток сомнений скопился поперек горла. Все минувшие дни, стараясь не думать о судьбе бывшего командора разведотряда, Хистория ощущала его присутствие, и волна чувств с головой охватывала ее. Все мысли и бессонные ночи не излечили девушку от безусловной любви к нему. Наоборот, эта любовь стала настолько сильной, что та почти в отчаянии, в унылом терпении превозмогала свое королевское существование, которое нельзя назвать жизнью. Отношения между возлюбленными были накалены до высочайшего уровня чистоты и высоты, несмотря на обстоятельства. Но очень трудно, живя в реальном мире, сохранить запредельную святость чувств. Кто-то гибнет, кто-то — сходит с ума, кто-то — пойдет на каторгу, а многие — расстаются навеки. Некоторое время они пристально смотрели друг на друга. В его взгляде промелькнуло что-то, на мгновение прогнавшее ледяной звездный свет. Внезапно Эрвин без единого слова развернулся и предпринял попытку уйти. — Постойте! — неуверенно вскрикнула девушка, стараясь скрыть трепетную дрожь в голосе. Мягко остановившись, Смит не спешил развернуться в сторону девичьего голоса. Лишь звук тяжелых ключей сотряс полумрак и вывел мужчину из безмолвного оцепенения. Тихо распахнулась дверь.