Три тысячи один
3 января 2023 г. в 00:06
Ци Жун, наверное, ненавидел себя. Любое разумное существо на его месте точно испытывало бы к себе как минимум отвращение. И это было бы логично, и Ци Жун, наверное, это осознавал. По крайней мере он не чувствовал от этого счастья. За последние века, сколь бы интересной и насыщенной ни была жизнь Лазурного Демона, в памяти отложились только три даты — день рождения царственного брата, день падения СяньЛэ и день празднования Середины Осени. Каждый из этих дней был связан с Его Высочеством, что само по себе странно — столько бед, сколько случилось с бывшим князем Сяо Цзином из-за Наследного Принца, мало кто мог пережить. И если второе событие Ци Жун не сможет по логичным причинам забыть никогда, то первое и третье вызывали вопросы.
Лазурный Фонарь ненавидел Его Высочество Наследного Принца СяньЛэ. Ненавидел за лицемерие, за разрушение его жизни, за игнорирование и слабость. Он ненавидел Се Ляня за предательство. И за собственную смерть тоже ненавидел. Но забыть день, когда во всем королевстве устраивали грандиозный праздник, не смог даже за несколько веков. В день рождения Принца виновник торжества всегда спускался с горы и меньше раздражался на липнущего к нему кузена. А ещё он целый день был в зоне доступности — разве мог Ци Жун желать о большем?
Другое событие — праздник Середины Осени. В этот день Ци Жун три года подряд следил за тем, чтобы люди запускали фонарики для Его Высочества. Зрелище было потрясающим и каждый вечер в этот день он находил возможность ускользнуть от охраны, чтобы понаблюдать за поднимающимися в небо, к брату, фонарями в одиночестве. Он всегда запускал фонарик и от себя, молясь за благополучие и процветание СяньЛэ. И всегда просил Се Ляня навещать его. Он ведь скучал.
В первые годы после своей смерти Ци Жун оставался бестелесным духом — бойким блуждающим огоньком, так что не мог ни отпраздновать день рождения брата, ни поскорбеть по СяньЛэ, ни запустить фонарик Наследному Принцу. Когда у него появилось новое тело, внешне не отличимое от прежнего, Лазурный Демон долго сомневался: Се Лянь разрушил его жизнь, уничтожил собственное королевство, предал их всех, обманув и бросив на произвол судьбы. Но также Се Лянь был тем, кто помог ему запустить фонарик для его матери, никогда не ругал кузена, журя и прося быть взрослее. Се Лянь был Богом, который три года защищал СяньЛэ, был Принцем, который заботился о народе, был Братом, чье существование дарило причину жить многим и Сяо Цзину тоже. Ци Жун любил Се Ляня. Ци Жун ненавидел Се Ляня.
Се Лянь в любом случае был всем для Ци Жуна.
И поэтому у Ци Жуна до последнего оставались сомнения. Он организовал создание и распространение статуй коленопреклонного Принца. Он проклинал Его Высочество, пытаясь убедить себя ненавидеть его сильнее — он ещё существовал, потому что ненавидел настолько сильно, что не мог покинуть этот мир. Но в день рождения брата он все равно встал на колени перед собственной статуей Его Высочества, пожелал ему благополучия, возжег благовония и помолился ему, как прежде. В день падения СяньЛэ Лазурный Фонарь почтил память всех, кто пал жертвой, проклиная Белое Бедствие. В праздник Середины Осени Ци Жун запустил в небо фонарь, как и годами ранее, думая о брате.
Это было смешно, но действительно становилось традицией; каждый год, насколько бы ужасной ни была жизнь демона, он с нетерпением ждал двух дней и с горечью одного, чтобы помолиться и почтить память когда-то дорогих ему людей. Он не был уверен, что кузен по-прежнему является Богом и запущенный для него фонарик дойдет до того, для кого он запущен, но неизменно следовал традиции каждый год век за веком.
Ци Жун ненавидел Се Ляня. Ненавидел настолько сильно, что устроил переворот в королевстве Юнань, хранил множество унизительных статуй Его Высочества, проклинал триста шестьдесят два дня в году. Ци Жун любил Се Ляня. Любил настолько сильно, что каждый год в его день рождения молился о его благополучии, а в праздник Середины Осени запускал фонарик в небо. Он всегда оставался тем, кто верил в Наследного Принца, угодившего Богам. Он всегда был тем, кто желал, чтобы Се Лянь никогда не возносился. Он всегда разрывался между любовью и ненавистью.
Никто из Небожителей не знал, кто был тем, кто год за годом запускал фонарик для низвергнутого Бога. Се Лянь не знал, что на свете существовал тот, чья вера, колеблясь, оставалась чистой и безграничной. Ци Жун не знал причин своих поступков, каждый год обещая себе перестать страдать ерундой.
Но каждый год при подсчёте фонарей на пиршестве на Небесах повисала тишина — вновь для Бога, переставшего быть Богом, запускался фонарик. И каждый год в один день года день Се Ляня становился чуточку удачнее.
Ци Жун был немного не в себе, когда узнал об очередном вознесении Бога в короне из цветов. Вспыхнувший пожар ненависти и презрения, подпитываемых отчаянием и обидой, затих под волнами любви, нежности и счастья, которые Лазурный Фонарь сквозь восемь веков мог испытывать только к одному существу — кузену. Он не мог поверить своему счастью, с нетерпением ожидая дня, чтобы снова запустить фонарик Богу, который наконец получит его. Наконец Ци Жун хотя бы призрачно напомнит о себе, о верующем, чья вера не угасла за восемьсот лет.
Но судьба почти никогда не была добра к Ци Жуну: незадолго до долгожданного дня братья встретились вновь. И результатом этой встречи стало уничтожение одной из оболочек демона. Он просто не мог сдержаться, отчаиваясь от вида лицемерного брата, который как и прежде ни во что его не ставил. Он веками год за годом возжигал ему благовония и запускал фонарик, чтобы вновь столкнуться с презрением, усталостью и злостью в свой адрес. Он наговорил много чего. Он о многом сожалел. Но в нужный день все же запустил фонарик.
Вот только никто на Небесах, даже сам Се Лянь, ожидавший, что не получит ни одного фонаря, не заметил, что было запущено не три тысячи фонариков, а три тысячи один.