Хулиганы -2. Никогда не....

Саша бесшумно вошёл в квартиру, отпустил охрану, положил на тумбочку два небольших букета цветов для любимых девочек, разулся, умылся, тщательно вымыл руки и заглянул в комнату. — А вот и наш папа пришёл, да, Алечка? — Наташа оторвала взгляд от личика дочурки и направила его на мужа. — Привет, Натуська, не разбудил? — присел рядом с диваном. — Привет, нет, мы не спали. Думали выйти погулять, но только покушали. Жду, пока наполнит памперс, чтобы не возвращаться через три шага. Вы всё? — костяшками пальцев провела по таким любимым щекам. — Да, неделя отдыха, потом полковник пообещал реорганизацию, правда, сделал её уже сегодня. — мужчина коротко усмехнулся, взял её пальчики в свои и поцеловал, потом тёрся о них носом. — Я соскучился. — помолчал. — Наташка? — Да? — негромко, но она была готова к любому повороту. — Я очень сильно люблю тебя и нашу Принцессу. И очень сильно боюсь вас потерять. — Мы с тобой. — взгляд стал взволнованым. — Всё хорошо, — чуть качнул головой Александр. — а я сейчас поем, так будет идеально. Вы меня подождёте или я вас на улице догоню? — Подождём, да, Алечка? Возьмёшь? — Я бы помылся сначала, я только поверхностно. — Конечно, и поесть по-человечески. Сильно сомневаюсь, что вы ели домашнюю Вовкину еду всё время. — Не всё время, но чаще, чем обычно. Представляешь, — Саша доставал из шкафа чистую одежду. — мама советовалась с Надеждой Николаевной, в результате, она приехала сама в лабораторию, с тремя огромными пакетами котлет, пирожков, пицц, всевозможных блюд. — Слопали в секунду. — В пол. — улыбнулся. — Я в душ. Обнаружил жену с дочерью на кухне. Поцеловал обеих. — Я сам всё сделаю. Отдохни, или собирайтесь. — Мы хотим покормить нашего папу. Саша молча забрал из рук любимой женщины кроху и принялся жадно рассматривать изменения в этом невероятном чуде. Ему казалось, что Альбинка его не узнаёт и не признаёт. Но героически не плакала, а сама в свою очередь внимательно изучала нависающую физиономию с влюблёнными в неё глазами. По-детски широко улыбнулась, маленькие губки казались нереальными и такими красивыми. Саша принялся её целовать и после каждого поцелуйчика отрывался от детского личика, заглядывал в огромные глазки, наслаждался заливистым детским смехом и продолжал. — Ты её сейчас перевозбудишь и сам будешь укладывать. — улыбнулась Наташа. — Буду укладывать. И её и ее маму…- соблазнительно-бархатным голосом промурлыкал Романов, одной рукой обнимая со спины брюнетку и целуя её шею. — Сначала поешь и отоспись, укладчик. — молодая женщина повернулась к ним, обняла обоих, положила голову ему на плечо. — Обязательно. Поедем на дачу? — К родителям? Поедем, но не сегодня. Потом наш дом посмотрим? — Обязательно. Альбина закряхтела, Наташа взяла её на руки, но предотвратить громкий плач не удалось. — Кто тут у нас плачет? Что за слёзки? — папа заглянул в личико малышки. — А у нас тут памперс мокрый, нам меняться пора, да, девочка моя. — Наталья повернула голову к Саше. — Поешь сам, хорошо? Мы пока соберёмся. — Хорошо, я уже подрос, могу и сам себе в тарелочки положить. — озорно улыбался мужчина. Красивая статная пара неспеша шла по залитым солнцем тропинке, на ней был льняной сарафан цвета кофе с молоком, широкополая соломенная шляпка и шлёпанцы, на нём лёгкие летние джинсы, светлая футболка, мокасины на босу ногу, кепка и солнцезащитные очки, которые Александр вынужден был поднять на голову, потому что они пугали засыпающую дочь. — Что-то купить нужно? — Потом. Пока всё есть и мы просто гуляем. Расслабься, Саш. Выдохни, у тебя отдых. — У меня ты, Алечка и отдых. — поцеловал её пальчики. — Рассказывай, чем вы занимались? — Кушали, ждали папу, скучали. — Натусь? — заглянул в любимые глаза и притянул к себе. — Что случилось? — Всё хорошо, честно. — А если совсем-совсем честно? Что ты стесняешься мне сказать? Романова молчала, но и Александр не торопил. — Ты сильно любил Машу? Муж остановился, осторожно покачивая коляску, чтобы дочурка не проснулась, недоуменно посмотрел на свою женщину: — В смысле? — увидел её затравленный взгляд. — Нет. Это была… хм, даже не влюбленность, скорее страсть. Максималистское желание доказать окружающим, что они не правы и что у нас всё серьёзно. Нет, давай-ка присядем на лавочку, что-то не могу я такие разговоры стоя… Сели рядом, но потом Саша вновь оказался на корточках напротив Наташи. Крепко держал её за руки. Глаза в глаза. Видел в её глазах любовь, ревность, боль, причиняемую этой ревностью, расстроенность от самого факта подобного разговора. Но было спокойно, что они откровенны друг с другом. — Мы познакомились на первом курсе, поженились на втором, развелись на четвертом. С моей стороны это было… Не любовь это точно. Какая-то животная страсть, что ли. Но нас объединяла только постель. Говорить особо было не о чем, я её баловал, признаю, какое-то время мне это нравилось. Но, скорее всего, это было… Я находил подработки, первые «взрослые», самостоятельные деньги, нравилось что-то самому покупать. Хотя, её отец уже тогда мог купить всю столицу с потрохами и подарить дочери. Мне нравилось, что она мне в рот заглядывала… Ну, а потом, как в дешёвом анекдоте. — вновь замолчал, проверил на удивление крепко спящую дочь и вернулся в исходное положение. В лице и голосе произошли изменения. — Что такое любовь я узнал только благодаря тебе и только с тобой. И не позволю никому и ничему это разрушить. А теперь рассказывай. — Мы утром собирались выйти. Она в дверь позвонила. — Саша кивнул, сел на лавочку рядом и крепко обнял. — Представилась, сказала, что ей нужно с тобой поговорить. Я ответила, что тебя нет, вышел из кухни охранник, хотел её выгнать, я не разрешила. Мария сказала, что ей нужна помощь. — Наташа чуть помолчала и продолжила задумчиво. — Знаешь, она как-то… злорадно или самодовольно, не знаю, сказала мне, что ты ей обязательно поможешь. И что мне не на что рассчитывать, потому что я — «клин клином», это цитата. Романов нахмурился. Что себе позволяет эта разбалованная Дармт?! То, что он вытащил из дерьма её отца не означает, что он будет разгребать и её. Он уже сто раз пожалел, что женился на ней. С одной стороны страсть и постель, с другой — противоречащее желание-нежелание Николая Павловича породниться с одним из самых богатых людей и юношеское желание иди наперекор. Нет, любви у них не было. Качественный секс — да, не более. А вот единение душ, знание, что скажет любимый человек в следующую секунду, когда одна мысль на двоих — это только с его Наташкой. — Наташенька… Я люблю только тебя и нашу кроху. Всё. И если совсем честно, положа руку на сердце, то и что такое любовь, настоящая, я узнал только благодаря тебе. У тебя есть я. Мы, Романовы. И не ревнуй, любимая, не надо. — Я стараюсь, я верю тебе, правда. Но она симпатичная… — Мы бы развелись раньше, но отцам нужно было закрыть сделки. Фактически мы вместе-то прожили меньше года… Натусь, у Дармт полстраны в кармане, сами разберутся. Она хотела испортить тебе настроение, а ты и поддаёшься. Не надо, любовь моя. — успокаивающе гладил. — Я понимаю, правда, это больно, тем более, что с нашей работой меня больше нет, чем я есть. Но для меня из всех женщин существуете только ты и Аля и наши будущие дочери. — Прости… — За что? Я тебя понимаю, но и объясняю, что к чему. — прикоснулся губами к её маленькому ушку, забравшись под женскую шляпку. — Что я умею любить, узнал только благодаря тебе. И я ни на что не променяю это чувство и это чудо. Натуська моя, моя девочка единственная. Наташа сняла шляпку, спрятала лицо в шею мужа и успокаивалась. Он слишком много значит, чтобы все решить из-за одной «золотой девочки». Да и она не ревновала, скорее обидно, что до неё кто-то был. Здравствуй, эгоизм. Саша перебирал её волосы, одной ногой качал коляску. — Ты родственник Юлия Цезаря? — Почему? — Он делал несколько дел одновременно. — Я только одно. Я люблю вас. Наташа взяла себя в руки, хоть и было страшно лишиться любимого мужчины. Пока Саша был на работе, она успела нафантазировать. Представила себе, что они разошлись и даже сейчас кожа покрылась пупырышками. Она задыхалась без него. Из глаз начинали катиться слезы, горло сдавливало, в носу щипало. Терялась ориентация во времени и пространстве, накрывало чувство ненужности и одиночества. — Натусь? — чуть громче позвал её Саша, растирая открытые части женского тела, покрытые гусиной кожей. — Ты замёрзла? Идём на солнышко? Ты не заболела? С тобой всё в порядке?! — в голосе искренняя тревога и неподдельное волнение. — Наталочка? Родная? Она оторвалась от его шеи, вытерла слёзы ладонью: — Всё хорошо, я в порядке. Прости, что испугала. Романов вытянул жену на солнце, поправил козырек коляски, протянул Наталье бутылку с водой и внимательно смотрел на неё. — Всё хорошо. — улыбнулась чуть смущённо. — Просто представила, что мы расстались. И тебя нет. Б-р. Вот и накрыло. — Я есть. Всегда и рядом, даже если я далеко. Идём-ка домой. — Идём, — посмотрела на циферблат подаренных любимым часики. — скоро Алюшку кормить. — Это святое. Наташа устроилась в объятиях Саши и расслабилась. Дочь пока спала и будить её ради кормления было жаль, мама знала, что малышка сама скоро проснётся. — Завтра уедем к родителям, там чистый воздух, отдохнёшь, успокоишься. Никто не полезет со своими глупостями. — А ты выспишься. — Угу. И зацелую вас обеих. — поцеловал в лоб. В дверь позвонили. — Отдыхай. Саша закрыл одну дверь и открыл вторую. На пороге стояла бывшая супруга. Нахмурился. — Надо поговорить. — Не о чём. И забудь сюда дорогу. — Мне нужна помощь. Мне не к кому обратиться, как бы не банально это звучало. — К отцу и его службе безопасности. — Отец отказался. — Тогда сама, ты взрослая женщина. И не смей лезть в мою семью, иначе разговор будет другой. — Послушай, я не хотела обижать твою жену. — прозвучало довольно грязно. — Мой Артур попал на деньги крутых ребят. С него требуют, отдать нечем. — Сними со счета. — Отец заблокировал все карты. Александр Николаевич пришёл в бешенство. — Послушай, я не собираюсь тебе помогать. — Эти ребята тебя заинтересуют. — Меня интересует моя семья. — попытался закрыть дверь, но Мария просунула ногу. — Это те, кто хотел ограбить банк по примеру братьев Калачян. — Всего хорошего! — Они убьют его! — отчаянно воскликнула Мария — Надо мозгами думать! А не тем местом, которым ты. Умней. — Саш, — тихо, без тени снобизма. — пожалуйста. Это будет первый и последний раз. Потом мы уедем. И никогда сюда не вернёмся. Я люблю его, понимаешь? Александр молчал. Хотелось схватить её за шкирку и спустить с лестницы, не глядя на то, что это женщина. Боль в любимых глазах он простить не мог. Но и нераскрытое дело закрыть хотелось, а ещё больше — «умыть смежников». — Хорошо. Через неделю, не раньше, позвони по этому номеру. — на клочке бумаги нашкрябал номер полковника. — И всё честно ему расскажи. Если дадут отмашку — займёмся. Нет — разбирайся сама. Пришло время взрослеть и отвечать за свои поступки. Приблизишься к моей жене или дочери — я предупрежу охрану и тебя спустят с лестницы громко, больно и качественно. — Я поняла. Спасибо большое. И мои извинения супруге. Саша с наслаждением закрыл входную дверь, тщательно помылся и вернулся к любимой женщине, которая спала, обнимая дочь. Сам обнял обеих и провалился в сон. Думать он будет потом. Сейчас же в приоритете жена и ребёнок. Обе находились у него под сердцем. Малышка щекотала его подбородок своим мягким дыханием. *** Бенкендорф проводил генерала за ворота, медленно обошёл дом и вошёл внутрь. Этот неожиданный визит не принёс ничего хорошего. Его ждала командировка в далёкий городок, сроком на неизвестно сколько, ещё и без связи с семьёй. Последнее было самым паршивым. Надо поговорить с женой. Спасибо, что хоть ехать не завтра, а через неделю в лучшем случае и можно побыть с любимой, но утешало это мало. Глубоко вдохнул летний воздух и закрыл дверь. Привёл себя в порядок и зашёл в комнату к Наде и малышам. Женщина стояла у окна и укачивала Светочку. Он присел возле кроватки мальчиков, рассматривал их и старался запомнить каждую чёрточку. Неизвестно, как надолго он уедет и когда их увидит вновь. Спокойно, у тебя ещё неделя. Выдохни и получай удовольствие. Не перегадь эти дни ни себе, ни, тем более Надюше. Надя уложила девочку в свою постельку, проверила Даню с Ваней, поцеловала их щёчки и выжидательно просмотрела на мужа. Тот повторил её действия и протянул руки, она позволила себя обнять и сама обняла его. Стояли молча. Интуиция подсказывала, что положительного ничего нет, расстраиваться не хотелось. — От ребят новостей нет? — Нет, утром поболтали и всё, может, с Вовкой ещё, я не спрашивала. — принялась целовать его шею. — Что принёс гонец? — М-м-м… Солнышко моё родное, не надо… — Шур? У тебя есть от меня страшная тайна? — улыбнулась. — Нет, родная моя. — крепко обнял и помолчал. — Командировка предстоит. — Надолго? — Мг. Похоже. И сделать ничего нельзя. Там капец полный, похоже. Но на этом всё. Не хочу. Пока отдых. — Рассказывай. Я имею право знать! — Надя отстранилась и требовательно посмотрела в любимые глаза. — Надюшка… — полковник тяжело вздохнул и грузно сел на край кровати. Смотрел в пол. — Ехать в Укузан. Там маньячилло работает, местные не справляются. Плюс, их тоже пошерстить надо. Возьму кого-то из ребят и охранника. Прикинемся рыболовами на отдыхе, дальше посмотрим. — Ясно. Дальше. — Скорее всего без связи. — «Не скорее всего, любимая, а без. Но это потом. Ты уже расстроилась.» — Сроки неизвестны. — Почему ты?! Кроме тебя что, в системе следователей нет?! На тебе свет клином сошёлся?! — Надя говорила спокойно, но голос звенел от злости и сдерживаемых слёз. Она понимала то, что муж умолчал. И ей было очень страшно за него. — Нет. Но у меня есть опыт Носочника и доверие министра. В СК наш отдел, перевернули всё вверх дном. Романов там никому не доверяет. — Он мне обещал… Не доверяет он! Ишь, недоверчивый какой! — Я знаю, Наденька, он мне всё рассказал. Но надо, родная. Я сам не хочу. Мне отдела — во. — поднёс ребро ладони к подбородку. — Мне почему-то кажется, что ты только рад! Нет, я понимаю, что после окопной жизни сидение дома может тебя напрягать, я не пристёгиваю тебя к своей юбке, ты не должен превращаться в няньку детям или мне! Но зачем уезжать без связи?! Мы оба понимаем, что́ это значит?! Ты что лет не «бурил», ч о более опытных нет?! Если тебе нужен отдых от семьи, я это прекрасно понимаю, тишина нужна каждому, мы в доме, ты можешь спокойно вернуться в квартиру! Я же не против! Но рисковать собой! Надя вылетела из комнаты. Бенкендорф вскочил следом, остановился, помотал головой, переваривая услышанное, через силу улыбнулся, потёр лицо сухими ладонями, вернулся в комнату и склонился над детьми: — Я очень вас люблю, мои сладкие. Вас и вашу замечательную мамочку. И она сейчас хоть и наговорила кучу глупостей, но иногда ей это можно. И я всё равно очень сильно её люблю. — поцеловал каждого и вышел. Надю он обнаружил на кухне, яростно нарезающую ингредиенты для салата на ужин для всей семьи. Молча подошёл, забрал у неё нож, отодвинул дощечку и сильно вжал женщину в себя. Второй рукой ласково гладил, потом принялся вытирать слёзы. Согревал и успокаивал собой, своей любовью. — Не надо, Солнышко моё родное, не надо. Я этого не стою. — ласково, нежно. Помолчал. — Не могу я без вас. Не могу. И не знаю, как там буду. Но главное, что вы будете в безопасности, это успокаивает. Я отдыхаю только рядом с тобой и малышами. Я хочу быть вашей няней, но с таким выполнением своих обязанностей меня уволить надо. Я взвалил на тебя троих детей. И пристегнула ты меня. Давно. Не к юбке. Ты меня пришила, прибила, привязала к себе тогда, на лавочке в парке. Худенькая высокая девочка с толстой косой до пояса и каким-то справочником по криминалистике, в платье тёмно-синего цвета. — молчание, но Александр Христофорович чувствовал, что Надя успокоилась. Даже его сдержанная жена и то любит ушами. — Любимая моя, родная, моё Солнышко… Не хочу я туда ехать. Но Коля попросил. Я помню, что он обещал, не дальше Питера и не дольше трёх дней. Но это жизнь. Так надо. Да и мне жирок раструсить. Забаловала ты меня тут. — целовал её макушку. — Знаешь, я всю жизнь мечтал иметь большой дом, большую семью, большую столовую с большим столом, за которым мы будем все собираться по вечерам. Как я буду приходить домой, а меня будут встречать наши дети, наперебой рассказывать свои новости, висеть у меня на шее, ты будешь стоять в коридоре, а я, обвешанный детьми, буду тебя обнимать. Эта мечта практически стала реальностью, неужели я променяю её на работу и на тишину? Но я клянусь тебя, что эта командировка станет первой и последней. Буду учить Писаря или Седого. Если они не устроят личную жизнь. — помолчал. — У меня есть ты. И я не хочу тебя потерять. А то приеду, а у тебя тут кавалер. — Дурак! Ты такого обо мне мнения?! — возмущённо спросила Надежда Николаевна, оторвавшись от мужниного плеча. — Да?! — Ни боже мой! Я о тебе самого наилучшего мнения. У меня самая лучшая женщина. Самая любимая и самая красивая. Самая умная. Я пошутил, родная. — Знаешь, — Надя удобнее устроилась у него в руках. — ты мне рассказал мою мечту. — Тогда мы должны ее сбыть. Я́ должен. И я это сделаю. — Ты не должен. У нас нет слова «должен», помнишь? Есть «хочу». И нет слова «я», ты меня сам этому учишь. — Помню. — поднял её подбородок и поцеловал. — У нас есть неделя. — Это прекрасно. — она продолжила приятное занятие. — Прости, что накричала, я совсем уже ку-ку. — Всё хорошо. Всё правильно, я полностью согласен, тоже самое ему говорил. Ты имеешь полное право, любимая. — Но это ничего не меняет. — Зато ты выпустила пар, а это уже хорошо. — Да? — Да. — лукаво улыбнулся. — А теперь моя очередь выпускать пар. — Как? — Сейчас узнаешь. — Бенкендорф подхватил Надежду Николаевну на руки и понёс в комнату. Через восемь дней объявил о своей командировке оперативникам. Костя зашёл в кабинет полковника и попросился с ним. Бенкендорф не возражал. В глубине души он подозревал, что именно Константин и напросится. Парень хороший, пусть учится, толк будет. *** У Владимира и Анны был практически второй медовый месяц. Они спаковали и отправили всю семью на дачу под контролем Александра Христофоровича и остались вдвоём, первые с юности. Корф готовил завтрак, который в последние дни претерпел изменения, теперь сырники он ел сам, а Анна — молочную кашу, в это утро это был молочный рис. Их дни проходили в уютной тишине и молчании, они прекрасно понимали друг друга без слов, угадывая желания и каждый жест или шаг второй половинки, подтвердив данную формулировку в очередной раз, они открывали рот только когда общались с сыном и родителями по видеосвязи два раза в день. Анна стала полностью спокойной, умиротворённой, в последние пару дней, правда, больше замыкалась в себе, но Корф знал, со слов тёти и друга, что это нормально. Сам Владимир начинал нешуточно паниковать, хоть и старался не подавать виду. Для себя он выбрал любовь, а не войну. Заботу, а не принуждение. Нежность и внимательность, вместо грубости. Накричать на жену легче всего, но это — примитивное сиюминутное и обоюдно оскорбительное решение. Решение, которое неотвратимо убивает совместное будущее. Тёмные, тяжёлые, грозовые тучи накопленных обид скроют любое, даже самое яркое солнце. И даже в полдень в таком доме будет темно и пасмурно. Он не хотел, чтобы его хрупкая Аня стала Снежной королевой, превращаясь в убийственный лёд, уничтожая себя и окружающих. Для него Аня, его любимая, его супруга, его счастье, — это самый близкий человек. Даже роднее, чем мать и, как оказалось, надёжней, чем отец. Его личное солнышко, которое всегда греет и любит. И в горести и в радости оно светит. Его вечный двигатель и подталкиватель. Самый преданный друг, нуждающийся в заботе, любви, нежности, уверенности в будущем и в нём самом. Если всего лишь не орать, не вымещать плохое настроение и нервы, а любить. Его Аня — эксклюзивный цветок, который распускается, заливая красотой всё пространство дома. Он благоухает, улыбается, излучает любовь, счастье и радость. Его требуется просто вовремя поливать вниманием, удобрять ласковыми словами. И самое важное, нужное — выделять время для того, чтобы быть вместе. Быть вместе сердцем. Вспомнил, как издевался над любимой в юности. Он, сильный, упивался своей властью, мучал слабую. Он уничтожал гармонию и нежность первого сильного чувства и насаждал страх. Больше он не повторит этой ошибки, он будет только любить. Зачем же стрелять себе в ногу? Ведь это же его семья, его дети, его жена. Во имя чего перекрывать самому себе кислород семейного счастья, ведь он же им дышит сам. Своим прощением его тогда, в подростковом возрасте, Анна спасла его. Их будущее. Сама того не подозревая, она подарила их детей уже тогда. Собаки — самые преданные существа. Но как бы собака ни любила своего хозяина, как бы она его изначально ни боготворила, любая сорвётся с цепи и убежит, если он будет только срывать на ней злость. Если он перестанет совсем кормить, перестанет гладить. Начнёт постоянно бить палкой. Посильнее, побольнее. Больше ничего, кроме ударов, угроз, страха и намордника. Чтобы молчала. Видимо некоторым нравится упиваться беспомощностью и зависимостью других, раз такое случается. Но так доводят до бешенства, так вызывают отчаяние, так разрушают семью. Это великолепный способ самостоятельно воспитать в себе монстра собственными руками. Желанием только брать множатся портреты Дориана Грея. Своим неистребимым эгоизмом Корф мог очень легко взрастить к себе ненависть, убить любовь и впасть в закономерную паранойю. Привести самого себя к выводу, что жизнь беспросветна, кругом кромешный мрак, все женщины — монстры, все женщины — стервы! Но эта тьма была бы лишь в его собственной душе. Подобная ситуация — цинизм, который выжигает сердце. Он мог очень легко превратиться в сухаря, с пустыми глазами. Но этого не произошло благодаря маленькой, хрупкой, миниатюрной девочке, которая своим прощением его грубости спасла его от этого всего, сама вряд ли это тогда понимая и даже подразумевая. Они тогда просто дружили. Теперь, когда они взрослые и вместе, Владимир с удовольствием ждал Анну у салона красоты, если был в этот день выходной, не попрекал деньгами, потраченными на причёску, маникюр, «на себя», если она покупала что-то, даже безделушку, которую не смог просчитать или догадаться купить сам Корф. Он не понимал, как это совсем не баловать любимую женщину. Когда совсем никаких цветов, вещей, украшений, когда тотальный контроль и пересчёт суммы в чеках. А зачем он тогда есть? Он нужен для решения всех важных вопросов и для того, чтобы, в том числе, и баловать возлюбленную. Любить, в первую очередь, любить, уважать, беречь и баловать. Отсюда редкие, опять же из-за работы, походы в кафе, в парк просто поесть мороженого, мелкие приятности — блокнот, книга, игрушечный слоник. Дети же не сами растут и воспитываются (нет, растут сами, а вот воспитание, уход…), а жена не вдруг становится нарядной и красивой. Да, пока у них сложилось так, что Аня сама и неустанно воспитывает и моет-стирает, лечит, кормит, ну хоть не работает. На счёт работы надо хорошо думать и решать: Корф не хотел, чтобы Анна выходила из декрета в офис. Поэтому надо думать, чтобы меньше риска и, чего греха таить, побольше денег. Владимир помешал кашу, сдвинул кастрюльку на свободную холодную конфорку, выложил сырники со сковороды, помыл её, прикрыл дверь в кухню, чтобы запах не помешал Анне и заглянул в комнату, проверить её состояние, просто полюбоваться. Анна уже проснулась, но лежала с закрытыми глазами. Ощутила, что муж рядом, улыбнулась и выпростала ладошку из-под лёгкой простыни. Корф поднёс её к губам, второй рукой ласково гладил сухое женское лицо. — Я тебя разбудил? — Нет, я сама проснулась. Ну, точнее дочь помогла. — Вы хотите кушать. — утвердительно проговорил мужчина. — И это тоже. Но встать лень. Сейчас буду «ловить рыбку». — Есть медицинская простынка… Анна улыбнулась, пальчиками ощупывала лицо любимого человека. — Ты побрился? — Мг. Мало ли какая в ней зараза. — Володь, Зоя пошутила. — Я понимаю, но она частично и права. Так спокойнее. Молодая женщина открыла глаза. — Доброе утро, любимая. — Доброе утро, любимый. — искренне счастливая улыбка в ответ. — Встаём? Или ещё полежишь? — Встаём. Корф осторожно взял её на руки, она обхватила мужа за шею. — Спокойно, я не уроню. — поцеловал жену в висок. На кухне подогрел кашу, разложил завтрак по тарелкам, разгладил скатерть, включил чайник. — Теперь вместо юного поварёнка — повар-папа. — Анна улыбнулась и уткнулась лбом в мужскую шею. — Спасибо. — На здоровье. Ты ещё и не пробовала. — Успею. Стояли молча. Обоим было хорошо и спокойно. После еды вышли погулять, Анна шла медленно и тяжело. Владимир периодически, не обращая ни на кого внимания, растирал женскую поясницу. — Идём домой, а? — Анна подняла голову и посмотрела в родные глаза. — Как скажешь. — Корф развернулся в обратную сторону. На плечах болтался рюкзак. — Попить? Есть вода, есть сок? — Нет, идём. Заметил, что дышать ей становится совсем тяжело. — Анечка? — Душно, дома прохладнее. — лицо было белоснежное. Корф спокойно кивнул, но холодок по спине прогарцевать успел. Дома мужчина поставил оба телефона на зарядку, пока Анна сидела на кухне. Она не говорила ему, что её с утра мутит и подташнивает, поэтому и съела на завтрак только пару ложек, хоть каша и была очень вкусная. Но, судя по нарастающей боли в пояснице и начинающимися рвотным позывам, пора признаваться. — Анют? Владимир был непробиваемо спокоен. Присел на корточки, взял её руки в свои и внимательно смотрел на неё. — Не спеши, спокойно, родной, спокойно. — слабо улыбнулась. — Ты машину далеко припарковал? — Нет, на своем обычном месте, возле парадной. Вещи все наши там, папка с документами в коридоре на зеркале. — Хорошо. Только спокойно, родной, спокойно. — Ты себя успокаиваешь или меня? — улыбнулся. — Я спокоен. Что мы сейчас должны успеть сделать? — Ванная. — Понял. Ножками или в комфорте? — Ножками. И переодеться. Владимир сопровождал супругу в санузел, а в голове била набатом установки Нади: «Ты должен быть спокойнее любого удава. Твоя паника будет ей только мешать. Ей гораздо страшнее, чем тебе, она отвечает за жизнь собственного ребёнка. Ты должен придавать ей уверенность и силу. А как это возможно, если ты сам трусится начнёшь? Вот поэтому, спокойствие в этот довольно длительный момент — твоё второе, если не первое, имя.» «Спокойствие, Корф, спокойствие». Анна что-то щёлкала в телефоне, но через несколько минут переоделась в длинную новую ночнушку: — Володь, давай спускаться. — громко охнула и приложила руку к животу. — Всё хорошо, доченька, всё хорошо, не бойся. Скоро мы увидимся. Уже очень скоро. Владимир сунул было пластиковую папку с документами подмышку, но жена забрала её себе и медленно вышли из квартиры. Выехав со двора, Корф позвонил Зое и обрадовал скорым визитом. — Хорошо, подняла, я на работе. Жду, палату готовим. Спокойно, спокойно. Анют, ты как? — Нормально. — процедила сквозь зубы будущая мама, пережидая очередной приступ боли. — Не впервые. В первый раз было страшнее. Водитель и сам сжал зубы и руль. — Всё помнишь? — Пока да. — Тогда жду. Если что — на связи. Корф нажал «отбой» и Анна со спокойной душой громко застонала. — Ещё немного, буквально минут пять, родная, потерпи, ещё немного и мы в клинике. Корф мчал, наплевав на дорожные знаки, благо номера позволяли. Анна откинулась на спинку сиденья и стонала уже не стесняясь, крепко сжимая ручку дверцы. Владимир стиснул её пальцы на долю секунды. Зоя и медсестра с каталкой ожидали возле парковки. Корф предельно осторожно вынул Анну из салона и положил на предложенный вид транспорта. Быстро выхватил сумки из багажника, документы у него забрала медсестричка. — Корф… — прошептала сквозь зубы жена. — Я тут, Анечка, я тут. Она схватила его за руку и стиснула с такой силой, что пальцы почернели. -… ты нормально припарковался и закрыл машину? — Да, не думай об этом. — Владимир показательно щёлкнул брелоком. Каталка тем временем въехала в приёмное отделение. Стоны Анны стали громче и чаще. После осмотра Зоя вышла, оставив пару вдвоём. Анна неспеша ходила по палате, стискивая родную руку и постанывая. Корф покрылся испариной, но спокойно и терпеливо топал рядом, поглаживал её поясницу. — У тебя есть время передумать. — тяжело проговорила жена. — Мне достаточно, что ты со мной здесь. М-м-м… — схватилась за спинку стула. — Нет. Я рядом. Так, я сейчас попробую один момент, если не отпустит, или, не дай бог, хуже, говори сразу. Владимир дождался следующей схватки и несколькими пальцами надавил на какие-то, только ему известные, или неопределенные сквозь боль, точки на пояснице и у основания позвоночника. — Уф… — Анна удивлённо посмотрела на него и задышала с облегчением. — Как ты это делаешь? — Легче? — Да, ощутимо. — Тогда я попробую? — смотрел робко. — Да я тебя теперь не отпущу. — стукнулась в грудь Владимира, ощутила, что футболка на нём влажная. Он всё это время поглаживал её поясницу. Все последующие приступы боли Корф облегчал одним только ему ведомым способом. — Ну что, родители, поехали на встречу с малышкой? — спокойно улыбнулась Зоя. Она успела сообщить Надежде Николаевне о грядущем изменении её статуса. Их собственные телефоны Владимир отключил, чтобы ничего и никто не отвлекал. — Володя, ты уверен? — Да. — Есть последняя возможность передумать. У меня с ночи это третьи партнёрские. Оба раза два качка, оба весьма неграциозно падали в обморок вначале процесса, приходилось их откачивать, а это отвлекает от основного дела. — Я не обморочный. И если даже шлёпнусь — разрешаю не откачивать. Анюта с малышкой — самое важное. — Слова не мальчика, но мужа. Асенька, — врач повернула голову к медсестричке, которая с самого начала была рядом с ней, переодевай нашего клиента, а мы поехали. Дышим, Анечка, дышим. Корф с болью смотрел, как Анну вывозят из палаты. В несколько секунд послушно переоделся во всё, что ему протянула Ася. Прошёл всю дезинфекцию. Когда майор спецназа и заместитель руководителя спецотдела МВД вошёл в родзал в нежно-голубых бахилах, таком же нежно-голубом халате с шапочкой на голове и огромными взволнованными глазами, Анна, которая повернула в его сторону голову, не выдержала и громко расхохоталась. — Не забирай воздух у своего ребёнка! Папаша, в изголовье и не мешай! — сухо скомандовала Зоя. Смех перешёл в протяжный стон. — Так, Аня, сосредоточились. Корф подсунул одну руку под руки жене, второй пытался заняться поясницей. Через несколько минут всё окружающее слилось для него в тяжёлое дыхание Анны, её стоны сквозь зубы и спокойные команды врача. Но он быстро собрался, понимая, что его растерянность делу не поможет, а вот он любимой — может. Он старался массажировать поясницу, вытирать струящийся пот с женского лица, повторять слова Зои, когда Анна отключалась, морально поддерживать, негромко рассказывая, что они будут делать, когда их дочери исполнится годик, как обустроят детскую в загородном доме. — Давай, Анечка, последний рывок и … Можешь отдыхать, умничка! В это же момент раздался звонкий детский плач. — Ох-ты, какой голос! Певицей будет! — весело поговорила Зоя. — Если я права, жду билет на первый сольный концерт в вип-ложе! Владимир встрепенулся, оторвался от уха Анны и завертел головой в поисках звука. В этот момент на грудь его жены лёг маленький, мокрый, местами ещё в смазке и в синие, как потом скажет мужчина, прожилки, человечек, связанный с мамой пуповиной. — Верочка… Как долго мы тебя ждали. — слегка заикаясь хрипло прошептала Анна, положив на голенькое тельце дрожащую руку и накрыв его полностью. Корф приблизился и внимательно рассматривал младенца, не замечая, что по лицу струятся слёзы. — Анечка, нам остался последний рывок, а нашу красавицу пока приведут в порядок. Асенька, выведи, пожалуйста, нашего героического папу в коридор, пусть выдохнет. Владимир испуганно посмотрел на жену, но Анна слабо улыбнулась и кивнула: — Иди, всё хорошо. Он не шелохнулся. — Всё хорошо, всё в полном порядке. — Корф, не тормози! — рявкнула гинеколог в то время, как Анна вновь согнулась и застонала. Мужчина вышел на негнущихся ногах и послушно сел на банкетку, колени при этом громко захрустели. Он не слышал, что ему говорила медсестра. Корф ничего не видел, не слышал, не чувствовал и не понимал. Кроме одного. Он пытался осознать тот факт, что только что стал отцом, что его маленькая и невероятно хрупкая Анечка совершила невероятное — родила их малышку. Смотрел невидящим взглядом в одну точку. Вздрогнул, когда ощутил, как его лицо весьма жёстко вытирают салфеткой, а под носом находится концентрированный запах кофе с алкоголем. — О, уже лучше. — Рядом плюхнулся с высоты своего роста Антон, супруг Зои. — Я минут пять что-то втираю, а Вы в астрале. Пейте, Вам сейчас самое оно. — протянул счастливому отцу большую кружку. — Спасибо. — протянул руку Владимир. — М-м-м… Классный кофе. Коньяк? — Да. Тоже не самый плохой. Оба made in оттуда. Я из конференции привёз. Сам не пью, но для подобных случаев имеется. — оба молчали и сделали несколько глотков. Пошло хорошо, Корф начал приходить в себя. — А у меня родилась дочь. — повернул голову к собеседнику и глупо улыбался. — Искренне поздравляю! У Вас свежая футболка есть? А то эта вся мокрая. — Воняю? — Слегка. — спокойно кивнул Антон. — В обморок не падали, как я понимаю. — Нет. Но страшно было. За Аню. Я никогда не думал, что она такое может… Как и каждая женщина… Маленькая… Тоненькая… Я всю свою жизнь хочу её защищать, укрывать, чтобы она ничего тяжелее вилки в руках не держала. А тут тако́е. Антон усмехнулся: Владимир был очень похож на Бенкендорфа, человека, которым педиатр всегда внутренне восторгался. — Они гораздо сильнее нас. — И это страшно. — Корф сделал несколько жадных глотков, хотелось пить. — Старшего сына Анюта двенадцать лет воспитывала без меня. И родила, когда меня не было рядом. «Ты и не знал о нём» — мысленно вздохнул Антон. Он знал больше, чем хотел бы. — Но Вы сейчас рядом с ними. И это ей нужно. Корф допил кофе: — Спасибо, на удивление освежило, а не развезло. — Это на Ваш адреналин ещё один наложился, да и коньяк чисто символически. Давайте мне чашку и идите в палату, приводите себя в порядок, Анну вот-вот вывезут. Мои искренние поздравления. Ваша врач к Вам зайдёт, познакомится. — Спасибо! Антон, а где здесь цветы есть? — Внизу, на улицу, налево, в конце парковки. — Понял, спасибо! Владимир быстро помылся и переоделся. Обнаружил в Аниной сумке свой старый дезодорант с остатками геля. Вот куда он делся, а он не мог вспомнить. Корф поправил букет на подоконнике. Ввезли Анну: бледную, на щеках едва держался румянец. При виде мужа она слабо улыбнулась и попробовала протянуть к нему руку, но сил не было. Мужчина бережно перенёс её на кровать, медработникам прикасаться к любимой не позволял. Только врачу. — Ну что, герои, поздравляю, четыре двести, пятьдесят три сантиметра, десять из десяти. — улыбнулась Зоя. — Скоро привезут ненадолго, покормите, рассмотрите и заберём до следующего кормления. Потом на ночь заберём, но утром отдадим навсегда. Не волнуйтесь, это нормально. С ребятёнком всё отлично. Всё. Я у себя, кнопка вызова на стене. Неонаталог зайдёт, если что — спрашивайте, не стесняйтесь. Она у нас недавно, но врач отменный. Всё, ушла. Наде сами скажете? — Да, спасибо большое! — На здоровье! Я периодически буду заглядывать. Оставшись одни Анна и Владимир смотрели друг другу в глаза. Он целовал её руки. — Спасибо большое, любимая. — Это тебе спасибо. Привезли малышку и Анна приложила её к груди. Корф завороженно наблюдал за этим, забывая дышать и сглатывать. Потом, когда процесс закончился, и девочка лежала на маме, он внимательно её рассматривал. Дрожащим пальцем осторожно прикоснулся к мягкой щёчке, но реакции не последовало. Осторожно поцеловал в место прикосновения. Тишина. — Она точно дышит? — Да. — Анна улыбалась. — Возьмёшь её? — Я боюсь. — Чего? Ты же с Карапузиками тренировался. — Боюсь. Молодая женщина видела и чувствовала скованность своего мужа. — Пожалуйста… Ей это нужно. — Она мне́ очень нужна. — бережно взял дочь на руки. — Ты, она и сын. Вы все. — принялся рассматривать дочь, её личико с длинными ресничками, крохотные пальчики, носик-пуговку, маленькие губки. — Она полноприводная. — Анна не могла перестать улыбаться, хоть внутри всё болело, не отвлекала даже грелка со льдом. Корф вопросительно посмотрел на неё, явно не улавливая иронии, а потом аккуратно лизнул щёчку младенца. — Здравствуй, доча, я твой папа. И я очень сильно тебя люблю. Тебя, твою маму, твоего старшего брата и тетю. А ещё у тебя четверо дядек и тётя. — помолчал. Слёз из глаз он заметил не сразу. — Моя Верочка… Моя дочь, доченька, доця, дочурка… Моя любимая девочка… Анют? А что значит десять из десяти и четыре двести? Анна рассказала про шкалу Апгар. — …а четыре двести это Верочкин чистый вес. Но она немного похудеет за эти дни, это нормально. Малышка заплакала и мама протянула к ней руки. Владимир бережно переложил. — Помоги, пожалуйста, сесть, там где-то пульт есть. И достань из сумки свежую пелёнку, я смотрю, что одёжка нам пока рано. Там все в пакетах. — Я помню. Новоявленный дважды отец устроился на стуле рядом, обнял Анну с ребёнком и молчал. Им было хорошо. Он целовал её висок и одними подушечками пальцев гладил дочь. Анна устроилась у него на плече и дремала, хотя была уверена, что уснёт мертвецким сном мгновенно, оказавшись в постели. Оба чувствовали и понимали, что эти минуты сейчас меняют всё навсегда, бесповоротно. Их ниточки, которые их связали воедино, стали стальными канатами, покрытыми самой прочной бронёй, хоть и прикрытой плотной ниткой. Корф смотрел на уставшую, бледную с горячечным румянцем Анну и понимал: девочки всегда остаются девочками. С большими глазами, косичками и длинными ресницами. И они такие сильные, прячущие эту силу за своей слабостью и нежностью. Легко доверяющие, любящие ушами. Они те же малыши, которых приятно баловать, гладить, тискать, целовать, носить на руках. О которых хочется заботиться. Радовать свою малышку одно удовольствие. Её хочется накормить, не терпится взять на руки, оберегать и защищать. Ведь она такая желанная, такая открытая и доверчивая. Самая лучшая на свете. Единственная, только его. Его родной девочке хочется надарить подарков, прижать к себе. На неё просто приятно смотреть. Любимая, родная жена — украшение дома. Её волшебный голос делает дом тёплым, уютным, спокойным, а глаза полные нежного огня, из них исходит любовь. Получая такой взгляд, хочется жить, творить, двигаться вперёд, достигать целей. Он не воюет со своей любовью. Не вытаптывает поле цветов. Он научился беречь и заботиться. Ему ближе забота, а не эксплуатация. Нежность, внимательность он предпочёл грубости, смелость — трусости. Он выбрал любовь, а не войну. И улыбка его единственной женщины светит ему ясным солнышком, его любовь в нем. Теперь увеличенная втрое. Мысленно усмехнулся, потому что желание «прижать к себе» и «прижаться» въелось под кожу, жило на подкорке мозга, им двоим необходимо было, жизненно необходимо, физически ощущать друг друга, а как это сделать, не обняв? До трясучки всегда хотелось именно прижать, вжать в себя, ощутить, почувствовать, признать, понять, что любимый человек рядом навсегда. Кончиками пальцев погладил и щеку жены, устроился удобнее на стуле, взял её за руку и заснул. *** Наташа попросила охранника не сильно быть рядом с ней, чтобы не смущать свою возможную собеседницу. Она всё же решилась поговорить, хуже явно уже не будет. Романова прогуливалась по внушительной территории медицинского комплекса, которым владела подруга её свекрови Зоя, в ожидании Виктории. У той вот-вот закончится смена и она хотела с ней поговорить на воздухе и на комфортной для обеих территории. Хотя, в психологическом плане, территория комплекса была комфортной более для Виктории, чем для Натальи. Романова сразу узнала её на улице, в большей мере по роскошным развевающимся на лёгком ветерке медно-каштановым с лёгким рыжеватым оттенком волосах. Однажды она видела врача без шапочки. Красивая гибкая фигура, всё в меру, качественная, но неброская одежда, из косметики только тушь. Большие, «русалочьи» глаза, в которых прочно поселилась грусть. Идеально ровная спина, она умела себя подать, чувствовалось, что эта женщина знает себе цену, но не возносится и смотрит на всех свысока. Но и унижать не позволит. На тонких, утончённых, кистях болтались браслеты, и винтажные часики, но, опять же, всё в меру. На ногах аккуратные босоножки на невысоком каблучке, серое приталенное платье и солнцезащитные очки. — Виктория Евгеньевна? Простите, мы могли бы с Вами поговорить? — Наташа виртуозно рулила коляской. — Да, конечно. Простите, с кем имею… Давайте присядем. — Виктория жестом показала на лавочку. Устроились в тени дуба. — Меня зовут Наташа Романова. Я… невестка Константина Романова. Вика кивнула, зрачки увеличились от удивления лишь на какие-то секунды. А ведь глаза красивые, темно-зелёные, давно забытый цвет. Наташу легонько уколола зависть. — Он не знает о нашей встрече, о разговоре тем более. Если Вы не спешите, я бы хотела с Вами поговорить. Это важно. Надеюсь, для Вас обоих. — Я могу позвонить? У меня ребёнок один дома. — Да, конечно. Если Вам не удобно, можем встретиться, когда захотите. — Нет, давайте сейчас. Потом я вряд-ли буду готова, хоть и сейчас не настроена. — она быстро поговорила с Тимофеем. — Простите. О чём Вы хотели со мной поговорить? Наташа улыбнулась краешком рта. Виктория сделала глубокий вдох. Было больно. До сих пор. Осталось понять от чего: от упоминания его имени или от собственной глупости, которую нужно найти смелости признать. — Если честно, скорее рассказать кое-что, а решать Вам, конечно же. — Наташа помолчала. — Мне и моему мужу, старшему брату Кости, стало всё известно. Саша был тогда там. — Я помню. Мы знакомы ещё с инцидента с Вашим коллегой. Наташа кивнула, показывая, что понимает от чём речь. — Я полностью Вас понимаю и согласна с Вами. С этого стоило бы начать. И если честно, я восхищаюсь Вашим мужеством, я бы, наверное, умерла на месте, если бы была там. И я не отрицаю, да и права такого не имею, Вашу ссору с Костей. Но хотела бы Вам кое-что рассказать. — Наташе казалось, что она идёт по минному полю. — Я Вас слушаю. С Костей всё в порядке? — на секунду Вика умерла. — Да. Сейчас он в командировке, мы так понимаем, что надолго. Он вместе со своим начальником. — Романова замолчала. — Он не знает о нашей встрече и о разговоре. Он и не думал меня или кого-то из нас просить о подобном, хотя бы потому, что не додумался до этого. Я хочу это подчеркнуть. — Это я поняла. Давайте к сути. — Я — программист, работаю вместе с Костиком и его братом. Там мы и познакомились. Да, работа не самая простая, связана с риском и грязью. Риск хронический в прямом смысле. И для оперов и для их семей. Для семей не всегда хронический, но регулярный, признаю. У нас в квартире регулярно живёт охранник, я уже свыклась. — замолчала. — Если бы мы просекли угрозу для Вас и Вашего сына, в ту же секунду и к Вам бы приставили охрану. Но о Вас нам Костя ничего не говорил, он в принципе очень скрытен. Совершенно никому, даже брату. Это было его ошибкой, признаю, но он был уверен, что таким образом он Вас уберёг. Мы и подумать не могли, что один из тех, кто должен охранять нас, сделал всё наоборот, из-за мести нашему отцу, точнее отцу Кости и моего мужа. Я не снимаю долю вины с ребят и Кости, но я не уверена, что она слишком велика. Костя — замечательный человек, умный, надёжный, сильный, верный, и… Однолюб. Он очень любит Вас и Тима. И всё сделает для того, чтобы Вы были счастливы. Он и в командировку уехал, чтобы отвлечься от своих мыслей, он чувствует свою вину перед Вами. Поверьте. Для него это впервые так сильно и серьёзно. И навсегда, это уж точно. — Наташа горько усмехнулась. — Простите, но я навела справки о Вашей семье. Ведь он может подарить Вам то, чего Вы были лишены. Вы и Ваш сын. При условии, что Вы его любите. Если Вас смущает разница в возрасте, то ни для него, ни для кого-то из нас это не важно. Совершенно. И родители его, да, отец не подарок, но они не будут против ни Вас, ни Тима, ни Вашей разницы в возрасте. Они оба очень любят своего сына и хотят, чтобы он был счастлив. — Наташа принялась укачивать захныкавшую Алю. — Если Вы примете решение, я расскажу Вам о Романовых-старших. Но они приняли меня безоговорочно, а моя история не сравнится с Вашей. Николай Павлович сам хотел с Вами познакомиться и поговорить, но потом он подумал, что это сильно надавит на Вас морально. Поэтому передумал. Потом этим пытался заняться наш начальник и друг Николая Павловича, но не смог с Вами связаться, наверное, Вы были на смене. Потом Костя уехал, вместе с начальником, и все затихли, занялись своими делами. А я решила сделать это. — Пауза. Наташе надо было сделать вдох. Она чувствовала, что Вика всё понимает правильно. И что ей это тоже нужно. — Поверьте мне, за холодностью и определенным высокомерием Романовых-старших прячется доброта, отзывчивость и любовь. Я прекрасно знаю, что такое не иметь семьи и опоры. Быть одиночкой, отвергнутой родными людьми. Правда, у Вас есть сын. У меня до недавнего времени не было никого. Но с появлением в моей жизни мужа и его семьи, у меня появились родители и младший брат. Которые были и в моей несуществующей семье. Но только Романовы стали моими настоящими родителями. Поэтому, ничего не бойтесь. Просто хорошо подумайте. А риск… С их работой он будет всегда. Но Костя сделает всё, чтобы уберечь Вас и Тима. Или будет охранник, или будем все вместе жить в доме родителей, там не одно кольцо охраны. Виктория покопались в сумочке и протянула на открытой ладони связку ключей от квартиры Кости: — Я так понимаю, что Вы это у меня не возьмёте? Я забыла их выложить, дверь же захлопывается. Наташа сложила её пальцы в кулак, оставив в середине ключи. — Не сейчас. Если Вы не передумаете, тогда заберу. Вика спрятала связку обратно в сумочку, а Наташе почудился лёгкий вздох облегчения. — Мой номер телефона, если что. — программист протянула бумажку. — Спасибо. Спасибо Вам большое, Наташа. Я провожу Вас? — Давайте я подвезу Вас, быстрее, чем на ногах. — Мне недалеко. — Ничего. Шли молча. Возле машины, пока охранник складывал коляску в багажник, Вика вопросительно посмотрела на собеседницу: — Костя действительно не знал, что это сделал охранник? — Изначально? Нет. Только когда его арестовали и допросили. Тот подсмотрел в телефоне вашу переписку и вычислил Вас, плюс, выследил. Мы думали, что охранника-невидимку приставил за Костей отец, это вполне возможно, но оказалось то, что оказалось. Виктория заметила, что охраннику Натальи неприятно это слышать. Конечно, ведь тень пала и на них всех. — Спасибо Вам большое, Наташа. Но мне нужно подумать. И осознать. Я сама сделала ему очень больно. Незаслуженно. — Спасибо Вам большое, что выслушали. Простите, если сумбурно, я честно готовилась, но… — пожала плечами. — Благодаря Вам он счастлив. А был или будет — решать Вам, Виктория. Машина плавно выехала с парковки. *** Анна держала дочь на руках, рассматривала крохотное личико, периодически отрываясь от него и смотрела на мужа в зеркало заднего вида. Они ехали в Двугорское, не выдержав месячного карантина, оба невероятно соскучились за Вовкой, Надюшей с Сашей и малышами, Варей с Григорием и мокрым носом Бастера. Анна была другой. Или стала прежней: мягкой, спокойной, уравновешенной, счастливой. Словно вместе с детской плацентой из неё вышла вся её дурь, глупости, эгоизм одиночества и все тараканы вместе взятые. Вместе с этим перестал жить на вулкане и Корф. Володя-маленький выпустил гулять по участку Бастера и Лаки, лабрадор и немецкая овчарка быстро подружились и теперь всюду следовали вместе. Надежда Николаевна и Варвара спустили вниз обе коляски и неспеша прогуливались. — От Саши нет новостей? Когда он вернётся? — Нет. — чуть качнула головой Надя. — Надеюсь, что не через десять лет. — А такое возможно? — сваха понизила голос. — Я думала, это придумка для малого. — Для начала не для «малого», а для Володи-маленького, это всё же наш племянник и твой внук, по-сути. — голос криминалиста был спокоен и обжигал своим холодом. С момента отъезда мужа она вся заморозилась изнутри. Спасали только дети. — Во-вторых, к сожалению да. Особенно действительно в спецотделе. Александр Христофорович — лучший следователь города. Это факт. Да, он расслабился на начальственных облаках, но думать и анализировать он не разучился, это в нём с детства. И спецотдел спецназа действительно существует. Это, на понятном языке, сродни разведке, только с хорошей физической подготовкой и специфическими умениями. Они могут быть «спящими агентами», но всё равно жить вдали от семьи. Хотя, такие люди семьи не заводят. Или в кругу своих. — Господи, я думала, это сказка. — Нет. Володя — очень умный мальчик, лгать никто не собирался изначально. — Ну, а Саша? Он же не в спецназе? И не в разведке? — Я не знаю. У него подписка о неразглашении. Это значит, что даже я ничего не знаю. — Но при современных средствах связи, неужели он не может даже СМС отослать?! Чтобы ты не нервничала?! — А кто тебе сказал, что я нервничаю? Я совершенно спокойна, потому что знаю, что с ним ничего не случится и он обязательно вернётся. Я в любом случае его дождусь. И ещё: современные средства связи, как ты говоришь, очень легко прочитать тем, кому этого не надо. И не касается. Они обогнули дом и медленно шли в центральному входу, когда к воротам подошли два охранника, один открывал въезд для машины, второй присматривал за территорией. Надежда Николаевна натянулась как тетива, увидела машину племянника и улыбнулась. Володя-маленький замер, придерживая собак. Владимир легко выпрыгнул из салона и бережно помог выбраться Анне. Она благодарно улыбнулась ему. Мужчина заглянул в конверт у неё на руках и сам улыбнулся, глядя на смешной крохотный носик. Родители мягко смотрели на оцепеневшего сына. Майор по привычке глазами ощупывал мальчика, придерживая жену одной рукой. — Иди к нам. — негромко позвала Анна, протянув к нему одну руку, в глазах плескалось счастье. Оба охранника держали собак, особенно одуревшего от радости Бастера. Он так извивался и прыгал, что его пришлось зажать между ног и удерживать обеими руками. Лаки был спокоен и насторожен. Володя-маленький медленно подошёл к родителям: — Привет! — говорил негромко. — Вовка! — прошептал Корф и прижал его к себе. — Господи, куда же ты так растёшь? Ты же мне по плечо уже! Родной мой. — на секунду спрятал лицо у него в волосах и почувствовал, что детское сердце грозится выпрыгнуть. — Знакомься, это — твоя сестрёнка, Верочка. Парнишка заглянул в руки матери. И улыбнулся: — Ну привет, я тут тебя заждался уже. Тут столько всего. — Вот ты ей и расскажешь всё. И покажешь. Ты же теперь старший братик. — ласково прошептала Анна. — Совсем недавно ты сам был таким. Господи, как же летит время. — Можно? — протянул руки Володя-маленький. — Давай в доме? Тебе надо помыть руки, а Верочку проверить на предмет сухости. — Тогда пошли? Всё это время Владимир смотрел в глаза тёти. Они понимали друг друга без слов. Анна повернула голову и встретилась с Надей и Варей взглядом. Широко улыбнулась. — Ну, что, Карапузики, идём знакомиться с племяшкой? Привет, родители. Как ты, Анечка? — женщины подошли к прибывшим. — Здравствуйте, тётя Надя. Всё хорошо, спасибо. Мы не выдержали и приехали раньше. Соскучились. — Мы тоже. У нас тут тоже небольшое пополнение, но не грозное. — Это ты про собаку? — Корф продолжал глупо улыбаться. — Симпатичный. — Не кусается и не лает практически. — Кстати, их надо познакомить. Анечка? — Владимир забрал у жены кроху. — Не бойся, я рядом. Охранники крепко держали собак, Корф присел перед ними: — Привет, это ваша новая хозяйка. Совсем маленькая ещё, и ей понадобится ваша помощь и поддержка. Вы же станете её друзьями, правда? Бастер принялся обнюхивать Верочку, а Лаки — нового хозяина. — Я надеюсь, ты такой же добрый, как и Бастер. — Одной рукой потрепал овчарку. — Предлагаю дружить. Мы тебя любим, хвалим и гладим, а ты не кусаешься и присматривает за нами всеми, договорились? Анна всё же забрала у него дочь. — Идём, Володя. Нас ждут. Варвара и Григорий действительно уже ждали их в доме, достали тапочки, включили чайник. — Мам, вот вы где! — Анна заглянула на кухню. — Привет, Анечка. Вода готова. — Спасибо. Володя сейчас всё сделает и будем знакомиться. Заодно и дом покажете, а то я потеряюсь. Анна с крохой сидела на диване и ждала сына. Варя устроилась рядом и рассматривала внучку. Надя в своей комнате занималась Карапузиками, Владимир разгружал машину. Кроме необходимого себе и Верочке они купили и продукты, заняться было чем. Володя-маленький сел на подлокотник и протянул руки. — Давай ко мне поближе. Варя встала, уступая пацанёнку, блондинка переложила ему сестрёнку и обняла сына. С любовью его рассматривала. Мальчишка ещё больше вытянулся, коротко стриженные волосы выгорели на солнце, нос облез, румянец во всю щеку, сам худой, но руки явно спортивные. Она невероятно за ним соскучилась. — Как у тебя дела? Я хочу знать всё. — Нормально, теперь отлично, вы наконец дома. К нам на два дня дядя Саша с тетей Наташей и Алей приезжали. Ну, они свой дом смотрели, а заодно и у нас пробыли. Мы шашлыки делали. Ма, а теперь у тебя́ диета? — Да. А где наш дядя Саша? — В командировке. К ним присоединился Владимир, сел рядом со своей копией и тоже его обнял. — Не понял, он же не должен по статусу. — Не знаю. Знаю, что тётя Надя плакала, только я тебе этого не говорил. — Отец нахмурился, Анна встревоженно посмотрела на него. — Нет, они не ссорились, или, по крайней мере, помирились. Но дело было. Володя-маленький рассматривал свёрток и теребил пальчики сестры: — А на кого она похожа? — Пока на себя, дальше узнаем. Кстати, я тут палатку новую купил, надо будет опробовать. — Да? — детские глаза загорелись радостным огнём. Анна мягко улыбнулась. — Да. Выберем день, сложимся и попробуем. Но только вдвоём. Можем деда с собой взять. — А ты ещё в отпуске? — Я ещё на больничном. Потом отпуск. Вошла тихонько Надя, но к новому члену семьи не рвалась. Владимир подошёл к ней и заглянул в глаза, она лишь спокойно и мягко улыбнулась. — Как ты? Что за командировка? — Я отлично, все в сборе. Не знаю, командировка «глубокого бурения». Когда Николай Павлович просил меня уговорить Сашу на должность, обещал, что не дальше Питера и не дольше трёх дней… Ладно, рассказывайте, как вы. Вам надо ещё экскурсию по дому провести. Мы заселились, но в порядок привели не все комнаты. — Ничего, я помогу. И Вовка, да, сын? — Естественно! — Ты сам как? — В полном порядке. Правда. Не переживай. — Владимир видел, что тётя оттягивает момент знакомства с племяшкой. Может, стоило придумать другое имя? Ладно, торопить события не будем. Обнял её. — Как Карапузики? — Отлично, спасибо. Растут, играют, готовы жить в манежике. Катаются на Бастере. Похоже, решили сделать из него лошадь. Или пони. — А откуда у нас овчар? Спасибо большое за нашу комнату, такая красота! — Так вы сами в неё всё выбрали. Наше дело было пыль вытирать да проветривать. — Вот за это и спасибо. — улыбнулась Анна, оторвавшись от детей. — Так откуда вторая собака и что у неё с лапой? — Ой, — Надя смутилась и махнула рукой. — подобрала. Если вы против — отдадим в приют. Владимир с Анной переглянулись и удивлённо посмотрели на родственницу. — Зачем? Мы только «за», тем более, что мы думали здесь осесть. Так что там за история? — мужчина хитро прищурился и привлёк тётю к себе. Она покраснела. — Да так, гуляла вдоль реки, а там он, ну сердце и дрогнуло. Анна заметила, что Володя-маленький не согласен с рассказом: — А подробнее? — Мы с тётей Надей гуляли у речки с Карапузиками, было очень жарко, а у воды же прохладнее. Смотрим, а там какая-то тётка, толстая такая, ковыряется, шипит, фырчит, матюгается, и жалобный писк такой… — мальчик дёрнул головой. Корф нахмурился, понимая, что услышит дальше. — Из пяти он остался один. — продолжила Надежда Николаевна. — Я когда поняла и смогла взять себя в руки и выхватить щенка из её ручёнок он уже задыхался. Думала убью её, такая злость была. Но этот малыш и спас от греха. Пришлось откачивать, бежать домой, приводить в чувство. Выяснилось, что это заводчики из Двугорского-1, но в этой вязке появилось много «бракованных». Нет, чтобы бесплатно отдать их в Двугорское-2, проще утопить. Люди же сюда возвращаются, строятся понемногу, им понадобятся сторожа, а собака — лучший вариант. Владимир крепче обнял Надю. Прекрасно понимал её состояние. — Ладно, что-то я тоску нагнала, а повод у нас всё же радостный. Отмечать будем? — Вечером, — кивнула Анна. — сейчас у нас тихий час, потом погуляем и будем отмечать. Я вас покину, боюсь, что присоединюсь к Верочке. — Конечно, — кивнули все. Надя продолжила. — тут и твоя усталость и очистившийся наш воздух, всё по голове бьёт. Отдыхайте. Я пошла к своим. Корф пытался придумать, как познакомить Надю с дочерью. Понятно, что страшно, больно, ему самому так же, но им придётся жить всем вместе. Может, надо было придумать другое имя? Но Надюша же тогда согласилась и весьма искренне. Заглянул к ней в комнату, на руках была Верочка, Анна в ванной. Надя сидела на широченной кровати, такой же, как у самого Владимир в квартире, в его комнате, и листает старый большой альбом. Подняла голову и улыбнулась сквозь слёзы: — Смотри, — повернула ему ближе фотографию. — это твоя мама в таком же возрасте. Верочка её полная копия. Владимир опустил глаза и улыбнулся, действительно полная копия. На соседнем снимке его дедушка с бабушкой и мама с Надюшей, было непонятно, кто из них где, так похожи. — Если бы я не знал, сказал бы, что вы близняшки. — Нет. Но в детстве действительно очень похожи были. Он протянул тёте конверт с дочерью и Надя взяла его. Молча улыбалась и рассматривала. Для Корфа осталось загадкой кого Надежда Николаевна видела в этот момент — сестру или племянницу. *** Все Романовы собрались в гостиной и негромко переговаривались, опасаясь разбудить Альбину, которую удалось переложить с рук матери на диван. — Смотрите, на счёт вашей затеи… — Николай Павлович обвёл взглядом детей. — Если вы не передумали… — Нет. — отозвался Саша. Накануне он рассказал отцу о разговоре с бывшей женой. Тот пообещал поговорить со смежниками, у которых было это дело и проследить, чтобы больше Мария Дармт не смогла въехать в страну. — С участком я разобрался, можете ехать смотреть. И говорить с подрядчиками. Мысли есть? — Есть. В нашем заведении их, прежде всего, отмоют, осмотрят врачи… — Где ты их возьмёшь? И сколько готов платить? Это довольно грязная работа в прямом смысле. — генерал отпил горячего чая и взял жену за руку. — Начну с волонтёров, потом разберёмся. Получат комплект чистой новой одежды, пролечим и будем искать им работу, благо в центрах занятости куча вакансий. — И документы сделать. — встряла Наташа. — Да, и документы. — Дальше. — Посмотрим, по площади, но в одной комнате можно поставить две-три двухэтажные кровати, это шестеро, плюс шкафы с тумбочка и, общая столовая, санузел можно сделать в комнате, по примеру нашего санатория. При упоминании санатория МВД все дружно поморщились, вспомнили историю с Воланж. — Питание трехразовое, горячее, вкусняшки в прямом доступе. «Прогулка» по дворику, можно облагораживать территорию, трудотерапия. — Звучит как описание сами понимаете чего. — Временная мера. Их же явно «ломать» будет. Предлагаю бесплатно им предоставлять кров до двух месяцев, в зависимости от того, как быстро идентифицируют личность, выдадут временное свидетельство и человек найдёт работу. И в основном, конечно, психологическая поддержка. Надо будет с Аней поговорить, я как-то проступил, мы у них на днях были. — И личность тщательно проверять надо будет. — негромко произнес Костя, ему больше хотелось действовать, чем обсуждать. — Зачастую же выяснить, кто он, не представляется возможным — без документов, правда, в основном на вопросы отвечают честно, а если называют чужую фамилию — значит, есть основания прятаться. Помните, ведь именно в приёмнике мы «вычислили» как-то вора, который ограбил в Челябинской области 30 магазинов. Там могут быть и без вести пропавшие, опустившиеся военные, спортсмены с высокими в прошлом достижениями. Вот что с военными делать? — Смотреть по ситуации. В сторожа, кого-то, возможно, и восстановить, но я в этом сомневаюсь. — Николай Павлович с неподдельным интересном слушал идеи. И когда дети успели вырасти? — А вы не забыли, что предположительно, одна треть бездомных — вышедшие в никуда из тюрьмы. Есть пострадавшие от махинаций с недвижимостью, продавшие жилье из-за долгов, наркотиков и водки. Что с ними делать? — Думать надо. — согласился Саша. — Но всё равно, лечить, дать кров, психологи-психиатры… Если нет — дверь всегда открыта. Кому сможем помочь — поможем. — Да, но где взять столько медиков? Не все же они на бирже труда стоят. — Практикантов, волонтёров-добровольцев-альтруистов. Может и среди них кого найдём. — Думайте и расписывайте. Пишите всё, что придёт в голову, сами знаете, что самая фантастическая может помочь. *** Седой сидел в ресторане за столиком с белоснежной накрахмаленной скатертью и пил зелёный чай. Он решил согласиться на встречу, но сейчас уже жалел и хотел сбежать. — Добрый вечер, простите за опоздание. Я — Рада и это я Вас искала. Сергей вскочил и протянул руку. Перед ним стояла красивая невысокая смуглая брюнетка. Большие тёмно-шоколадные глаза смотрели открыто и немного испуганно.