Хулиганы -2. Никогда не....

Состояние Виктории было не лучше, но она, в отличии от Константина была абсолютно трезва, хоть и опухшая от слёз, благо завтра выходной. Она очень полюбила Костика, привязалась к нему. К его твёрдому стоянию на ногах, чёткому знанию чего он хочет, щедрости в первую очередь в любви. Он показал и рассказал, как может быть любимым человек, если чувства настоящие и искренние. Он решал все проблемы от бытового похода в магазин до штанов Тиму и смены ею места работы. Ой, в понедельник собеседование, надо привести себя в порядок к этому времени. И на это её сподвигнул тоже он. Да, её восхитило и покорило то, как он чётко и быстро решил вопрос с её залитой квартирой и ремонтом, на который она не решилась бы ещё долго. Надо будет ему постепенно отдать деньги. Не хотелось быть должной. Квитанции все у неё. Господи, как же хочется оказаться в его надёжных и сильных руках, даром, что он младше. А как он доказывал и уверял, что он надёжный, что ему можно верить и доверять. Угу, и что? А что получила в результате? Похищенного сына?! Которого, если не запамятовала, могли убить. И всё из-за его работы, о которой они даже не разговаривали никогда! Ведь когда человек действительно дорог, его берегут. Берегут, как часть самого себя, не давая на растерзание ни людям, ни жизни. Быть любимым, значит быть под защитой! Любить- это прежде всего беречь. А вышло что?! Ну да, что вышло, то вышло. Села на подоконник, одна нога согнута, вторая болтается в воздухе, волосы распущены вдоль спины. Как же хочется, чтобы за окном стоял он. Её любимый человек, человек, с которым она готова была создать семью. Ну да, готова-то ты, не известно, был ли к этому готов Костик. Но за Тима она перегрызёт глотку любому. И уйдет ото всюду, где её единственному мальчику будет плохо или угрожать опасность. А как можно жить с человеком, который не может обеспечить безопасность? Сделала себе зелёный чай и удобнее устроилась на кухонном подоконнике. В телефоне пролистала несколько их совместных фотографий и уткнулась лбом в колени. Плечи бесшумно затряслись. *** Утром Корф тяжело оторвался от подушки и усилием воли стащил собственное тело с кровати. Анна спала на боку, спиной к нему, поджав одну ногу к животику. Парень присел рядом с ней, поцеловал её щеку и дочь. Бережно погладил. Уходить не хотелось, но надо. Как минимум позавтракать. Выйти на работу он может и позже, а вот кушать очень хочется. В кухне обнаружил Володю-маленького: — Папа! Доброе утро! — тёплый ураганчик повис у Владимира на шее. — Привет, родной. Вовка? А какой день недели сегодня? — Пятница. Сколько у меня времени? Я успею вам рулетики сделать? — Ты в школу не опоздаешь, «рулетик»? — Нет. Мне надо полчаса. — Расскажи мне лучше, как дела? — Нормально, квестим. Тридцать первого последний звонок. А в этот понедельник день рождения тёти Нади. — Про день рождения я помню, это святое. А последний звонок — типа линейка и всё? — Да. Вручение грамот, наград и табелей. Ты придёшь? — Обязательно. Только напомни мне, пожалуйста, заранее. — Есть, товарищ майор! — шутливо отдал честь мальчик. Владимир делал ленивые вареники. — Пап? У тебя всё в порядке? — Абсолютно. Дело почти закрыли, надо только документы оформить. Это завтра-послезавтра. А потом возьму неделю отдыха. А что? — Просто запомни, что я никогда не сбегу из дома. Корф-старший крепко обнял Корфа-младшего. — Я знаю. Просто я очень боюсь за тебя и всех вас. — Зачем? Мы же рядом. И вместе. — Вместе, конечно вместе. — Владимир спрятал лицо в волосах сына. — Тебе стричься пора. Тем более лето. — Тебе тоже. — усмехнулся мальчик. Завтракали молча. — Давай я тебя закину и поеду на работу. Тебя потом охранник заберёт. Только, пож… — Па, спокойно. Я с Женей уйду со школы и приду домой. Поем, сделаю уроки и на теннис. С Женей. Всё хорошо. Анна проснулась, когда мужчины уже одевались в коридоре. — Я всё проспала? — обняла обоих сразу. — Доброе утро. Корф с наслаждением и как можно глубже вдыхал её запах. Поцеловал тёплую щеку: — Нет, родные, — поцеловал её животик, — день только начался. Завтрак мы вам с Надюшей оставили, мы на работу, каждый свою. Спишемся, может, может, — подчеркнул глава семьи — удастся вырваться раньше, так погуляем. Но ничего не гарантирую. И, пожалуйста, охрана. По глазам мужа Анна понимала, что это не блажь. Послушно кивнула. — У вас только документы? — Почти. Ещё и допросы. — О, Володька, ты уже? — появился взъерошенно-сонный Бенкендорф. — Я догоняю. Доброе утро. — Не спеши, доброе утро. Я через школу, пока начнём крутить. Основной вопрос так же и не решён? — Нет. — завибрировал телефон полковника. Он взглянул на звонившего и знаком попросил племянника подождать. — Здравия желаю, товарищ генерал! Так точно. Никак нет, в процессе. Есть. — отшвырнул аппарат на пуфик в коридоре. — Володь, скажешь Сашке, что я «на ковре». Если что-то выжмете — сразу звоните. Палыч неадекватный, судя по всему, будет громко и нудно. — Из-за Кости? — Скорее из-за того, почему Костя сделал то, что сделал. Надо понять… -… как это стало известно. Это ясно как божий день. Я поехал. — поцеловал Анну. — Береги себя! Молодая женщина удержала его за руку: — Чем я могу помочь? — Сделать так, чтобы я за вас не переживал. Не вляпаться ни во что и беречь себя и детей с Надюшей. Люблю, уехал. В машине отец и сын болтали не переставая. Оба мысленно возмутились, что дорога от дома до школы такая короткая. Владимир завёл Володю-маленького в класс, переговорил с немного удивлённым таким визитом классным руководителем и слегка успокоенный уехал на работу. *** — Я не понимаю. Как они вышли на Тима этого? — Саша оседлал стул и вопросительно посмотрел на оперативников. — Это самое интересное. И все заметили, что они молчат. Значит, этого человека, наводчика, мы ещё не взяли. И они не хотят, чтобы мы его взяли. Вопрос: почему? — Седой грел руки о кружку с чаем. Когда он нервничал, у него начинали мёрзнуть руки. — Я всю ночь думал об этом. — Корф нервно тёр бороду. — Вставило среди ночи и всё, до утра. И пришёл я к неутешительному выводу: среди нас крыса. Среди ближайшего окружения. Причём вашего, Сань. Никто из нас об изменении семейного статуса Кости не знал. — Мы с мамой тоже. Про отца и говорить не приходится. — мрачно проговорил майор. — Я тоже об этом думал. Костя не из трепливых и не из хвастливых. Получается, никто из нас, ни членов семьи, ни членов нашей группы, не знал о его семье. Вопрос: откуда узнали о ней эти с…и? — Единственное что приходит в голову, — заговорил Егор. — это взять видеорегистратор Кости, отследить его маршрут и взять записи с видеокамер по маршруту его следования. Может, кого-то увидим. — Допустим. А если нет? Плюс, надо согласие Костика, а это — вмешательство в личную жизнь. Он может и не согласиться. — Я думаю, — негромко произнесла Александра Фёдоровна, — если он заинтересован в аресте человека, похитившего ребёнка его любимой женщины, то спокойно даст нам доступ. — В любом случае надо пробовать. — подвёл итог Корф. В кабинет постучали и вошёл Шпагин с загипсованной рукой. Седой коротко подвёл итог размышлений. — Мне одно время казалось, что за Костей катается его охранник. Решил, что Николай Павлович перестраховывается. — задумчиво протянул Андрей. Присутствующие вскинулись: — А чего молчал? — А раньше сказать нельзя было?! — А Косте ты об этом сказал??! — Спокойно! — повысила голос Романова. — Спокойно! Андрей, ты номер машины не запомнил? — Обижаете, Александра Фёдоровна, запомнил. ЮТ0498ТБ. — Есть у нас такая. — кивнул Саша. — Я сначала её думал Володьке дать, когда он безлошадный стал, но наш начохраны сказал, что она за Тихоном, и не сильно на ходу. Тихон? Зачем? Отец явно не ставил за Костей «ноги», это не в его стиле, раз, два, дело не такое, чтобы охрану к молодому мужику ставить. — Значит, собственная инициатива. А зачем? — Корф сдерживался, чтобы не озвучить догадку. — Не говори мне, что его перекупили. Иначе придётся перепроверять всех охранников, сменить начальника охраны. — Но мне это тоже кажется логичным. — запротестовала мама. — Не понимаю, почему именно Костя. Тьфу-тьфу, что все живы. — Значит, надо рыть информацию на вашу охрану, Александр Николаевич, — пожал плечами Туков. — Выхода нет. Нам надо найти связь. — Надо. Я предлагаю их всех ещё раз допросить и дать понять, что мы готовим документы в суд. Спасибо большое товарищу генералу, что мы теперь прокурорских минуем. — Владимир крутил в руках ручку. — Согласен. Я беру на себя подкомитет. Писарь со мной. Аза, Седой, Андрей, разбейте между собой остальных. Андрей, ты помнишь, кто в тебя стрелял? — Да. — Тогда их не допрашивай. — Понял. *** Корф положил руки на стол, на них голову и прикрыл глаза. Голова нещадно болела. Таблетки не помогали. Правильно, ночь практически не спал, эту неделю тоже не высыпался, по 3-4 часа сна, чего бы ей не болеть? Плюс, по ней хорошо стукнули, а он недолеченный. Раздался стук в дверь и на пороге материализовался Седой: — Пошли к полководцу, руководство в полном составе. Владимир протянул ему разломанную шоколадку: — Пару минут и идём. Я устал, как собака. Старость подкралась незаметно. — Угу. Я не знаю, чего хочу: спать или жрать. Всего и сразу. — Ты пришёл домой и рухнул в кроватку, а у меня семья… — Что такое? — иронично хмыкнул Сергей. — Нет, это лучшее, что может быть. Прости. — А чего ты извиняешься? Всё нормально. В моей неудачной личной жизни никто кроме меня не виноват. — Просто Анюта с Вовкой скучают, им внимания хочется, а я только об одном мечтаю — выспаться. Ладно, идём. Не нравится мне этот начальственный визит. Собирались оперативники медленно: кто дописывал отчёт, кто отходил от услышанного на допросах с помощью спортзала или вкусняшек, приготовленных младшим Корфом. — Вы всех взяли? — Александр Христофорович был белоснежный, цвет лица и идеально выглаженной рубашки сливались воедино. — Да. В министерство шли откаты. — Этот уже под домашним арестом, в доме и по периметру мои ребята. Там Ракитина. Он пока на неё всё глаза выложил, она кучу интересного узнала. Что с мальчиком и его мамой? — генерал говорил сухо и предельно сдержанно. — На контакт не пошла, попросила обойтись без их показаний, мол у ребёнка стресс. В чём-то её можно понять. Тут прикол в другом. Эти гниды сами себя выдали. Я попробую с мальчиком ещё через несколько дней поговорить. Нам нужны его показания. — Как вышли на этого мальчика? — поинтересовался Романов-старший. Лишь Саша понимал, что отец растерян. Для остальных он был в норме. — Тихон подсмотрел в переписке Кости. Охрану же принимают в основном за мебель в доме. А зря. — Я не понимаю, Хижневский же всех проверял, он не салага. — Он нормально сработал. У Тихона очень качественная «липа», товарищ генерал. Простите. — голос Максима был спокоен. — Ясно. Говорить о том, что документы проверялись не буду. Но терпеливый же какой, а? Гад! — Самое оригинальное, что если Вы, Николай Павлович, добьётесь возвращение смертной казни, то он вполне может её получить. За что боролся, называется. — Да уж. От осинки, как говорится. А кто ему документы делал? — Взяли. — вздохнул Бенкендорф. — Всё на адвоката надеется. — Ясно. Спасибо большое, ребят. Давайте вы по домам, хоть отоспитесь, а завтра доделаете и неделю не встаёте с кровати. Потом будет вам дело. Всё, сегодня спать, завтра доделаете и на отдых. Кстати, день рождения Надежды Николаевны у нас, надеюсь? — Нет. В узком семейном кругу. Но за предложение спасибо. — спокойно качнул головой Александр Христофорович. — Вам спасибо большое. Премия пройдет в течении трёх рабочих. Николай Романов твёрдой походкой покинул помещение. — Я предлагаю сегодня упахаться, а потом отдых. — Саша потянулся. — Нет. Я согласен с НикПалычем. По домам. Ничего толкового мы сегодня не сделаем. Завтра в несколько раз быстрее сработаем. — полковник встал, снял со спинки кресла пиджак, натянул на себя. — Сань, если мама мальчика до завтра не созреет, скажешь мне, я сам с ней поговорю. А теперь по домам. Владимир остался в кресле. — О, ты тут. Я с понедельника по вечер среды снял домик недалеко от города. Шашлык, природа. С малым я поговорил, он в процессе. Заселяемся в воскресенье вечером. Племянник долго соображал о чём речь. — А. Я думал, может вы вдвоём отпраздновать захотите. Ещё же и годовщина свадьбы. — Учитывая троих детей вдвоём не получится, да и Надюша за вами скучает. И мы хоть на воздухе побудем. Дачу надо доделывать. Кстати, заодно вопрос мебели решим. Давай со мной в машину, а Семён твою довезёт. — Ой, спасибо, а то я за рулём засну. Владимир расслабился на заднем сидении, засунул руку в карман и вытащил яркий флаер, который в утренней пробке ему воткнул в окно студент на роликах. Умудрился его догнать и сунуть пятьдесят рублей. Сам в студенческие годы подрабатывал, знал, что это такое, когда платят копейки за каждую отданную рекламную листовку, и в мусорник не выбросишь, потому что супервайзер, которого никто не знал в лицо, проверял все мусорники на маршруте. Принялся рассматривать. Отличная вещь! В центре открывался Киндер-Лэнд. Аналог Диснейленда для детей всех возрастов, с упором от десяти до пятнадцати. У них было приглашение на открытие. Как раз в пятницу. Супер, заодно и с Володей-маленьким время проведёт. Не помнил уже, когда он с сыном разговаривал по-человечески. На подъезде написал сообщение Анне, выяснилось, что она с Надей и детьми на лавочке на аллее возле дома. Владимир поцеловал обоих женщин и тяжело сел рядом. Приобнял Анну, которая держала на руках Ивана. Внимательно рассматривал брата, замечал каждое изменение и не замечал, как голова опускается всё ниже. — Так, дорогие, все домой. Нам тоже уже пора. — Надя положила Светочку в коляску и забрала Даниила у отца. Среднего сына в кроватку уложила невестка. — Пообедаете и спать. Слышать ничего не хочу. У вас организм уже возмущается. Никто не спорил. Анна взяла мужа за руку, он честно попробовал взять её под руку, но она взяла за руку, опасаясь, что он упадёт от усталости прямо на неё. Дома парень едва принял душ и рухнул спать. Вошедшая следом Анна лишь покачала головой и накрыла его лёгким одеялом. Гладила его волосы и целовала обнажённую спину. Она давно уже понимала свекровь. И поражалась терпению Владимира, который выдержал все её заскоки и истерики. Главное, чтобы он был жив. И рядом. Пусть отдыхает. Положила руку, ощутив, как дочь начала активничать. Счастливо улыбнулась: все дома. *** Один из основных признаков любви — желание обнять. Даже не поцеловать, а именно обнять. Первые объятия — это, как встреча после долгой-долгой разлуки. Их раскрывают человеку, чтобы принять его всего, такого, как есть, со всеми недостатками и достоинствами. Прижаться так близко, чтобы почувствовать как бьётся его трепетное сердце. Успокоить и успокоиться, ощущая, что наконец-то нашёл своего человека и никому не отдашь и всегда будешь рядом. Владимир проснулся, когда за окном было темно. С наслаждением потянулся, так, что захрустел позвоночник. Глаза быстро привыкли к темноте. Он понял, что Анны рядом нет. Пошарил рукой по тумбочке и посмотрел на будильник с подсветкой — начало первого ночи. Он проспал почти двенадцать часов. Включил ночник, натянул на себя штаны с футболкой и отправился на поиски любимой женщины. Обнаружил её на кухне, она делала себе ромашковый чай. Он обнял её со спины и поцеловал в шею, руки бережно оплели животик снизу и сверху. Уткнулся носом в её мягкие вкуснопахнущие волосы. Анна откинулась ему на грудь, положила свои руки на его и тихонько застонала. Она отчаянно скучала за его теплом. Владимир обнял дорогого человечка и две души по-особому переплелись, став единым целым на каком-то высоком, невидимом уровне. И было никакой пошлости, просто хотелось почувствовать тепло родного человека, к которому они оба шли всю свою жизнь, с самого рождения. Ладонь парня ощутила толчки дочери. Принялся поглаживать, Анна повернулась к нему лицом, он опустился на колени и обцеловывал выпирающий животик. — Я люблю вас, мои родные девочки. Я очень люблю вас… Анна физически ощутила слёзы в мужском голосе. — Мы тоже очень любим тебя, Володенька. — прижала его голову к дочери. Его руки оказались на её пояснице и ей стало даже легче. Внизу живота разлилось приятное тепло. — Тебе нужно поесть. Любовь это прекрасно, но мы не хотим морить тебя голодом. Владимир встал, осторожно приобнял блондинку, чтобы не сильно давить на животик, потёрся носом об её носик и с наслаждением потянулся к её губам. Почувствовал, что она радостно отвечает, её пальцы игрались его волосами, потом сжали в кулачок. — Анечка… Любовь моя… — Кушать, любимый, кушать. Остальное потом. Я рядом. — Как ты себя чувствуешь? Как Верочка? Ты у Зои была? Что она говорит? — Спокойно, Володь, спокойно. — она чуть отстранилась от такого желанного тепла и гладила его серое лицо. — Сдала анализы, всё хорошо, всё как и должно быть. Зоя смотрела, всё отлично. Не нервничай. Я ничего не скрываю от тебя. Всё в полном порядке, как и должно быть. Зоя говорит, что как по учебнику. Делаю зарядку, чтобы она была спокойна, что тазовые кости растянуты нормально. — целовала его лицо и ощущала его нервную дрожь. — Успокойся, родной. Завтра выходной? — Нет, доделываем то, что проспали сегодня, а потом неделя отдыха. Анна насмешливо фыркнула: — Какая обнадеживающая фраза. Владимир доставал тарелки и столовые приборы: — Да будет так. Ты со мной? — Да, папа. Мы теперь активно едим ночами, нам при звёздах вкуснее. Вспоминаю Надюшу. Корф поцеловал её в щеку: — На здоровье. Главное, чтобы с вами всё было хорошо. — Ты что будешь? Есть запечённая скумбрия с овощами, есть жульен. — Всё, но пока жульен. — Тогда я грею. — женщина уткнулась в мужа. — Три порции осилишь? Они небольшие. — Я сейчас и стол осилю, вместе с ножками. Поварёнок не надеялся, что папа попробует? Анна смущённо улыбнулась. — Всё хорошо, я же дома практически не был. Я его понимаю. Я утром в школу заскочил, у них какой-то движ был, ИванСаныч, по-моему, слегка обалдел. — У них учебные квесты на природе. Даже на выходных, ИванСаныч сумел их так увлечь, что они даже по субботам готовы ходить. Но в пятницу последний звонок. А сегодня там был квест и пикник. — Сдруживает коллектив? Молодец. Такой молодой, а не дурак. — Да, это он молодец. — Пикник Вовка готовил? — Не весь, — улыбнулась жена. — каждый что-то, они разделили, кто что. Так, всё, кушать. — Тебе Саша говорил, что он на понедельник-среду снял домик на всех? На день рождения Надюшки. — Если честно, что-то бурчал на ухо, но я ничего не поняла. Но Вовка весь загадочный ходил. Думала завтра выпытать. Получается, завтра надо вещи сложить? — Да, но это сделаю я. Всё успеем. Подожди, телефон, похоже. — встал, коротко чмокнул её в щёчку и рванул в комнату. — Да, Сань?.. Понял. Дай хоть пожрать. Я наперерез поеду, понял. Тогда хоть сейчас закончим всё. Владимир расстроенно взглянул на Анну, положил телефон на стол, достал из духовки ужин, обед и завтрак в одном, разложил по тарелкам. — Возьмёшь с собой рыбу? — У нас для бутербродов что-то есть? Похоже, будем на ногах всё время. Приятного аппетита. Божественно… Не дуйся, любимая. Есть шанс, что хоть полдня завтра полностью наши. Кстати, там какой-то Киндер-Лэнд открывается. Я думал с Вовкой сходить? — Он будет только счастлив. Так… — Анна отложила приборы, но Корф, понял, что она хочет и не дал ей этого сделать, положив свою шершавую ладонь на её кисть. — Я сам. Спасибо, Анечка. Ты ложись, а я помчался. Вовке спасибо большое. Взял в холодильнике пол палки колбасы и нарезной батон, переоделся и умчался на работу: охранник Тихон покинул территорию Романовых и направлялся в аэропорт. Было принято решение его перехватить и арестовать. *** — С…а, убери свои грязные руки от меня! … … … — бывший генеральский телохранитель матерился не переставая. Корф его даже отключил на время, чтобы доехать в тишине. Разбуженный Александр Христофорович успел договориться с аэропортами, и там ждали беглеца, но оперативники сумели его перехватить. Пока все собирались, высшее руководство успело приехать. — Кто его будет допрашивать? Он матерится постоянно. — Владимир отрезал толстый кусок колбасы и зажал двумя кусками хлеба. С наслаждением откусил. Наесться он не успел. — Давай пока ты и Андрей. Если совсем никак, тогда я. — Романов был зол — его, как и Корфа, оторвали от семьи. Наташа практически плакала, когда он уходил. А ведь документацию никто не отменял. Корф вошёл в допросную, достал из пластиковой папки формуляр и чистые листы, громко щёлкнул ручкой, включил камеру и спокойно сел напротив задержанного. Он знал, что именно его неторопливость, спокойствие и невозмутимость сейчас больше всего бесят Тихона. Ему самому это всегда давалось с трудом, он был холериком по темпераменту. Начинать допрос не спешил, наоборот, скорее занимался своими делами, словно не замечал сидящего напротив. Отпил воды, что-то заполнил в бумагах, достал телефон, принялся листать. На самом деле поставил себе напоминание сложить вещи и подарок для тёти. Ответил на сообщение Анны. Он скучал за ними всеми. Хотелось молча сидеть рядом, держать жену и сына в руках и ни о чём не думать. А тут сидит самоуверенное мурло. В допросную ввалился Писарев: — Шеф, этот нам не нужен, давай сразу в камеру. Его уже слили. Его чистосердечное нам до задницы и так показаний-признаний и улик дофига. Владимир в секунду подхватил игру, потянулся до хруста: — Отлично. Тогда я спать. — Я за конвоем. — дверь за старлеем закрылась. Тихон недолго наблюдал, как майор складывает вещи, которые так тщательно раскладывал: — И на этом всё? Стоящие за стеклом Романовы синхронно усмехнулись. — А что Вы от меня хотите? Показания на Вас есть, улики тоже, Вы сами слышали. Я лично спать хочу. Почти полторы недели без сна и отдыха. — И Вы не спросите, как я оказался в охране генерала? — Зачем? Это выяснит сам Николай Павлович. Что касается детей-побирушек, которых Вы и похищали и убивали, преступная халатность, то сядете надолго, если не навсегда. Если у Константина Николаевича к Вам появятся вопросы, он их задаст. Кстати, Вы же понимаете, что сделали больно сыну министра? — Для Вас Романов — было понятно, что речь идёт о начальнике. — святой да? Про его шалав вы все продпочли забыть, вам премию всучили и всё, жене цацку купил — вновь идеальный муж. Ещё и через несколько званий перепрыгнул. По ту сторону Александра Фёдоровна и Николай Павлович напряглись. Каждый по своему, но оба не хотели ворошить прошлое. Саша сжал кулаки. Бровь майора выгнулась, взгляд стал надменно-холодным, но он молчал. Понимал, что именно молчание и подстёгивает обвиняемого говорить. — Он убил моего отца. Мне было восемь. Ясно, — мелькнула мысль в голове, — детская травма, переросшая в ненависть. Хотя, ненавидеть надо было бы генерала, а чужие дети каким боком? Эх, Аня бы сейчас по полочкам разложила, но куда её. — Я остался один. Мать спилась. Я попал в детдом. Там и насмотрелся. Сменил фамилию, данные. Начал всё с чистого листа. Потом закончил институт физкультуры, попал в группу, где готовили охрану, отработал в ЧОПе, потом банкира Монетова охранял, он своей смертью умер. Попал к Романову. Сначала убить хотел, потом передумал. Месть подают холодной. И тут подвернулся Константин Николаевич. Это было круто. С Алей больше мороки. — У Саши внутри всё похолодело. — Александр Николаевич перестарался с охраной. А тут — женщина о которой никто не знает, плюс ребёнок. Идеальный вариант. — Николай Павлович, тогда ещё капитан, арестовал наркобарона. Убили его сокамерники за крысятничество, как бы нелепо это не звучало. Банальная поножовщина, стукачей никто не любит. Санитар леса. За тобой самим санитары со смерительной рубахой скучают. — А зачем этим детям жизнь? Они же никому не нужны??!! — Не тебе решать. Не ты жизнь давал, не тебе забирать. — Корф нажал на незаметную кнопочку сбоку столешницы и на пороге появились переодетые в камуфляж Седой и Шубин. Оба умели общаться с подобными экземплярами. — В отдельный номер его, в «люкс». Владимир отключил камеру, забрал флешку и папку с документами. В комнате отдыха нарезал бутерброды, сделал крепкий чай и принялся за отчёты. *** Николай Павлович стоял у окна комнаты отдыха, руки за спиной, и наблюдал за рассветом. Весь спецотдел занимался сведением и препроверкой документов. Все хотели домой: кто просто спать, кто к семье. Бенкендорф тщательно отсматривал видеозаписи и собирал в отдельную папку, как доказательства. Сделал небольшой перерыв, зашёл за кофе, нашёл друга: — Ты чего здесь? Я с курьером передам. Езжай домой. Или ты Шуру ждёшь? Тот молча кивнул: — Костя мне этого не простит. — Сейчас — нет. Ему нужно время. Успокоиться. Наберись терпения. Под утро, когда отчёты были написаны, Александр Христофорович отпустил сотрудников, сам остался в кабинете и лично сводил всё воедино. Понимал, что они что-то упускают. К нему вошёл племянник: — Ты точно справишься? Давай помогу. — Лучше отдохни. И сложи вещи на три дня. В воскресенье вечером заселяемся. Вовка в теме, пообещал составить список продуктов. Поговори с классным руководителем. — Не вопрос. Ты Надюше говорил? — Когда? Не успел ещё. Для неё это будет сюрприз. Главное, чтобы дети не заболели, тьфу-тьфу-тьфу. Езжай. Три дня на природе, а так — неделя. Да, изучи вопрос переносного холодильника. Мясо я на обратном пути сам изучу. Я знаю, что и как. Начальник углубился в документы. Через несколько часов достал записную книжку и сделал несколько звонков. Вот теперь картинка была полной. *** Саша бесшумно вошёл в квартиру, поздоровался с охранником, отпустил его, привёл себя в порядок и совершил набег на холодильник. Он был очень голоден — от нервов всё время есть не хотелось, но по дороге домой смог успокоиться и голод разгулялся. Какая-то мысль всё равно не давала покоя. От усталости не мог понять, какая именно. С удовольствием умял сковородку плова, закусил полкастрюлей котлет и жареной картошкой. Внимательно осмотрел остатки — на завтрак хватит, дальше он что-то приготовит. Жену надо разгрузить. У них неделя отпуска. Надо Косте написать. Услышал начинающийся плач дочери, метнулся в комнату, взял её на руки, принялся успокаивать, паралельно изучил мокрый памперс. С Алей на руках отправился делать ванночку. Наташа обнаружила их обоих в ванной, где папа вытирал детскую попку. Радостно улыбнулась, чмокнула парня в щеку, забрала малышку. Саша обнял её со спины, привлёк к себе и наблюдал за кормлением. Целовал любимую женщину. — Прости, но уже всё. Наша неделя. И она точно наша. Надо будет Костика проверить. — Может, лучше съездить? — Нет. Его сейчас лучше не трогать. — Ты поел? Это всё твоё. — Поел, спасибо большое, Натусь, но ещё осталось. Я же лопну. — Не лопнешь. Скажи мне, когда ты ел последний раз? — Ночью. Дома. — Саня-Саня. Как ребёнок, ей-богу. А потом будешь пластом лежать, потому что сил не будет. А откуда им взяться, если ты не ешь? — Да дело такое, что в глотку ничего не лезло. Но я отъемся, обещаю. Взял на руки дочку и жадно рассматривал. Что-то было в его взгляде, что заставило Наташу начать переживать. Саша целовал кроху: — Я люблю тебя, моя Принцесса, моя самая дорогая девочка. Тебя и маму. Альбина смешно сморщила носик и уснула. — Ты мне не веришь? — спросил растерянно. — Честно-честно. — целовал пухлые щёчки. — Мог бы, носил с собой постоянно. — грустно усмехнулся парень, глянув на супругу. — Я тебя понимаю. Но боюсь разбаловать. Она и так слишком капризная. — Она маленькая, — голос зашкаливал от нежности. — хочет внимания, заботы, мамы с папой. Маминого тепла. — Я это очень хорошо понимаю. Но стоит мне укачать её, положить в кроватку и отойти на шаг — сразу слёзки. Либо на ручки, либо рядом на кровати. А я боюсь её раздавить. Саша осторожно встал, трепетно переложил в кроватку, укрыл почти игрушечным одеялом, постоял пару минут рядом, убедился, что Аля спит и сгрёб в охапку жену: — Я соскучился! — попеременно то целовал её, то тёрся носом. — Когда вы рядом, внутри всё отпускает. Если бы ты только знала, сколько раз я порывался бросить всё и примчаться к вам. Но дело паршивое. Хвала небесам закончили. — Учитывая, сколько раз ты мне писал и звонил, я догадываюсь. Плюс Веня, тоже уже многое понятно. Всё хорошо, мы вместе, Саня, мы вместе… Наталья перехватила его губы и потянула на себя, паралельно стягивая домашнюю одежду. Они целовали друг друга всюду, куда могли достать. Саша переступил через штаны, сделал шаг и медленно положил любимую женщину на постель. Движения всё ускорялись, но переходить к основным действиям он не спешил. Тяжело дышал, но продолжал лишь целовать и гладить. — Саня? — Нет… — он рухнул рядом и обнял, лихорадочно укрывая её баевым одеялом. — Нет… потом. Я люблю тебя, Натуся, я очень люблю тебя. Её поясница ощущала его напряжение и желание, но этого ей было мало. Лежали молча. Романов уже был уверен, что его женщина спит, когда она встала, выключила верхний свет, оставив лишь бра. Он сел в постели, откинулся на подушку, привёл постель в порядок и распахнул объятья. Наташа сложила их вещи на кресле, не скрывая наготы. Изменения в её фигуре очень нравились парню. Отпила из бутылки на прикроватной тумбочке и села напротив мужа. Внимательно смотрела ему в глаза. — Сань, что происходит? Почему мы уже полтора месяца дальше пионэрских поцелуев не двигаемся? Что со мной не так? Я тебе не нравлюсь? Ты разлюбил меня после увиденного появления Али? Что не так? — в голосе звучали слёзы. Не то чтобы она ставила секс во главу угла их отношений, но его «отмороз» в этом вопросе действовал на нервы. С каждым её словом лицо Саши вытягивались всё больше. — Ты чего? — от концовки он опешил. Сел на корточки, опёрся на колени, теперь одеяло едва прикрывало его торс. Взял обе её руки в свои. — Ты чего, Натусь? Что за глупость? Я люблю тебя даже больше, чем раньше. Тебя и дочь. Только тебя. Ты мне нужна больше воздуха. — помолчал и поцеловал её ладони. — Наталочка моя… Зоя по свежим следам сказала, чтобы я не спешил с эти́м, что у тебя та́м всё должно успокоиться и зажить ранки. Поэтому я просто жду, пока всё залечится. Я очень тебя люблю, очень тебя хочу. — покраснел так, что это было видно даже в полумраке задвинутых штор. — Я боюсь навредить. — Всё хорошо, Сань, всё хорошо. Я была позавчера у Зои и Жени, это неонатолог, Алечкин доктор. С ней всё хорошо, всё по правилам, растём, развиваемся. Со мной тоже всё хорошо, всё зажило. И мне давно всё можно. Иди ко мне… Я же тоже живая… Через мгновение её окутал вихрь тепла, любви и нежности, которым был её муж. Он честно старался быть бережным и осторожным, но ожидание последних месяцев, покреплённое напряжением последних дней едва не раздавило его, Наташа ощущала это, прижимаясь к нему плотнее и была готова принимать его всегда и любым. — Вот и зачем столько времени над нами так издеваться? — она наслаждалась его весом на себе, руками плотнее прижимая его плечи к себе. Саша тихо застонал: — Спасибо большое, любимая. Я не сделал плохо? — Ты сделал всё прекрасно, родной мой. — гладила его волосы и целовала лицо. — Кушать будешь? — Нет, любовь моя, спасибо. — голос был уставший. — Тогда спи, я помоюсь, потому что Аля кушать будет. Вошедшая Наташа обнаружила дочь в коконе тела своего отца. Оба мирно спали. *** Уставший Корф с трудом вошёл в квартиру и рухнул на пуфик возле двери. Вытянул ноги и прикрыл глаза. Опасался, что там и заснёт. Но радостный Бастер не дал сбыться его страхам, он набросился на него с громким лаем и радостно облизал лицо, что неплохо взбодрило. — Фу! Бастер! Фу! Тихо! Лежать! Лабрадор расстроился и обиженно свернулся калачиком на лежанке. Владимир почувствовал укол совести. Сел рядом с ним и примирительно гладил: — Прости, друг. Я просто устал очень. Мне нужно отдохнуть, а потом мы обязательно поиграем, не дуйся, пожалуйста. — поцеловал его голову и встал. Собака слегка боднула его носом в живот, словно принимая извинения. — Так, помирились, молодцы. Теперь мыться и в постель, я несу еду. — Анна стояла на пороге кухни и наблюдала за мужем. — Анютка… Ты чего не спишь? Что-то с малышкой? Как ты себя чувствуешь? — шаг к ней, в глазах плещутся страх и беспокойство. — Всё хорошо, уже полвосьмого. Тебя ждала. Дядя Саша написал, что отпустил тебя, а тебя всё нет и нет. — обвила его шею руками и рассматривала любимое лицо. — Он тебя разбудил?! — шоколадные глаза стали угольно-чёрными. — Нет, я всё равно не спала. Я ночами не сильно сплю теперь, днём досыпаю. Всё хорошо. В ванную. Полуголый Владимир практически засыпал, но вошёл в кухню и сел за стол, не дав Анне принести приборы и тарелки в комнату. Посадил её себе на колени. Гладил выпирающий животик, молодая женщина положила голову ему на плечо: — Поешь и спать. Всё потом. Дома всё спокойно. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо. Верочка активно толкается. Я пол ночи не сплю, зато днём отрываюсь. Вспоминаю Надюшу. Слабость дикая. — И собираешься таскать тарелки с едой?! Я запрещаю тебе! Запрещаю таскать тяжести и вообще всё, что тяжелее чашки с водой! — Володь, успокойся, любимый, успокойся. Всё хорошо, это уже второй раз, как-никак, я уже ориентируюсь. — Она улыбалась и гладила его волосы у шеи. — Саша сказал, что забронировал домик, в воскресенье, это сегодня? , вечером можем заехать. Мы сейчас вдвоём с тобой поспим, а потом сложимся, если тебе эта поездка и эти три дня будут не в тягость! Если тяжело — говори, значит, останемся дома! Жена у меня одна и твоё здоровье, как и малышки, гораздо важнее! — Всё хорошо, всё спокойно, Володя… — поцеловала его. — Отлично, хоть отвлечёмся. У Вовки в школе ничего важного, можно уехать. В пятницу последний звонок, вот на нём нам надо быть. Там будут грамоты вручать, да и ИванСаныч написал, что очень просит нас быть. — заметила его взволнованный взгляд. — Всё хорошо. Обещает сюрприз. Так, Володь, ешь, я прилягу. Жду в кроватке. Корф довёл Анну до постели, быстро проглотил приготовленное сыном, устроился рядом с любимой, бережно обнял и заснул, успев пробормотать: — Я очень люблю тебя. Не забыть подарок… — Спи, подарок. — Анна поцеловала его руку и уснула сама. Владимир открыл глаза и любовался женой, которая лежала в той же позе, в которой и засыпала. Осторожно, чтобы не разбудить, гладил её лицо, потом животик. Лицо было бледное, со слабым зеленоватым оттенком, одутловатое и уставшее. Он понимал, что ребёнок это не только «ути-пути», но и на любимую в таком состоянии смотреть было больно. На шее проступила толстая вена, дыхание тяжёлое. Огромный, по сравнению с миниатюрностью Анны, живот. И это только конец седьмого месяца. А ещё восьмой и часть девятого. Что тогда будет? Невесомо целовал любимую женщину. В какой-то момент его голова оказалась прижата к женскому плечу: — Я соскучилась, Володька! — Я больше, Анечка, я больше, любимая моя девочка. Как ты себя чувствуешь? И Верочка? — Хорошо. Правда, не переживай. Постарайся эту неделю пробыть с нами. — Обещаю. — поднялся на вытянутых руках и целовал сонное лицо. — Прости, я разбудил тебя… — Я не спала. Иди ко мне… — Анна попыталась стянуть с мужа нижнее бельё, но он не дался. Владимир нежно обнял её и лёг на бок, прижимая её спинку к себе. Гладил животик и целовал женскую шею, переходя на плечо. — Нет, Анютка, нет. Потерпим, не маленькие, а ваше с малышкой здоровье для меня важнее. — Но… — Анют, я люблю тебя. Для меня постель не самое важное в нашей жизни. А вот ты и наши дети — самое-самое. И я не хочу, чтобы из-за меня ты отказалась в больнице. По́сле — с удовольствием. — Какой ты упрямый! Мне что, у Зои справку взять?! — Анечка, любимая, не надо. Надо немного потерпеть. — потёрся носом об основание её ушка. — Я потом отыграюсь, девочка моя любимая. — А сейчас?! — Анечка… — блондинка обиженно сопела. — а сейчас, потом и всегда, мы будем вместе. — Мы хоть поедем на эти три дня? То, что дядя Саша придумал? — В домики? Как скажешь. — Скажу! Мы едем! — Только вещи складываю я! А ты командуешь. За ужином Надя внимательно смотрела на членов семьи: — Я так понимаю, что все обо всём в курсе, а я, как всегда, в пролёте? О всех чудесах мужа жена узнаёт последней? — с хитрым прищуром уточнила женщина. Владимир так же хитро прищурился, и Анна с трудом спрятала улыбку: два абсолютно одинаковых лица. Не смотря на то, что это племянник и тётя. — Ты так говоришь, мам, словно твой муж сходил налево, не дай бог. — Нет. Но вы ещё те шпиёны-заговорщики. Александр Христофорович мягко улыбнулся и приобнял супругу: — Я же хитрый: и обстановку сменим, и на воздухе побываем, а главное, отключим и оставим дома телефоны. И мы только ваши. — Вот тут ловлю на слове! Дети скоро забудут, как отцы выглядят! — Не забудут. Уйду на пенсию, начнут возмущаться, сами на работу выгонят. — Ты уже собрался на пенсию? — удивилась криминалист. Взгляд стал внимательным и цепким. — Ну, рано или поздно это произойдёт. Когда там? Если по-нормальному? Лет в пятьдесят пять, шестьдесят. Мне ещё сессию принимать. Кстати, разве ты откажешься от любимого мяса с косточкой и на открытом огне? — лукаво подмигнул Бенкендорф в ответ. — У-у-у, вот и запрещённый приём. Но главное, чтобы рядом были вы все и без телефона! Мужчины молча взяли под козырёк. — Тогда складываться. — мягко проговорила Анна. — Я смотрю, надо в доме иметь дорожную детскую кроватку, пригодится. — А такое есть? — встрепенулся Корф. — Тогда купим. — посмотрел на часы. — На сегодня уже не успеем… — Володя, спокойно! — хором поговорили жена и тётя. — Спокойно, — продолжила Надя. — Всё есть. Давайте ещё по кусочку пирога и будем складываться. Если я правильно считаю, то Варя и Гриша с вами в машине? — Да, — спокойно кивнула Анна. — мы помещаемся прекрасно. Охрана с нами? Полковник молча развёл руками. — Когда выезжаем? — Володя-маленький рассовывал посуду по посудомойке. — Мне ещё сложиться. Ба, поможешь? — Конечно, родной. — Часа полтора нам хватит? — уточнил полковник, вернувшись в кухню с дочерью на руках. Женщины переглянулись: — Да. — Тогда в полдевятого выезжаем, в течении часа будем и дети не поздно лягут. — Тогда вперёд, к шкафу. Спасибо большое, ребят. — Надежда Николаевна встала и забирала у мужа Светланку. — По дороге что-то покупать будем? И как Бастер? — Воду разве что. Со́бак с нами, всё оговорено. — муж спокойно обнял её. — Я его уже даже сложил, — хмыкнул Владимир. — осталось сложить человеков. *** Варя и Володя-маленький устроились в Гелендвагене главы семьи, Бастер умостился у них на ногах, Владимир буквально на руках вынес Анну из квартиры и устроил на сиденье. Проконтролировал тестя, который сел возле водителя-охранника и сам устроился рядом с любимой женщиной. Первым с парковки выехал «Мерседес» Бенкендорфов с тремя детьми, их родителями и водителем за рулём. Следом — машина с семьёй майора, за ней — авто охраны. Володя-маленький рассказывал школьные новости, прижавшись к бабушке, Анна отогревалась в объятьях мужа. Владимир сгрёб в охапку миниатюрную сильную женщину, одной рукой обнимая её и животик, второй держал за руку сына. Целовал блондинистый висок, и незаметно задремал. Было тихо, спокойно и уютно — родные рядом, телефон дома в сейфе. Анна в очередной раз задумалась о своём отношении к этому закрытому, серому, уставшему человеку, который из последних сил старался создать уют и приятный сюрприз женской части семьи. Она неоднократно замечала тоску и боль в глубине родных глаз, когда Надюша брала на руки одного из Карапузиков, называла кого-то из мальчишек ласково «сынок», гладила детские головки. Да и когда сама Анна гладила или целовала Вовку в щеку. Ему, её Володе, хотелось быть на месте одного из мальчишек. Ему не хватало мамы, её тепла, любви, ласки. Сейчас он сам папа, но в нем живёт тот самый мальчик, которому не хватает мамы. И того, что может дать только мама. Его мамы не стало в самый сложный момент, на его глазах. Он был вынужден резко повзрослеть. И вместо поддержки и опоры в её, Анином, лице он получил предательство. Теперь же, когда Господь дал им шанс быть вместе, наверстать, компенсировать, исправить, она начала заигрываться. Психолог, блин. Сама себе скажи, как называются ваши отношения? Когда ты «принцесса» (на горошине, блин), а Володя извозчик? Ты становишься токсичной, Аня, ты понимаешь это? Сама ведь знаешь, что в зависимых отношениях из-за подмены ролей партнёр, играющий роль ребенка, перестаёт брать ответственность за свои поступки, как бы перекладывая её на плечи «взрослого», твоего Володи, хочет он этого или нет. И вот когда Володя почувствует, что перестал контролировать ситуацию, то обратит внимание на свои же установки (например, что он должен обеспечивать её материально или без неё с ним случится что-то плохое). Она сама даёт ему повод задуматься: а контролирует ли он сам свою жизнь? Или её контролирует она? Нужно ли ему это? Ответ очевиден. Тем более, что это — Корф. Он сам всё будет контролировать. Из последних сил, но сам. Один вопрос финансов чего стоил. И сейчас, даже вещи сложить — всё он. Только он. А она что? Спасибо, что мозг ложечкой не выедает. Но ведь даже не спросила, что у него и как. Довольствуется, что молчит, на замкнутость списала и счастлива. А он каждый раз вздрагивает, глазами полностью ощупывает — всё ли с ними нормально. Дура, ты, Аня, редкая. Тебя нормальный мужчина полюбил и простил, а ты как тот карп отмороженный. «Будь с нами», да «будь с нами». А то, что ему отоспаться элементарно надо, тяжело подумать? Вон, и дочь возмущается, что ты папу её не бережёшь! От активных толчков младенца в утробе матери Владимир проснулся, внимательно посмотрел на жену, попросил водителя остановиться и на руках вынес Анну на воздух. Она спряталась в ближайших кустиках. Пристально посмотрел ей в глаза, но блондинка лишь ободряюще улыбнулась. Через несколько минут подъехали к массивным воротам. Александр Христофорович что-то сказал привратнику и все три машины пропустили. На территории их встретил совладелец комплекса и провёл автомобили до арендованного домика. Их временное пристанище оказалось двухэтажным, на первом этаже диван, кресла, электрический камин, большой обеденный стол, окна и балкон с выходом на веранду, где уже стоял мангал — всё, что нужно для отдыха и непринуждённой беседы. На втором этаже — пять комнат: две маленькие, детские, три больших, для взрослых и санузел. Володя-маленький сразу занял одну из двух детских, Надю с малышами и полковником не сговариваясь определили в самую большую, оставшиеся две заняли Корфы и Варвара с Григорием. Охрана распологалась во флигеле по соседству. Женщин уложили отдыхать. Мужчины заносили продукты и воду, младший Корф занимался собакой, Варвара драила душевую кабину и туалет — всё надёжнее и она чем-то занята. После многолетней жизни в деревне к ничегонеделанию привыкнуть не могла. — Так, тут есть столовая, нужно заказать завтрак. — Владимир стоял в коридоре и смотрел на семью. — А то что мы купили? — То, что приготовил Вовка. — поправил тётю. — Это на завтра. Плюс, вкусняшки. А в столовой домашняя еда, как обещают, но нужно делать заказ. И это существенное. — Свежее и горячее. Что хорошо. — заметила Анна. — Вкуснее, чем готовят дома не будет. Охранник, которому тоже объяснили правила жизни, изучил территорию и занёс кулинарные пожелания. *** Сильный мужчина не тот, который показывает свои мышцы, чтобы впечатлить девушку, с которой он один раз переспит и больше никогда не увидится. Это не тот, кто сдерживает свои слёзы, потому что боится показаться слабыми. Это не тот, кто месяцами морочит девушке голову, прежде чем сказать ей, что он не готов ни к чему серьёзному. Сильный мужчина — тот, кто позволяет себе заплакать перед женщиной, которую он любит. Тот, кто делится своими чувствами, даже если это тяжело. Даже если его всю жизнь учили подавлять их и сдерживать. Сильный мужчина — тот, кто не боится сказать женщине, что он чувствует. Тот, кто не хочет играть в игры, потому что верит в честность. Тот, кто не позволит хорошей женщине уйти, потому прикладывает много усилий, чтобы показать ей, что она важна для него, что она много для него значит. Сильный мужчина — тот, кто не боится показаться подкаблучником, если друзья будут дразнить его из-за его отношений. Он гордится своими отношениями. Он осознаёт, что это благословение, что он встретил любовь своей жизни. Сильный мужчина — тот, кто не боится признать, что он по уши влюблён. Он никогда не морочит женщине голову. Он никогда не тратит ничьё время, потому что он не из тех, кто намеренно разбивает сердца. Сильный мужчина — тот, кто защищает свою девушку от всех, кто её оскорбляет. Он всегда говорит правду, даже если она горькая. У него высокие ценности и твёрдые принципы, от которых он не отступает. Сильный мужчина — тот, кто относится к женщинам с уважением, даже если они не отвечают ему тем же. Даже если это значит, что его любовь будет безответной. Сильный мужчина — тот, кто не считает, что он заслуживает награды за всё то, что он делает, за то, что он честный. Сильный мужчина — тот, для кого ты должна беречь своё сердце, потому что он даст тебе столько же, сколько будет получать. Анна помогала Владимиру раскладывать вещи из дорожной сумки: — Сейчас перекус и ложимся спать. В ответ вновь взволнованный взгляд супруга. — Нам нужен папа. Живой и здоровый. А ты не высыпаешься. Устроилась рядом с Корфом. Он не мог заснуть — перед глазами мелькали эпизоды последнего дела. Анна мягко гладила его, прижала его голову к себе и гладила. Она не сможет заменить ему маму, но может отдать свою любовь. — Расскажи мне, что тебя мучает. Я же вижу. — Всё хорошо, любимая. Лучше расскажи, как ты и Верочка. — Мы хорошо. Растём, бодаемся. Володя, хороший мой, родной, не держи всё в себе. Расскажи, тебе же легче станет. Молчание в ответ. — Всё, что тебе нужно знать — я люблю тебя. Очень сильно. Тебя и наших детей. — Я тоже люблю тебя. Я с тобой, на всю жизнь, пока не прогонишь, я с тобой, я рядом… — Почему я должен тебя прогнать?! — Владимир приподнялся и изучающе посмотрел ей в глаза. — Я просто сказала… — помолчала. — Я же не уделяю тебе внимания, я понимаю, что тебе меня мало… В один момент тебе всё надоест и ты решишь от меня избавиться… Поэтому я хочу помочь тебе, пока мы вместе. Не держи всё в себе, пожалуйста. Это вредно для здоровья. Твоего здоровья. — Ничего не понял. С какого перепуга я должен от тебя избавиться?! Да я жизни без тебя не представляю! Это же хуже ада! Ты нужна мне, счастье моё. — Обнял её и поцеловал. — Что значит «пока»?! Что ты опять придумала себе, Анечка?! Запомни, я никуда тебя не отпущу. — Я с тобой. Всегда. — спрятала лицо у него на груди. Слушала его сердцебиение. Лежали в тишине. — Анют, ты спишь? — Нет, любимый. — У нас детское дело было… — он подбирал каждое слово, но потом его прорвало. Корф действительно больше не мог носить всё в себе. — И ведь это беззащитные дети. Испуганные, запуганные… безвредные, что ли… А с ними так… Я этого не понимаю. Для них это — статья доходов. Анна заметила, что дыхание мужа изменилось и тут же её осенило — он плакал. Её Владимир плакал. Впервые в жизни. Мягко гладила одной рукой, второй вытирала его слёзы. — Эти глаза… Детские… Когда мы их достали, отмыли, передали врачам и позвонили родителям… Ракитина хитрая, соблазнила их Макдональдсом, типа еда… они всё и рассказали. А какая же это еда? А что с их организмом, внутренними органами? Это же инвалиды. За что с ними так?! Я на секунду Вовку нашего так представил… — сжал её плечи и спрятал лицо в её макушке. — Всё что угодно, но только не это. Я лучше на вторую работу устроюсь, но пусть он ходит на свои кружки, занимается тем, что ему нравится и будет счастлив. — Он будет счастлив, если ты будешь проводить с ним время. Которого у тебя совсем не будет, если ты устроишься на вторую работу. Володь, мы говорили с тобой уже, есть моя зарплата и аренда моей квартиры. Прекрати всё тянуть со своей зарплаты! Потом обсудим вопрос общего семейного бюджета. Общего! Ты нам нужен: мне, Надюше, Вове с Верой. Тётя Надя с ума сходила, пока от тебя хоть какое-то сообщение приходило! Я тоже не обладаю крепкими нервами. А ты хочешь превратиться в ослика. Не позволю! У малого появился шанс выйти, так скажем, на самоокупаемость, хоть частичную? Вот пусть думает. Пусть привыкает ко взрослой жизни. Ты с десять лет подрабатывать пробовал, помнишь? То в деревне всем помогал, кто копейку, кто свой урожай, хотя тебе Варя свой не знала куда девать. Потом с соседскими собаками гулял, тоже копейки, но на мороженое было, на двоих, между прочим! Кстати, мне Надюша сказала, что подарок, который ты маме и ей на первые заработанные самостоятельно деньги купил, она до сих пор хранит. — Правда? — голос от чего-то сел. — Никогда не думал. Это же красивая бижутерия, даже не серебро. — Нормально, «даже не серебро», серебро очень дорогое бывает. Так ведь ценен не материал, а сам факт — внимание, желание подарить, потраченное время, выбор. Плюс, ты совсем ребёнком был, а вместо чупа-чупса подарочки выбрал. И у меня эта брошка-бабочка до сих пор в шкатулке. — Аня… — в этом полу-шепоте-полу-стоне было столько боли, что у Анны выступили слёзы на глазах. — Я с тобой, я люблю тебя. Больше жизни. Только говори, говори, любимый. Владимир уткнулся в хрупкое женское плечо и собирал себя по кусочкам. А ведь он ничего не рассказал о деле, буквально то, что сказал. Было больно. Оно вновь открыло фонтан самобичевания. Вот как научиться совмещать семью и работу? Не в ущерб друг другу? — Тебе больно, страшно, ты ощутил собственную беспомощность, — за него говорила психолог. — ты начал накладывать рабочую ситуацию на семью, винить себя непонятно в чём. Не надо этого. Работа это работа, семья это семья. Я очень прошу тебя, не держи все эмоции в себе, это вредно для здоровья. Для нервов и сердца. Вы смогли достать тех, кто использовал детей. Вы спасли детей. К сожалению, к огромному сожалению, не всех, но в этом нет вашей вины. Хоть тебе и кажется, что есть. Но это не так. Вы узнали о деле и об этой группировке практически две недели назад. И совершили такой рывок. Вы спасли очень многих детей. И за это вам огромное спасибо. Вы молодцы. Владимир молчал, но Анна чувствовала, что муж не спит. Какое-то время лежали молча, потом парень встал: — Я Вовку проверю и к тебе. Володя-маленький крепко спал. Володя-большой заметил на тумбочке купленные им в подарок «просто так» сыну книгу и смешной меховой брелок. Брелок был больше женским, чем пацанячим, светло-коричневый с огромными глазами. Ни ручек-ножек, ни ушей, ни носика-ротика, только огромные глазищи. Но мальчику так понравился и был приятен именно спонтанный презент, что он постоянно таскал его с собой и боялся потерять. Считал, что он приносит удачу. Владимир присел у изголовья и рассматривал вверх тормашками лицо сына. Его родной и невероятно любимый ребёнок. Его Вовка. Он никому его не отдаст. Даже собственным демонам. Вернулся в комнату и обнял любимую женщину. Целовал её волосы — всё, что он мог себе сейчас позволить, но он не хотел, чтобы из-за его несдержанности она оказалась в больнице. Пару раз растянул губы в улыбке — потренировался, лишь заглянул в любимое лицо: — А теперь расскажи мне, мой талантливый психолог, что ты себе в машине придумала и до чего себя накрутила? Куда делись положительные эмоции? Анна смутилась. Понимала, что этот разговор сделает ему в очередной раз больно. Хватит, она не будет причинять ему боль. — Анечка? — нежный бархатный голос и тёплые глаза. — Думала над своим поведением. — взяла его руку, лежавшую на животике, в свои. — Сделала выводы. — Анют, не придумывай себе ничего, не накручивайся. Всё хорошо. Давай мы пока поспим, завтра отпразднуем Надюшин день, а потом поговорим, хорошо? Я хочу узнать, что тебя гложет. — Моё отношение к тебе. — Анна! — пророкотал Корф, выровнявшись в кровати. — Твоё отношение ко мне даёт мне смысл в жизни! Твоё отношение ко мне это причина, по которой я возвращаюсь домой! Результатом твоего отношения ко мне стали наши дети! — Да я сама веду себя как ребенок! Малолетка сопливая! А ты слишком терпелив! Владимир шумно выдохнул, расслабился и покачал головой: — Ты меня удивляешь… Сама говорила мне про притирку, а сама жрёшь себя поедом! Да и я и терпение вещи не совместимые. — Я становлюсь токсичной! — Это как? — искренне удивился парень. — От тебя что, пары́ какие-то ядовитые исходят? — Токсичный человек — это человек, поведение которого делает жизнь спутника жизни невыносимой, отравляет её, а его самого заставляет чувствовать себя выжатым лимоном. Если тебе кажется, что ты имеешь дело с такой личностью, проведи небольшой тест. Задай себе простой вопрос: «Комфортно ли мне рядом с тем или иным человеком?» — Мне с тобой комфортно! Очень! И только с тобой! Плюс дети, Надюша, Саша… Прекращай говорить глупости. А я какой? Когда прихожу домой и мордой в подушку?! Витаминный?! Ань, любимая моя девочка, давай психологить ты будешь на работе, а дома наслаждаться, хочется верить, наслаждаться жизнью, семьёй, думать о себе, детях, как родить Верочку без вреда для здоровья своего и её. Я очень сильно тебя люблю. А теперь ложись, как вам удобно, и будем спать. Анна устроилась у него на плече и тихонько лежала, Владимир молча гладил её лицо. Сам не понял, как заснул. Голова к голове. *** Костя вторые сутки не отвечал на звонки родителей и брата, и Саша отправился к нему. По дороге закупил продуктов, подумал и купил бутылку сухого вина. Они оба практически никогда не пили, но мало ли, как сейчас ситуация повернётся. То, что с Тимом и его мамой Костика что-то связывает он понял ещё в тот момент, когда взъерошенный парень влетел к нему в кабинет и попросил пробить камеры и местонахождения телефона ребёнка. Всё последующее только подтвердило. И судя по тому, что младший брат ушёл на дно капитально, то зацепило его серьёзно. А что, Виктория ему подходит, пусть он и видел её полчаса от силы, но впечатление сложить успел. Честно позвонил в дверь, но никто не открыл. Спокойно достал свои ключи. Квартира встретила тишиной, грустью, болью и безысходностью. Разулся и поставил пакет на пол. Помыл руки и отправился искать хозяина. Костя сидел на диване и смотрел в одну точку. Нечёсанный, небритый, вещи и лицо помяты, в комнате душно, немытая тарелка на полу, рядом бокал и пустые бутылки из-под вина. Ясно — накрыло. Первым делом Александр Николаевич открыл окно, потом принялся за уборку. Ничего не говорил. По себе знал, надо дать время. Плюс, выплеснуть на кого-то. Помыл пол и набрал сообщение Наташе, предупреждая, что будет поздно, если не завтра утром. Вторым сообщением попросил Седого подхватить, но тот ответил, что его Бенкендорф отпустил. Это дело ударило по всем. Разложил продукты в холодильнике, заказал пиццы и роллы. Перед уходом домой приготовит на несколько дней, Наталья подкинула несколько быстрых и сытных рецептов. Вернулся в комнату Кости, поставил на стул заказанную еду, бутылки с водой и вином, чистые бокалы. Сел рядом с братом и обнял его. Молчали оба. Костя поднял голову и осоловело-мутными глазами посмотрел на непрошенного визитёра. Прочистил горло: — Зачем? — Соскучился. Так, давай под душ, заодно и зубы почисть, а то амбре страшное, и давай поедим, я голоден. Младший Романов сел, потом рухнул на спину и смотрел в потолок. Саша убеждался в своих догадках. — Давай, пицца стынет. Твои любимые: сырная и «Пепперони». О, кстати, «Кола». — вышел на кухню. Костя с грустью смотрел на полупустые полочки в ванной комнате. Остались только его вещи. Вика забрала всё, тщательно убрала, ни одного следа о себе на память не оставила. Господи, как же паршиво и больно. Послушно влез в душ, под которым стоял довольно долго. Струи воды приятно освежили тело и слегка взбодрили голову. Помыл волосы, для бритья противно дрожали руки, правильно, с непривычного перепоя. Для него это было много. Старался отключиться, не думать, что в его квартире совсем недавно жила его любимая женщина с не менее любимым ребёнком. Из глаз покатились непрошенные слёзы. Сел на корточки и дал волю слезам, душ всё смывал и заглушал всхлипывания. Плакал отчаянно, навзрыд, как маленький. Саша стоял у окна и медленно цедил «Кока-Колу». Брат совсем расклеился. Видимо, для него это было очень серьёзно. В принципе, вводные данные есть, можно попробовать с ней поговорить. Но сначала с братишкой. Подошёл к двери ванной и услышал всхлипывания. Чёрт! Брат! Поднёс кулак к двери и тут же опустил. Нет, пусть выпускает эмоции, пусть. Пиццу ели молча. Костя так и сидел в банном халате. После горячей еды отправился переодеваться в нормальную одежду. — Гипс намок? — Нет, я его плёнкой замотал. — Я заказал ещё пиццу. — Спасибо. Саша помолчал. Вся его деликатность куда-то исчезла. — Ты её любишь? Костик молча кивнул. — Не простила сына? Вновь кивок и молчание. Привезли пиццу. Вновь если в тишине. — Я знаю, что это мой косяк. Но я до сих пор не понял, как они вышли на малого. Я же её не светил нигде. Мы сходили в ресторан один раз и всё. Задолго до этого дела. Встречались всегда дома, у обоих работы. — Тихон. Он один из главарей. А пацан этот — месть нашему отцу, за то, что посадил его отца, а тот перекинулся в местах не столь отдаленных. Как вы сошлись? Она же жила здесь? — Да. Её квартиру затопило. … — парень рассказал всё как было. — Только не говори, что она использовала меня для ремонта квартиры. Нет. Я видел, как она смотрела на банальный пакет с продуктами, а уж моя затея с ремонтом вызывала у неё горячие возражения. Да и для неё это было серьёзно, я видел. Да и кто ей помочь-то может? Она одна, ни друзей, ни родителей. Точнее, они от неё отказались, когда узнали, что она беременна и отец ребёнка сбежал. Требовали аборт или выгоним из дома. Выгнали. Но у неё есть Тим… Нас тянуло друг к другу магнитом. Всеми магнитами мира. — пауза и первое вино в бокалах. — Я люблю её. И Тима. Очень, Сань. Но она явно меня в ЧС добавила. И дверь не открывает, хоть и дома, я слышу. *** Вика сидела в пижаме на кухне, пила крепкий кофе с молоком и ковырялась в себе. Она уже понимала, что всегда будет любить Костю с осторожностью, с одной ногой за порогом. Так как она не понимает любви без условий, любви, которая достаточно сильна, чтобы устоять в трудные времена. Она не сможет позволить себе полностью довериться его любви, и она будет оставлять части своего сердца скрытыми — те части, что пострадали более всего, те части, которые она не может рисковать поранить снова. Снова, после того, как она столько усилий потратила на то, чтобы сшить их вместе обратно. Её, побывавшую в аду и вернувшуюся, любить нелегко. Многие пытались и все они потерпели неудачу. Она считала, раз слабый, значит, не следует даже пытаться, она уже не была той наивной девочкой. Чтобы полюбить её потребуется больше сил, больше терпения, больше упорства, больше стойкости, больше решимости, чем просто ухаживания. Это требует неустанной любви, решительной и не терпящей поражений. Викторию любить нелегко, потому что женщина, которая побывала в аду и вернулась обратно, будет отталкивать Костю прочь, даже против своей воли. Она будет проверять его, желая узнать, из чего он сделан, имеет ли то, что нужно, чтобы выдерживать её шторм. Потому что она непредсказуема — иногда ураганная сила, которая несется на ярости её страдания; в другое время — легкий дождь, спокойный, бесшумный и мирный. Когда она — легкий дождь, который падает с её молчаливыми слезами, Костя должен любить её. Когда она — гром, и молнии, и яростные ветра, сеющие хаос, любить её ещё больше. Она — противоречие, маятник, который всегда будет метаться между страхом задохнуться от близости и страхом быть брошенной, и даже она сама не будет знать, как найти баланс между ними двумя. В такой момент, хотя она никогда и не скажет вслух, она будет чувствовать себя незащищенной. Она захочет, чтобы он был рядом, поправил её прядь за ушком, поцеловал в лоб и окружил силой своих рук. Но завтра она будет страстно желать своей независимости, своего пространства, своего уединения. Потому как, пока Костя будет спать, она будет бодрствовать, не в силах замедлить свои мысли, следить за стрелками часов и сражаться со временем, пытаясь собрать воедино разбитые кусочки, чтобы понять смысл всего этого. Она будет воевать со своими демонами и убивать своих драконов, боясь, что если она уснет, они возьмут верх над ней, боясь, что если она уснет, она потеряет над ними контроль. Когда она будет тянуться к любимому мужчине, он должен любить её. Когда она будет отталкивать и гнать его прочь, её нужно любить ещё больше. Новые ситуации, места, люди и переживания тревожат её. Она будет яростно независимой, страстно желающей преодолеть свои страхи, одновременно так же напуганная как одинокий маленький ребенок в большом мире. Иногда ей понадобится быть храброй, чтобы доказать себе, что она справится сама. В другое время, ей понадобится, чтобы он взял её за руку и держал крепко. Иногда она сама может не понимать, что ей нужно, и ему придётся читать её, как книгу с потёртыми страницами и рваным корешком и становиться тем, что ей нужно, даже когда она сама не знает, что это. Когда она будет храброй и идти сама по себе, ей нужно будет дать его любовь. Когда она будет (есть) напугана, но отказывается взять его руку, Костина любовь должна быть ещё больше. Она будет жить в страхе, что её или слишком много или слишком мало — бесконечная борьба в попытке найти золотую середину. Стыдясь, она будет впадать в ту или иную крайность, стыдясь быть собой, потому что никто никогда не любил обе её стороны — и ничтожную, и колоссальную. Когда она считает себя королевой, люби её, Костя. Когда она считает себя никем, люби её ещё больше. Иногда её боль отступает, её глаза лучатся светом, её смех радует редкой и драгоценной мелодией. Но иногда ей будет так больно из-за того, что травма всё ещё с ней; она будет страдать, она будет мучиться. Свет потускнеет и музыка угаснет. Когда она — свет, люби её. Когда она — сумрак, люби её ещё больше. Она всегда будет любить Константина с осторожностью, с одной ногой за порогом. Потому что она не помнит или даже не знает любви без условий, любви, которая достаточно сильна, чтобы устоять в трудные времена. Виктория не могла сейчас позволить себе полностью довериться любви Костика, и она будет оставлять части своего сердца скрытыми — те части, что пострадали более всего, те части, которые она не может рисковать поранить снова. Снова, после того, как она столько усилий потратила на то, чтобы сшить их вместе обратно. Она всегда будет наблюдать, ждать и предполагать, что он бросит её. И потому она будет искать способы сопротивляться взаимоотношениям; она будет искать способы разрушить их, она будет искать (и нашла) способы уйти первой, она будет искать способы причинить ему боль до того, как он причинит боль ей. Так она управляет ситуацией, так она выживает, так она гарантирует себе, что не будет ранена опять. Когда она хочет любить, люби её, Романов. Когда она захочет причинить боль, люби её ещё больше. Потеря контроля пугает её. Никогда не давай ей почувствовать себя бессильной, пойманной в ловушку, лишенной свободы. Ей нужно танцевать босиком под безбрежным голубым небом, чувствуя песок под ногами, бежать с волками, пока ветер наполняет магией её красивые распущенные волосы — в этом и будет её исцеление. Люби её, когда это легко, и люби её ещё больше, когда это трудно. Любите её так, чтобы опровергнуть всё, что она раньше знала про любовь. Люби её, потому что только ты, Костя, понимаешь всей душой цену её любви. Понимаешь, что ей стоило предложить тебе её израненное сердце. Люби её, парень, даже когда она не знает, как любить, а ты знаешь. Виктория поцеловала спящего Тимофея и вышла из комнаты — ближайшие три дня он побудет дома, она хотела убедиться, что сын не простыл, отошёл от шока и прочее. А мальчик уже рвётся в школу. Она же должна поспешить, ей нужно успеть переодеться и не опоздать на собеседование. Условия работы и оплаты — причина, по которой она готова была сменить место работы не дожидаясь отпуска, плюс, недалеко от дома, хоть и чуть дальше поликлиники. Быстро приняла душ, вымыла свои роскошные волосы и замотала тело в халат, шевелюру в полотенце, достала из ящичка фен, но тут в дверь позвонили — три длинных. Костя. Так звонил только он. Её пальцы судорожно сжали ручку фена, но с места не сдвинулась. В глазах застыла боль. Трель сменилась стуком: — Вик, я знаю, что ты дома. Открой, пожалуйста! Нам нужно поговорить. Пожалуйста! — пауза, слышно, как зашуршал пакет. — Я подожду внизу, у машины. Спустись, пожалуйста. Мы поговорим и всё. Один раз. — тише и жалобно. — Пожалуйста, Викуся… Удаляющиеся шаги. Женщина спокойно высушила голову, вытерла слёзы, переоделась в деловое серое платье, русые волосы с медным отливом закрутила в пучок, заглянула к сыну: — Это был Костя? — Да, Тима. — Мам, пожалуйста… Он же меня спас. А мы ему «спасибо» не сказали даже. Ты сама меня учила быть благодарным. — Я бы ему была очень благодарна, если бы ты всего этого не переживал! Не надо было бы спасать! — Мам,… я скучаю за ним. Костя классный! И добрый! — «Добрый». Очень. — нахмурилась. — Тима, я тебя прошу, я вернусь через три часа максимум. На улицу не выходи без меня, я приду, выйдем. Еда на плите, только грей. Телевизор, музыка, телефон под запретом. Побольше лежи. Если что — звони. — поцеловала его и коротко, но крепко обняла. Посидела немного рядом и вышла в коридор. В дверь вновь позвонили: — Вика, пожалуйста, я знаю, что ты дома. Дай мне шанс всё рассказать. Я не буду оправдываться, я понимаю всё. Я всё расскажу, а потом приму любое твоё решение… Пожалуйста… — тишина в ответ. Вика молча сползла по двери вниз, на коврик, закрыв руками рот. Из глаз лились слёзы. Она его любила. Именно любила. Но простить была не готова — Я понял. Адрес ты знаешь. Забери потом пакет, пожалуйста. Там немного продуктов и игрушка для Тима, он знает, мы обсуждали, и ждёт, наверное. Если нет — выбросите. — короткая пауза. — Я люблю тебя и Тима. Этого ты мне запретить и отнять не можешь. Парень ушёл. Сколько она просидела на полу, Вика не знала. Завибрировал телефон, секретарь напомнила о том, что через час у неё собеседование. Тонко намекнула на пунктуальность. Виктория привела себя в порядок, заказала капли в глаза, чем сняла покраснение, нанесла заново тушь и мазнула губы блемком, что не любила и пользовалась им крайне редко. Выглянула в общий коридор, забрала большой пакет из супермаркета. Там был стандартный Костин набор: свежайшая телятина, три килограмма картошки, овощи, зелень, бананы с яблоками, зефир, несколько коробок конфет, довольно дорогой витаминный комплекс, печенье, большая яркая коробка с непонятно чем, упаковка сарделек. Занесла мальчику игрушку. — Костя оставил. И еду. На кухне всё. Попрощалась с Тимофеем и поехала на собеседование. За ней незаметно проследил Романов. Убедился, что она вошла в здание клиники и с облегчением выдохнул. Теперь всё зависит от неё самой. Но она хороший специалист, о ней в очередях только восторженные отзывы. Виктория подошла на рецепшн, представилась. Её попросили присесть и подождать. Осмотрела большой свободный светлый холл. Приятно, красиво, спокойно. Несколько беременных женщин с мужьями, но всё тихо, спокойно, хоть один из будущих отцов светился так, что мог заменить все лампочки в здании. Улыбнулась — сдержанно и понимающе. Сотрудница клиники провела её в кабинет. Большая светлая комната с таким же большим и светлым офисным столом, за которым сидел высокий худой тёмноволосый парень, приблизительно её возраста, и круглая, тоже тёмноволосая, коротко стриженная женщина с добрыми глазами, лет под пятьдесят. — Здравствуйте. — негромко поздоровались Вика. — Здравствуйте, Виктория Евгеньевна, присаживайтесь. — мягко улыбнулась начальница. — Я — Зоя Александровна Пириус. — поняла, что кандидатке в педиатры её имя что-то сказало. — Я — хозяйка этой клиники, но работаю гинеколом. Антон Андреевич Китов — директор педиатрии. Сюда же входит и ненатология. И все вопросы, связанные с Вашим трудоустройством, решает он. Я просто знакомлюсь с потенциальными сотрудниками. Вика вежливо улыбнулась. Такое откровение ей понравилось. О гинекологе Пириус в узких кругах было хорошо известно — очень хорошая врач. Талантливая. Она слышала, что когда-то Зоя была хирургом, но в подробности не вдавалась. Интересно, поучиться у неё можно будет? Сразу у практика? — Смотрите, Виктория, — мужской голос был спокоен, но чуть жёстче, чем у коллеги. Простой начальственный голос. — Ваше резюме мне понравилось. Очень. Но есть несколько вопросов… Зоя незаметно вышла. — Ну что, мне время на размышления не нужно. Вы нам подходите. Вам нужно время? — Китов смотрел доброжелательно. — Нет. Меня тоже всё устраивает. Но есть одно «но». — Антон вопросительно поднял бровь. — У меня есть сын, ему восемь лет. Он ходит в школу рядом с домом. Но всё же мне бы хотелось, иметь возможность ему звонить и, при острой необходимости, проверить его дома. Я воспитываю его одна. И хочу быть спокойна. — Сын — это не «но». Это счастье. — в силу разных причин у него с женой детей не было. Сапожники без сапог. — Я думаю, с этим проблем не будет. Пока Вы будете работать педиатром. Работа посменная, но, если что, я всё равно целый день здесь, подхвачу. Больничный, весь соцпакет оплачивается. Личная просьба: не злоупотреблять. Кстати… Возможно, я спешу, но я бы предложил Вам и в качестве неонатолога попробовать. В дипломе Вы «неонатолог-педиатр». Вы попали на экспериментальный курс Огневой? Вика удивилась: — Да, а как Вы…? — Я учился на курсе Рыкова. — Вы заканчивали наш мед? Я Вас не помню. — Да. Только на три курса старше, плюс ординатура. И ещё, я понимаю, что могу Вам обидеть, поэтому, прошу прощения, но. Я женат. Зоя Александровна — моя супруга. Для снятия всех возможных вопросов. — Я не замужем. Но есть любимый человек и сын. И, простите, это не про меня. — сухо заметила Вика, а сама внутренне вспыхнула — что он себе думает. — Неужели я произвожу именно такое впечатление?! — Простите, я не хотел Вас оскорбить, ни в коем случае. Просто с двумя врачами мне пришлось попрощаться именно по этой причине. Вы нам обоим приятны, собеседование скорее для проформы, надеюсь, мы сработаемся. Сколько Вам нужно времени, чтобы уволиться? — Сегодня я ставлю главврача в известность, плюс, две недели отработки. Разве нет испытательного срока? — Для Вас нет. — Антон забарабанил пальцами. — Я понял. Просто я слегка зашиваюсь, а ещё одна педиатр с переломом руки. Давайте тогда так, я Вас ставлю на тот график, пока, который есть, Вы доработаете… это получается, Вы придёте… сегодня двадцать пятое, плюс четырнадцать… Числа десятого… А график мы меняем раз в три месяца… И на летние месяцы я должен сделать на этой неделе… — Делайте, как Вам удобно. Учитывая, что ещё и отпуска. — Вы далеко живёте? — Полторы остановки. — Отлично. Если что, то и ребёнка проведать можно. — И подхватить, если что. Вы же это сказать хотите. — скупо усмехнулась женщина. — Да. Так бывает. Ещё момент: Вам крайне принципиально работать полдня или Вы согласитесь на сутки-двое? Если пациентов не будет, все по записи, то можно сходить домой. — В чём разница? — Откровенно? — кивок в ответ. — В оплате. И, как по мне, удобнее. — согласный кивок. — Давайте попробуем. — Отлично. Здорово. Тогда, Вы увольняетесь и на обратном пути к дому проходите через меня с документами. Если возникнут проблемы с увольнением, — протянул визитку. — звоните. И пока не пройдёте отдел кадров — тоже. Тем более, что мы с Вами — коллеги. И Зоя Александровна, и я — играющие тренера. — Вопрос можно? Детская «неотложка» у Вас есть? — Пока нет. С этим у начальства проблемы. Но есть дежурства. Учитывая, что клиника частная, то к нам редко кого везут. Разве что, наши клиенты. Это да. Дежурства раз в месяц. Звонки проходят через меня. Если что, я и беру на себя, если случай сложный — могу позвонить коллегам. Вас это не устраивает? — Устраивает. — чуть помедлила собеседница. — Но нужно подумать, как быть с сыном. — А муж? Простите? — Он офицер… — Я понял. Та ещё работка, знаю, у самих друзья — оперативники…- понимающе кивнул. — В крайнем случае, я разрешаю Вам брать сына с собой, у нас есть комната для врачей, будет спать там. Думайте, если что, мой номер у Вас есть. — Я могу начать работать у Вас пока по полдня, если это Вас спасёт. — О, это было бы шикарно. Я проведу пока как совмещение, чтобы Вы зарплату получали, а потом уже полноценно. Тогда с завтрашнего дня? — Да. Виктория вышла и вдохнула воздух полной грудью. На душе было спокойно и приятно. К дежурствам ей было не привыкать, но одно дело, когда одна, а другое — с ребёнком. Нужно поговорить с Тимом. Согласится или нет. Она считала, что сможет больше уделять ему времени, а получает лишь очень хорошую зарплату. В ларьке купила себе кофе и набрала сына. Тимофей отозвался на втором гудке, чем выдал себя с потрохами, но Вика лишь улыбнулась. — Тима, привет, я уже свободна. Как самочувствие? — Привет, мам. Хорошо. Лежу. Тебя жду. Как у тебя? — У меня предложение: я за тобой зайду и мы где-нибудь погуляем, мне нужно посоветоваться с тобой. — Понял. Тогда я одеваюсь. — Не спеши, я приду и помогу. — Мам, я в полном порядке, не волнуйся. Я одеваюсь. Костя в одолженной у брата машине видел, как любимая женщина с сыном сидели в пиццерии и о чём-то оживлённо болтали. В очередной раз понял, что он — лишь сторонний наблюдатель. Медленно тронулся. — Так это же здорово, мам! — Тебе главное, чтобы от меня избавиться. — лукаво улыбнулась Вика. — А мне серьёзно надо. Я тогда попрошу бабушку Лию, чтобы она за тобой присмотрела. — Зачем? Я и сам взрослый. — Взрослый, взрослый. Ешь, давай. Она отрезала маленький ломтик от лежащего в тарелке треугольника и ушла в свои мысли. Теперь она будет жить без иллюзий. Так проще. Не будет выдумывать себе любовь на пустом месте, не будет приписывать человеку качества, которых у него отродясь нет, как любила делать это совсем ещё недавно. Эти фантазии, конечно, по-своему приятны, но расшибаться о реальность слишком уж больно. Теперь она верила лишь в одну истину: когда мужчине нужна женщина, он делает очень многое. Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала, в какой интересный клубок сплетены её без пяти минут начальство с семьёй Романовых?