Сделка

Ожидание становилось все мучительнее с каждой секундой. От пущего веселья и радости в честь первого снега не осталось и следа, словно мир застыл в ожидании глобальной катастрофы. То, что скажет нам мама — та еще загадка. Мы прекрасно понимали, что она на нашей стороне, но, если рассуждать здраво, беседа с ней может слишком многое изменить в нашей с Тришей жизни. Придется выдать абсолютно все. Придется скинуть все свои проблемы на ее плечи, что мы, мягко говоря, делать не хотели уж точно. Ни мама, ни отец не должны были знать о том, что происходило с нами на протяжении всех тех месяцев, что мы живем в Южном Парке. Дело было даже не в очевидном страхе, который, разумеется, присутствовал и успел трахнуть мои с сестрой мозги, но и нежелании вообще затрагивать наше прошлое. Мы должны были справиться сами. Справиться так, чтобы не разочаровать родителей. Но, увы, наше желание сделать все самим разбилось вдребезги о реальную жизнь, от которой, как не пытайся, ты не убежишь. Правда раскроется в любом случае, на это требуется лишь время. Таймер тикал с небывалой скоростью, словно бомба, грозящаяся взорвать все то, что ранее считалось нашей приватной жизнью. — Холодно. — Бормочет себе под нос Триша, стуча зубами. — Почему она так долго? Недолго думая, я, переборов собственную слабость перед стихией, снимаю куртку и протягиваю ее сестре. Мне было холодно, но даже страшно представить, что чувствовала Триша, стиль которой так и намеривал хоть чуточку да оголить тело. Подростковый бунт словно вынуждал ее носить легкие ветровки до тех пор, пока на улице не будут виднеться сугробы. Но даже при подобных обстоятельствах, шапку она никогда в жизни не наденет. — Держи. Одевайся теплее, дура. — Спасибо за непрошеный совет. — Она кутается в мою куртку, а я, тряся руками, пытаюсь хоть как-то согреть замершие конечности. Благо под курткой была футболка и худи. Можно ли вообще как-либо описать чувство, что посетило меня, когда я увидел маму, медленно идущую в нашу сторону по разбитому тротуару? Если честно, не думаю. Смесь грусти, отчаяния, возможно даже некой обиды, просто пожирали мою душу изнутри. Хотелось вновь убежать и спрятать все там, в не по годам черствой душе, которая, как оказалось, была лишь прикрытием. Хотелось вернуться в то время, когда можно было спокойно запереть собственную боль в том самом черством сердце, совершенно не беспокоясь о том, что будет потом, совершенно не боясь показаться слабым и уязвимым. Но вот он я, вымотанный после недавней ссоры, стою полностью открытый перед собственной матерью. Я просто не могу больше лгать ей. Только не после этого вечера. Ее взгляд выражал слишком много, чтобы просто взять и выделить одну единственную эмоцию. Такого тяжелого, но любящего и теплого взгляда я не видел никогда за всю свою жизнь. Мама шла нам на встречу, грустно улыбаясь, а потом, подорвавшись с места, она словно подлетела ко мне с Тришей, заключая в свои объятия. Я был слишком уставшим и не знал, как реагировать на подобное проявление чувств, поэтому лишь обнял в ответ, не сопротивляясь. Это действие явно означало намного больше, чем просто принятие. Спустя слишком долгое, приторное объятие, мама отстранилась и опустилась на колени, закрывая красное от слез лицо руками. Мы были слишком озадачены и не могли произнести ни звука. — Простите меня! Умоляю, простите! Я и Триша опешили. Нам было неловко и стыдно смотря на то, что прямо сейчас разворачивалось у нас на глазах. Все это — неправильно. Мама ни в коем случае не должна брать на себя вину за все произошедшее! Мы ожидали совершенно другого поворота событий. — Я должна была интересоваться, должна была! — Я больше не видел ее лица, но было очевидно одно — мама плакала. И мне стало больно. Больно настолько, что сердце противно заныло в груди, а замешательство сковало все тело, оставляя меня в состоянии полнейшей беспомощности. — Я была ужасной матерью! Этого больше никогда не повторится! — Мам, — я подаю сдавленный от стресса голос, и кладу руку на ее плечо. — Пожалуйста, встань… Триша лишь молча наблюдала, неловко ковыряя пальцами мою куртку. Она не могла найти себе места в точности, как и я. Заледеневшее от холода тело неприятно ныло, но не доставляло более никакого дискомфорта. Нам было неуютно и больно явно не из-за погодных условий. Мама, прислушавшись ко мне, наконец встает на ноги, и вновь набрасывается на нас с объятиями, отчаянно пытаясь доказать собственную заботу и принятие. Мы не могли сомневаться в искренности ее чувств ни на секунду. От этого было еще больнее. — Я и ваш отец были просто ужасными родителями… — Она грустно усмехается, наконец высвобождая нас из цепкой материнской хватки. — Я поговорила с ним. Он сказал, что все обдумает с холодной головой. Мы с Тришей переглянулись. Отец все-таки решился на здравый диалог? Я не мог поверить собственным ушам, но, кажется, мама не врет… — А теперь расскажите все от начала и до конца. Я и Триша вновь заняли место на той самой лавочке, служившей нам во время астрономических наблюдений, а мама, словно поняла наш намек, уселась напротив за небольшой столик, сделанный, вполне вероятно, для карточных игр. Мы будто находились на скамье подсудимых, или, в ином случае, на допросе у следователя, но все же было одно лишь отличие — нам спокойно. Впервые спокойно при мыслях о сделке и других приватных моментах, связанных с этим богом забытым городишкой. — Я и Твик познакомились благодаря Трише. — Я первый начинаю рассказ, подобрав нужные слова. — За день до учебы она начала шантажировать меня, что расскажет про мои стыдные любовные похождения всем в школе. — Эй, не делай из меня злодея, говори все по делу и сразу! — Она сказала, что я должен выведать информацию о Твике и втереться к нему в доверие. — Я набираю в грудь ледяной воздух, старательно пытаясь вспомнить все события по порядку и не запутаться. — Мы подружились. Потом Твик сказал, что хочет обратиться к врачу из-за… ментальных проблем. Он сдал анализы в Денвере и его упекли в клинику. — Она знает об этом, не томи! — Триша все подгоняла и подгоняла, но потом вместо того, чтобы дать мне шанс продолжить, перехватила лидерство, и начала рассказывать сама: — Короче, я ничего не знала, клянусь! Все это огромное недоразумение! Помнишь ту девчо— — Тришу шантажировала денверская «подружка» и теперь угрожает ей сливом кое-каких фотографий. — Вновь перехватываю у сестры права рассказчика, наконец приближаясь к истинной причине того, почему вообще все это произошло. Лицо мамы в мгновение изменилось, выражая странную смесь ужаса и сожаления. Она прекрасно поняла, что я имел в виду под «кое-какими фотографиями». Сейчас она напоминала мне Твика и его привычку постоянно перекладывать всю вину на собственные плечи. Но, не смотря на мамин шок, я все же продолжил историю: — Если говорить кратко, та самая девчонка знала о том, чем занималась семья Твика, и хотела таким образом тайно сделать меня своим дилером, насколько мы поняли. — Лицо мамы вновь приобретает это выражение, пытаясь переосмыслить сказанное мною еще раз. — От меня требовалось выяснить всю информацию о Твике, но вышло, что вышло… — Но не все так ужасно, как может показаться! — Вновь встревает Триша, отчеканивая свою громогласную речь: — Я же не какая-то там дура, чтобы не сложить два плюс два! Как только выяснилась информация о зависимости Твика, я, как умная девочка, сразу же рассказала Крейгу всю правду! И поэтому проблемы не случилось! Если честно, не думаю, что маму успокоило вот это дополнение из уст сестры, хотя она и была права на все сто. Если бы Триша не рассказала обо всем мне, — ситуация могла бы превратиться в весьма незавидный сценарий. Мама выглядела запутавшейся и шокированной, и мы прекрасно понимали ее в этот момент. Любой бы на ее месте был, мягко говоря, в замешательстве, узнав подобное о своих детях. Спустя весьма продолжительную паузу, мама наконец подала свой голос: — Это ужасно… — Она делает глубокий вдох, собираясь с мыслями. Ей очень тяжело держать себя в руках. — Триша, когда это произошло…? — В конце учебного года! Меня обманули! — Сестра тоже старалась держать невозмутимое лицо, хотя я прекрасно понимал, что эта тема для нее слишком чувствительная и нежеланная для обсуждения. — И я считаю, что мы должны обратиться в полицию. Вот мы и снова здесь. Только теперь мама знает обо всем и нам нет смысла продолжать переживать этот ужас изо дня в день. Все проблемы должны решиться в ближайшее время, что не могло не радовать. Маленькая, еле заметная улыбка, мелькнула на моих губах. — Да! — Подхватываю за Тришей я. — Мы думали об этом, но боялись, потому что тогда бы пришлось обо всем доложить тебе с папой. Но все позади, правда? Я переглядываюсь с сестрой. Она тоже улыбается. В момент мы оказались свободны. — Мы поедем в участок, — строго отчеканивает мама. Она делает очередной глубокий вдох, после чего переводит взгляд голубых очей прямиком на нас. — Крейг, Триша, я очень горжусь вами. Я вновь перевел взгляд на сестру, но уже в попытке найти какие-либо ответы. К чему вообще это было сказано? Мы влипли во все это, доставили маме проблем, а она вместо того, чтобы отчитать нас, говорит, что гордится? Триша, кажется, тоже ничего не поняла. — Почему? — Спрашиваю я. — Мы же только проблемы создали… — Вы изменились, — говорит мама. — Я никогда не видела вас настолько дружными. — Она улыбается, переводя взгляд на ведьму, стоящую в моей куртке в то время, как я, хоть и согрелся, все же жертвовал своим комфортом. — Да подумаешь, изменились! — Вскрикивает сестра. — Тут иначе нельзя было! Другой город все же. — А может это не город, а вы сами? И тут до меня дошла истина. Родители прекрасно понимали, для чего нам так нужен был этот переезд. Дело было далеко не в самом Южном Парке, а в том, что нам, наконец, пришлось выйти из зоны комфорта. Новые знакомства, друзья, кружки, вечеринки — то, чего не было у нас в Денвере. Но было здесь, потому что мы начали все с чистого листа. Мы неосознанно помогали друг другу преодолеть трудности, сломав тот барьер, что не давал нам жить так, как живут все остальные братья и сестры. И сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что все это — ценнейший жизненный урок, который преподали нам мама и папа. Нужно двигаться вперед. — Крейг, — мама выводит меня из раздумий своим нежным голосом. Ее улыбка является неоспоримым фактом существования материнской любви. — Папа примет тебя. Я обещаю. — Я не буду заставлять его делать это. — Грустно выдыхаю я, осознавая, что, скорее всего, отец так и не сможет до конца понять того, что твориться у меня на душе, чтобы поддержать. — У него есть свое мнение. Вместо ответа, мама достает из кармана свой телефон, и открывает галерею. Она долго листает многочисленные фотографии, содержимое которых я не успеваю разглядеть, но, как только она останавливается, я вижу следующее — фотография моих родителей с выпускного класса. Мне никогда ранее не доводилось видеть эти фотографии. Ни в одном альбоме их нет… — Смотри, — нежно усмехается мама, приближая фотографию. Триша толкает меня, двигая в сторону, чтобы тоже увидеть содержимое снимка. — Никого не напоминает? Я разглядываю фотографию. После того, как мама приближает ее, моему взору предстает отец, одетый в дедовский костюм, серьезно смотрящий в камеру. Его лицо не выражает практически никаких эмоций, разве что, возможно, небольшую задумчивость. Потом мама, ловким движением пальца проскользнула по экрану, чуть сдвигая фотографию вправо, туда, где запечатлена она сама. Мама одета в помятую зеленую рубашку с неправильно застегнутой пуговицей. Ее волосы взъерошены, отросшие черные корни торчат в разные стороны, словно она никогда в жизни не пользовалась расческой. Осознание в мгновение пронзило сердце. — И ты хочешь сказать, что он не примет тебя и Твика? — Ее нежная улыбка сменяется на ехидное выражение лица. А я, словно конченный идиот, лишь стою раскрыв рот, не смея и звука проронить. — Вот это да, — охает Триша. — А почему этих фотографий больше нигде нет?! — Я ненавидела себя на этих снимках. — Снова усмехается мама, после чего вновь свайпнула пальцем по экрану, меняя изображение. — Как только ты впервые пригласил Твика к нам, я поняла в чем дело. — Ее рука падает мне на голову, слегка приминая шапку. — Эти фотографии все время были у бабушки, и, как только Твик ушел, твой отец потребовал, чтобы она прислала мне их. Мой мир слегка пошатнулся. Мама продолжала листать снимки в галерее, а я внимательно изучал содержимое. На одной фотографии у отца была похожая на мою шапка, только черного цвета, а мама выглядела все так же встревоженно, как и на других снимках. Я не совсем понимал, что все это значит. Я знал, что мама — крашенная блондинка, о чем свидетельствуют черные корни, выглядывающие на старых фотографиях, но то, что она была растяпой, мягко говоря, в голове не укладывалось. — Ты тут на себя не похожа… — Наконец подаю голос я, в надежде получить ответы на все вопросы. — Ты же спокойная всегда, аккуратная… — Мы с твоим отцом были теми еще оторвами. — С гордостью произносит она, вновь улыбаясь во все тридцать два. — Он помог мне побороть тревогу, возникшую в старших классах. Твой папа — хороший человек, Крейг. Ему тяжело осознать все то, что сегодня выяснилось не лучшим образом, но ты и представить не можешь, как он гордится тобой. Он может и делал вид, что ему не нравится Твик, но, будь уверен, Твик — единственный, кого он вообще сможет одобрить. Я не мог до конца поверить ее словам, просто вспоминая все то, что отец говорил в адрес Твика. — Он не хотел, чтобы я общался с ним. Говорил, что он на девчонку похож… — А что, разве не похож? — Улыбнулась мама, после чего, внезапно для меня с Тришей, выдала: — Ай, какой стресс! Крейг, дай мне кофе! Больше кофе!!! Первая сдалась Триша, сгибаясь пополам от смеха, чуть не упав на меня, истеря. Я подхватил это безумие, начиная ржать так, как, наверное, не ржал никогда за всю свою жизнь. И, может, за время, проведенное в Южном Парке, я и правда начал чаще смеяться, но этот смех был настолько искренним, что самому непривычно стало. Мама справилась с пародией на ура, после чего, обняв нас, рассмеялась тоже. Каким бы ужасным не был этот вечер, ночь смогла исправить ситуацию в полной мере. Больше не было той ужасной ссоры и недопониманий. Была лишь наша семья, которую я безумно любил и гордился. Мы вернулись домой. Триша громко хлопнула дверью, привлекая внимание отца, сидящего на диване. Он, как ни в чем не бывало, пялился в телевизор, лишь на секунду украдкой глянув на нас. В его взгляде больше не читалась та ненависть, которую мы все успели запомнить. Скорее наоборот, больше его взгляд не выражал абсолютно ничего. Мне вновь стало не по себе, но мама, положив руку мне на голову, прошептала: «просто иди в свою комнату». Я бы понял ее намек и без слов. Триша, кажется, тоже решила послушаться маму, прошмыгнув за мной по лестнице. Мы переглянулись, после чего сестра забежала к себе в берлогу, оставляя меня одного со своими мыслями. Я открыл дверцу к себе, после чего зашел в комнату, по которой, на самом деле, даже немного соскучился. Атмосфера дома изменилась. Я больше не ощущал в воздухе раскаленный запах ссоры, но что-то все равно было не так. Мне хотелось спать, но я просто не мог сомкнуть глаза. Вместо того, чтобы перебороть себя и отдохнуть, я взял со стола ноутбук, и, разблокировав его, зашел на фейсбук. Я увидел около десятка пропущенных сообщений от Твика и одно от незнакомого мне контакта. В первую очередь я решаюсь ответить Твику. «Крейг, пожалуйста, напиши, когда придешь домой». «Крейг, как ты там?!». «Я надеюсь все будет в порядке». «Если нужно будет переночевать у меня — просто приходи». «Триша тоже сможет остаться!». «Только не игнорируй, пожалуйста». «Крееееееейг» «КРЕЕЕЕЕЕЕЕЙГ ОТВЕЕЕЕТЬ» Я листаю сообщения дальше и, прочитав последнее из однотипных просьб не игнорировать, я застываю. «С Картманом покончено! Мне Стэн и Кайл помогли, так что можешь не волноваться!». Я быстро набираю Твика по видеозвонку. Он мгновенно отвечает, словно специально выжидал мой звонок, не выходя из сети. — КРЕЙГ, ТЫ КАК?! — Твик был перевозбужден, буквально кричал в микрофон. Он выглядел куда более болезненным, чем обычно. Его отекшие глаза явно говорили о том, что он плакал. — Как все прошло?! — Ну, — пытаюсь правильно подобрать слова, — в целом неплохо. Мама приняла меня. — А отец?! — Пока не знаю. — Я зеваю и рефлекторно тру уставшие глаза. Я тоже был не в лучшем виде. — Мне нужно столько всего тебе рассказать, это умора просто. — В каком смысле «умора»?! — Моя мама в юности была точной копией тебя, прикинь. — В полсилы усмехаюсь я. Твик меняется в лице. — В каком смысле?! — Он был озадачен, но заинтересован. — Потом фотки покажу. Так что там с Картманом? — А! Короче, слушай… Твик рассказал происходящее сегодняшнего вечера от своего лица. Придя домой, он, первым делом, написал Кайлу и отослал ему тот самый список клиентов, найденный в разбитой коллекционной кружке. Посовещавшись со Стэном, они втроем приняли решение направиться прямиком к дому Картмана, чтобы пригрозить ему, что список окажется в интернете. Жирдяй не поверил в это, поэтому Твик, Кайл и Стэн показали список его матери, и начали угрожать уже ей. И, если честно, подобное от Твика я уж никак не мог ожидать. То, что он, в компании каких-то стремных ребят, решит ворваться в чужой дом и начать угрожать матери хулигана… Ну, это просто в голове не укладывалось! Не укладывалось, но сработало так, как было нужно. — Ты бы видел, как она на него посмотрела, когда узнала, чем ее сын занимается! — Твик был в восторге от происходящего, чего я, если честно, не совсем разделял. — Сказала, что он больше так не будет. — А не слишком жестко вы поступили? Это же тоже неправильно… — Ты как себе это представляешь? — Усмехается Твик. — Мы культурно постучались, она нас пустила к себе, как старых друзей Картмана, и мы ей просто показали этот список! Она, ну, ахуела, мягко говоря, и все сама решила! Мы же не избивали ее и не угрожали убийством! В момент будто еще один тяжелый груз спал с моих плеч, и я расслабился. Было странно ощущать настолько приятную свободу, вкус которой я успел позабыть. Я был счастлив. — Как скажешь, — устало улыбаюсь я горящему экрану ноутбука. — Завтра встретимся? — Конечно! — Несмотря на поздний час, Твик был заряжен энергией. Не стоило ему так переживать насчет меня. — Кстати, мне звонила Рэд и сказала, что мы должны завтра прийти на репетицию. Что-то опять со сценкой. — Да твою ж ты мать. — Недовольно плююсь, осознавая, что завтра, скорее всего, мне вновь придется репетировать несколько часов подряд, начиная с самого утра. В планах было сначала поспать минимум до обеда, а уже потом направиться к Твику, но никак не в актовый зал нашей школы. — С чего это вдруг? Она же сказала, что мы можем отдыхать. — Ну, я не знаю! — Вскидывает руками Твик. — Может просмотр какой будет, а может что-то случилось. Она сказала, что сама не до конца еще в курсе, поэтому точную причину назвать не может. Но, мы же не подве— — Погоди! — Я, неожиданно для себя вскрикиваю, перебивая Твика. Я отчетливо, даже через наушники, услышал стук в мою дверь. — Я потом перезвоню. Сброс вызова. Я сделал небольшую паузу, тихо вслушиваясь в звуки, доносящиеся из-за двери, чтобы понять, показалось мне, или же нет. Я целиком и полностью сконцентрировался на нарастающей в комнате тишине, пока тот самый звук не повторился еще раз. Я нервно сглотнул. — Входи. Я знал, кто именно стучался в мою комнату — отец. Дверь тихонько отворилась, и я нашел подтверждение своей догадке, когда он, неловко склонив голову, все же решился заглянуть в мое убежище. Отец выглядел виноватым и, возможно, любой бы на моем месте счел это за что-то закономерное, учитывая то, как именно он повел себя по отношению к нам этим вечером, но, что я точно могу заявить — это самая странная эмоция, которую папа вообще мог бы из себя выдавить. Его взгляд никогда не выражал настолько много сожаления, как сейчас. Да, он бывает злым, противным, уставшим, но никак не раскаявшимся. Это меня… смутило. — Кхм, — начинает он, — можно я присяду? Я киваю. Отец присаживается на край моей кровати, в то время как я, все еще немного озадаченный, сижу, сжимая в руках открытый на странице фейсбука ноутбук. Я молчал в ожидании следующих его слов. — То, что было вечером, — отец тянет руки к своей голове, неловко почесывая с возрастом полысевшую репу. — Мы можем с тобой обсудить это сейчас? — Да. Мне странно видеть отца настолько растерянным, запутавшимся, и не знающим что говорить. Возможно, прозвучит грубо, но прямо сейчас он выглядит очень жалко. Словно весь тот авторитет, что так или иначе присутствовал в его внешнем виде и поведении, испарился в одно лишь мгновение. И все, что ему нужно было сделать для этого — открыть рот. — Я не понимаю этого. — Он медленно выдыхает, а на лице вырисовывается нотка грусти, к которой он тоже никогда не был склонен. — Но, знаешь, я был слишком строг и груб с тобой. Думаю, мне стоило… изучить вопрос получше, прежде чем вот так наезжать на тебя. — Возможно. — И, мне правда жаль за случившиеся. Ты… не перестаешь быть моим сыном, даже после того, что я сегодня узнал. Я прекрасно понимал, насколько тяжело даются ему эти слова. И, возможно, будь я на его месте, мне бы тоже было неловко. Жить всю свою жизнь с полнейшим отрицанием и страхом перед чем-то «ненормальным», а потом, в один прекрасный день узнать, что твой сын и есть что-то «ненормальное» в твоем понимании. А затем, после этого потрясения, осознать, что, вообще-то, все твои убеждения, навязанные консервативным обществом, были тем, в чем ты ошибался. Это наверняка очень тяжело. Но все же, та обида, которая прокралась в душу в момент ссоры, хоть и отпустила, но не до конца. — Я не злюсь на тебя, — продолжает отец. — И на Тришу тоже. Я уже в курсе всей ситуации… — Мы должны обратиться в полицию. — Да, — он отчаянно усмехается, — должны. Тишина вернулась в комнату, оставляя какие-то полминуты для размышлений. Отец, несмотря на свои убеждения, все же смог принять то, к чему был настроен с отвращением. Папа смог принять меня, и я был очень благодарен тому, что он смог переступить через себя ради этого. Я правда был благодарен. — Ну, — он прерывает тишину, — тогда, думаю, я пошел. — Внезапно, из кармана он достает стодолларовую купюру и кладет ее рядом со мной на кровать. — Своди Твика в нормальный денверский ресторан, а не в эту убогую пиццерию. Я удивленно распахиваю глаза. В деньгах я явно не нуждался, но это был тот самый приятный бонус, после которого обида смогла пропасть окончательно. Возможно, я просто меркантильный придурок, но разве брошенная им фраза не означает принятие Твика в нашу семью? Ладно я и моя ориентация, но к Твику отец был настроен более скептически. Приятное тепло растеклось в груди. — Спасибо. — Я улыбаюсь и, увидев на лице отца хоть и слабую, но взаимную улыбку, я понял, что все будет хорошо. Минус еще одна проблема. — Спокойной ночи, Крейг. — Спокойной ночи, пап. Я и правда могу спать спокойно.