Сделка

— Мам? — Я смог дозвониться до матери лишь спустя двадцать минут после прибытия в участок. Это место, казалось, прямиком из моих кошмаров: люди в форме, наблюдающие за каждым твоим движением, голые стены с потрескавшейся мутной краской, лампы, мигающие так напряженно и ярко, что слепят глаза. Все это отдавало каким-то хоррором из глубин интернета, хотя, на самом деле, это и правда был самый обычный полицейский участок. Лично мне ничего не угрожало, и я был уверен, что Твика совсем скоро отпустят. Я нервно сглатываю, когда слышу мамин голос на другом конце «провода». — Кхм… это, ты можешь попросить отца забрать нас с Твиком из Денвера? Я знал, что не смогу убежать от подробностей, но мои опасения подтвердились, как только я услышал разъяренный крик матери. — Денвер?! Что ты там, блять, забыл?! — Мама материлась нечасто, но я более чем в состоянии ее понять. Я тоже был зол на себя в этот момент. — Долгая история, — между нами повисла неловкая пауза. — Мы сейчас в участке, но ничего серьезного, правда. — Я пытаюсь звучать максимально спокойно и естественно, будто и не было всех тех событий, а Твика ни в чем плохом не подозревали, но, вслушиваясь в свои же слова, я понимаю, насколько нелепо выглядели мои попытки убедить маму в том, что все хорошо. Уморительно, блять. Возможно, мне стоило бы приврать, но в любом случае моя ложь выявилась бы не самым лучшим образом, — это я уже проходил. Краткая версия истории такова: Твик был записан к врачу в Денвере, а я решился помочь, чтобы он не потерялся в большом городе. Анализы, которые сдал Твик, перепутал неопытный врач, после чего нам пришлось проследовать в участок, чтобы все по-быстрому выяснилось, и с Твика сняли подозрения в том, в чем он не виноват. Естественно, мама была не в восторге. «Не в восторге» — очень мягкое определение ее спектра эмоций, хотя я и не видел ее лица в этот момент. Мама чем-то была похожа на Твика. Думаю, дело в излишней нервозности время от времени. На самом деле я очень удивлен тому, насколько спокойно, как мне показалось, прозвучал ее голос, когда она сказала, что скоро подъедет за мной с Твиком. Она либо поверила, что все не так уж и плохо, либо наоборот — считает, что мы по уши в дерьме и не в состоянии вылезти сами. Она, наверное, удивилась, что именно я доставил ей проблемы в этот раз, а не Триша. Ну вот и звание малолетнего проказника принадлежит мне. — Вам тоже следует сдать анализ. Мы не можем просто так поверить, что Вы никак с этим не связаны. — Полицейский подошел ко мне настолько тихо, что я и не заметил его присутствия, вновь погрузившись в собственные мысли. Или, быть может, это лампы настолько шумные, что заглушают даже шаги настолько тучного человека, как этот коп? — Я сдам, — поднимаюсь со стула и оттряхиваю свою куртку. Не знаю зачем я это сделал. — Но Вы же не считаете, что Твик и правда виновен? — Понимаешь, малец, — коп кладет руку мне на плечо, которое я только что оттряхнул, — этот парень и выглядит, и ведет себя как наркоман. Анализы не могут ошибаться в подобном. — Он почесал свои засаленные волосы, будто задумался о чем-то важном. — Я повидал таких как он сотни, если не тысячи. Я вижу, что ты хороший парень, и я верю, что твой друг — тоже, но пойми… — его ладонь вновь оказывается на моей куртке, — мы задержали его не для того, чтобы навредить, а наоборот — чтобы помочь. В таком возрасте подростки занимаются глупостями, ввязываются в странные и мутные делишки с «крутыми» ребятами. Да и к тому же, он явно не первый год употребляет. У нас будет масса вопросов к его родителям. От упоминания родителей Твика меня слегка бросило в жар. Они же не в курсе, что сейчас происходит с их сыном! Нет, они, конечно, конченные ублюдки, но все же боюсь, им явно будет не насрать на случившееся, а Твик получит дома сполна. — У него родители немного… неадекватные. — Отвожу взгляд куда-то в пол, разглядывая свои кроссовки, испачканные в грязи. Никогда не хотел попасть в ситуацию, когда тебе приходится разговаривать с копами. — Его родители владеют кофейней в Южном Парке, очень сильно запрягают его на работе, а еще у Твика зависимость от кофе. Причина его состояния — семья, а не наркотики. Между нами повисла неловкая тишина длиной в десять секунд. Потом полицейский вновь заговорил: — Тогда, думаю, у нас еще больше причин узнать о его родителях. А теперь иди сдавать анализ. — И он удалился. То, что я ненавижу еще больше больниц — полиция и анализы. Полицию не люблю, потому что начинаю переживать, будто меня пытаются в чем-то обвинить, а анализы, потому что… ну, все очевидно. Это просто мерзко. Меньше всего на свете мне хотелось сдавать чертовы анализы в блядском полицейском участке! Это же почти как тюрьма, а тебя еще проверяют на что-то, к чему ты не причастен. Закрывшись в грязной туалетной кабинке и расстегнув ширинку, я задумался о том, что, быть может, этот коп и правда знает, о чем говорит. Довольно странный момент для подобного откровения, но все же. Родители Твика боялись за репутацию кофейни. Но почему? Что такого в этой сраной кофейне, что они так давили на собственного сына? У Твика буквально не было личной жизни, по крайней мере, ему приходилось скрывать эту часть себя, чтобы неадекватные мамаша с папашей не увидели чего «лишнего». А что вообще значит это «лишнее»? В моей голове не укладывалось, что именно должен был сделать Твик, чтобы на кофейню обрушилась волна… осуждения? Ненависти? Что, блять, по их мнению, должно было произойти?! Твик явно не подозревал о своем состоянии. А вдруг, он правда зависим от наркотических веществ? Анализы не врут, так ведь оно и работает? А что если… — Мистер Такер, поторапливайтесь, — один из копов, посланный пронаблюдать за мной, дабы я не дал деру, постучался в кабинку. — Блять, — заканчиваю свои дела и застегиваю ширинку. Даже здесь за мной наблюдают, ну офигеть просто. Я просидел в этом участке еще около двух часов. Разумеется, мои анализы показали, что я чист. Твика, как я понял, расспрашивали обо всем на свете, будто он не был у психолога парой часов ранее. — Его анализы подтвердились. — Тот самый коп вновь тихо подкрался ко мне, только в этот раз еще и занял место рядом на стуле. — И он явно не был в курсе того, что у него с этим проблемы. — То есть Вы хотите сказать, что он не виновен? — Думаю, все не так просто. — Полицейский вновь чешет сальную репу. — Мы расспросили его про семью, и он подтвердил твои слова, парень. У него дома творится тот еще кавардак. — «Кавардак» — мягко сказано, — заметил я. — Его родители ужасно переживают за репутацию их семейного бизнеса и запрещают Твику даже фейсбуком пользоваться. Типа, знаете, я сначала думал, что они просто его чересчур сильно оберегают, но мне кажется, это как-то связано. Я ни за что в жизни не поверю, что Твик сам принимал что-то запрещенное. Может, ему предки начали давать какие-то таблетки от нервов? — Головоломка в моей голове начала складываться, хоть я и не был до конца уверен в своих словах. Я все еще не хотел верить в то, что происходит с лучшим другом. — Он выглядит так, будто давно сидит на мете, — коп поправил очки. — Не думаю, что это таблетки. Мы спрашивали его об этом, и он сказал, что никогда ничего из препаратов не пробовал. Что, якобы, ему родители не разрешали. — Что с ним будет? — Грустно спрашиваю я в надежде услышать что-то не слишком удручающее. — Его же не арестуют? — Он славный парень, но ему придется отправиться на реабилитацию. — Я хотел было начать возмущаться, но собеседник меня остановил, показав пальцем жест, заставляющий меня проглотить мысли. — Твик сам согласился пройти лечение. Мы проведем расследование касательно его семьи. С твоим другом все будет в порядке, мы поможем ему. Я не знал, что и думать на этот счет. Твика положат в реабилитационный центр? Одного? В мать его Денвере? — Он долго будет проходить лечение? — Вырвался из моих уст вопрос, пока я бездумно таращился в стену с потрескавшейся краской. Кажется, всего мгновение и из моих глаз побегут тонкие ручейки слез. Я пытаюсь держать себя в руках и сглатываю ненавистный ком в горле. — От двух недель до месяца, я думаю. Все зависит от того, насколько Твик будет согласен с нами сотрудничать. — Полицейский тяжело вздыхает. — Мне тоже жаль этого парня. Он хоть и похож на тех отбитых подростков, с которыми мне приходится сталкиваться каждый день, но у него доброе сердце. — Как он… отреагировал на все это? Он в порядке? — Он все еще шокирован и, я думаю, очень зол. Мы, конечно, во всем разберемся, но, честно, я уверен в его невиновности. Да и к тому же, он согласился на лечение. Полицейский ободряюще потрепал меня по плечу, а потом мой телефон раздался вибрацией, оповещающей о прибытии мамы. Моих родителей пропустили в участок, после чего добродушный полицейский рассказал все то, о чем мы беседовали, а я, как провинившийся ребенок, лишь смотрел в пол, вслушиваясь в разговоры взрослых. — Крейг, — мама позвала меня за собой. — Идем, солнышко. — Несмотря на то, что она была расстроена и очень огорчена всем тем, во что мы вляпались, она совершенно не могла ругать меня. Может, из-за того, что привыкла считать меня хорошим сыном? Отец тоже хоть и выглядел хмуро, но не стал как-либо комментировать ситуацию. — С ним все будет хорошо. — Мама, сев за руль машины, улыбнулась мне ободряющей улыбкой, которую она выдавила из себя через силу. — Я рада, что Твик согласился на лечение. Он очень хороший мальчик. — Крейг, — голос отца звучал томно и тяжело, — мы с мамой не в восторге от того, что ты учудил. Но ты поступил правильно, что не бросил своего друга. — Это все, что он сказал за время поездки. Дорога казалась бесконечно длинной. Размышления насчет Твика заполонили мое сознание, и я совершенно не заметил, как мама целый час подряд включала мои любимые песни, соединив телефон с магнитолой по блютузу. Иронично, но под песню «Teenage dirtbag» от Wheatus мне еще сильнее хотелось пустить пулю себе в лоб. Почему я осознал свои чувства к Твику, когда его, блять, упекают в реабилитационную клинику на хуй знает сколько недель? Да даже плевать на собственные чувства, Твик — слишком не приспособленный к таким местам человек. Остается лишь надеяться, что он сможет справиться со всем и ему действительно помогут опытные специалисты. Приехали домой мы только ночью, и, как всем нам было очевидно с самого начала, Триша не спала, ожидая нашего появления. Ей, как оказалось, не нужны были подробности. Ей нужен был я. А я, вновь совершенно не сомкнув глаза в машине, не спавший, казалось, целую неделю, был схвачен цепкими лапами своей сестренки и, как по инерции, затащен наверх, в ее комнату. — Послушай, Триш, давай завтра всю эту хуету обсудим, я ужасно устал за этот ебаный день. — Мямлю я и тру переносицу, прямо заявляя о своем нежелании начинать какие-либо беседы. Да, родители разрешили мне прогулять и завтрашний день тоже, но, черт, я действительно просто хотел завалиться в кровать и, возможно, пустить слезу, как последний неудачник. — Нет! Блять, Крейг, это пиздец… — Триша была не на шутку взволнована, размашисто шагая из одной части комнаты в другую. — Послушай меня сюда! Смотри на меня!!! — Она кричала на меня шепотом, как и Твик в день, когда мы перебрасывались записками на занятии. У меня бы, наверное, голос сел от такого напряжения связок. Хотя он и так гнусавый и низкий… — Давай быстрее. — Блять… БЛЯТЬ!!! — Сестра хватается за свои рыжие пряди, и мне показалось, что через мгновение она вырвет их с корнем. Прямо как Твик. Тут мой сонный мозг активизируется и я, словно вновь ощутив присутствие друга рядом, перехватываю руки Триши, предотвращая гибель ее глупой прически. Она смотрит на меня с секунду, после чего падает… в мои объятия? — Поклянись, что не расскажешь никому из родителей. БЛЯТЬ, ПОКЛЯНИСЬ! — Че ты несешь, дура? — Я непонимающе смотрю на рыжую макушку, пока лицо сестры тонет в моей толстовке. — Что ты опять натворила, а? — Это… насчет сделки. — Мое сердце делает отчетливый и сильный удар о грудную клетку, выбивая воздух из легких. Триша делает несколько глубоких вздохов, пытаясь успокоиться, после чего выныривает из моих лап, вновь стараясь настроить зрительный контакт. — Я же не конченая, чтобы заставлять тебя втираться в доверие к какому-то фрику просто так?! — Ближе к делу. — Я не понимаю, что блять сейчас должно произойти. — Разве не этим ты занималась весь сентябрь? — Да, но… черт! — Она не может сосредоточиться на рассказе, а я начинаю беситься. — Я… эм, блять… ты помнишь Ребекку…? — Подруга твоя? — Триша дружила с Ребеккой в Денвере. Та еще стерва. Она была старше моей сестры на… года три, я полагаю. По крайней мере, я точно знал, что Ребекка училась в старшей школе, когда Трише было всего тринадцать. — Да! Ну, нет, она больше не моя подруга! Она, — Триша сделала долгую паузу, вновь собираясь с мыслями, после чего, дрогнув всем телом, продолжила, — собирается слить меня всем знакомым… И тут я застыл. Слить? Что это, блять, вообще значит? — Что? — Я таращусь на сестру взглядом человека с отрицательным показателем айкью. — Ты хочешь сказать, что- — Да! Именно это я и хочу сказать! — Триша панически заливается смехом, закрывая лицо рукой, будто пытается скрыть настоящие эмоции, переполняющие не только ее, но и меня в этот момент. — Мне… нравился один парень из ее класса. — Мне хотелось начать читать нотации о том, что тринадцатилетняя девочка ни в коем, блять, случае не должна заглядываться на шестнадцати-семнадцатилетнего парня, но Триша вдруг продолжила. — Ребекка получила доступ к его старой страничке на фейсбуке! — И? — Блять, не перебивай!!! — Она делает вдох. — Ребекка знала, что я люблю его и…начала писать мне от его лица. Мы общались где-то недели две, а потом он позвал меня на вечеринку… — Триша шмыгнула носом, и тут я начал понимать, к чему именно приведет ее история в конечном итоге — к слезам. — Но перед этим «он» сказал, чтобы я отослала ему, ну… — Я понял, — промямлил я, вновь залипая на собственные ступни, — при чем здесь Твик? — Не будь козлом и дослушай нормально! Боже, блять. — К ее голубым, как небо, глазам подступают слезы, не дающие нормально продолжить рассказ. — Я отправила ему… ну, эти фотки. А через пару дней пришла на его вечеринку. И там правда был он, а я, как дура, подошла и поцеловала его… — Мне было жутко неприятно от того факта, что данная история мне показалась забавной. Но, лишь на секунду представив себя на месте Триши (что, мягко говоря, невозможно ни в какой из параллельных вселенных), мне захотелось прогнать подобные мысли прочь. Сестра вновь пытается собраться с духом, но слезы, которые перерастают в плач, не дают ей этого сделать, и она, задыхаясь, пытается связать слова в осознанные предложения. — Надо мной начали издеваться все в этой ебучей школе! Ребекка сказала, что сольет всем те самые фотки, если я не достану кое-что для нее и ее друзей… — Ты про… Триша, что ты несе— — Я НЕ ЗНАЛА, КРЕЙГ! — Триша отчаянно хватается своими ручонками за мою грязную толстовку, словно пытается докричаться до моего уставшего после тяжелого дня разума, не до конца осознавая, что я, вообще-то, ее прекрасно слышу. — ОНИ ЗНАЛИ, ЧТО МЫ ПЕРЕЕЗЖАЕМ! ОНИ ЗНАЛИ, ЧТО ТЫ ПОЙДЕШЬ В ОДНУ ШКОЛУ С ТВИКОМ! ОНИ СКАЗАЛИ, ЧТОБЫ Я РАЗДОБЫЛА ИМ ИНФОРМАЦИЮ ПРО НЕГО… — Я обнимаю сестру. Обнимаю ее впервые за… я не знаю сколько лет. Она, словно ребенок, никогда не получавший тепла, впилась в меня руками, не желая отпускать. Моя толстовка в момент стала влажной. — Я не знаю, откуда они достали информацию о наркотиках… Мое смелое предположение обзавелось подтверждением. Во всем этом замешана семья Твика. — Послушай, — я стараюсь звучать максимально мягко, казалось, в присутствии сестры я впервые пытаюсь заглушить мудака в своей голове, — все в порядке, Триша… — Моя ладонь касается ее рыжих волос. — Ты должна была сразу рассказать мне все это. Почему ты скрывала от меня то, что происходит в твоей жизни? — Вопрос не нуждался в ответе. — Я же твой… брат, как-никак. — Ты… никогда не интересовался моей жизнью. — Грустно выплевывает сестра, уткнувшись носом в синюю ткань. Эти слова ранят меня прямо в сердце. Только сейчас я понимаю, что вел себя не просто как мудак, но и как… не знаю даже с кем сравнить. Мне стало так погано. Хотелось ударить себя в лицо. Все-таки как ни крути именно я был старшим ребенком в семье. Именно я должен был быть инициатором наших с Тришей доверительных отношений. — Я никогда не была «хорошей» сестрой. Я не хотела, чтобы ты наорал на меня и сдал родителям. Я думала, что справлюсь сама… — Посмотри на меня, — казалось, я сам был готов начать рыдать в любую секунду, но, сохраняя образ парня, которому плевать, я сдерживаю все негативные эмоции внутри себя. Аккуратно отстраняю Тришу, заглядывая в ее мокрые от слез глаза. Впервые я вижу искренность, а не злобу или хитрость в ее взгляде. — Мне жаль, что так вышло. Я был ужасным братом. — Грустно усмехаюсь, осознавая свою неудачу. — Но… я хочу это исправить. Кому из нас выгодно постоянно ссориться? Никому. Помнишь вечер, когда мы играли в приставку с Кенни и Карен? Я… я хочу, чтобы каждый вечер у нас в семье был таким. — Мой язык сам отчеканивал слова, в то время как я удивлялся, насколько искренне звучала моя речь. Я и правда так думал. Мне правда хотелось стать нормальной семьей. — …Что с тобой стало, Крейг? — Триша смотрела на меня так, словно видела впервые. Я смотрел на нее так же. — Вау… родители были правы насчет этого города. — Сестра грустно усмехается, вновь бросаясь в мои объятия. — Спасибо тебе, брат. Я ловко смахнул слезинку, подступившую к моим сонным глазам. — Не хочешь провести завтрашний день вдвоем?