Милый ненавидит умирать

Время тянулось медленно, тягуче, как смола, и очень скучно. Вампир, никак не способный удовлетвориться теплом, остался сидеть у камина, а Егор, давно отогревшийся, принялся путешествовать по дому. Он был немаленький, и это только открытое пространство, что за дверьми – неизвестно, при всём не слишком старый, от силы лет пяти, надёжный и тёплый. Стены были украшены картинами исключительно одного художника, это становилось ясно по одинаковому стилю и почерку во всех иллюстрациях, а пустые пространства, вроде тумб, столов или полок нередко были заставлены фигурками из дерева. Мужчина, судя по всему, жил один, и все эти работы вполне могли принадлежать ему, и Линч просто не мог не отметить его таланта. Рассматривая все эти творения, он невольно вдохновился сам, уселся на подоконник в одном из двух залов, где располагался камин и диван с креслами, достал свой блокнот и принялся размышлять. Думал Егор недолго, идея пришла сама собой, когда ветер за окном в очередной раз взвыл громче волка, привлекая внимание. Линч уставился туда, на источник звука, и понял, что будет рисовать метель. Сотни снежинок, беспорядочно летящих то в одну сторону, то в другую, на фоне чёрной ночи. Что-то было в этом уникальное, красивое, завораживающее. Егор долго рассматривал вид из окна, после чего принялся делать первые наброски. Время сдвинулось с мёртвой точки, рисование увлекло, и Линч даже не заметил, как в комнате появился ещё один человек. Он вздрогнул, когда раздался хриплый голос:       — Рисуете?       Егор испуганно закрыл блокнот и обернулся на мужчину. Тот стоял в метре, заведя руки за спину, и странно улыбался. Ничего не делал, не говорил, ждал ответа. Сглотнув, Линч кивнул:       — Да.       — Я тоже, — мужчина посмотрел на одну из картин на стене, изображающую дом в снежном лесу.       — Это ваши картины? — Егор развернулся, усевшись лицом к мужчине, а то выходило как-то невежливо.       — Мои, — он всё не отрывался от своего творения. Видимо, одно из лучших, потому он им гордился и не мог налюбоваться. Повисла неуютная тишина. Разговор особо не клеился. Недолго думая, Линч попытался разбавить обстановку чем-то простым, но действенным.       — Ещё раз спасибо, что пустили, э-э-э… Как я могу к вам обращаться?       Мужчина наконец соизволил оторваться от любования своей картиной и посмотрел на Егора. Вместо ответа он выдал непонятное «Ух ты!» и приблизился так быстро, что Линч успел только вжаться в стекло лопатками, не сумев вывернуться. Мужчина остановился совсем рядом, вплотную, бесцеремонно схватил Егора за подбородок, не позволяя отвернуть голову, и пристально уставился ему в глаза. Неужели он из тех, кто верит в эти дурацкие мифы про зеленоглазых? Тогда всё плохо. Но никакой агрессивной реакции не последовало. Мужчина просто долго таращился ему в глаза, пристально, внимательно, после чего завороженно прошептал:       — Какие необычные… Зелёные! Никогда не встречал такого цвета глаз!       — Д-да… Они довольно… редкие… — едва выдавил Линч, боясь неправильно вздохнуть на таком опасно коротком расстоянии.       — Невероятно! Позвольте мне их запечатлеть, — попросил мужчина, наконец немного отстранившись, но всё продолжая неотрывно смотреть.       — А вас мои глаза… не пугают? — аккуратно начал Егор. От этого мужика неизвестно, чего ждать, стоит прощупать почву.       — С чего бы? — не понял он.       — Ну… Вы не хотите меня за них… сжечь?       — Нет, я хочу их нарисовать, — с его лица всё не сходила эта странная, немного пугающая улыбка.       — И вы не считаете, что я колдун?       — Нет. Что у вас за странные вопросы?       — Да так, просто… интересуюсь, — попахивало жаренным, Линч поспешил перевести тему: — Вы вроде хотели запечатлеть мои глаза, да?       — Да, пройдёмте, — мужчина быстрым шагом направился прочь из зала. Егор соскочил с подоконника и помчался за ним, едва ли поспевая. Мужчина привёл его в свой кабинет, явно оборудованный под ремесло художника, но выглядел он довольно странно. Свет в комнате был приглушённый, всего пара свечей у мольберта и одна в противоположном углу, вдобавок зашторенные окна, что совершенно не вязалось с образом художника, ведь рисующему наоборот нужно много света, чтобы хорошо видеть каждую деталь. Линч, конечно, несильно разбирался и мог ошибаться, но ведь это просто логично. Однако кто он такой, чтобы судить? Всё остальное в кабинете очень чётко указывало на дело его хозяина: в углу стоял мольберт, на полу – несколько холстов с незаконченными рисунками, опёртыми на стену, кучи банок с краской, стаканов с чистой и не очень водой, разбросанные повсюду кисточки и угли, прочие холсты, бумага, книжные шкафы и полки, уже законченные рисунки на стенах, некоторые из которых даже были в рамке. На них Егор остановился поподробнее, именно их ему нравилось разглядывать, пока мужчина где-то копошился и не требовал от него участия. Картины не придерживались одной темы, пусть их и объединял единый стиль, среди изображений были и дома, и виды природы, и животные, и улицы городов, и деревня. Одна очень знакомая деревня. Ровные аккуратные домики с ухоженными садами, соединяющая их выложенная досками дорога, и всё это среди частых тонких высоких деревьев. Линч знал только одну такую деревушку и не сомневался, что это была именно она. Только он открыл рот и обернулся, чтобы спросить, как мужчина, даже не заметив, оборвал не начавшуюся речь:       — Присаживайтесь, — он указал на стул, стоящий почти вплотную к мольберту, и сам сел по другую его сторону. Слегка смутившись, Егор последовал просьбе и тоже сел, всё же немного отодвинувшись. Мужчина это заметил моментально:       — Нет, двиньтесь ближе. Я же буду рисовать ваши глаза.       — Ну да… — кивнул Линч и послушно вернул стул в прежнее положение. Выглянув из-за мольберта, мужчина принялся пристально всматриваться ему в глаза, изучать, запоминать, и ничего при этом не говорил, возможно даже не дышал. От такой тишины и самой ситуации становилось крайне неловко, щёки покрывались румянцем, и Егор молился, чтобы этого никто не заметил. Стараясь отвлечься, он попытался начать разговор:       — Я заметил у вас рисунок одной деревни, с деревянными тропами. Вы там были?       — Был, раз нарисовал, — ответил мужчина откуда-то из-за мольберта, непрерывно вычерчивая что-то угольком.       — Я имею в виду, вы туда захаживали?       — Я там жил, — мужчина вновь показался из-за мольберта, с не то чтобы пугающим, но довольно напрягающим блеском в глазах.       — Жили? А… Это будет странный вопрос, но вы знали Лилиан и Джонатана?       — Вам это зачем? — до этого момента расслабленное, немного воодушевлённое лицо мужчины заметно напряглось, пропало всякое чудное свечение, до этого окутывающее его, в комнате будто стало темнее. Кажется, Линч ступил не на ту дорожку, но любопытство разрасталось слишком стремительно, чтобы отступать.       — Да, просто… интересно, — пожал он плечами. Мужчина вдруг снова заулыбался, как ни в чём не бывало:       — Вы опять это говорите.       На какое-то время вернулось ненавистное молчание. Егор уже собрался повториться, как мужчина наконец дал запоздалый ответ на вопрос:       — Знал ли я их? Это так. С одним даже был в родстве.       — Как понять? — удивился Линч.       — Вы ведь не хотите вернуться туда и рассказать ему, что знаете? — внезапно спросил он, и Егор совсем не понял о чём речь. «Он резко поменял тему или что?» — думал Линч и не знал, что ответить. А мужчина смотрел, и уже далеко не за тем, чтобы запомнить вид его глаз, а ожидая этого самого ответа. Егор не смог ничего придумать и просто сказал то, что посчитал наиболее нейтральным:       — Э-э… Нет?       Мужчина ещё какое-то время смотрел серьёзно, а потом его взгляд вдруг снова повеселел, а на лице растянулась эта жуткая улыбка.       — Тогда ладно. Джонатан был моим братом, — спокойно и искренне ответил он, возвращаясь к рисованию.       — Братом? Ого… А… А почему вы ушли? — любопытство с каждой минутой разгоралось всё сильнее, а ответы мужчины паленьями разжигали пламя и дальше.       — Почему ушёл?.. — зачем-то повторил вопрос мужчина, крепко задумавшись. Его лицо снова стало серьёзным, и Линч уже сам сходил с ума от этих бесконечных смен настроения. Брови сползлись к переносице, взгляд помутился, мужчина до треска сжал уголёк в кулаке.       — Почему я ушёл?! — вновь повторил он, громче, твёрже, грубее. — Да потому что у людей есть излюбленное занятие: вешать ярлыки и обязанности. И вот, ты просто рождён, а уже кому-то что-то должен, ибо отец твой глава, и вести себя ты должен подобающе, подавать пример! А я что, виноват?! Я выбирал, кто будет моим отцом?! Не мне отдуваться за него, не мне! Не мне делать того, чего не хочется только потому, что надо! Не мне! Не мне это всё! — мужчина вскочил, опрокинув табуретку, и мигом вылетел из кабинета, хлопнув за собой дверью. Егор вздрогнул и не посмел сдвинуться с места. Кажется, он коснулся слишком больной темы, и теперь это как-то нужно было исправлять. Придумать что-то кроме извинений не вышло, поскольку интересовало и не давало покоя нечто совершенно иное: этот мужчина брат Джонатана. И слова его до подозрительного схожи с теми, что писал Френч, только по-другому сформулированные и более неконкретные, расплывчатые. И Линч догадывался, что под «обязанностями» мужчина подразумевал рождение детей, которое, судя по записям, требовалось от каждого, в том числе от него и от Френча, не желающих нести на себе родительское бремя. Но о чём он говорил, называя своего отца главой? Неужели он, а значит и Джонатан тоже, были сыновьями главы деревни? Тогда всё становилось на свои места. Тогда слова о подобающем поведении обретали смысл и, что самое главное, то, на что Егор как раз не обратил внимания, потому что для него это являлось чем-то обыденным, – умение читать и писать. Френч, Лилиан, Джонатан – все они обучены этому, и Линч ничего не заподозрил, хотя стоило, ведь обладающие такими навыками в столь захолустной деревушке – безумие. Если, конечно, они не приближенные главаря. Только Егор подошёл к концу размышлений, как в комнату, шумно и резко, ворвался мужчина, поставил табуретку на ножки и уселся. Выглядел он уже поспокойнее.       — Прошу прощения, — неловко начал Линч посреди тишины. — Я спросил лишнего. Не должен был.       — Ничего… Ничего… Продолжим, — мужчина поднял уголь, упавший на пол, и вернулся к рисованию. Егор больше не осмеливался что-то спрашивать. От молчания становилось неловко, но он упорно прикусывал себе язык и старался не отводить взгляд, чтобы не отвлекать мужчину от работы, и всё поскорее закончилось. Посреди этой гробовой тишины, когда даже ветер за окном побаивался завывать, на всю комнату раздалось урчание живота. Егориного живота. Он скривился и согнулся пополам, смущённо опустив голову. Мужчина спокойно выглянул из-за мольберта и произнёс:       — Думаю, самое время для ужина, — он мельком глянул в окно. Там подступал рассвет, очертив тёмное небо красной полоской в самом его низу. — Завтрака.       Он сорвался с места, и Линч без лишних слов понял, что должен идти следом. Мужчина с криками ворвался в зал, по совместительству являющийся прихожей:       — Завтрак! Завтрак!       Егор смущённо плёлся за ним. Джон, всё это время проторчавший у камина, поднялся на ноги и непонимающе уставился на мужчину. Тот показно отодвинул два стула, приглашая парней присесть, и всё с теми же криками исчез за дверью, в которые строго-настрого запретил входить. В целом это уже не имело смысл, раз Линч и так знал его, вероятно, главный секрет. Хотелось думать, что главный. Парни послушно уселись за выдвинутые стулья и остались наедине с кучей повисших в воздухе вопросов.       — Вы что там делали? — убедившись, что мужчина не слышит, спросил Джон, чуть наклонившись к Егору.       — Он рисовал мои глаза.       — Чего? А ты уверен, что?..       — Нет, он не знает ни о колдунах с ведьмами, ни, тем более, о… о зеленоглазых, — поняв с полуслова, ответил Линч.       — И всё-таки аккуратнее. Не нравится он мне…       — О чём болтаете? — мужчина так резко ворвался в комнату, что оба парня подпрыгнули на стульях. Он расставил перед ними тарелки с каким-то мясом, а сам уселся напротив, ничего не принеся себе, и подпёр руками подбородок, приготовившись слушать. Его весёлому настрою Егор уже научился не верить, поэтому начал первым, пока Джон не сморозил ничего лишнего.       — О метели. Думаем, когда закончится.       К еде приступать никто не спешил, хоть в желудке и крутило.       — А вы… когда уйти планируете? — как бы невзначай спросил мужчина. Вампир не смог обойтись без идиотской шутки:       — Уже прогоняете нас? — он слегка нервно усмехнулся.       — Нет, что вы, совсем наоборот, — мужчина воспринял слова серьёзно и, к счастью, не обиделся. Кто знает, чем бы закончилась вторая вспышка гнева?       — Думаю, как раз когда метель закончится, — ответил Линч на изначальный вопрос, посмотрев на Джона, как бы спрашивая, так ли это. Джон кивнул.       — А если… нет? — мужчина странно покосился на них, сгорбившись.       — Что значит?..       — Вы отсюда не уйдёте, — мужчина плавно поднялся, потянулся куда-то себе за спину и выудил оттуда нож. Острый, блестящий, опасный. Парни синхронно отодвинулись назад. Теперь сомнений в безумии этого незнакомца не оставалось. Они принялись подниматься, неспешно, чтобы лишний раз не раззадоривать мужчину, но это не помогло, и он набросился. В один рывок перескочил обеденный стол и с криками повалил Джона на пол, пытаясь пронзить его грудь ножом.       — Вы знаете! Вы всё знаете! — вопил он. Шансов выиграть в борьбе честным образом не оставалось, Джон принял вампирскую форму и с силой оттолкнул мужчину ногами. Тот снёс собой стол и отлетел в другую часть комнаты, ударившись об стену. Всё произошло так быстро, что Егор не успел даже сообразить, только со стула вскочил, как мужчина уже лежал на полу в другой части комнаты, а вампир с яростным воплем рвался к нему. Он явно не соображал, что делал и против кого дрался, Линч поспешил осадить его, пока всё не зашло слишком далеко:       — Не убивай!       Джон остановился на полпути, резко обернувшись, и посмотрел с таким искренним непониманием, вопреки которому ответил:       — Ладно.       Егор облегчённо выдохнул. Улыбнулся, уверенный, что всё окончено, ведь ни один нормальный человек не встанет после такого удара. Ни один нормальный. Глаза округлились, когда фигура позади Джона, пошатываясь, побрела к нему с ясным без слов намерением.       — Джон, берегись! — крикнул Линч, тут же подорвавшись за луком, оставшимся у камина вместе с плащом. Не успел. Болезненное «Ай!» вампира пронзило всю комнату, он скривился, отойдя на пару шагов от мужчины, и непонимающе ухватился за раненную ножом спину. На уровне поясницы вся рубашка стремительно окрашивалась красным.       — Не двигайся! — приказал Егор, направив на мужчину лук с натянутой стрелой. Тот безумно засмеялся ни с того ни с сего, довольно уставившись на капающую с кончика ножа кровь Джона. Линч попытался образумить его:       — Я не хочу стрелять. Прошу, не вынуждай меня.       — Врёшь… — протянул мужчина, резко склонив голову. А потом также внезапно вскинул её и со зверским воплем побежал на Егора:       — Врёшь!       Джон подорвался за ним, пытаясь остановить, но дыра в спине дала о себе знать, и он согнулся пополам, бессильно рухнув на колени. У Линча была доля секунды, чтобы принять решение. Он выстрелил мужчине в ногу. Стрела прошла бедро насквозь, подкосив с такой силой, что мужчина упал ничком, больше не способный подняться. Дыхание сбилось, хотя Егор особо не двигался, сердце застучало в горле.       — Ты расскажешь всё ему… — бормотал мужчина безумно, тщетно пытаясь подняться. — Ты расскажешь, и он придёт, чтобы забрать меня… Но он не заберёт… У вас не получится. У вас, лжецов, ничего не получится! — он приподнял голову, насколько смог, и одним резким движением пронзил собственное горло лезвием ножа. Его глаза закатились, став белыми, по подбородку полилась струйка алой крови, с трудом поднятая голова рухнула обратно на пол. Линч весь задрожал, криво прибрёл к столу и опёрся, не чувствуя ног. Рвано выдохнув, прошептал:       — Твою мать… В слепой ярости Егор спрыгнул с Гнедого, на ходу вытащил из колчана стрелу и с размаху метко вонзил её прямо в горло мужчине, как нож.       — Блин, я уже второму человеку проигрываю, что за череда такая? — пожаловался Джон, кое-как поднявшись и также добравшись до стола. Огромная рана в спине его, по-видимому, волновала меньше всего. Линч ничего не ответил, занятый совсем другим: смотрел то на свои дрожащие руки, то на труп мужчины, чьё имя он так и не узнал. Вампир, пусть не сразу, заметил это:       — Эй, ты чего? — пытаясь приободрить, он положил руку Егору на плечо, кажется запачкав ему рубашку своей кровью. — Он сам себя убил. Ты не виноват.       — Нет… — Линч опёрся бёдрами о стол, выронив лук из ослабевших пальцев. — Нет, я всё-таки далёк от мира людей…       — С чего ты взял? Этот мужик на самом деле какой-то странный, но ведь он – не все люди, — попытался переубедить его Джон.       — Нет, я… Я всё равно не хочу, это не по мне…       — Ну… Ладно? Тогда, как закончим со всем, заживём, как он. Не в смысле сойдём с ума. В смысле одни. В таком же доме только для нас двоих, — вампир слабо улыбнулся. Егор не смог поддержать его настроения.       — Давай… Давай просто уйдём отсюда, как метель закончится? И сожжём этот дом…       — Хорошо. Сожжём. Огромные сугробы значительно замедляли путь, а стоило дойти до леса, как всякое продвижение вовсе практически исчезло. Помимо снега из преград появились кусты, прячущиеся под ним, поваленные деревья, пни, различные ветки. Добраться до Долины хотя бы к концу зимы уже никто и не надеялся, поэтому никуда не спешили, отдавая скучные медленные дороги разговорам.       — И всё-таки странно это, что твоя вампирская сущность не способна просто залечивать раны. В чём тогда магия?       — Да ни в чём, говорю же. Для мгновенного исцеления ран нужно много крови, а из тебя я и так недавно пил. Поэтому не буду тратить запасы, и просто подожду, пока она… — Джон похлопал себя по спине, таким образом указывая на наполовину затянувшуюся дыру в пояснице. — …заживёт, как любая человеческая.       — У людей такое не заживае… — до слуха донёсся странный отдалённый звук. — Тихо!       Линч выставил палец, призывая к тишине, и остановил Гнедого. Вампир тоже остановился и послушно затих. Где-то вдали шумела вода, но не как у буйной реки, сильнее. Егор такого ещё никогда не встречал.       — Что не так? — недоумевал Джон, хорошо знакомый со всеми аспектами жизни. С водой уж тем более.       — Иди-ка за мной, — Линч направился в сторону звука, прося Гнедого ускориться, насколько тот мог. Конь потратил все силы и за какую-то минуту добрался до реки. С виду обычная река, ничего примечательного, но её исток был куда выше и дальше, она падала с обрыва и продолжала течь внизу, как ни в чём не бывало, и всё не заканчивалась. Егор разинул рот от удивления.       — Что это? — спросил он удивлённо, как маленький ребёнок, только познающий мир. — Вода… Падает… Это водопад! — воскликнул он радостно, быстро спешившись с коня и подойдя поближе.       — Да, водопад, — непонимающе подтвердил Джон, встав рядом.       — Я читал о нём в книгах, но никогда не понимал, о чём речь! Всё думал, что это о дожде, а оказалось, он существует! — не переставал дивиться Линч, почти подпрыгивая от щенячьего восторга.       — Точно… Ты же никогда его не видел, — наконец сообразил вампир. — Что ж, знакомься.       — А почему он не заканчивается?       — Ты бы ещё спросил, откуда дождь льётся. Мне по чём знать?       — Не вредничай, — Линч зажал его нос между двумя пальцами, легонько ущипнув. Джон мило сморщился, чуть отстранившись. — Подождёшь? Я хочу зарисовать.       — Конечно.       С показной обидой потирая нос, вампир уселся где-то позади на упавшее дерево. Егор принялся рисовать. Он так увлёкся видом и вдохновением, что не сразу почувствовал руки вампира – тёплые – на своей талии и холодный кончик носа, уткнувшийся в шею.       — Люблю тебя, — прозвучало над самым ухом, и пальцы онемели, отложив уголёк. Самое основное Линч уже нарисовал, остальное можно доделать потом, без вида на водопад, к тому же он его очень хорошо запомнил.       — Я тебя тоже, — смущённо улыбнулся он, убрав блокнот в сумку, и положил свои руки поверх вампирских.       — Хочу тебя по… — Джон прервался, холод его носа исчез с шеи.       — Что?       — Т-ш-ш… Слышишь?       — Нет.       Вампир совсем отстранился, старательно выглядывая что-то среди заснеженных деревьев. Линч уставился туда же и прислушался. Хруст снега, едва уловимый. Кто-то приближался. Около минуты парни всё всматривались в чащу леса, пытаясь разобраться, когда вдруг заметили движение: отдалённо начала вырисовываться фигура. Определённо не человеческая, это какое-то животное. Очень не хотелось, чтобы зверем оказался разбуженный медведь.       — Это лось! — первым разглядел Джон и потянул Линча за руку в противоположную сторону от животного, жестом подгоняя и Гнедого с Кониной. — Спрячемся, шум водопада нас прикроет.       Он засел в кустах, Егор последовал его примеру, лошади попытались скрыться за деревьями.       — Готов стрелять? — Джон всё не отпускал его руку, сжал чуть сильнее, приободряя, успокаивая. Линч не хотел убивать очередную невинную душу, на его счету и так предостаточно, но охота – занятие тяжёлое, иногда добыча может не попадаться сутками, а зимой другого способа добыть еду попросту нет, во всяком случае не для путешественников, а значит и выбора не оставалось. Егор кивнул:       — Ты уверен, что он сюда подойдёт?       — Вряд ли он бы пошёл на шум просто так. Скорее всего осознанно идёт к водопаду, чтобы попить.       Линч достал из-за спины лук, стрелу из колчана, зафиксировал её на тетиве, приготовившись стрелять в любой момент, и принялся ждать. Ориентироваться на слух не позволял шум водопада, поэтому приходилось доверять глазам и аккуратно следить, как далёкая маленькая фигурка становилась всё ближе и больше, в конце концов превратившись в массивного лося, остановившегося у реки и склонившего голову для питья. У него не было рогов. Выходит, у неё. На такое Линч точно не собирался идти.       — Нет, не буду. Это она.       — Что? Почему? — недоумевал Джон, сдерживаясь от крика.       — Я не буду стрелять в самку.       — Это, может, и не самка! У них сейчас период сбрасывая рогов, — пояснил вампир, нервно поглядывая в сторону то ли лося, то ли лосихи, видимо боясь упустить.       — Тогда тем более на лосей не пойду! Найдём кого-нибудь с более очевидными признаками, — заупрямился Егор, принявшись убирать стрелу обратно в колчан. Джон схватил его за запястье, не позволяя и шевельнуть рукой.       — Нет, ну постой! Подожди… — он присмотрелся к животному, сосредоточенно поджав губы. — Бородка, горб… Это самец. Самец без рогов.       — Уверен?       — Да.       — Ладно… — Линч тихо выдохнул, натянул тетиву, прицелился. Джон услужливо подсказал, хоть и знал, что в этом не было никакой нужды:       — Целься в горло.       — Я помню… — Егор плотно сжал челюсти. В груди копошилось неприятное чувство. Он подавил его и разжал пальцы. Стрела со свистом пролетела с десяток метров и попала точно в цель, точно в шею. Лось завопил, побежал, но вмиг ослабевшие ноги подогнулись, он рухнул на бок и издал свой последний истошный крик. Парни сорвались с места, подбежав к добыче. Джон довольно, даже как-то гордо заулыбался:       — Ух ты ж, пухленький! Тут только части мяса хватит на пару месяцев, а остальное можно смело продавать! — он достал из-за пазухи нож, ни на секунду не задумавшись вонзил его лосю в грудь, провёл вдоль брюха и… из живота вывалился мешок желтоватой плаценты с только формирующимися зародышами внутри, пока больше похожих на каких-то розовых беспёрых птенцов, чем на будущих лосей. — Это не жир…       — Твою ж… — Линч спрятал лицо в ладонях и прямо там, где стоял, рухнул задницей на снег. В этот раз всё было совсем не так, как обычно: сердце не колотилось в горле и висках, руки не дрожали с такой силой, что что-либо удержать в них никак не получалось, дыхание не сбивалось, как после долгой тяжёлой пробежки, нет. Теперь была лишь пустота, безграничная, необъятная, всепоглощающая, и сильно-сильно щипало глаза.       — Она была матерью, — сокрушался он, не отнимая от лица ладоней. Джон плюхнулся рядом.       — Не была. Эти ещё не родились, — судя по шороху ткани, он указал на зародышей, которые теперь никогда не появятся на свет. Проигнорировав его слова, Егор продолжил печально:       — Поэтому я и не хотел убивать самку.       — А какая разница? — всё недоумевал Джон.       — Я отнял несколько жизней вместо одной, — Линч наконец убрал руки, и с ресниц тут же сорвались большие горькие беззвучные капли слёз. Он два десятка зим держал всё в себе, не считая той истерики после худшего поступка вампира, однажды оно должно было вырваться. Джон обомлел, раскрыл рот, пытаясь что-то сказать и не придумывая, внутри его головы наверняка творился кошмар, полный хаос. У Егора тоже. Не зная, что и делать, вампир положил руку ему на лопатки, нежно успокаивая поглаживая, и попытался сказать хоть что-то:       — Слушай, ну… Этот случай – моя вина. Да и они бы в итоге всё равно умерли! Пожили бы, конечно, но конец один…       Линч понимал, почему Джон так говорил, но на деле его слова просто ужасны. Потому что все равны, а это значит, что и речь шла обо всех.       — Хочешь сказать, и о смерти Лили нечего печалиться? Ведь она всё равно бы умерла, даже если бы её не убили?       — Нет… Нет! Я не это хотел сказать! — спохватился вампир сразу же, подскочил, встав на колени, мягко обхватил руками лицо Егора и направил на себя. — Линч, такое случается. Ты сидел взаперти и не знал толком внешнего мира. Теперь он показывает тебе истинного себя.       — Но это же отвратительно… — Егор шмыгнул носом и рвано выдохнул, поджав дрожащие губы. Прежде тихие слёзы становились всё громче, объёмнее, неуправляемее, обычный плач стремительно превращался в истерику.       — И, как бы ни хотелось, неизменно, — заключил Джон, вновь усаживаясь рядом. Он притянул Линча к себе, а тот послушно и очень охотно положил голову ему на плечо, уткнувшись в него носом, зарыдав ещё громче, отчаяннее, всё чаще всхлипывая и вздыхая, размазывая слёзы по чужой одежде и собственному красному лицу. Плакать на морозе было обжигающе холодно, но даже это никак не помогало успокоиться.       — Есть вещи, которые нельзя изменить. С ними остаётся только смириться и адаптироваться. Ты и сам это знаешь, — тихо, умиротворённо говорил Джон, поглаживая Егора по волосам, так нежно и любяще, что на душе становилось тепло. — Мы не в силах изменить всё вокруг, но способны изменить всех себя. Только это делать и остаётся.       Джон замолчал. Очень многозначительно и красноречиво, слова к его тишине совершенно не требовались, скорее наоборот – они были бы излишни. По настоянию Линча остатки лосихи с её не родившимися детьми похоронили, но мясо всё-таки забрали, потому что ещё один зверь мог и не найтись, а запасы пропитания и деньги неминуемо кончались. Слёзы помогли справиться со всем пережитым, и Егору даже не было за них стыдно или неловко как перед Джоном, так и перед самим собой. В кои-то веки он научился принимать свои чувства и эмоции, проживать их, а потом отпускать, легко и непринуждённо. Благодаря этому жизнь стала чуть проще и на капельку понятнее. Линч ценил приобретённый опыт, все ошибки, позволившие научиться, все успехи, закрепившие полученные знания, весь свой путь, от и до, он считал пройденным не зря и понимал, что это ещё даже не конец. Вероятно, это и есть мудрость, коей обладают все уважаемые мудрецы и коей обладала Лили. И теперь, вспоминая её, Егор понимал куда больше из всех ею сказанных слов и совершённых поступков, нежели когда-либо раньше.       — Видишь, дым? — вырвал из размышлений Джон, указывая куда-то вперёд. Линч растеряно огляделся, только через долгие полминуты заметив трубы тёмно-серых клубов, возвышающиеся над заснеженными елями.       — Хорошо, как раз пока мясо свежее подороже его продадим, — заулыбался вампир, потирая между собой ладони.       — Вечно ты о деньгах думаешь, — подметил Егор.       — Это потому что мы от них зависим, — пояснил Джон. — Вот как закончим со всем, заживём сами, ни от кого не завися, так я сразу перестану о них думать. Буду думать только о тебе.       Линч смущённо хохотнул, опустив глаза. Чему он не научился – так это принимать комплименты. Чтобы дальше не позориться, он поспешил перевести тему:       — Там переночуем или как? Вечер только-только наступает, ещё можем пару часов идти так точно.       — Да там давай, нам некуда спешить, а так хоть поспим нормально. Ну, если пустят, конечно.       — Будем надеяться, что там гостеприимные жители.       Деревушка оказалась самая что ни на есть обыкновенная, населённая исключительными работягами, проводящими всю свою жизнь за тяжёлым трудом. Все суровые, все сосредоточенные и занятые, одни только дети бегали вокруг домов, играя то ли в салки, то ли в догонялки, чьих различий Линч особо никогда не находил, и те только маленькие. Ребята постарше уже во всю помогали родителям, с завистью поглядывая на резвящихся малышей. Всё как в любой другой деревне. Так же, как и в деревне Егора. И пусть он по своему родному дому не скучал, ибо там его, мягко говоря, никогда не жаловали, это место всё равно навивало какие-то тёплые воспоминания, греющие сердце в такую холодную пору. Замечтавшись, Линч забыл следить за дорогой и чуть не врезался в проезжающую мимо повозку. Благо хоть Гнедой не ушёл в себя и вовремя остановился, предотвратив столкновение. Егор выдохнул и рассеянно уставился на телегу: внутри лежал труп только убитого молодого оленя со стрелой в боку и перерезанным горлом. Стрела со свистом пролетела с десяток метров и попала точно в цель, точно в шею. Лось завопил, побежал, но вмиг ослабевшие ноги подогнулись, он рухнул на бок и издал свой последний истошный крик. Линч мотнул головой, прогоняя воспоминание. Зашагал вперёд, как остановился, услышав голос Джона, обратившегося к мужчине, ведущему эту самую повозку:       — Эй, мужик! Мяса не надо? — он показно поднял над головой один из кусков свежей бледно-красной плоти. Мужчина остановился, мотнул головой и кивнул на мёртвого оленя в своей телеге:       — У меня своего достаточно. Но наш местный мясник всегда рад такому предложению, он на рынке, вон там, — мужчина указал рукой на кучку палаток и торговцев, видную уже издалека. — Спросите лучше у него.       — Ладно, всё равно спасибо!       — И вам не хворать! — мужчина продолжил свой путь. Парни тоже.       На рынке было живо и шумно. Торговцы активно расхваливали свой товар, некоторые переговаривались между собой, кто-то конфликтовал, покупатели подолгу задерживались у прилавков, выискивая среди нужного самое лучшее, некоторые сами не знали, чего хотели, и прыгали от палатки к палатке, с интересом рассматривая всё. Жизнь во всю кипела. Линч вдруг задумался, что в подобном месте они впервые встретились с Джоном. И вновь воспоминания, в этот раз не самые лучшие, и всё же удивительно, как от тех жутких отношений хищника и жертвы они пришли к взаимной тёплой любви. Течение жизни – самое непредсказуемое из всего, что существует.       Поиски мясника затянулись, среди непроходимой толпы разглядеть товары лавок с трудом получалось даже сидя на лошадях и возвышаясь над всеми, из-за чего найти необходимую казалось невозможным, а усталость только усиливалась и терпение утекало с каждой минутой всё быстрее. За целый день почти беспрерывной езды верхом немало разболелась поясница и ноги, пятая точка вовсе затекла. Телу требовалась разминка и отдых, которых он с течением времени требовал всё настойчивее, из-за чего спокойно ехать уже просто не получалось, и Линч сдался, во второй раз позволив себе слабость.       — Джон, поищешь его без меня? Хочу пройтись. И желательно там, где не так много народу… — он оглядел гигантскую толпу, со стороны похожую на единый организм.       — Хорошо, — быстро согласился тот без лишних вопросов. — Я найду тебя, как со всем закончу.       — Спасибо! — Егор соскочил с Гнедого, передал вампиру поводья, чтобы никто не потерялся, и побрёл через толпу к выходу. Прогулка помогла немного расслабиться, избавила от боли и позволила размяться, но усталость по-прежнему брала верх, и не думая отступать. Клонило в сон. Линч неспешно шёл вдоль однообразных домиков, с интересом наблюдая за прохожими. Люди, самые разные, объединённые усердием и трудом, шастали по улочкам не такой большой деревеньки, каждый спеша по своим делам. Прохлаждающихся не было, как и играющих ребятишек почему-то не наблюдалось. Ответ нашёлся почти тут же, стоило на глаза попасться небольшой церквушке, выделяющейся на фоне прочих зданий возвышающейся над их крышами башней с колоколом и открытыми дверьми. Изнутри доносился громкий голос Святого Отца, читающего молитву. Егор вслушался: эти слова были ему знакомы. Он быстрым шагом добрался до открытых дверей церкви и с любопытством заглянул. На скамейках сидели печальные люди, некоторые из них рыдали, и все пристально смотрели на труп, обмотанный куском ткани, лежащий на подстилке из соломы. Похоронный обряд. Такой же проводился над Лили. Хоть в чём-то с ней поступили не по-зверски. Линч печально оглядел всю толпу на скамьях. Так много людей, и все убиты одним горем, которое не продлится и дня. Деревенский мир таков, что как только они покинут здание церкви – будут вынуждены вернуться к своей работе и забыть о печали. Егору тогда пришлось поступить также, на дворе была осень, во всю шли подготовки к зиме.       — О, вот ты где! — окликнул Джон. Линч на него цыкнул, прислонив палец к губам.       — Тут отпевают, не ори.       Егор взял вампира под руку и отвёл подальше от церкви, чтобы не мешать проведению обряда, столь важного для всех там присутствовавших.       — Да, такая она, жизнь. Ни дня без смерти, — мудро сказал Джон, не отрывая заинтересованного взгляда от уже далёкой церкви. Сочувствия в нём никакого не было.       — Мясо-то продал? — Линч поспешил перевести тему. Столь же легко мириться с этой жестокой особенностью мира он пока не умел, только заглушать.       — Ага, более того скажу, этот мясник разрешил нам переночевать у него. Лошади уже у его дома, — радостно известил Джон.       — Идём тогда, — Егор посильнее укутался в плащ, ощущая стремительное похолодание, всегда наступающее к ночи, и поспешил убраться подальше от этой церкви. Он долго вспоминал маленького себя, смотрящего через окно за обрядом отпевания Лили. Его тогда не пустили внутрь, ведь он изгой. Закрыли двери ставнями и продолжили всей деревней, без него одного. Но, несмотря на всё, он не плакал, потому что сам не позволял себе и потому что Лили попросила. Она догадывалась, что её убьют, скорее даже знала, потому сказала тогда: «Линч, если я умру, пожалуйста, не плачь», и погибла на следующий день. И больше всего на свете в настоящем он желал, чтобы Джону, такому же молодому, не изменившемуся ни на каплю, не пришлось стоять в проходе или сидеть на скамье и оплакивать старого мёртвого его, Егора.