Имбирный пряник

       Заунывная трель часового механизма ритмичным эхом отражалась от стен холодного мрачного помещения, еще утром бывшего уютным и полным звонких голосов офисом “ВДА”. Единственный источник света в виде одинокого монитора отсвечивал в окнах яркими бликами, а стоящий справа от коврика для мыши чай давно остыл. По длинным экселевским таблицам устало расползались бесконечные ряды цифр — и не было лучшего способа встретить главный зимний праздник для трудолюбивого Куникиды, чем за заполнением множественных отчетных форм.        Усердно вписывая выученные наизусть формулы в графы и протягивая ячейки за уголок, он с придыханием наблюдал, как с небольшой задержкой автозаполнялись столбцы, принимая самые разные численные значения. Данные всего в несколько кликов перетягивались из листа в лист, формируя аналитику по всем мыслимым и немыслимым показателям, ибо Куникида взял на себя смелость самостоятельно дополнить утвержденный Директором перечень документов парочкой дополнительных, малоинформативных, но очень важных отчетов.        За этим поистине волнующим процессом Доппо никак не мог заметить льющийся сквозь решетку вентиляции и стремительно распространяющийся вдоль стен и потолка густой желто-зеленый дым, настолько плотный, что своими очертаниями он с легкостью поглощал предметы вокруг. И только когда от охватившего горло жара стало трудно дышать, а ладони вспотели настолько, что начали соскальзывать с поверхности периферийных устройств, Куникида понял, что ему тотчас нужно освежиться. Напряженной походкой из-за внезапного стояка он быстрым шагом направился в сторону туалета.        Стоя напротив зеркала, Доппо набирал в сложенные полукругом ладони холодную, почти ледяную воду и резко выплескивал ее на себя, отчего воротник белоснежной рубашки сильно промок. Повторив процедуру несколько раз, он ухватился горящими пальцами за бортики металлической раковины и поднял затуманенный, потерянный в череде вопрошающих мыслей взгляд на свое отражение. От увиденного в зеркале силуэта Куникида, искренне ужаснувшись, робко отшатнулся от тумбы и потерял равновесие, поскользнувшись на оставленной им же ранее луже. Фигура по ту сторону зеркального полотна не двинулась с места, а ее хищный оскал, и ставший причиной испуга оригинального Доппо, кажется, стал еще шире.        Примостившаяся позади находящегося в процессе свободного падения тела металлическая урна стойко приняла на себя весь удар, впечатавшись аккурат в нежный, ничем не защищенный затылок. Доппо отчаянно простонал, машинально хватаясь за источник внезапной резкой боли. В глазах стремительно начало темнеть, а в барабанные перепонки врезался тонкий ультразвуковой писк, вытесняющий все прочие ощущения. Вопреки плачевному состоянию и окрасившей пальцы в ярко-красный крови, сочащейся из пробитой черепной коробки, Куникида не потерял сознание, и спустя мучительно долгую дезориентирующую минуту сигналы из внешнего мира стали поступать в пораженную пульсирующей болью голову.        Настоящие странности начались, когда зрение и слух практически полностью нормализовались, а саднящие ощущения локализовались в одной конкретной точке. Рана была неглубокая, и кровь довольно скоро остановилась сама собой, тем не менее прилично испачкав одежду и волосы, а также застывая множественными разводами на светлой плитке пола.        Куникида отвернулся, а по телу разрядом электрического тока гулял липкий холодящий страх. Мысль о том, чтобы встретиться взглядом с ухмыляющимся отражением, вызывала приступ полного оцепенения и омерзительной тошноты. Едва ли он мог бы сейчас вспомнить, когда что-то в последний раз могло его настолько напугать. Вдобавок, стойкое понимание того, что он постепенно утрачивает контроль над конечностями, а также ощущение немигающего злобного взгляда из зазеркалья, буквально впившегося в позвоночник, никак не способствовало повышению уверенности в благоприятном исходе сегодняшнего вечера.        Глубоко вдохнув и взяв себя в руки, Доппо робко поднялся, опираясь всем телом на тумбу, которая, в свою очередь, отозвалась однократным подозрительным скрипом. Неосознаваемыми, словно бы навязанными извне движениями он снял с себя окровавленную рубашку, распустил волосы, промыл водой рану и вновь повязал низкий хвостик, с которого по спине тонкими струйками стекала розовая вода.        Дальнейшие события мелькали бессвязными едва уловимыми образами, словно через призму искривляющей фрески, и Куникида практически полностью растворился в сковавшей лобную долю чернеющей тьме. Безнадежно упустил тот момент, когда снял и откинул в неизвестном направлении брюки с бельем, уверенно коснулся основания члена и с нажимом провел рукой по стволу, а опомнился лишь за миг до того, как с шумным стоном излился в раковину. Мокрая челка налипла на лицо, частично ограничивая видимость, но содрогающийся в приступе безмолвного смеха силуэт своего собственного отражения Доппо приметил крайне отчетливо.        Пальцы, местами подернутые пятнами свернувшейся крови, поверх которой наслоилась семенная жидкость, подрагивали в напряжении. Ощущение контроля над своим телом постепенно возвращалось, чего не скажешь о способности ясно мыслить. Сдавленно прошептав что-то бессвязное, Куникида грузным картофельным мешком осел на полу, нервно растирая испачканными ладонями покрасневшее лицо.        По окончании праздников Фукудзава обнаружит у себя на столе заявление о предоставлении бессрочного отпуска.