Затерянная станция Полярис «5»
Пробуждение ото сна опасно тем, что кошмаром может оказаться реальность, от которой никуда не сбежать. Тяжелые веки с застывшими слезами на ресницах заставляют от бессилия вновь их опустить, без готовности вернуться к реальности, в которой станция до сих пор освещена ночным светом, а значит не прошло полноценной ночи. Тэхёну удалось поспать совсем немного до того, как во сне он не смог поймать трос, ему не хватило той секунды отпустить дверь и схватиться за ускользающий шанс спасти жизнь. От реальности это сильно не отличается – никто не смог спасти Митчел. Первое движение попытки убрать с глаз волосы отзывается болью в ладонях, где кожа стёрлась от трения троса, оставив несильные ожоги, и скованностью движений, оседающей тяжестью в районе рёбер. Тэхён опускает взгляд вниз, оценивая своё положение в чужой постели, а после комнату вокруг, вспоминая, где усталость, отчаяние, страх и безнадёжность взяли последнее, погрузив организм в сон – позади него Чонгук. Кажется, всё ещё спит, потому что Тэхёну удаётся аккуратно выбраться из ослабленной хватки мужчины и подняться, успешно удерживая равновесие от головокружения – давление до сих пор низкое, а это значит, буря всё ещё не утихла. Но прошло достаточно времени, чтобы на континенте заметили отсутствие выхода на связь Поляриса «5». Сейчас им всем необходимо вновь собраться, особенно следить за происходящим снаружи, придумать способ дать знак своего месторасположения и быть готовыми к тому, чтобы покинуть станцию вшестером. Уже вшестером. Шаги Тэхёна в коридоре замедляются, когда он осознаёт, что тот, кто поднимал их, уже никогда не поднимет себя. Их неугасающей надеждой была Митчел, смерть которой просто невыносимо несправедливая, неправильная, слишком болезненная. Чувство вины покоится в каждом, кто не смог её спасти, кто не успел опустить рубильник, предвидеть заполнение расщелины водой, кто предложил этот план спуска. Кто не отклонил идею с прожекторами. Тэхён останавливается в коридоре, поднимая зажатую в ладони бумажную пачку, и достаёт одну из последних сигарет. Он ощутил эту тягу к ним, как только пришёл в себя, понял, что хочет вдохнуть тяжёлого дыма, оставить на губах отвратительный вкус сухой обёртки и дышать тлением собственного тела. Заполнить свою душу он всё равно ничем не сможет. Первая затяжка оставляет ком в горле, быстрый выдох и повторный вдох, отдающий привкусом чужих губ. Наверное, эта привычка будет на всю жизнь связана с единственным воспоминанием, когда Тэхён сделал то, что хотел сам, и тепло с его губ никогда не пропадёт, ничем его не сотрёшь, оно уже проникло слишком глубоко. Ким поднимает взгляд в окно, как он делал это в предыдущие полтора месяца, чтобы увидеть солнце, но сейчас там лишь кромешная тьма и мерцающие хлопья снега, проваливающиеся в пустоту. Огонёк от вдоха сигареты вспыхивает предложенным сигнальным огнём – его можно использовать только тогда, когда они услышат приближение спасателей, раньше он будет бесполезен. Ещё у них, вроде как, почти доделанный передатчик, им тоже стоит заняться, и лучше бы доверить это Уолту, который имеет знания именно в этой сфере. Только теперь слово «доверие» невозможно употреблять рядом с Вульфом. Разве что сам Уолт заинтересован в спасении собственной шкуры, поэтому в его же интересах собрать передатчик и послать сигнал. На этой безысходной мысли Тэхён тушит сигарету о стену, собираясь проверить происходящее в закрытой комнате, где было решено запереть связиста, и выходит в обеденный зал, особенно холодный в данное время. Здесь стало невыносимо пусто, снова мерцает свет, пока не так критично, но уже оповещает о начале неизбежной поломки генератора. Тэхён проходит мимо, хватая со стола бутылку любимого лимонада Льюиса, уже наполовину опустошённую, открывает крышку и делает пару глотков прежде, чем пересечь другой зал и остановиться. Здесь в стене вставлено стекло, поэтому Уолта, находящегося взаперти, видно с первого шага, как и запертому видно всё, что происходит снаружи. — Доволен, сопляк? Всё тот же нахальный взгляд, разве что на лице нет отвратительной усмешки – Вульфу не нравится то, как с ним обошлись. Тэхён вообще-то в принятии этого вопроса не участвовал, запереть Уолта решили без него, но он может искренне признаться, что рад видеть этого человека взаперти: так хотя бы никто больше не погибнет. Во взгляде сейсмолога чистая злость, истекающая слезами несправедливости, боль и необратимая реальность, в которой связисту может удастся избежать наказания – никто не сможет доказать, что смерти полярников были убийствами. Сейчас у всех оставшихся повышенный уровень стресса, это легко можно повернуть в сторону оправданий и получить заключение, что обвинение в убийстве – паранойя, развитая на фоне страха не выбраться со станции. — Сколько секунд бежал Чонгук? — внезапно спрашивает Тэхён, убирая руки в карманы спортивок. — Около сорока? Примерно столько нужно, чтобы добежать до другой стороны станции, а дальше я не знаю, куда надо свернуть, чтобы опустить рубильник, но знаешь ты. Надо было делать по шагу к сорока секундам, чтобы тебя ударило током, а после сразу было отключено электричество, и при таком раскладе твои мышцы расслабляются, твоё тело падает, и ты отпускаешь трос. — Ты совсем больной? — В каком месте я ошибся? Тэхён хотел бы, чтобы всё это было одной огромной ошибкой. Так эти смерти будут злой насмешкой судьбы, а не делом эгоизма человека, которого погибшие считали своим другом. — А что ты будешь делать, если ошибся? — Уолт приближается к стеклу, оставляя попытки собрать передатчик, и смотрит на сейсмолога, в глазах которого пугающая пустота. — Что ты, щенок, будешь делать с чувством вины, если всё это окажется твоей паранойей?! Вульф внезапно бьёт ладонью по стеклу, заставляя Тэхёна вздрогнуть и на пару секунд потеряться в пространстве. Этот хлопок оказывается несоизмеримо громким, но не сильнее ударов собственного сердца, отражающегося пульсацией в голове и заедающим «ошибся». На лице Уолта вновь прежняя насмешка, кричащая о собственной правоте, заставляющая Тэхёна задуматься, а было ли происходящее действительно намеренным убийством или он сам в это просто поверил. Нет, слишком много совпадений и явных слов. Стал бы Уолт дразнить вчера его, спрашивая, стоит ли ему отпустить трос? Кто в своём уме станет делать так? Проучить? Разве Тэхён уже не достаточно получил, превратившись в пустую оболочку, находящуюся на грани срыва? — Хочешь, поделюсь одной маленькой особенностью? — Уолт опускает ладонь, начиная отдаляться от стены. — Есть нечто сильнее, чем действие, и, заперев меня здесь, я всё равно могу влиять на тебя, просто с тобой разговаривая. Даже сейчас, спросив тебя лишь о том, что всё это могло бы быть твоей ошибкой, ты уже начал думать иначе. — Так ты заставил Митчел чувствовать вину? — Так я заставлю выпустить себя, и тогда, щенок, я сделаю всё, чтобы вытащить тебя отсюда и заставить жить с этим грузом собственных ошибок, начиная с того, что ты не уследил за катастрофой, заканчивая тем, что ты никому не сказал о воде на дне расщелины. Уолт собирается манипулировать им, внушая, что всё произошедшее – только его вина, как Кришан обвинил Митчел в падении станции. Тэхён хмурится, не собираясь позволять Вульфу ломать их по одному, отходит в сторону комнаты Купера, потому что этот человек не должен отвечать за связь, не должен вообще касаться их планов спасения, и замечает, что дверь к Джеймсу вовсе не закрыта. Мог ли он всё слышать? И знал ли об этом Уолт, раз говорит обо всём настолько откровенно? Тэхён толкает дверь от себя, сперва цепляясь взглядом за лежащую на полу фотографию их первого заката, начала полярной ночи, а после взгляд поднимается выше, по очертанию упавшего стула, и достигает ботинок, не касающихся пола. Уолт видит, как сейсмолог падает без чувств, открывая ему вид на Купера, недвижимо висящего под невысоким потолком своей комнаты, умершим от банального удушья виной. Это было настолько предсказуемо, что Вульф не остаётся удивлённым и лишь прикрывает глаза, чтобы сделать глубокий вдох и согласиться, что, возможно, в этой смерти есть его вина.Июнь 15
Четвёртый день катастрофы
Свет бьёт по глазам слишком сильно, чтобы оставлять их открытыми и не отвернуться рефлекторно, почувствовав звенящую боль в голове. Эмили тут же выключает маленький медицинский фонарик и закусывает губу, понимая, что симптомы всё же похожи на тот диагноз, который не хотел бы слышать Тэхён. — Это сотрясение, — говорит девушка, — слабое, но всё равно будут неприятные последствия. Не занимайся пока ничем, отдохни. Тэхён усмехается, заставляя себя проглотить не к месту общепринятое «в гробу отдохну», потому что здесь эти слова являются вовсе не шуткой. Они потеряли ещё одного полярника. Джеймс Купер не вынес гибели своих людей, друзей, почти сына и дочери, обвинив себя в происходящем и решив, что должен за это заплатить. Возможно, осознание неизбежного также добавило шаг к стулу, поставленному в середину комнаты, разлад в команде и подозрение на убийство одного из своих закинуло верёвку на единственное крепкое место под потолком, а отсутствие связи и прибытие спасателей, которого не произошло спустя сутки, окончательно заставили сделать шаг в пустоту. Их осталось всего пятеро. — Ты по жизни такой везунчик на травмы или Южный полюс забрал твоё везение? — уточняет Льюис, заметив, что сейсмологу несказанно «везёт» в последнее время брать все удары на себя. — Вообще по жизни, — отвечает Тэхён, вспоминая свою объёмную медкарту с вечными травмами, — но здесь гораздо меньше. Здесь он до сих пор жив, потому что рядом всегда Чонгук. Совпадение это или нет, но за полтора месяца Тэхён значительно меньше получал ушибов, переломов и последствий неуклюжести и тяги к проверкам на своей шкуре, находясь под наблюдением куратора. Возможно, он не замечал, как Чон постоянно его подстраховывал, следил, направлял в сторону от возможной опасности и делает это до сих пор. Он всё время рядом. Но не сейчас. Сейчас Чонгук один укрывает Купера полиэтиленом рядом с Митчел на подвальном этаже, оставляет их холодные тела и закрывает туда дверь, крепко сжимая ручку – он не в силах ничего уже изменить. Метеоролог остаётся главным на станции, он будет отвечать за все принятые сейчас решения. За все остальные жизни. Ему должно быть невыносимо тяжело, сложно поверить в эту смерть и собраться с мыслями, чтобы думать, что им делать дальше. На него свалилось слишком много ответственности, которую Купер не смог выдержать. — Где сейчас Чонгук? Тэхён ничего не слышал о нём за всё время, что пришёл в сознание, и это пугает. Он не поверит, что Чон не дождался его прихода в чувства, на него это не похоже. Вообще сложно оставаться прежним, когда те, кто тебя окружал на протяжении не одного года, умирают один за другим. И Тэхён боится, что сейчас не узнает Чонгука. — С Уолтом, — отвечает Льюис, складывая руки, — они, кажется, собрали передатчик, пробуют поймать какой-нибудь сигнал на случай, если спасатели уже ищут нас. Тэхёну трудно даётся осознание полученного ответа, он не понимает, почему Чонгук сейчас с Уолтом, что случилось за время его обморока и какие изменения произошли, раз Вульф, судя по всему, не заперт. В сознание медленно проникают остатки последних воспоминаний, слова Уолта о том, как он собирается заставить выпустить себя, и, кажется, у него это получилось. Ким не удивится, если и к смерти Купера от чувства вины причастен связист. Тэхён поднимается, решая самому проверить, что происходит, игнорирует просьбы Эмили не вставать и подождать немного, уходит, жмурясь от слишком яркого для него света в коридоре – его глаза сейчас чрезмерно чувствительны из-за сотрясения. Кажется, Льюис говорит, что бесполезно останавливать сейсмолога, он слишком упёртый, чтобы слушать кого-то, совсем, как Чон, которого Тэхён просил не рисковать собой. Им следовало бы чаще идти на уступки, прислушиваться к советам, быть может тогда всё было бы иначе. Всё могло бы быть иначе. Нельзя позволять этой жалости поселиться в мыслях, осесть, пустить корни – они могут добраться до сердца и задушить виной. Один уже ими задушен. И Тэхён ощущает тошноту, когда подходит ближе к тому месту, от которого видно закрытую дверь в комнату Купера, останавливается, облокачивается ладонью на стену и пытается сделать вдох в надежде, что его не вырвет. Внутри ничего не осталось кроме души, и Тэхён хочет её сохранить. Она ему очень нужна, там хранятся воспоминания и тепло человека, выходящего сейчас из комнаты, в которой был заперт связист. Две секунды, отразившиеся одним ударом сердца, встреча взглядом и тишина. Чонгук испытал нечто хуже страха, увидев тогда Тэхёна без чувств. — Плохо выглядишь, возвращайся, — слишком спокойно говорит мужчина, заставляя Тэхёна понять, что его опасения превращаются в жуткий кошмар реальности. Он не узнаёт Чонгука. Этот Чонгук не снимает с себя перчатку, натягивая на его ладонь, не распахивает куртку, прижимая его к своей груди, не обнимает, позволяя скрыться у себя от всего мира. Три дня оставили слишком много трещин, образуя единый цельный раскол. Кажется, туда смело чувства, которых будто никогда не существовало. И это страшно, невыносимо и слишком холодно, чтобы просто развернуться и уйти, поэтому Тэхён делает шаг, с намерением приблизиться, взять мужчину за руку, не позволить происходящему поглотить Чона, но останавливается, когда за ним выходит Уолт. — Почему… — Это сейчас не важно, — перебивает Чонгук, предугадывая вопрос, касающийся связиста. Потому что Вульф мог предотвратить самоубийство Купера, не будь он заперт. — Тебе сейчас надо отлежаться, чтобы не ухудшить своё положение, — Чон отдаёт в руки Уолта часть передатчика, собираясь подсоединить его к тому, что остался в центре. — Это всё, что от тебя требуется. Тэхён не понимает этих слов, может, в силу сотрясения от удара головой о пол, или ситуация сама по себе сложилась неоднозначная, и мужчина просто вынужден был так сказать, но он не собирается оставлять всё, как есть. Тэхён хватает проходящего мимо Чонгука за руку, останавливает и ждёт, когда Уолт заметит требующий взгляд сейсмолога оставить их вдвоём. Вульф, конечно, на это лишь дёргает краешком губ, явно ощущая своё преимущество, уверенный в том, что этот разговор парню не поможет, поэтому уходит, оставляя им звенящую тишину. Тэхён смачивает губы, проглатывая это «всё, что от него требуется», будто он здесь создаёт проблемы и должен оставаться в стороне, не усложнять, помалкивать и ждать, когда его спасут. Это не Чонгук. Он бы так не сказал. Чонгук говорит, что от них ничего не зависит. — Почему ты делаешь это? — Тэхён поворачивается, заставляя говорить с собой, даже если сейчас они причинят друг другу ту боль, которую не заслуживают. — Как после всего, что произошло, ты просто выпустил его? — Не надо, Тэхён, — Чон поднимает свою руку, заставляя отпустить себя, не цепляться за то, что так легко можно потерять, — просто не надо. Я не хочу сейчас ничего менять, пусть всё остаётся так, как есть, не нагнетай. Они ошибались. Их чувства были не уязвимым местом, способным повлиять на решения лишь в одну сторону неизбежного, не обременительной тяжестью, не сбоем для мнимой надежды и не защитной реакцией, чтобы не сойти с ума. Их чувства были опорой друг для друга. Но они решили оставить признания неозвученными, отвергнуть то единственное, горящее внутри среди пустоты потерь, оттолкнуть друг друга, не привязываться. Они пытаются решить проблемы в одиночку, не понимая, что от этого их становится только больше. Тэхён резко встаёт перед мужчиной, вытягивает руку в сторону и касается стены, не позволяя пройти, делает глубокий вдох, на несколько секунд ощущая головокружение от резкого смещения, и смотрит в глаза Чонгуку. Он постарается удержать его от полного разрушения. — Прекрати так вести себя, — Тэхён опускает руку, выпрямляясь и собираясь надавить на открытые раны, чтобы боль отрезвила впавшее в отчаяние сознание мужчины. — У тебя не получается отталкивать и игнорировать меня. Я для тебя уже давно не обязанность, не пытайся делать вид, будто не хочешь иметь в своей биографии потерю всего лишь стажёра. Ты дал мне надежду, сказал верить в тебя, не смей всё это сейчас забирать. Слышишь? Я просил не делать вид, будто того поцелуя не было, и ты согласился – подло не сдерживать свои обещания, Чонгук. — Поэтому позволь мне тебя спасти. Сейчас Чон рискует всем, чтобы сделать это, выпускает Уолта, заставляет себя забыть обо всех подозрениях, отбрасывает человечность и оставляет тех, кого потерял, просто понятием неизбежности. Этот вариант кажется лучшим, чем продолжать бороться за справедливость – здесь, в Антарктиде ей нет места. Может быть, потом, когда они отсюда выберутся, Чонгук спросит у Уолта, стоило ли это того, но сейчас будет использовать любой шанс, чтобы спасти тех, кто ещё остался жив. Чон не хочет ещё больше усугублять между ними этот разговор, делает шаг в сторону, чтобы обойти парня, но его вновь останавливают. Тэхён упирается ладонями в грудь мужчины, отталкивает его, вынуждая сделать шаг назад, злится на это упрямство, и решает поступить так, как поступал сам Чонгук. — Тебе от этого легче не станет, — Тэхён рывком делает шаг навстречу, — вот здесь, — дважды касается груди метеоролога, — внутри, тебе потом не будет легче, потому что ты убиваешь свои чувства сейчас. Тебе больно, не заглушай эту боль, пусть она слезами вытекает наружу. Тебе страшно, так признайся, позволь этому страху бороться за жизнь. Тебя пожирает предательство, так пусть эта злоба не оставляет прощения тому, кто его не заслуживает. Тэхён хочет, чтобы сейчас его не отталкивали, хочет спасти Чонгука от разрушения, от того, что чувствует сам, потому что выдерживать это в одиночку невыносимо. Когда трещины заполняли его, рядом был Чон, и сейчас парень хочет, чтобы мужчина принял его так же. Чтобы они вместе сходили за собакой. Ладонь на чужой груди медленно ослабевает, Тэхён сжимает пальцы, больше не ощущая биения сердца, хочет убрать руку, потому что он сказал всё, что намеревался, и в этот момент его останавливают. Чонгук накрывает его ладонь своей, прижимает обратно и крепко держит, потому что сам дал слово, что вытащит его отсюда. Этот жест стал значить для них нечто большее, чем все слова мира, это то, что надо чувствовать. Тепло. Одно на двоих. Чонгук почти его потерял. — Это не отменяет моих слов, — вполголоса произносит мужчина, второй рукой касается волос Тэхёна и, проводя к затылку, нащупывает шишку после падения. — Тебе сейчас надо отлежаться, ты плохо выглядишь. — Разве для этого есть время? — Тэхён ощущает, как руки метеоролога замирают, выдавая причину, по которой было принято решение выпустить Уолта. У них не остаётся времени на ожидание спасения. Об этом стало известно, когда Митчел спустилась к прожекторам, висящим под Полярисом, тогда осознание поднятия уровня воды натолкнуло на мысль, что она поднимется ещё выше, создавая куда больше проблем, чем они имеют. Им нужно выбраться до того, как у них не будет возможности сделать это. — Мы попытаемся связаться, — размыто отвечает Чонгук, хотя понимает, что Тэхён не тот, от которого можно скрывать очевидные прогнозы дальнейших событий. — А после начнём сборы для выхода на поверхность. И пока мы остаёмся здесь, ты должен держаться подальше от… всего. От Уолта. Чонгук рискнул, дав Вульфу незаслуженную свободу, его сомнения всё ещё заставляют долго смотреть на связиста с единственным вопросом «зачем надо было всё это начинать?», но метеоролог ничего не может сделать сейчас, когда им нужна любая помощь. Никого нельзя оставлять в стороне, им нужны все силы. Но Уолт по-прежнему смотрит на сейсмолога, словно хищник, он этого и не скрывает, потому Чон и находится не рядом с Тэхёном – пусть с ним остаются его друзья, пока он контролирует Вульфа. Но проблема в том, что единственным выходом со станции всё ещё остаётся натянутый трос над расщелиной, и перемещение по нему может осилить не каждый. Другого выхода нет. Освещение в коридоре мерцает короткими угасаниями. Им не хватает времени.🇦🇶
Иногда в голову приходит навязчивая идея остановиться. Вначале она кажется ошибочно попавшей не туда, потому что остановиться можно в погоне за идеальной учёбой до изнеможения или остановиться от слов, после которых обязательно будешь жалеть – Тэхён не должен был уходить из дома в тот день и оставлять ту ссору нерешённой. А здесь, на континенте Антарктиды, в богом забытой ледяной пустыне, останавливаться нельзя. Тэхён эти мысли не принимает всерьёз, сваливая всё на сотрясение мозга, от которого повысилась не только чувствительность к звукам и свету, но и раздражительность. Поэтому, когда Льюис наглым образом забирается к сейсмологу на кровать и пихает его слегка, чтобы устроиться рядом, Тэхён что-то бормочет, прогоняя биолога, но тот пропускает все угрозы. За полтора месяца ещё ни одно из предупреждений закопать его на заднем дворе Поляриса так и не осуществилось. И хотя Ким может огрызаться подобным образом на Льюиса, парень понимает, что на самом деле сейсмологу становится легче, теплее от навязчивости, ведь это возвращает к реальности, в которой у них по-прежнему есть надежда. Когда приходит Эмили, биолог тянет её к ним, ещё больше тесня Тэхёна, который не успевает возразить, как попадает в объятья Льюиса, крепко удерживающего их обоих. — Давайте вместе поедем и бросим твоего бывшего? — предлагает биолог, воодушевлённый надеждой на спасение, ведь старшие полярники всё же смогли передать сигнал хотя бы на какой-то радиус от Поляриса. — Затем поедем к родителям Тэхёна и скажем, что их сын слишком замечательный, чтобы ругаться с ним из-за отношений. А потом я увезу вас в Австралию ловить кенгуру! Льюис громко вздыхает, смотря в потолок, где они успели воссоздать звёздную карту Антарктического неба. Хотел бы он снова пройтись под открытым небом Южного полюса. — Вы не представляете, как я не хочу вас отпускать. Льюис тоже покрывается трещинами. Если в Тэхёне они отражались явными срывами, эмоциями и страхом, то биолог предпочёл поддаться несуществующей эйфории. Эти мечты и планы на будущее способны полностью расколоть его. Льюис нашёл своё спасение в Эмили и Тэхёне. Они же могут стать его гибелью. Ким понял, что здесь нельзя привязываться к людям ещё в тот момент, когда во время провала Поляриса Чонгук сперва нашёл его, бросил всё, прибежал, и в отражении глаз парень увидел страх потери. Тэхён думает, умирать не страшно. Страшно, когда умирает тот, к кому ты привязан. — Может бросишь его, сказав, что нашла другого? — предлагает Льюис. — Например, меня или Тэхёна. Или вообще закрутила тут сразу с обоими! — Ей надо бросить его по собственному решению, — отрицает Тэхён, решив занять себя какой-нибудь другой проблемой, вместо существующих здесь, — иначе, чем она становится лучше его, замутив с нами на стороне? — Она может заполучить любого – вот что этому мудаку стоит показать! — Без нас она будет выглядеть самодостаточной, — всё же не соглашается Тэхён, — феминизм и все дела. Ты комментарии под постами вообще не читаешь? — Так и скажи, что ты не хочешь участвовать в моём шикарном плане из-за него. Тэхён почти отвечает, когда не находит, что именно должен сказать, сбитый с толку от упоминания Чонгука. Эмили тоже знает – на самом деле трудно не заметить взгляд сейсмолога, который всегда говорит громче, чем его слова. А в последнюю ссору перед решением о выходе метеоролога со связистом, было явно видно, что Ким не ожидал от мужчины тех слов. Как и сожаление о сказанном, когда Чон сразу после ухода парня пошёл за ним. — Он уже отказался от Антарктиды ради тебя? — без всякой тактичности интересуется Льюис, поведение которого уже давно перестало всех смущать. И в этот момент Тэхён понимает, что они ни разу не озвучивали свои чувства друг к другу, чтобы ясно представить, насколько совпадает их будущее. Первая мысль утром и последняя перед сном, вечный вопрос, насколько его хватит, и обещание вместе сходить за собакой. Это всё, что отчётливо помнит сейчас Тэхён, надеясь, что он что-то забыл, ударившись головой. Потому что это вовсе не значит, что через время Чонгук не вернётся на полярную базу и не продолжит ту работу, к которой уже привык. И здесь их будущее разойдётся, потому что Ким сюда вернуться уже не сможет. — Ладно, как скажешь, давай бросим её парня вместе, — сдаётся Тэхён, переключая внимание на план друга. — Может, я вам и не нужна? — задумывается Эмили, приподнимаясь на локтях, чтобы видеть парней. — Сами бросите, пока я буду поджигать его фото ароматическими свечами в ванной. — Говорю, надо сделать это эффектно! — настаивает Льюис, но Тэхён уже не слышит новые аргументы, задумываясь над словами Чонгука. Он как-то сказал, что люди, работающие здесь, между семьёй и карьерой выбрали второе, а это может значить, что у мужчины нет перспективы на отношения. А перед катастрофой Уолт предупредил, чтобы молодой специалист не рассчитывал на что-то большее, поделившись планом коллеги, по которому через простую схему – игнорирование, забота, постель – Ким станет просто одним из предыдущих. И это не меняется годами. Тэхён прикрывает глаза, пытаясь выбросить лишние подозрения из головы – он тоже свои чувства называет временной необходимостью, опорой, чтобы не раскрошиться. Вполне возможно, что после спасения, они изменятся, вернутся в категорию коллег и исчезнут вместе со стрессом. Тогда и думать о серьёзности намерений Чонгука нет смысла. Поднять веки становится подозрительно тяжело, будто парень настолько устал, что сил остаётся только дышать. Тэхён не слышит шумного биолога, прекратившего пытаться придумать шикарный план, и это становится ещё более странно, из-за чего ему приходится приложить усилия, чтобы прийти в себя и понять, что рядом никого нет. Должно быть, в тот момент, когда Тэхён начал думать об отношениях, прикрыв глаза, он провалился в сон, а друзья не стали его будить. Сейсмолог делает глубокий вдох прежде, чем подняться, ощущая давящую головную боль, и выйти в коридор, заметив включённое аварийное освещение – на станции слишком тихо для тревоги, система оповещения не могла выйти из строя, чтобы не включить сигнал опасности. Тэхён двигается в сторону общего зала, надеясь, что это просто какой-то сбой в системе, но, выходя из коридора, видит спину мужчины – Уолт оборачивается, и Тэхён упирается взглядом в его руки, полностью запачканные кровью. Взгляд Кима медленно опускается ниже, видимость размывают поступающие слёзы, когда он видит Эмили, Льюиса и Чонгука мёртвыми, среди остальных погибших. Никто не покинет Полярис. — Давай я облегчу твои страдания, — улыбается Уолт, поднимая с пола нож. — Полярис все равно затонет. Резкое пробуждение охватывает Тэхёна холодом страха, дезориентацией, потерей во времени, он суетливо скидывает с себя плед и ощущает резкое прикосновение к своим скулам, заставляющее его очнуться от кошмара и посмотреть перед собой. — Дыши, Тэхён, — щёки оглаживают большими пальцами, стирая мокрые дорожки страха и неверия, — дыши, это просто сон. Всего лишь кошмар, потому что в реальности Чонгук находится рядом, возвращая его из сна до того, как он там погиб – Чон всё ещё держит своё обещание. Тэхён прикасается к запястьям мужчины, будто проверяя, правда ли он настоящий, ведёт к тыльной стороне ладоней и накрывает их своими, ощущая привычное тепло – он здесь. Дыхание постепенно восстанавливается, Тэхён начинает возвращаться к реальности, в которой станция пребывает в прежнем спокойствии, но день потери ещё одного полярника до сих пор продолжается. Это только начало. Потому что, если они всё же выберутся отсюда, эти кошмары будут преследовать его всю жизнь. — Где остальные? — В центре. Ладони Чонгука соскальзывают, оставляя растворяющееся в душе парня тепло, и мужчина протягивает размороженную из запасов бутылку сока. — Нам удалось перехватить чей-то сигнал, кажется, это были контрабандисты, которым выгодно выбираться в такую погоду. — И ты считаешь, что они станут рисковать собственной шкурой и пошлют сигнал на континент? — Тэхён открывает бутылку, не думая, что можно надеяться на контрабандистов. В этом мире на людей вообще нельзя надеяться. И он не уверен, что можно рассчитывать даже на себя. — Ну после их искреннего удивления «в какое дерьмо попали наши учёные задницы», мне показалось, на континент всё же поступит анонимный сигнал о бедствии Поляриса, — пожимает плечами Чонгук. — Даже без него в течение уже проходящих суток должны отправить команду, потому что срок потери связи уже истёк. Это значит, что осталось подождать двенадцать часов… — Один раз мы уже ждали двенадцать часов. Тэхён резко опаляет взглядом, почти огрызается, не в силах слушать что-то о спасении и двенадцати часах – в прошлый раз они были мучительно долгими, и их надежды не оправдались. Хуже того, именно тогда они потеряли первого полярника. — Прости… — Всё нормально, — заверяет Чонгук. Он тоже не верит. Нельзя исключать вероятность того, что сигнал не передали, потому что при оповещении срывается охота контрабандистов, это идёт им в ущерб, а люди по своей природе эгоистичны и редко склонны к таким жертвам как те, что выкидывает Чонгук. Под ту же вероятность попадают те факторы риска, которые они имели и до связи, такие, как ухудшающаяся работа генератора и сдавливание стен. Пока это ещё не так сильно заметно, где-то местами поскрипывает проминающаяся поверхность, но стены трудно будет смять, в отличие от некоторых стёкол – они лопнут первыми, и тогда уже начнётся борьба с холодом. Вряд ли, конечно, Вульф продолжит начатое, но вот к сейсмологу он особенно неравнодушен, и после того, как его заперли, едва ли сможет унять свою гордость и простить это ему. — Давай просто забудем на какое-то время о реальности, — предлагает Чон, невольно открывая крик о спасении, от которого остались лишь слабые отголоски – гибель Митчел пустила трещины, самоубийство Купера превратило их в единый раскол. — Я не хочу ждать окончания двенадцати часов. Я просто хочу прожить их с тобой. Тэхён стискивает зубы, не позволяя обострённой эмоциональности сейчас вцепиться в мужчину, умолять не говорить так больше никогда, потому что это звучит, как признание. Признание, что Чонгук хотел бы прожить оставшуюся в несколько часов жизнь с ним. А Тэхён хочет жизнь длиной в года. — Я просил не признаваться, — усмехается Тэхён, закатывая глаза, чтобы скрыть непрошенные слёзы, — почему тебе так трудно сделать это… — Потому что мне хочется, чтобы ты это знал. — От этого не становится легче. — От этого и не должно быть легче. Не всё, что делает Чонгук, является спасением, и Тэхён должен понять это, должен быть готов к решению, которое может не понести спасения. В книге с интригующим названием, которую Ким увидел на столе метеоролога, он обвёл фразу, попавшуюся на первой открытой странице, и не сразу понял её значение. «Если всплыть на поверхность не получается, нужно опуститься на дно, чтобы затем оттолкнуться от него». У них не получилось продержаться, перенести потери, выбраться вместе из Поляриса, поэтому им необходимо опуститься на дно, довести себя до отчаяния, сбросить накопившиеся эмоции и начать всё заново. Нужно просто не оставлять попыток всплыть. Тэхён делает несколько крупных глотков цитрусового сока, ощущая не совсем приятную сладость, но заметную бодрость и даже какую-то лёгкость на фоне своего состояния. Голова уже не так сильно отдаёт звоном боли в уши, его даже не тошнит, что внушает хорошие перспективы на следующие двенадцать часов. Нога тоже перестала отдавать пульсацией открытых ран, должно быть, его организм просто в шоке от количества стресса и отключил функцию восприятия боли. И этим надо пользоваться. — У тебя остались сигареты? — Тэхён закручивает крышку бутылки, убирая её на стол рядом и перемещая взгляд на мужчину. — Я снова хочу тебя поцеловать. Тэхёну интересно, как воспринимает его Чонгук, когда он делает подобные вещи, потому что, если мужчина признаётся в своих чувствах, пускай не прямыми, привычными словами, то он не сделал этого ни разу. Напротив, его поведение не дотягивает до взаимного ответа, оно похоже на спонтанность, минутное желание или безрассудство, на отчаяние и пошлость, озвученную предложением переспать. — Ты можешь сделать это без сигарет. Или его взгляд всегда говорил за слова. — Как давно я мог это сделать? — уточняет Тэхён, ощущая, как собственное сердце наращивает ритм от предвкушения ответа, как давно Чонгук питает к нему эти чувства. — С тех пор, как я решил дать тебе непрошенный совет. Тот последний день запомнился Тэхёну надолго. В тот момент он смотрел на закат, пока позади на него смотрел Чонгук. Возможно, тогда, спустя неделю после прибытия стажёров, наблюдения метеоролога за парнем показали его с положительной стороны, что позволило сложиться определённому образу, симпатизирующему Чонгуку. Уже тогда в его глазах, молодой специалист занял удобное расположение между перспективной лёгкостью общения полугодового исследования и чисто человеческой симпатией, изредка проскальзывая неуместными мыслями. «Красивый» – думал Чонгук, смотря вовсе не на закат. Именно в то время зародились симпатия, влечение, несерьёзность привлекательности, которые за полтора месяца стали сильнее, подверглись изменению, обернувшись в чувства, пустившие корни в сердце. Чонгук проявлял их как внимательность и заботу, не позволял себе излишних касаний и намёков, как делал это Уолт, потому что с самого начала видел, что сейсмологу это не нравится. Но не смог не заметить то, что проскальзывало во взгляде Тэхёна к нему. Удивление, смущение, дозволение. Тэхён сам, скорее всего, изредка задумывался о собственных возникающих чувствах, но пытался их отрицать, думая, что поведение метеоролога не несёт скрытого слоя под простой человеческой заботой. Их чувства возникли не пару дней назад на фоне стресса от катастрофы. Они лишь обнажились сейчас, став стремлением и обещанием выбраться отсюда. — Двенадцати часов слишком мало, чтобы всё наверстать, — уголки губ Тэхёна слегка растягиваются, не понимая, почему они думают, будто у них нет будущего, нет спасения. — Но достаточно, чтобы выкурить сигарету, — отвечает Чонгук, поднимаясь и протягивая ладонь. Этот жест имеет за собой слишком много значений, о которых Тэхён не хочет сейчас думать, не важно, что мужчина предлагает довериться ему – парень доверял с самого начала; не столь значительно приглашение провести следующую половину суток вместе – Ким согласен на всю жизнь. Банально, возможно, даже глупо, они элементарно могут не сойтись характерами, надоесть друг другу, расстаться. Но самое важное, что всё это будет потом, и они будут бороться за это «потом», какое бы оно ни было. И Тэхён хватается за ладонь Чонгука, поднимаясь с постели и оставляя вопрос, как долго метеоролог просидел здесь, ожидая его пробуждения, направляется к двери, но с каждым шагом замедляется, не понимая, зачем он всегда ищет какую-то причину. Причину продолжать учёбу, причину отстаивать свою ориентацию, причину жить, причину поцеловать мужчину, который ему нравится? Они в чёртовой Антарктиде, где не нужно искать причину, чтобы поступить так, как хочется, если у них осталось элементарных двенадцать часов. — Да к чёрту. Тэхён сдаётся, не касаясь ручки двери, оборачивается, хватает Чонгука за футболку и притягивает его к себе, находя в полумраке комнаты его губы. Пускай они будут цепляться друг за друга, рисковать, ругаться и целоваться после сигарет, потому что им это сейчас нужно. Сейчас они не могут сделать ничего другого, поэтому лучше они задохнутся от чувств, чем от нехватки воздуха. Чонгук делает шаг вперёд, укладывая ладонь на затылок парня, чтобы он не ударился о дверь позади, служащей им опорой, другой рукой опирается на вертикальную поверхность и позволяет Тэхёну сделать то, что он так хочет. Мужчина знает, что им это не поможет забыться или хоть немного облегчить тяжесть от произошедших событий и смертей, но они могут хотя бы попытаться притвориться, что им это помогает. На губах Тэхёна цитрусовый сок, у Чонгука – пепел собственных сгоревших надежд. Обострившиеся чувства из-за сотрясения отдают ползучим ощущением внизу живота и мурашками на затылке, где пальцы мужчины путаются в волосах. Тэхён делает неровный вдох, поддаваясь вперёд и языком проникая глубже, отпуская осторожность и нежность, которая им сейчас не нужна. Возможно, он хочет раствориться, чтобы от себя ничего не осталось, и Чонгук кажется неплохим вариантом для этого безумия. Неплохим вариантом для будущего тоже. И Тэхён впервые хочет за него бороться. Становится жарко для того, кто даже спит в толстовке, это настораживает не так сильно, как глухой и достаточно громкий звук, исходящий точно не от их сердец. Он где-то за пределами Поляриса, снаружи, где вечная мерзлота, возможно, двигаются те самые ледники, которые должны сжать станцию, но и это не становится особо важным на фоне резкого головокружения. Тэхён не обращает внимание, он касается напряжённых мышц спины Чонгука, не позволяющего себе прикосновений к парню, наверное, потому что эта дозволенность сорвёт все цепи, а срываться сейчас нельзя, но даётся это трудно, потому что за пальцами Кима волнами разбегаются мурашки. Чонгук ощущает, как парень жмётся ближе, глубже, не оставляя между ними расстояния, заставляя почувствовать, как тесно ему становится внутри, как ему хочется освободиться. От всего. От мыслей, чувств, времени, одежды. Хочется просто исчезнуть вдвоём, хотя бы ненадолго, но получается исчезнуть в мужчине, растворить в себе. Тэхён поцелуем проникает глубже, забирая лишние мысли, требует думать о нём, положить руки с дурацкой двери на себя, прижать к себе, не бояться его трогать – они хотят этого оба. Немного больше дозволенности, больше грубости, которая сможет отрезвить, дать почувствовать тягу к жизни, больше времени. Головокружение отдаёт болью в виски и звоном в уши не той приятной тяжестью от возбуждения, а противным скрежетом. Тэхёну приходится прервать поцелуй, сделать вдох, прикрыв глаза, а после почувствовать прикосновение ткани к верхней губе – Чонгук стирает кровь из носа парня. Тэхён сам не заметил, хмурится, когда запрокидывает голову и вздыхает – почему им вечно что-то мешает, отвлекает, отдаляет их друг от друга. — Погода меняется. Тэхён сбито выдыхает, сваливая всю вину на давление, на которое он особенно остро реагирует, из-за чего приходится держаться за Чонгука, только чтобы не упасть. — Это не из-за погоды. Чонгук не объясняет, отчего-то закусывает губу, задерживая несказанные слова, и просит лечь обратно, помогая беспроблемно сделать пару шагов до постели. Тэхён усмехается – ещё пару минут назад его могли уложить сюда с другими желаниями. Но наблюдая за мужчиной, скоро возвращающимся с ватой и смоченным платком, сосредоточенно помогающего убрать кровь, Ким видит во взгляде к себе вовсе не пошлость и влечение. Их не было даже тогда, когда он пришёл и предложил переспать. — Уолт сказал, я у тебя не первый, — внезапно нарушенная тишина сейсмологом отражается нескрытым вопросом, — игнорирование, забота, постель. Как-то так вроде. Я с тобой был в постели уже дважды, а ты со мной – ни разу. Почему? Тэхён дважды начинал то, что могло бы изменить их отношения, предлагал, позволял, а Чонгук этого не брал. — С тобой хочется по-другому, — отвечает Чонгук лишь на тот вопрос, что имеет смысл. — Сначала хочется душу, потом уже тело. Как он может коснуться тела, когда у Тэхёна трещины по всей душе? — Это из разряда «я не хочу делать тебе больно»? — усмехается Тэхён, представляя, как об этом рассказывает ему Льюис в день вечеринки для стажёров – Ким ни за что бы не поверил. — Хорошо, представь, что мы переспали в ту ночь. Тэхён пришёл и застал беспорядок в комнате, совсем как в его мыслях, ощутил на себе вопросительный, даже какой-то потерянный взгляд мужчины, и озвучил прямое🇦🇶
— Тебе не кажется, что буря утихла? — Эмили оборачивается к биологу, сидящему неподалёку, и ещё раз внимательно прислушивается, чтобы сказать наверняка: — Тот железный стук… его больше нет. Льюис уже давно перестал обращать на это внимание, привык и даже не заметил его отсутствия, когда как в первое время каждый удар отдавал эхом в голове, будто минутная стрелка, отсчитывающая их часы. Не то чтобы это было чем-то значительным, но слишком резкое отсутствие заставляет задуматься о причине изменений, которые могут повлечь за собой последствия. Они не были бы настолько осмотрительны, находись они не на Полярисе в расщелине меж ледников. Все знают причину, из-за которой погибла Митчел Роуз. Вероятно, балка не бьётся о стену станции по причине, что она больше не висит в воздухе. Льюис неосознанно поднимается, на пару секунд теряясь и не понимая, в какую сторону ему сейчас необходимо пойти. Из старших полярников осталось лишь двое, и к одному из них биолог точно не пойдёт. Парень понимает, что он не должен так думать, каким бы человеком ни был Уолт, проблема всё равно остаётся общей. Льюис просит Эмили подождать здесь, никуда не уходить и не искать Вульфа, он сам сходит за старшими, но, выйдя в коридор, понимает, что вполне вероятно они зря поднимают эту панику. Сигнал послан, время потери связи со станцией истекло, им в любом случае сейчас остаётся только ждать. Полярники даже отменили преждевременный выход, по которому оставшееся время они пробудут на поверхности – причины никто из них не назвал, но биолог уже догадался, что шансы выжить обоих вариантов равны. Парень направляется вовсе не к метеорологу, уже зная, где искать мужчину, а потому издалека громко чихает, чтобы дать знать о своём скором присутствии. Хоть Льюис и прост как императорский пингвин, но попадать в неловкие ситуации не любит, поэтому идёт медленно, выжидает некоторое время и замечает приоткрытую дверь, что заметно облегчает его приход. То, что Чон там с Тэхёном, было понятно ещё с того момента, как Льюис с Эмили пришли к старшим и сказали, что сейсмолог уснул, тогда Чонгук и пошёл проверить парня, после чего пропал. Им нужно это время, и биологу на самом деле очень жаль, что он сейчас нарушит их уединение. Льюис искренне надеется, что после того, как они выберутся отсюда, Тэхён с Чонгуком попробуют вместе прожить эту жизнь, потому что они выглядят так, будто нашли друг в друге дом. Толкнув дверь от себя, биолог ожидал увидеть их снова вместе в постели, шёпотом признаваясь в будущем, которое они хотели бы создать, или неупускающими возможность сказать что-то откровенное, но видит нечто большее, чем слова. Чонгук сидит на стуле перед постелью, на его бедре нога Тэхёна, который оборачивается на присутствие Льюиса и опирается ладонями на постель, ожидая, когда мужчина перебинтует ему раны. Ким на них не смотрит, его просили, поэтому ничего сам не трогал. — Что-то случилось? — нарушает затянувшееся молчание Тэхён, пытаясь не всхлипывать от неприятной мелкой боли. Возможно, одна из причин, по которой Чонгук не дал согласия выходить на поверхность – это Тэхён. Он сам выбраться не сможет, а мужчина его здесь не оставит. — Тот стук пропал, — не совсем понятно отвечает Льюис, сбитый взглядом метеоролога, — ну, помнишь, мы тут втроём были, когда о дно станции что-то ударялось. Погода всё ещё ветреная, но всё стихло. — Уровень воды не мог подняться настолько быстро, — отрицает Тэхён, понимая, к чему пытается подвести биолог. — Для такой скорости затопления нужно ещё одно землетрясение или обрушение, но ничего… Тэхён резко замолкает, когда вспоминает глухой и громкий звук не от собственного сердца, когда он поцеловал мужчину. Тогда сейсмолог не обратил внимание, они отказались от реальности на время, позволили себе раствориться друг в друге, оставляя всё происходящее за стенами. Замешательство и осознание проблемы слишком ярко читается в глазах Тэхёна: если произошли какие-то изменения, где-то пошёл новый раскол, то поднятие уровня воды будет быстрее, чем на то они рассчитывали с самого начала. Лампа с пингвином начинает мерцать. Двенадцать часов превращаются в гонку на выживание. — В теории… — аккуратно подступается Льюис, — станцию может… затопить? «Полярис всё равно затонет» В кошмарном сне Уолт сказал единственную фразу, на которую Тэхён не обратил внимания, хотя это его подсознание выдало логичное заключение того, о чём он забыл. Уровень воды будет подниматься до тех пор, пока не заполнит всю расщелину полностью, скрывая подо льдом Полярис. — Внутри – нет, — отрицает Чонгук, — станция герметична… — До тех пор, пока стены не сдавит не только ледником, но и толщей воды, — Тэхён пытается понять, сколько у них остаётся времени. — А когда затопит генератор? — Аварийного хватит на час, после чего температура начнёт понижаться, но проблема в другом, — Чонгук проводит по переносице, — учитывая понижающуюся температуру следующих часов, водную поверхность может покрыть льдом. Антарктида похоронит их заживо. Даже если слой льда не успеет сильно затвердеть, спасательная операция всё равно значительно усложняется. Там, сверху, их могли вытащить из расщелины, могут вытащить из воды, но не отсюда – спасатели не рассчитывают на чрезвычайное положение, в которое попал Полярис «5». Понадобится больше помощи и ресурсов, а в следствие больше времени, в котором они ограничены. — И что нам… — Льюис не договаривает, не может озвучить вопрос полностью, потому что никто из находящихся здесь не знает ответа. — Что мы можем сделать сейчас? Тэхён опускает взгляд вниз, не находя в себе сил посмотреть на Чонгука, который должен принять решение, единственным из которых остаётся немедленная эвакуация со станции, ведь тянуть больше нельзя. Полярники уже пытались начать сборы для выхода на поверхность, и каждый раз их останавливали риски. Сейчас их не меньше. Тэхён думает, есть какая-то проблема, которая останавливает сейчас Чона и Уолта от немедленного выхода, и не озвучивает свой вопрос вслух, чтобы Льюис их не услышал. Он дожидается, когда Чонгук говорит, что сейчас они должны собраться все в центре, просит найти Уолта, а сам тянется за сигаретами – ему надо подумать. Тэхён следует за мужчиной, проигнорировав его просьбу пойти с другом, не нарушает тишину словами и останавливается у стены в том коридоре, где вкус сигарет не настолько противный. Противно сейчас то, что они и правда ничего не могут делать, кроме как ждать. А спасения или смерти – это уже не их выбор. — Так в чём настоящая проблема? Тэхён складывает руки, понимая, если покидать станцию не хочет Чонгук из-за него, но Уолт, имея возможность, не стал бы упускать этого шанса. — Дело в тросе, — не скрывая, отвечает Чонгук, — он не натянут. Их единственной возможностью выхода был трос. Не самый надёжный вариант, многим, возможно, не хватило бы сил преодолеть расстояние над пропастью, но всё же это был выход. Был. Судя по сомнениям мужчины, что-то произошло там, наверху, из-за чего трос потерял натяжение, и вполне вероятно, что там осыпался край. Трос теперь может не выдержать веса. — Почему не проверить это? — Тэхён оборачивается к метеорологу. — На дне теперь вода, от падения ничего не будет, а электричество можно выключить заранее, чтобы избежать… — такой же смерти, как у Митчел, — … рисков. — Мы думали об этом, — опровергает Чон. — Просто пойми, что всё, что тебе приходит сейчас в голову, мы уже отвергли. Поэтому из самых худших вариантов осталось лишь ждать окончания двенадцати часов, которые Чонгук хотел провести с Тэхёном. Слишком жестоко и неоправданно. — О сигналах думали? — Тэхён отводит взгляд в окно, уже не ожидая увидеть там рассвета. — Кроме как короткого оповещения собранного передатчика стоит хоть как-то обозначить наше месторасположение, чтобы спасатели знали, где делать прорубь… Тэхён поздно понимает, что собственная язва была не к месту, когда замечает непривычную особенность видимости через окно. Он делает первый шаг вперёд, ощущая вопросительный взгляд мужчины позади, надеется, что из-за сотрясения ему всего лишь кажется, потому что для реальности это слишком неправильно – такое должно сниться в кошмарах. У нижней части окна мир поделился надвое: будущее и скрывающая в своих ледниках смерть Антарктиды. Менее, чем через три часа, генератор выйдет из строя.