Ворона и первое рождество

За спиной тихий треск дров в камине. Слышно, как кто-то напевает рождественскую песню. Тихо-тихо, словно мурлыкая. Очень кстати черный, с лоснящейся шерстью, кот прыгает на стол перед тобой. С тебя словно спадает дрема, когда ты натыкаешься на его яркие, желтые, с мелкими полосками зеленые глаза. Начинаешь вертеть головой, осматривая все вокруг. Но света в комнате так мало, что удается уловить лишь обрывки силуэтов предметов и мебели. Высокий шкаф, блестящие склянки, какие-то фигурки и стопки посуды. Кто-то проходит мимо тебя. Шуршит складками пышного платья, поправляя длинные до ступней волосы. Кожа девушки перед тобой совсем светлая, из-за чего яркие губы и глаза словно светятся перед тобой. — Отогрелся? — Она улыбается, слегка поднимая уголки губ. Ставит перед тобой кружку дымящегося напитка. Это чай из мяты и листьев малины. Не понятно только, откуда ты это знаешь. Ты уверен, что впервые в этом месте, но такое чувство, словно был здесь не раз. Но где это «здесь»? Всего один щелчок пальцев, и стоящие на столе свечи загораются теплым оранжевым огнем. Кот разваливается рядом с твоей рукой, которой ты держишь кружку, он жмурится и мурчит, из-за чего ты даже не обращаешь внимания, как именно загорелись свечи. — Я подготовила чудную историю для тебя. Все, как ты любишь. — Девушка взмахивает рукой, и на стол перед ней плавно опускается откуда-то взявшаяся книга. Множество слегка пожелтевших страниц, толстый кожаный переплет, гравюра со странными буквами на обложке. Ты знаешь, что в этой книге описаны сотни и тысячи разных историй. И по какой-то причине ты хочешь услышать каждую из них. — В прошлый раз я рассказала тебе историю про ворону и девочку. Давай в этот раз тоже будет про ворону, но…- ты почему-то болезненно сглатываешь, горячая кружка в руках обжигает кожу, но ты не шевелишься, тебе важно, какой будет история. — Но так как скоро рождество, пусть и история будет праздничной. Эти слова не дают утешения. Тебе известно, что все истории, которые она тебе зачитывает, грустные и трагичные. Хоть и мелькают там счастливые ноты, жизни персонажей из этой книги совсем не веселая. И тебе жаль их. Хоть ты и не помнишь, какие истории уже слышал. — Ворона и первое рождество. Красивое название верно? Девушка заговорщически улыбается, оглаживая страницу и проводя пальцами по замысловатому рисунку передней. Ты молча киваешь и отпиваешь свой чай, делая первый глоток. Настало время пернатых сказок.

***

Она часто повторяет, что чудес не бывает. Все, что происходит с людьми — это плод их трудов или, наоборот, их отсутствие. Говорит эту фразу, словно вскользь, каждый раз, как они затрагивают тему счастливых чудесных «концовок». Как в случае спасения чужого ребенка или свершившейся справедливости над преступником, но в ответ только хмыканье, небрежное, с громкой нотой пренебрежения. Однако в черных провалах, там, где должны быть глаза, всегда виднеется печаль. Она вцепляется пальцами себе в лицо, с остервенением раздирает кожу острыми ногтями, вырывая из себя символ ее рабства, капая кровью на деревянный пол и крича во весь голос. Она хорошо держалась все это время. Разумеется, первое время она была похожа на куклу: могла резко остановиться и замереть, уставившись в одну точку, или прерваться на середине разговора начав плакать. Сейчас такого не было. Она начинала получать удовольствие от того, что она делала. Сумасшедшее удовольствие от чувства превосходства и оскверненной удовлетворенности своим положением. Может именно из-за этого у нее случались такие срывы? Моменты, когда ее ненависть к себе и всему ее окружению достигала пика. И глушить эти разрывающие ее на части мысли и эмоции больше не получалось игнорировать. — Дорогая! — Ее руки сжимают так сильно, что на коже обязательно проступят синяки. — Прошу, хватит! — Прочь! Прочь! Это твоя вина! Твоя! Я чудовище! В кого ты меня превратил! — Ее крик режет слух, почти оглушая. Она отталкивает мужчину, марая его своей кровью. Ей тяжело стоять на ногах, и она заваливается на бок, но вовремя хватается за стоящий рядом стол. Гранитная чернильница летит в сторону того единственного, кто был с ней всегда. Она слишком глубоко погрязла в своей боли, чтобы понимать, что творит. Ее рвет на части, и она разрывает саму себя и все вокруг. В какой-то момент она подумала, что смирилась со всем этим. Приняла новую жизнь и даже была успешна в этой игре на выживание. Она чувствовала странное удовлетворение, пересчитывая золотые монеты. Ощущение, что она может купить все, что есть на этом свете, давало ей утешение и роковое чувство счастья. И чем сильнее она наслаждалась этой жизнью, тем отчаянней и критичней были ее мысли. Она ведь жила совсем по другому и мечтала совсем о другом. В кого их превратили, почему она должна отбывать это странное наказание. Почему из всех людей страдает именно она. В разбитом зеркале отражаются десятки искаженных копий. Ее лицо искривлено в странной истерической улыбке, переполненные слезами глаза покраснели и налились кровью. Щеки и шея горели красными полосками свежих царапин от ее собственных ногтей. И эти чертовы ненавистные перья. Она устало наваливается на свой косметический столик, пристально рассматривая свое отражение. Она уже давно не пользуется косметикой. Какой смысл украшать это лицо? Кожи почти не видно из-за птичьих черных перьев. Она выглядит словно исковерканный страшный сон. Помесь человека и вороны. Она уже и не помнит, как выглядела раньше. Отныне и навсегда верхняя половина ее лица будет напоминать воронью морду. До конца времен она обречена быть символом этой хитрой и жадной птицы. Слезы стекают по ее щекам, опаляя огнем царапины и мелкие раны от выдернутых перьев. Это все самообман. Ей известно, почему она выглядит так. Она знает, что заслужила это все. Но, видимо, человеческая наивность и отрицание все еще остались внутри ее. Когда крики стихают, заменяясь тихими всхлипами и бессвязным бормотанием, он, наконец-то, подходит ближе, осторожно берет ее за руку и ведет в спальню. Заботливо укладывает на кровать и укрывает одеялом, вытирает кровь с ее рук и поправляет растрепавшиеся волосы. Его руки дрожат все это время, а тело едва заметно потряхивает. Чувство вины не отпускает его с того самого дня, как они стали такими. И в дни, когда самое дорогое сокровище теряет контроль и оставляет в стороне рассудок. Его накрывает волной боли и отчаянья. Он был готов нести ответственность за свою глупость, но не ожидал, что она пойдет с ним до конца. Теперь они вдвоем делят это странное проклятие, навечно обреченные служить проводниками чужих грехов. — Если бы было можно облегчить твою боль. Я бы сделал все, что потребовалось. Всего один день. Один день, чтобы ты не чувствовала себя такой несчастной. — Он ложится рядом, приобнимая ее за талию и прислушиваясь к резким вздохам и шумным выдохом сквозь зубы. Так и засыпает, держа ее в своих объятиях, боясь потерять. Выныривая из сна, он резко подскакивает, словно что-то толкает его, заставляя сердце биться чаще. Место на кровати рядом с ним пусто, и он дергается от нахлынувшего страха. Бежит, петляя по коридорам, окликая ее во всех комнатах, пока, наконец, не выскакивает на улицу. Земля припорошена свежим снегом, а чистое голубое небо контрастирует с темным берегом реки Моретон. Солнце уже начинало спускаться, утопая в водах бушующей реки, забирая с собой остатки теплого и светлого дня. Снег под ногами тихо хрустит, когда он ступает босыми ногами вперед, окликая ее. — Сегодня рождество. — Ее голос больше не дрожит. Она говорит спокойно и даже как-то взволновано. Когда она наконец разворачивается к нему лицом, ее волосы темными лентами развеваются от слабого прибрежного ветра. В одной ночной длинной сорочке она кажется такой хрупкой и слабой, но кому, как не ему, знать, насколько сильной духом эта женщина может быть. Его ноги начинают дрожать, когда он делает шаг ей навстречу. Ее гладкая кожа на лице стала розовой от холода, губы слегка побледнели, а снежинки путались на ресницах и волосах. — Твое лицо… — он шепчет, тихо-тихо беря ее за протянутую ладонь. Ее холодные пальцы нежно касаются его скул и век. — Ты веришь в чудо, любовь моя? — Как давно он не видел этого лица? Этих горящих синим светом глаз, этих насмешливо вздернутых бровей. Кажется, словно прошла целая вечность, хотя прошло не больше года. — Это мираж? — Он прижимается губами к ее лбу, целует щеки, скулы и нос. Ее взгляд на секунду меняется, становится серьезным и печальным, но тут же яркие радостные искры возвращаются вновь. — Пусть это будет Рождественское чудо. Чудо, что подарила нам эта ночь. — Она прижимается к нему всем телом и целует в губы, зарываясь в волосы и сжимая его плечи. — Потанцуй со мной. — Ее тихий шепот едва касается его горячих от поцелуя губ. Разве он может ей отказать? Улыбаясь от непонятного чувства счастья, что переполняло его, он подхватывает ее под руку и кружит в простом и давно запомнившемся ритме танца. Сегодняшняя ночь будет их Рождественским чудом, даже если с рассветом обличья вернуться вновь, возвращая им их проклятые жизни. Только сегодня они будут счастливы, именно так, как это было раньше. До боли, проклятий, интриг и проблем. Только этой ночью сегодня они будут верить в чудо.