«Ты простой омега, забывший, где твоё место. Думаешь этот твой Баркод чем-то лучше меня? Для него ты – просто красивая обёртка, на чувства которой ему плевать».
И Сатур понимает, что в Геймплее говорит горечь, злость и обида за то, что ему не дали отхватить кусочек славы Джеффа, не разрешили попиариться за его счёт. Плюс, в нём говорит ущемлённое достоинство альфы, которого отвергли и оттолкнули, но слова бьют хлыстом на эмоциональном уровне, каждый удар рассекает кожу, оставляя невидимые шрамы, и заставляет стонать от скручивающих, до тошноты мерзких фраз. И он знает, знает, что Код не такой, что бывший партнёр играет на нервах и бьёт в самое больное место, но прочитанные слова заседают внутри, жрут, отравляют, вызывая приступы ненависти к самому себе и своей сущности. Потому что прогнуться – не для него. Как и отношения с альфой – тоже не для него. И эти мысли, кажется, перечёркивают все шаги, которые омега успел сделать навстречу Баркоду. За оставшееся время до встречи с Тином в Сеуле, у Сатура получается хотя бы немного взять себя в руки и угомонить внутренний раздрай, но этого хватает только на то, чтобы откровенно не отталкивать чужие руки. Потому что вести себя так, как в Сингапуре, у него не получается, хоть он и старается. И ведь омега понимает, ощущает трепет по отношению к Коду, всё ещё смотрит влюблённо, но с такой тоской в сердце, что это почти сразу становится очевидным чуть ли не для всех окружающих. Ожидаемо, после их корейской, мягко говоря неудачной прогулки с Майлом и Апо, Джеффа вылавливает Тонг, в прямом смысле припирая к стене и бросая хмурый, внимательный взгляд. – Что? – огрызается Сатур, складывая руки на груди и готовясь кусаться. – Да вот смотрю на тебя и думаю – ты когда таким впечатлительным дурачком успел стать, а? – то, что омега с первого взгляда понимает состояние Джеффа, не удивляет ни разу, но и не заставляет говорить честно и откровенно. Он старается уйти от ответа, давая себе время и кусая обветренные губы. Тонг смотрит с полминуты, а потом притягивает к себе и обнимает, мягко поглаживая по голове и шепча на ухо: – Джефф, дорогой, ты же понимаешь, что Код не такой, как этот твой Геймплей? Мы уже тысячу раз говорили и обсуждали то, что он никогда не причинит тебе вреда, не сделает ничего, если ты не разрешишь. Но нельзя же его и себя так изводить, мальчишка летел сюда счастливый и довольный, но о тебе волновался постоянно, даже у нас спрашивал, знаем ли мы, как ты, – парень начинает раскачиваться вместе с Сатуром из стороны в сторону, успокаивая, убаюкивая, рассказывая, – а ты едва ли не шарахаешься от него, как от огня. Если тебе нужно время – просто поговори с ним, объясни всё, он же поймёт, ты и сам это знаешь. Поймёт, если расскажешь нужными словами, дашь ему узнать ту часть тебя, которую ты боишься раскрыть. – Пи’Тонг... – это всё, на что хватает омегу. Он делает несколько глубоких вдохов, а потом выворачивается из чужих рук и идёт в свой номер, где его ждёт ничего не подозревающий альфа.~~~
Баркоду кажется, что их взаимоотношения с Джеффом должны стать немного крепче и более доверительными после того, что он рассказал о себе, но прилетев в Сеул, натыкается на невидимую стену, которую выстраивает вокруг себя омега. И Код старается аккуратно понять, что происходит, думает, что это из-за фанмита, но Сатур натягивает на лицо насквозь фальшивую улыбку, и это отбивает у Тина всякое желание спрашивать вообще хоть что-то. И чем дольше он находится рядом с парнем, тем сильнее ощущает, как отдаляется, становится чуть ли не чужим. И если на робкие прикосновения Джефф реагирует ещё нормально, то когда Баркод его приобнимает, он вздрагивает так, что Тину хочется отойти и больше никогда-никогда к нему не подходить, чтобы Сатур не чувствовал себя так. Омега же, в свою очередь, головой понимает, что Код совсем ни в чём не виноват, наоборот, он ведёт себя ещё более аккуратно, чем обычно, но для Джеффа даже этого – много. Всего, на самом деле, много. И он старается взять себя в руки, прийти хотя бы в подобие нормы, чтобы хорошо выступить на концерте, но не замечает, что своим поведением доводит родного Баркода до истерики, которая выливается слезами на сцене, а потом и за её пределами. И самое горькое, отвратительное и больное в этой ситуации – Джефф не может найти в себе сил его успокоить, утешить, прижать совсем ещё мальчишку к себе, зато прекрасно справляется с метанием искр в адрес Та и Аса, которые окружают его альфу и что-то тихо шепчут, обнимая в четыре руки. Сеульский вечер заканчивается на разных кроватях в гробовом, неуютном молчании. Сатур вертится, ощущая каждую складку под спиной и понимая, что ему некомфортно не из-за постели, а из-за отбивающихся от стенок черепной коробки мыслей. И каждая более ядовитая и злая, доказывающая, что Баркод спокойно найдёт ему замену, потому что устанет от выбрыков и больных заскоков, не присущих нормальному, здоровому омеге. Некстати вспоминается Та, который будто ждёт возможности, крутится вокруг, играет в дружбу. А может и не играет, а правда дружит, но Джеффа уже несёт, рациональное остаётся за пределами его сознания, поэтому он тихо-тихо рычит в подушку и слышит совсем не сонное: – Пи’Джефф... – Спи, – хрипло произносит он в пустоту, когда слышится скрип чужой постели, а потом – как прогибается матрац его собственной под весом ещё одного тела. Сатур невольно сжимает перед собой руки в кулаки и подтягивает колени к груди, стараясь защититься, закрыться от чужих резких, крепких объятий, но вместо этого ощущает мягкое, невесомое, словно дуновением ветра, прикосновение к своему плечу, аккуратные поглаживания по лопатке и позвоночнику, которые вызывают невольный прилив тепла. Тело реагирует на такие ласковые касания, пуская стаи мурашек по коже и заставляя Джеффа придвинуться немного ближе. – Могу я тебя обнять? – звучит еле различимо в ночной тишине. Слова утопают в темноте, будто съеденные мраком комнаты, но омега их слышит, раздумывает, задумывается и отвечает почти так же: – Нет. Он ощущает тяжёлый, болезненный выдох и быстро переворачивается на другой бок, ловя уже сидящего к нему спиной парня за запястье, и укладывает его обратно, прижимаясь грудью к острым лопаткам и сцепляя дрожащие, словно в лихорадке, руки на чужом животе, просунув правую под рёбрами. Сатур не может ничего сказать, объяснить, но то облегчение, с которым он вдыхает мятную горечь, говорит о многом. Он мягко прижимается губами к задней части шеи, осознавая, что для него сейчас как чужие, так и уже ставшие родными прикосновения будут сродни пытки, но когда он обнимает сам, то чувствует себя в безопасности, чувствует, что именно он владеет ситуацией и может её контролировать. Код получает отказ и прикусывает губу, чтобы опять не расплакаться, но не успевает встать, как омега тянет его на себя и обнимает так крепко, что становится сложно дышать. Именно в этих объятиях ощущается такая внутренняя истерика парня, что Тину становится не по себе. Он молчит, старается не шевелиться, но тянется, гладит дрожащие руки, а потом накрывает их своими, согревая ледяные пальцы. Чужой поцелуй, а может даже и не поцелуй, а просто прикосновение губ к коже, ощущается, как ожог. Вся их поза сквозит отчаянием и чем-то на грани срыва, и Баркод, на самом деле, не уверен, как было бы лучше – проваляться всю ночь без сна или умирать в любимых объятиях и не знать, чем он может помочь. А Джефф просто дышит им, не может надышаться, стараясь отогнать все свои страхи и сомнения, напомнить, кто перед ним, что этот человек никогда не пытался вести себя, как альфа с омегой. И дело совсем не в возможности или невозможности слышать запах. Просто Код был искренне влюблённым в Джеффа, а не в его сущность, и Сатуру просто нужно было почаще напоминать себе об этом. И это становится последней мыслью, прежде чем он проваливается в тяжелый сон.~~~
На следующий день прогулка по парку ему даётся неплохо, тем более они оказываются в разных командах, а значит избегать общества Баркода нет необходимости. Он смеётся и шутит с ребятами, по чуть-чуть отпуская ситуацию, искренне пугается за Тина, когда тот валится на землю с высоты своего роста, но не решается подойти, давит внутренний приступ ревности, когда видит, как Кода тискают Тонг и Ас. Завершается их день покупками и визитами в некоторые магазины, которые любит посещать Сатур, и в которые он ведёт всё ещё своего альфу. Мысли о дурацком Гейме и фанмите окончательно, хоть и со скрипом, уходят на второй план, заменяясь щемящим теплом, которым омега невольно заряжается от Тина и его улыбки, а потом и гуляющими на задворках желаниями. Например, желанием банального поцелуя. Потому что Джефф только сейчас осознаёт, что последний раз с Кодом они целовались ещё в Сингапуре в день его вылета. И впервые за последние несколько дней омега хочет это исправить, хочет прикосновений и чужого тепла, хочет провести пальцами по нежной смуглой коже, где-то надавить сильнее, чтобы оставить следы. И это желание его не покидает даже когда они возвращаются в свой номер, нагруженные пакетами. Сатур бездумно прочёсывает пальцами собственные влажные волосы и настолько уплывает в свои мысли, что вздрагивает, когда мимо, немного краснея, проскакивает Тин к своей сумке с вещами в одних шортах. – Я футболку забыл взять, прости, – бормочет он, тушуясь так, будто не они уже несколько раз делали минет друг другу и дрочили на заднем сидении в машине Сатура. Но омега предпочитает ничего не комментировать, а только невольно облизывается, смотря на чужую узкую спину, на которой выделяются острые лопатки и рёбра, а когда Код наклоняется над сумкой – можно проследить вереницу позвонков. – Подожди, не надевай, – Джефф останавливает уже поднявшего руки вверх парня и подходит сзади, прикасаясь к синяку на боку, – болит? Баркод прикусывает губу, застывая и буквально боясь шевелиться, потому что после двух дней отчуждения и даже скрытой агрессии, получать внимание и прикосновения любимого омеги очень приятно, под кожей разливается, струится трепет в перемешку с теплом. – Немного, – тихо произносит альфа, ощущая укол боли, когда Сатур прикасается к боку, – но не беспокойся, всё про... – Ложись на живот, я намажу тебя мазью для того, чтобы гематома скорее рассосалась, – перебивает его Джефф, зачарованно наблюдая за движениями собственных пальцев по чужой спине и боку. Он действительно хочет помочь и облегчить боль, но ещё – это предлог потрогать хоть и немного угловатого и нескладного, но уже очень привлекательного альфу. И Сатур желает воспользоваться этой возможностью, пока голову в очередной раз не заполонили демоны, вызывающие сомнение в каждом шаге и действии, которые снова будут напоминать о его независимости и желании быть отдельно от альфы. Код оборачивается через плечо и открывает рот, чтобы возразить, сказать, что это необязательно, но омега мягко целует в щёку и проговаривает в самое ухо: – Давай ложись, так быстрее пройдёт. А кто Тин такой, чтобы сопротивляться этому голосу? Правильно, он влюблённый до невозможности мальчишка, который со щенячьей преданностью каждый раз ждёт чужой благосклонности и счастливо принимает всё, что омега готов ему дать. Поэтому он сминает зелёную ткань футболки, которую держит в руках, а потом бросает её на сумку и топает к своей постели, опускаясь на живот и подкладывая ладони под голову, поворачиваясь так, чтобы хотя бы одним глазом следить за тем, что делает Джефф. Сатур копается в собственной сумке и достаёт полупустой тюбик, смеясь себе под нос: – Моя неуклюжесть, похоже, передалась и тебе, – он замирает сбоку от кровати, несколько секунд раздумывая, как ему сесть, а потом плюёт на всё и усаживается верхом на чужие упругие ягодицы, – половым путём, – добавляет он и тем самым вгоняет в краску Кода. – Пи’Джефф, – фыркает он и тихо стонет, когда чужие пальцы наносят на болезненное место мазь. Причём стонет не из-за боли, а потому что ощущает контраст температур, прокатившийся мурашками по коже. Звук, который издаёт Тин, отзывается у Сатура внутри очередной вспышкой желания чего-то. Поэтому он снова вдавливает пальцы в кожу, слыша тихий утробный выдох. Джефф понимает, что ему этого мало, потому что кожа под его ладонями мягкая и нежная, а на спине только формируется рельеф мышц, но это выглядит так притягательно и красиво, что омега машет рукой на конспирацию, ведёт пальцами по позвоночнику, мягко скользит по лопаткам и сжимает ладони на плечах, начиная массировать. – Пи’Джефф, – снова повторяет Баркод, расплываясь под ласковыми, но настойчивыми прикосновениями, и ощущает лёгкое возбуждение, несмотря на напряжение, которое ещё полностью не исчезло между ними, – м-м, – выдыхает он и прикрывает глаза, когда омега большими пальцами трёт основание шеи и невольно мягко раскачивается, проезжаясь начавшим твердеть членом по мягким половинкам. – Не больно? Нравится? – Сатура ведёт от усилившегося запаха, прекрасного вида и мелодичного стона, вырвавшегося из груди. Он наклоняется и прихватывая губами мочку, оттягивая и продолжая скользить руками по спине, растирать, гладить, массировать, каждый раз слыша мычание или всхлип. Код чувствует, как в паху тяжелеет, а ему в задницу давит чужое возбуждение. И это ни капли его не пугает, наоборот, раззадоривает и распаляет, заставляя прошептать: – Нравится... – а потом резко перевернуться под омегой, обхватить его шею руками и, притянув к себе, впиться губами в чужой приоткрытый в удивлении рот. Джефф зависает буквально на мгновение, но затем опускает ладони на худую грудь и решительно отвечает на поцелуй, облизывая любимые губы языком. Они целуются страстно и голодно, гладят друг друга, вплетая пальцы в волосы и постанывая во влажный рот. Джефф отстраняется на секунду, чтобы глотнуть воздуха, а потом припадает поцелуями к чужой нежной шее и оставляет несколько меток, не в состоянии себя сдержать. – Пи-и’... – тянет альфа, выгибая шею и подставляя её для всё новых и новых прикосновений губ, болезненно сладких и чувственных. Он скользит по спине Сатура вверх-вниз, снова тянет его для поцелуя, и сминает его талию, прижимая к себе сильнее. Член болезненно пульсирует у обоих, поэтому они продолжают целоваться и ищут возможность облегчить давление, легонько раскачиваются и потираются, ласково сплетаясь языками и получая от трения удовольствие. Баркод сходит с ума от ощущений, которых его лишали все эти два дня, даже взглядом запрещали трогать и подходить, поэтому он ощущает, будто дорвался до желанного тела. Код гладит, сдавливает, скользит пальцами по пояснице и сжимает ладони на маленькой упругой заднице омеги, одновременно толкаясь бёдрами вверх и выстанывая тихо, еле слышно, пребывая на грани реальности и мечты: – Пи’Джефф, так... так хочу тебя... хочу тебя когда-то повязать... – которая становится роковой. Сатур гладит, ласкает грудь и шею, возбуждаясь и становясь влажным с каждой секундой всё больше, на задворках сознания понимая, что он хочет, правда хочет полноценного секса с Тином. Что несмотря на его психологические проблемы и барьеры, он хотел бы отдаться этому парню. И он уже открывает рот, чтобы произнести, предложить это вслух, когда слышит слова альфы. И пусть в них вложен тот же смысл, о котором только что думал сам Сатур, но «повязать» звучит, как смертный приговор, отбрасывая мысленно к словам о том, что «ты всего лишь омега в красивой обёртке». И это действует, как триггер. Баркод не понимает, что происходит, когда Джефф резко подскакивает и в три шага доходит до ванной, громко хлопая дверью. Он не знает, что думать и не понимает, что ему нужно делать. Код подходит к двери и буквально в неё шкребётся, стучит тихо-тихо, зовёт: – Пи’Джефф... Пи’Джефф, тебе плохо? И омега слышит эти слова, как через толщу воды, пытаясь сделать вдох, но ощущая, что не может, будто на груди лежит неподъёмных размеров камень. Он оседает на ослабевших ногах и приваливается спиной к стене, стараясь сосредоточиться на счёте. Каждая «один» – это попытка вдоха, а каждая «два» – выдоха. Сатур смотрит слезящимися глазами вперёд, раскрытым ртом стараясь глотнуть хоть каплю воздуха. Баркод не получает ответа и ощущает такой дикий страх, будто не свой вовсе, поэтому дёргает ручку двери и видит сидящего у стены Джеффа, с наполненными ужасом глазами и смятой на груди в кулаке футболкой. Тин не понимает, что делать, но на автомате вылетает из номера, врезаясь в Тонга. – Там... там Пи’Джефф... Омега не слушает больше ни слова, врывается в чужой номер, сканирует его и спешит в ванную, сразу же падая на колени и сильно сжимая дрожащие плечи. – Сатур, давай, успокойся! – Тонг встряхивает его, а потом хватает за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза, – это я, Пи’Тонг, ты же видишь меня? Видишь, а теперь давай дышать вместе, – он накрывает сухой ладонью чужие губы, ждёт три секунды, а потом убирает руку и сам делает глубокий-глубокий вдох. Джефф тонет во внутренней панике и присутствие омеги замечает только тогда, когда он третий или четвёртый раз закрывает ему рот, но именно это позволяет ему сделать первый нормальный, глубокий, полноценный вдох и рваный, болезненный выдох, вперемешку с сухим, раздирающим горло кашлем. Он не знает, сколько они так сидят и глотают воздух, но когда парень может снова полноценно дышать, то обнаруживает себя в объятиях омеги, а рядом сидящего Тина с щеками, мокрыми от слёз. И именно сейчас бы самое время успокоиться и, наконец, поговорить, выпустить наружу своих демонов и дать им кануть в неизвестность, а самому освободиться, но Джефф слишком эгоист, и его собственная боль ему сейчас ближе, поэтому он опирается на Тонга, встаёт и произносит, не поворачиваясь к альфе. – Я переночую у тебя, Пи’, – а когда Код мягко прикасается к локтю, сбрасывает чужую руку и хрипло рычит, – не трогай меня. Тонг смотрит с досадой и болью на мальчишку, а потом приобнимает всё ещё пошатывающегося омегу и уводит из номера, бросая тихое: – Не волнуйся, я о нём позабочусь. Баркод не понимает, что он сделал не так и в чём конкретно провинился. Пытается придумать, почему после уже привычных для них поцелуев, Сатур словил паническую атаку (и да, Код знает, что это была она). Ни одна разумная мысль не приходит ему на ум, кроме самой очевидной – Джеффу настолько противна мысль секса с ним, что она вогнала его в состояние паники. Это открытие заставляет чувствовать отвращение к самому себе и ко всему тому, что он говорил и делал, а желание пойти и вымаливать прощение растёт со скоростью света. Но он не понимает одного – почему омега терпел все эти поцелуи и прикосновения, зачем спрашивал о запахе и говорил о взаимности? Голова Тина готова развалиться на части от вороха мыслей, и он не замечает, как по щекам бегут солёные ручейки, впитываясь в ткань подушки, на которую он каким-то чудом улёгся. И он принимает единственное верное решение – поговорить с омегой и понять всё хотя бы для себя, потому что он не готов жить с этой разрывающей внутренности болью. Сатур сворачивается в клубок на чужой постели и закрывает глаза, ощущая гуляющую по коже крупную дрожь. Как сквозь вату он слышит разговор Нодта и Тонга, пытающихся понять, что случилось. «А случилось то, что Баркод ничем не отличается от остальных альф», – делает горький вывод прожжённый годами внушения мозг и совсем отказывается от рационального и до жути правдивого: «Код повёл себя, как обычный человек во время прелюдии к сексу с возлюбленным». Потому что эгоистичная, сломленная часть его сознания не готова к тому, что он, Джефф, хочет того же, что и его альфа – стать единым целым.~~~
Утром следующего дня Код смотрит на своё опухшее лицо и синяки под глазами, и не знает, как скрыть эту всю красоту от других. На шее он видит несколько маленьких меток, которые делают всё только хуже, потому что он НЕ ПОНИМАЕТ. Не может найти причину реакции Джеффа, не знает, что делать дальше и как быть. Но решимость поговорить и, наконец, выяснить всё никуда не девается. Потому что ему плохо и больно от того, что Сатур за эти несколько дней успел оттолкнуть, притянуть обратно и снова оттолкнуть. Причём настолько сильно, что Тин больше не знает, как ему вести себя с омегой. Прикоснуться он больше не рискнёт, потому что ударившие пощёчиной чужие слова до сих пор горят на коже болезненным отпечатком, но и бегать, сторониться он тоже не намерен, потому что Баркод слишком сильно влюблён, чтобы вот так просто Джеффа отпустить. И пока он мечется и собирает себя по кусочкам, Сатур просто сваливает на прогулку с Тонгом и Апо. Альфа узнаёт эту новость от ребят и оседает на диван в холле отеля, обхватывая голову руками. Ему так неистово сильно хочется что-то разбить, кому-то нагрубить и поссориться, поэтому он сбегает в свой номер, чтобы не натворить/наговорить глупостей. И когда в дверь стучат, Тин находится на грани того, чтобы не послать незваного гостя в одном очень популярном и известном направлении. Это желание чуть угасает, когда он видит на пороге Та, но полностью не исчезает. – Пи’Та, извини, я... – только вот омега решает всё совсем по-другому, не хочет даже слушать вежливую просьбу отвалить, протискивается мимо и усаживается на кровать. Он смотрит внимательно на опешившего Кода и хлопает ладонью по постели рядом с собой: – Иди сюда. Баркод мнётся, рассматривает чужое сосредоточенное лицо и пробует снова: – Я не хочу сейчас ничего обсуждать, прости. Вот только и Нанкун отступать не собирается, встаёт, хватает Тина за руку и усаживает рядом, а потом просто обнимает. – Говорят, что омеги дарят спокойствие альфам. Я не знаю, насколько это работает не с парами, но ты же бро, может тоже получится, – он проговаривает всё тихо-тихо в самое ухо альфе и сминает футболку в кулаке на чужой спине, гладит по растрёпанным волосам. И хоть Нанкуну самому больно от того, что страдает альфа, в которого он безответно и так неистово влюблён, но он также уважает чужой выбор и очень хочет счастья для Кода. Хотя внутренний эгоист шепчет на ухо, предлагает, что вот сейчас самое время, поцелуй, приласкай, переспи и Баркод твой, телом уж точно. Потому что мальчишка из тех, кто не будет размениваться на одноразовый секс, будет чувствовать ответственность за омегу, с которым переспал. Останется с ним даже не любя. Вот только Та не может так поступить, хоть и очень хочет, потому что Джефф не достоин Тина, даже его пальца не заслужил, потому что изводит, делает больно, заставляет юное сердце разрываться на части. И если бы можно было сейчас загадать желание, потереть бок какой-то лампы и увидеть синего полупрозрачного мужика, омега загадал бы, чтобы Код был счастлив. Счастлив с ним, с Та. Но раз это невозможно, значит он будет и дальше оставаться хорошим, заботливым другом, ни на что не рассчитывающим и обнимающим крепко-крепко, в попытке поделиться уверенностью и спокойствием. Баркод ощущает, в первые секунды, напряжение в каждой клеточке тела, хочет вырваться, потому что сейчас любой контакт является нежелательным, но омега держит крепко, и Тин расслабляется, будто сдаётся, обнимает парня в ответ и роняет голову ему на плечо. – Пи’Та, я уже, блять, ничего не понимаю. Я не знаю, что делаю не так, почему вызываю такую бурю отрицательных эмоций. И я стараюсь, правда стараюсь вести себя правильно, не давить и оставлять всегда личное пространство, но, кажется, Пи’Джеффу даже этого недостаточно. Но зачем тогда это всё было?! Если... – он выдаёт всё речитативом, на одном дыхании, только сейчас осознавая, что захлёбывается в злых слезах, пропитывая ими футболку друга и сжимая ткань на его спине с такой силой, что кажется, будто она сейчас порвётся. Он говорит омеге то, что сидело в нём всё то время, пока Сатур играл в только ему одному понятные игры, притягивая и отталкивая, когда ему этого захочется. Такое отношение бьёт по достоинству и унижает, особенно когда Баркод осознаёт, что не заслужил такого. Ни одним своим словом и действием, всегда и так заботясь больше о чувствах омеги, чем о своих собственных. – Если он меня любит, почему отгораживается и отталкивает?! А если не любит, тогда зачем это всё... – Любит, – тихо, но уверенно произносит Та, ни на секунду не задумываясь, разваливаясь от внутренней боли и кусая губы, – любит и в ахуе от этого. Я знаком с ним чуть больше и знаю, как он ведёт себя с альфами. Даже на то, чтобы подружиться с Пи’Байблом, у него ушло достаточно большое количество времени, он относился к нему с опаской и осторожностью, сохранял дистанцию. А тебе он почти сразу всё разрешил. Это видно даже мне, который как бы не о чувствах ни разу, – и хоть о себе Нанкун врёт складно, но про Сатура говорит правду, хоть и хочет пойти вечером ему навалять, рассказать, что нельзя вести себя, как мудак, с человеком, которого любишь и ценишь, ради которого готов на всё. Код резко выворачивается из чужих объятий, вскакивая, и едва ли не срывается на крик, только в последнюю секунду напомнив себе, что перед ним друг, который ни в чём не виноват: – Тогда какого чёрта это происходит?! Я даже предположить не могу, что разозлит его в следующую секунду, а ходить в отношениях по минному полю я просто не смогу! – он дышит тяжело и поверхностно, будто пробежал стометровку, сжимает руки в кулаки. Нанкун поднимается следом, останавливается напротив на расстоянии вытянутой руки, даёт совет, который может разрушить этот хрупкий союз, но омега просто не видит другого выхода: – Когда он вернётся, задай ему эти вопросы. Не спускай всё на тормозах, будто так и нужно. Потому что из вас двоих пока более взрослые поступки совершаешь именно ты, – он подходит к двери, но останавливается и кладёт руку на плечо Баркода, – бро, пока вы честно не поговорите, вот такая хуйня будет продолжаться постоянно. Та окидывает взглядом болезненно бледного альфу ещё раз и выходит, тихонько прикрыв за собой дверь. Уже в коридоре он прислоняется спиной к стене и бьётся о неё затылком, задирая голову вверх и кусая внутреннюю сторону щёк. Из его глаз катятся несколько слезинок, которые теряются в волосах на висках, и на языке горчит мята, по ощущениям, вместе с полынью, передавая весь спектр чужой боли. А Тин просто подходит к кровати и плюхается на неё лицом вниз, забываясь неспокойным сном, в котором он пытается ухватить за руку Сатура, а он растворяется, просачивается, как дым сквозь пальцы, и произносит едва слышное, злое: «Не трогай меня». И Код настолько проваливается в сон, что пропускает тот момент, когда Джефф возвращается, останавливается у кровати, кусая губы и смотря на парня, который ему очень небезразличен, но которому будет лучше без неправильного омеги.~~~
На следующее после приступа утро Сатур просыпается в комнате Тонга и переворачивается на другой бок, видя, как на соседней кровати спит Нодт, крепко обнимая и прижимая к груди омегу, уткнувшись носом ему в макушку. Рука Тонга лежит на чужой талии, а он сам тихо сопит и что-то бормочет во сне. Джефф смотрит на них, на их уют и счастье, на то, как они обнимают друг друга, и не может поверить, что ещё два года назад его друг был уверен, что ничего у них с этим альфой не получится. Сатур помнит, как Тонг приехал к нему пьяный и заплаканный, рассказал о том, что они переспали, и альфа предложил встречаться. – А ты же знаешь, что я этого так долго хотел, так долго хотел, – бурчит омега, уткнувшись в собственные ладони, пока Джефф обнимает его поперёк спины и прижимает к своему боку. Он не совсем понимает, что могло пойти не так, если Тонг расстроен настолько сильно, но уже готов сорваться и в любой момент ломануть к Нодту, дать ему пизды за то, что обидел такого светлого, доброго и замечательного человека, человека, который думает сначала о других, а потом о себе. Человека, который продолжает тихо плакать, размазывая по щекам горькие слёзы. – Пи’Тонг, если... – Джефф, я просто хотел быть с ним честным, – прерывает он омегу, говорит тихо, иногда теряя мысль из-за выпитого алкоголя, – хотел сказать правду. Хотел, чтобы это не было сюрпризом. Ведь ты знаешь, как я его люблю. Как сильно и как долго я его люблю, – он бормочет тихо, повторяет одно и то же, но Сатур терпеливо слушает, гладит по плечу, не зная, чем ещё можно помочь. – Я рассказал о том, что не могу иметь детей, что никогда не смогу выносить и родить, что... – он всхлипывает громко и прерывисто, а Джефф смотрит на друга шокировано. Он не знал об этом, но его злит другое. Получается, омегу нельзя любить, если он не может быть инкубатором? Получается, он уже неполноценный? Сатур сжимает пальцы свободной руки в кулак, и собирается встать, потому что прямо сейчас ему хочется врезать этому альфе и показать, насколько сильно он ошибается, когда омега вцепляется ему в руку и удерживает на месте, смотрит покрасневшими из-за слёз глазами и тихо продолжает говорить: – Я никому не рассказывал никогда, но в детстве я очень много и часто болел, и из-за этого в моём организме нередко происходили сбои. Моя первая течка была в двадцать, а я этого даже не понял, потому что из изменений было только то, что мой запах стал чуть ярче. Я так... Так испугался, что я таким буду всегда. Таким поломанным, непра... – Не смей так говорить о себе, – Сатур не выдерживает, присаживается перед Тонгом на колени и держит за руки, смотря, по ощущениям, в самую душу, – не смей так говорить о себе, – повторяет он, – а этот засратый недоальфа получит своё, потому что он... – Джефф-Джефф, погоди, ты не понял, – Тонг стирает со щёк солёные дорожки слёз, а потом улыбается уголками губ, – я всегда считал, что меня такого не полюбят, что я нахуй не нужен с таким невыразительным запахом, странными течками, ещё и неспособный родить. Я был уверен, что всю жизнь буду один, или буду перебиваться связями на одну ночь, потому что другого я не заслужил, – Сатур снова порывается открыть рот, неистово злится на Нодта, но омега опускает ладонь ему на губы и шепчет, всё ещё не в силах сдерживать истерику, – а он сказал, что всё равно любит меня и хочет быть со мной. Что если мы захотим, мы можем взять ребёнка из детдома, и что моего приёмного сына он будет любить, как своего, – он крупно дрожит, а потом подаётся вперёд и просто прижимает Сатура к себе с неистовой силой, – ты понимаешь, Нодт полюбил меня даже так, а я не могу в это поверить... Не могу поверить, что я заслужил это... И Джеффу так странно и страшно видеть всё время весёлого, сильного, неунывающего Тонга таким хрупким и ранимым, что он не знает, что делать, поэтому просто обнимает в ответ, гладит по спине и утыкается носом в плечо. И совершенно не понимает, почему нужно так убиваться. Не было бы Нодта, был бы другой, тоже хороший, добрый и далее по списку, и, видимо, не замечая, произносит это вслух, потому что слышит на ухо тихое: – Мы не выбираем, кого полюбить, Джефф, а если полюбили, отказаться уже не можем, даже если больно. Это «отказаться уже не можем, даже если больно» сейчас звучит у омеги в голове на повторе, потому что он не знает, что делать дальше, и как быть. Баркода он действительно любит, но что-то внутри него противится, не даёт поддаться, не даёт полностью стать счастливым. И это что-то называется «страх». Сатуру страшно, что стоит ему довериться и открыться полностью, отдать всего себя, как его сразу же растопчут и предадут. И его совершенно не убеждает мысль о том, что Баркод никогда так не поступит, что родной и любимый Код на такое просто не способен. Потому что со страхом, дурацким, животным ужасом, который живёт в его голове столько лет, он не может ничего сделать. И как только Тонг просыпается, Джефф тянет его и Апо на прогулку, не слушая возражений, потому что ему нужно прочистить мозги. А когда кто-то из друзей пытается открыть рот, чтобы узнать, что у него произошло, он филигранно перескакивает на другую тему, но в какой-то момент устаёт и выдыхает тихо: – Парни, я не хочу ничего сейчас рассказывать, правда, – и тихо радуется, что друзья его больше не донимают, понимают безмолвную просьбу помочь отвлечься. Вот только проблема в том, что от себя не убежишь, как бы не старался, поэтому когда омега вечером возвращается в свой номер, первое, о чём он думает, глядя на измученного Кода, что альфа не заслужил такого отношения, но потом Джефф улавливает в их номере запах Та, и нерационально злится на альфу за то, что тот уже успел найти утешение в чужом раздражающем лице. Влюблённый омега внутри него беснуется, бьётся о стены, просится под бок к родному тёплому Тину, к тому, кто всегда заботится и относится с трепетом и нежностью, кто никогда и ни разу не сделал больно. Только Сатур в миллионный раз за последние месяцы идёт против себя и своей сущности, заталкивает её поглубже, и решает это всё прекращать. Он же знал, знал прекрасно, что не способен на здоровые, по мнению окружающих, отношения, не готов к ним ни морально, ни физически. Пришло время сказать об этом и Тину. Но этот разговор он оставляет на утро, а пока валится на соседнюю кровать, пытаясь понять, почему сердце разрывается от дикой и неистовой боли.~~~
Баркод просыпается и рывком садится на постели, встречаясь взглядом с вышедшим из ванной комнаты Джеффом. Тяжелый, почти хмельной сон снимает как рукой, и Код подлетает к омеге, но резко тормозит, когда видит, как Сатур делает невольный, ма-аленький шаг назад, который звучит громче любых слов. Альфа горько усмехается и проходит мимо, скрываясь за дверью, давая себе лишние пятнадцать минут перед сложным и тяжелым разговором, который просто обязан случиться. Он принимает душ и чистит зубы, смотрит на себя в зеркало, кусая губы и стараясь не расплакаться заранее. Потому что ощущение пиздеца обвивает горло и грудь невидимой верёвкой, мешая сделать вдох. Но Та прав, всё будет дальше продолжаться именно так, пока они не поговорят. Поэтому он снова умывается просто ледяной водой, покрываясь гусиной кожей, и решительно выходит, боясь, что омега снова куда-то сбежал. Но нет, Джефф здесь, смотрит внимательно, сидя на кровати, а потом встаёт и подходит достаточно близко для незнакомцев, но слишком далеко для возлюбленных. – Я не понимаю, Пи’Джефф, – не дожидаясь, пока омега соберётся с мыслями, выпаливает Код, сжимая руки в кулаки, чтобы не мять одежду и не выкручивать пальцы, чтобы не показывать своего волнения и страха. Сатур терпеливо ждёт окончания фразы, ждёт, что именно скажет Баркод, но это, на самом деле, не имеет смысла. Парень провёл бессонную ночь, пытаясь понять для себя, как поступить дальше и выйти из этого положения без лишних потерь, и только под утро смог принять решение, болезненно тяжёлое, но самое-самое верное. – Я не понимаю, почему ты мне не доверяешь, – тем временем продолжает Тин, злясь на себя за нерасторопность, а на Сатура за замкнутость, – почему сторонишься и отгораживаешься, – он смотрит зло на хмурого, но удивительно спокойного омегу, скрестившего на груди руки, закрывшегося от Баркода. Поэтому он подходит ближе, понижает голос и злится с каждой секундой всё сильнее, – сам целуешь, сам даёшь разрешение прикасаться к тебе, сам спрашиваешь о запахе, а потом отталкиваешь, как неразумного глупого щенка. Я не понимаю, Пи’Джефф, я не понимаю, что мне нужно сделать, чтобы... – Ничего, тебе ничего делать не нужно, – прерывает его омега, смотрит прямо в медово-карие глаза, в которых так много отчаяния, боли и непонимания, что в них можно утонуть. – Тогда расскажи мне, что тебя беспокоит, я может не такой взрослый и у меня не так много жизненного опыта, но я очень люблю тебя, Пи’, хочу помочь, хочу быть поддержкой для тебя, – Сатура бьёт в грудь чужое признание в любви, бьёт так сильно, что он давится воздухом, но старается взять себя в руки, потому что это ничего не значит. Код же не замечает ничего, говорит-говорит-говорит, утопая в отчаянном желании понять своего любимого человека, стать для него той опорой, которая будет держать его на плаву, – и я помню всё, что ты говорил, я понимаю, что тебе сложно открыться мне. Но давай поговорим, объясни мне просто, что я делаю не так, с чем я облажался, и я постараюсь исправиться, честно. Я... – Не нужно ничего делать и ничего исправлять, Баркод, – Джефф радуется, что не видно его рук, заходящихся в истерическом треморе, делает глубокий вдох и говорит то, что должен, – я просто тебя не люблю. Я... – Что? – Код распахивает и так большие глаза, хлопает длинными ресницами, и ему кажется, что он ослышался, – Пи’Джефф... – Я сказал, что я тебя не люблю, – омега осознаёт, что у него не получается скрыть дрожь в голосе, не получается ни черта спрятать, но Коду уже всё равно. Он отшатывается, слыша роковые, болезненные слова, не веря своим ушам, кусая губы до крови, и оказывается не в состоянии сдержать слёзы, бегущие ручьями по щекам. – Тогда... – он душит всхлип, который рвётся из груди, и сжимает кулаки сильнее, впиваясь ногтями в кожу, – тогда зачем это всё было? Зачем... – Потому что мне показалось, что с тобой я хочу попробовать, но я ошибся. Прости меня, Баркод, – на родном имени голос Сатура срывается, а на глаза тоже наворачиваются слёзы. Тин, замечательный, чудесный, любимый Тин выглядит так, будто омега наносит ему физические удары, заживо выдирает сердце, оставляя вместо него пустоту. Омега держится из последних сил, чтобы не рухнуть на колени перед своим мальчиком, чтобы не попросить прощения и не сказать, что соврал. Да, жестоко и зло, но соврал. Вот только в этом Джефф похож с Кимом, он не хочет заставлять Кода страдать, каждый раз переживать такие эмоции, когда омегу в очередной раз накроет волной страха. Сатур хочет объяснить, что больно только сейчас, что дальше будет легче, что Тин обязательно найдёт омегу, который будет ментально здоровым, который не будет изводить своими истериками и отталкивать, потому что до ужаса страшно. И он настолько зацикливается на этой мысли, что забывает, к чему такое решение привело Кимхана, что заставило пережить его и Порчэя. Код плачет и оседает на пол, когда ощущает, как уже чужие руки обнимают и прижимают к себе. – Прости меня, Код, – Джефф втягивает полной грудью холодящую лёгкие мяту и ненавидит себя в этот момент. Потому что любить Баркода и принимать его любовь для Сатура оказывается непосильной ношей. Ношей, которая делает им обоим слишком больно. Тин не может вывернуться из рук омеги, но и обнять в ответ не находит сил, потому что внутри даже не болит: в пустоте нечему болеть. Там только скулит неокрепший альфа, чувства которого стёрли в пыль и развеяли по ветру, обесценив всё, что между ними было. Код собирает себя по кусочкам после того, как они говорят о том, что нужно постараться вести себя максимально естественно даже не для каста, а для фанатов в аэропорту, например, вот только проблема в том, что у Тина не получается. Он на автомате подходит к Сатуру, а потом отшатывается, потому что вспоминает, что его не любят. Что его прикосновения неприятны. Он с ужасом думает о том, как им работать дальше. У них ещё концерты тура и контракт, а он уже сейчас не вывозит. Код так сильно хочет домой, что даже ни с кем не прощается, сбегая к маме и сестре. – Что же ты натворил... – тихо произносит Тонг, смотря на омегу, у которого из-под очков текут крупные солёные капли, впитываясь в маску и доказывая одно – он сделал то, что разрывает на части их обоих, а омега внутри него буквально воет на одной ноте, распадаясь осколками боли.