***
Гермиона пробегается глазами по пергаменту, прежде чем положить его к другим. Чернильные галочки стоят напротив артефактики, некромантии начального уровня и… предмета по иллюзиям и мороку. Второй раз она на это не купится. Она будет готова. — Ты не выбрала ни одной маггловской дополнительной дисциплины, — быстро просмотрев её бланк, тренер возвращается к своим записям. К исчёрканной схеме расстановок на поле с пунктирными линиями траекторий. — Это обязательно? — Нет, — хмурится он, на секунду переставая подписывать фигуры. — В прошлый раз ты по максимуму забила расписание. — Сейчас не тот случай, когда стоит сильно отвлекаться на учёбу, — с досадой отвечает она, рассматривая на листе со своим именем перечень предметов, включающих в себя живопись, верховую езду, литературу и поэзию. Киран кивает, продолжая возиться с пергаментом, и как только она решает, что разговор на этом закончен, тренер, не глядя, толкает в её сторону газету. Свёрток прокатывается по деревянной поверхности и падает с края стола в вовремя подставленную руку Грейнджер. — Пришло минут десять назад, — говорит он. — Можешь идти. Влажный от растаявшего снега выпуск Ежедневного пророка прожигает дыру в кармане её кафтана, пока Гермиона продирается сквозь толпы студентов в Хрустальный зал. Даже на завтраке не было такой давки, как сейчас. Она находит глазами стол, за которым сидит команда, и направляется к нему. Заклинание-переводчик действует только на произнесённые слова, поэтому местные газеты остаются для них набором неизвестных букв. По крайней мере до тех пор, пока на первом уроке им не выдадут что-то вроде зачарованного стекла, похожего на лупу, но без эффекта увеличения. Через него они уже смогут читать учебники, хотя по программе обмена опытом посещение ими дисциплин предполагало прослушивание материала и практику. Никаких записей. Никакой иллюзии того, что за две недели возможно выучить хоть что-то, даже если очень постараться. — Дэвид передал Пророк, — шепчет Гермиона Джинни, присаживаясь рядом. Запах еды бьёт по рецепторам, пробуждая аппетит, и она ведёт взглядом по столу. По белым скатертям и блюдам, многие из которых Грейнджер не узнаёт. — Думаю, там что-то важное. — Гермиона… — Господи, мог хотя бы просушить, — она использует заклинание горячего воздуха, ловя несколько любопытных взглядов студентов из-за палочки. — Может, вышло интервью с Джонс, надеюсь, там всё не слишком плохо. — Гермиона, — отдёргивает её за локоть Уизли. — Об этом уже во всей академии говорят. Только не волнуйся… — О чём говорят? — сузив глаза, Грейнджер перестаёт шептать, и Меган с Хейди отрывают головы от своих тарелок, поворачиваясь к ней. Это точно Джонс. Она наплела какого-то ужаса в прошлый раз, или всё дело в Малфое. Гермиона могла дать руку на отсечение, потому что это всегда были они. Провоцировали команду и прессу, рисковали на поле, были не аккуратны, попадаясь в объективы фотокамер в самых неоднозначных ситуациях. Не дожидаясь ответа от подруги, она разворачивает уже потрёпанные листы, цепляясь за новость на первой полосе. «Гермиона Грейнджер окончательно закрепляет скандальную славу за своей командой по квиддичу». Боже. Её фотография с матча с Мохотокоро зациклено повторяет один и тот же момент. Пас Джинни и взгляд вверх. Туда, где за пределами кадра в воздухе завис Малфой. Грейнджер перескакивает от строки к строке, не веря в то, что кто-то мог так вывернуть вчерашний вечер, превратив её в инициатора скандала. В человека, который без причины наставил палочку на студента Колдовстворца. — … это никак на повлияет на решение лиги, но… Она перечитывает ещё раз, уже внимательнее цепляясь за предложения. И ещё. Гермиона ведь могла что-то пропустить? Но единственное, что она понимает, это то, что о нём нет ни слова. Ни слова о Драко. Он даже не упоминается в статье. — … его родители, наверное, пожертвовали кругленькую сумму, чтобы… Команда о чём-то спорит, но Грейнджер почти не различает реплик, прокручивая в голове отрывки прочитанного. Её выставили какой-то высокомерной сукой, которая способна применить заклинание на загонщице команды противника только потому, что та ей просто… Не понравилась? — Откуда они вообще узнали? — голос Джинни пробивается через мысли Гермионы, заставляя её отдернуть себя. Свернуть газету и передать её Хейди. — Очень странно, — Макэвой раскладывает Пророк на столе перед собой, чтобы Меган и сидящий рядом Роджер тоже видели статью. — Кто-то слил информацию? Ведь не было никаких конференций или интервью. Я даже не помню, чтобы видела рядом с академией репортеров, как это было в Хогвартсе. Они всегда любили ошиваться у ворот или у входа в Хогсмид. Грейнджер мажет взглядом по ребятам, но не находит того, кого ищет. — Он ещё не появлялся, — говорит Уизли, понимая. — Я узнала по дороге сюда, разговорилась с одной девушкой из Янтарного двора. Но это ничего страшного, Гермиона, все знают как было. Даже Мира сказала, что от Ланцовой другого никто и не ожидал, — тараторит Джинни, нервно отстукивая пальцами по столу. — Мира — это та девушка… — Как ты считаешь, — Гермиона отпивает горячий чай, смотря в одну точку. Мысли разбегаются. Ни поймать, ни склеить. Если Гарри и Рон это читали… Нет, они бы не поверили. — Это она? — Кто? Мира? — Нет, я про Власту, — Грейнджер выплёвывает имя княжны так, словно это какая-то отрава. — Она могла передать журналистам информацию? Сильно приукрасив в процессе. Высокая тень заслоняет свет, льющийся из окон, и нависает над ней со спины. Гермиона сразу же узнает его по характерному запаху табака. — Ваше расписание, — тренер бросает листы прямо рядом с тарелкой блинов, чудом не попадая в неё. — Хватит болтать, вам ещё на занятия, доедайте быстрее и по кабинетам. И чтобы без опозданий. — Сегодня? — Да, те, кто записался на ворожбу и на некромантию, — смерив их странным взглядом, говорит Дэвид, — попадают сегодня на занятия после обеда, остальные отдыхают. Пока я не придумаю что-то с вашей формой, чтобы вы не отмораживали задницы на поле, тренировки будут реже, чем обычно, но это не значит, что можно расслабиться. О, они не так наивны, чтобы решить, что отдых значит для них что-то хорошее. Если Киран давал где-то послабление, значит, в следующий раз команда расплачивалась в двойном размере. — Поговорим позже, — принимаясь за еду, выдыхает Гермиона. Это ещё ничего. Ничего, кроме статьи. Которую читала вся Магическая Британия… Но ни по дороге в кабинет, который они находят только благодаря путеводной нити, ни на самом занятии они так и не говорят. Их рассаживают вперемешку с синими кафтанами перед тем, как профессор Полозова раздаёт стекла для перевода текста и начинает заунывным голосом читать вводную часть для гостей, проходясь по основам. Александритовцы переписываются, левитируя по классу записки, или спят, сложив руки на парте, пока декан Янтарного двора рассказывает о том, что они и так знают лет с шести. Профессор учтиво игнорирует отсутствие дисциплины, но, стоит отдать должное студентам, они делают всё совершенно беззвучно. — На данных уроках мы не воскрешаем мёртвых. Подобные ритуалы — это очень тёмная и опасная магия. Курс по некромантии в Колдовстворце призван обучить студентов вступать в контакты с духами. Например, одно из важнейших умений некроманта — это призыв души для опроса, а также упокоение душ, застрявших в нашем мире, — окидывая взглядом класс, Полозова складывает руки на груди. — Но излюбленной частью наших студентов естественно является создание фамильяров из мёртвых животных. На территории академии вы можете наблюдать алабая по имени Айка, которую спас Александр Романов и подарил ей вторую жизнь после того, как бедняжке не повезло повстречаться с волками в лесу. В помещении поднимается гомон, одобрительные возгласы вперемешку с жидкими аплодисментами, и Грейнджер нехотя переводит взгляд на своего соседа по парте, которого старалась игнорировать первые полчаса урока. — Могу вас познакомить с Айкой, — улыбается Александр, обрадованный её вниманием. — Знаю, звучит жутко, но она очень добрая. Гермиона вежливо кивает, но не даёт ответа. Она думает о статье, пытается слушать профессора, но у неё плохо получается. Мысли хаотично перескакивают с темы на тему, выуживания из сознания тревогу о предстоящем матче и поставленной перед ней задаче по сплочению команды. Словно самая свежая из ситуаций, стоящих волнения, запускает цепную реакцию. — Слушай, — касаясь её плеча, зовёт Романов. — Я понимаю, какое у тебя могло сложиться о нас впечатление после того, что сделала Власта, но… Бумажный журавлик врезается прямо в его висок и отскакивает назад, падая на парту. Когда они вдвоём оборачиваются Малфой вальяжно поднимает его, рассматривая, и потом пожимает плечами. — Что-то у меня проблемы с прицелом сегодня, — озадаченно говорит он, даже не стараясь выглядеть искренним, и, взмахивая палочкой, снова запускает записку в полёт. Подхваченная потоком волшебства она с идеальной траекторией огибает Александра и впереди сидящих студентов и делает петлю, прежде чем приземлиться прямо перед Забини. С дотошной точностью. Драко подмигивает Романову, и они с Грейнджер синхронно отворачиваются к себе. Она подумает об этом позже. Может быть, перед сном или когда перестанет, представлять лицо Макгонагалл, которая просила их лишь об одном. С достоинством представить Хогвартс. И достоинство, в понимании декана, вряд ли вязалось с подобным заголовком газеты на второй день пребывания в чужой стране. Александр больше не предпринимает попыток с ней заговорить. Речь профессора перетекает в изучение планового материала, вписанного в учебную программу, и в практику нового заклинания. Всем новеньким предлагают понаблюдать за процессом. Когда звенит колокол, оповещая о конце урока, она практически вылетает из кабинета. Направляет на браслет палочку, думая о месте назначения и выпуская призрачную красную нить. Грейнджер решает зайти сначала в библиотеку за учебниками, перечень которых есть на обратной стороне выданного Дэвидом расписания, а потом подумать с Джинни над тем, как привести план в действие. План, который сначала ещё нужно придумать… Гермиона должна сплотить команду и не позволить очернить её в сводках новостей. Она должна привести их к победе. И вернуться. Вернуться, понимая, что она сделала всё, что могла, для себя и для них. Что у неё получилось вырвать у судьбы шанс получить контракт для кого-то из команды в этой бешеной конкуренции. Не могли же они проделать весь этот путь зря? Пара девушек, перешёптывающихся у широкого карниза, выложенного цветной плиткой, показательно отводят глаза, когда Грейнджер проходит мимо. Но не более. Никто не пялится ей вслед, хоть она и притягивает к себе взгляды в выделяющейся фиолетовой форме. Кричащей о том, что она здесь чужая. Вот только этого в купе со вчерашним, к её счастью, оказывается недостаточно, чтобы почувствовать себя белой вороной. — Гермиона! Подожди, — запыхавшись, догоняет её Александр и подстраивается под скорость её шагов. — Давай начнём сначала. Как команды, — быстро поправляет сам себя. — Вам ещё не скоро уезжать, уверен, будет намного интереснее, если у вас здесь появится компания или даже друзья. Сидеть в четырёх стенах между тренировками и занятиями слишком скучно. — Я поговорю со своими, — помявшись, отвечает она, представляя закатившиеся глаза Джонс и Малфоя, который не станет её даже слушать. — Хорошо. Тогда передай им моё приглашение покататься завтра на коньках по озеру. Совместное веселье объединяет, — подмигивает Романов и удаляется, пока она не придумала тысячу и одну отговорку. И, если честно, она собиралась. Собиралась до того, как он сказал последнее слово, сам того не зная, лишив её одной из проблем. Объединяет. Чёртово совместное веселье. Хочется верить, что это так.***
Драко комкает письмо в руках, чувствуя, как ярость превращается в тысячи игл, впивающихся в кожу. Вызывающих зуд и желание содрать с себя шкуру. Даже будучи на том конце света Люциус умудряется выводить его из себя одним лишь почерком. Несколькими словами с острыми краями букв. Такими же, как у него. Идентично нетерпеливыми и резкими. Он опускает на парту стопку учебников, почти бросает, навлекая на себя недовольный взгляд библиотекаря, проходящего мимо, но после мадам Пинс его таким не напугать. Особенно сейчас, когда Малфоя мало волнуют условности вроде соблюдения тишины. Отец не подбирал выражений, узнав, что Драко всё же решился. Что покинул Хогвартс, больше не нуждаясь в разрешениях от родителей, и ввязался в эту сомнительную авантюру. Но удивительным было другое. Вовсе не то, что Люциус на какую-то долю секунды мог поверить в иной исход. Удивительным было то, что он точно оказался непричастным к отсутствию любых упоминаний о Драко в сегодняшней статье. Будь это не так, отец бы обязательно бросил эту подачку прямо в лицо через вязь букв на пергаменте. У него имелся такой талант — передавать своё пренебрежение даже с помощью чернил и острия пера, делая его реальным, ощущаемым на коже как размашистая пощечина. И как же, сука, было жаль понимать, что его выходка не стала скандалом с первой полосы. Наверное, Малфой бы заплатил целое состояние, чтобы эти лавры, похожие терновый венец, опустились бы на его голову, а не на лохматую макушку… Грейнджер. — Что бы ты сейчас ни хотела, отъебись, — подняв голову, цедит Драко, не до конца уверенный в том, что она не плод его воображения и чувствует, как на плечи опускается несуществующее давление магии от заглушающего заклинания. Он поднимает голову к потолку, в росписи которого присутствуют голубые оттенки, создавая впечатление, будто боковые колонны упираются сводами в небо, и выдыхает. Тихо и вымученно. С надеждой на то, что мираж с её расширенными от возмущения глазами и поджатыми губами сейчас исчезнет. Растворится белёсой дымкой, но голос Гермионы вспарывает воздух сквозящим в связках напряжением: — Мне плевать, что у тебя паршивое настроение, — она растерянно мажет взглядом по окружающим их пустым столам, словно подбирает слова, но в какой-то момент её глаза останавливаются на его лице, когда он опускает голову, в нетерпении уставившись в ответ, и что-то в этих карих радужках меняется. — Я хочу, чтобы мы победили в этом матче. — Очень, блять, рад что ты определилась со своими желаниями, — не понимая, к чему ведёт Грейнджер, произносит он, раздражаясь ещё сильнее. Призрак его отца до сих пор витает где-то здесь, между ними, заставляя температуру воздуха становиться на пару градусов ниже. Выдирает из него выведенными в письме сроками остатки самообладания вместе с жилами. Но откуда Гермионе знать, что прямо сейчас её попытки с ним заговорить равноценны играми с закоротившими проводами? Только руку протяни — убьет нахуй. — Не будь таким уродом, просто выслушай, — просит она, глубоко вдохнув, будто каждая минута этого разговора даётся ей действительно тяжело. — Ты не играешь в полную силу, и это беспокоит Кирана и меня, как капитана команды. В этот раз… — Даже не утруждайся, Грейнджер, — наконец смекнув, в чём дело, останавливает он девушку. Игра — это последнее, что волнует Малфоя, потому что в независимости от того, как он себя проявит, Люциус найдет способ запихнуть его в костюм тройку и посадить за офисный стол. Даже если придётся приковать Драко за ногу кандалами поверх штанов с идеально выглаженной стрелкой. Он здесь просто тратит время, вместо того, чтобы надираться до беспамятства в объятиях какой-нибудь девчонки, вкушая последние месяцы свободы. — Никакие твои вдохновляющие речи, вычитанные из книжек, тут не помогут. — А что поможет? — Ничего? Малфой сгребает учебники, собираясь уйти. — Что я могу сделать, чтобы ты перестал относится к этому несерьёзно? — Ты последний человек, который может хоть что-то… — обрывает он сам себя. Картина с тем, как Гермиона врывается в мэнор, чтобы образумить его отца, притупляет гнев. Потому что это настолько же нелепо… Насколько восхитительно. Грязнокровка на пороге их особняка, Драко бы посмотрел на Люциуса в этот момент. — Хотя, знаешь, Грейнджер. Есть кое-что. Если он не может победить своего личного демона, то почему бы Драко не насладиться его агонией и невозможностью что-либо изменить? — Стань моей девушкой, — эта фраза слетает с языка легко. Почти так же, как ответы на тест по арифмантике или собственное имя. Естественно и без запинки. — Очень смешно. — Я серьёзно. Гермиона открывает и закрывает рот, ничего не произнося. Только паника на дне её чёрных зрачков жиреет, заставляя отступить девушку на шаг. Что-то в его голосе прожигает в её обороне дыру. Практически сквозную, потому что в первый раз, наверное, она не находится с ответом. — Видимо, не так сильно ты хочешь этой победы, раз не готова на такие жертвы, — совсем расслабившись, поддевает её Драко. Её шок смешивается с его собственным, замораживая остальные эмоции, словно ему впрыскивают в кровь лидокаин. Он действительно это делает? — Салазар, естественно я имею в виду не настоящие отношения. За кого ты меня держись? — В каком плане? Не настоящие, — сглотнув, спрашивает Гермиона. — В прямом. Через дня четыре приедут репортеры и комиссия, чтобы проверить, как проходит их ёбанный эксперимент. Тебе нужно будет отыграть роль моей девушки на интервью. Внезапно вспыхнувшие чувства между двумя подающими надежду игроками — романтично, не правда ли? Тебе даже на руку. Все сразу же забудут о том, что ты… «Эмоционально нестабильна»? Так говорилось в этой статье? Не так уж далеко от правды. — Зачем тебе это? — игнорирует его последнюю реплику Грейнджер. — Какая разница? — Ты же не думаешь, что я соглашусь на что-то, не зная твоих мотивов? — Хочу позлить отца, — невозмутимо отвечает он чистую правду, наблюдая за тем, как пазлы в её голове медленно складываются. Остаётся только счёт на минуты перед тем, как она поймёт, как вить из него веревки. — Ты же понимаешь, что кто-то доносит прессе о том, что происходит здесь? Одним интервью тут не отделаться, и любая ложь станет очевидна уже на следующий день. Никто не поверит. — Тогда тебе придётся постараться, чтобы все поверили. Не только журналисты, но и каждый студент Колдовстворца, включая доносчика, — перехватывая книги в руке поудобнее, он делает несколько шагов к выходу. — Ну так что, по рукам? Это единственная сделка, на которую я готов пойти ради твоей победы. — Победы нашей команды, не моей, — поправляет она его. — Какие гарантии… — Гарантии? — уголки его губ ползут вверх от такой наглости. Что он там говорил о счёте на минуты? — Я собираюсь объявить всему миру, что влюблен в тебя, и ты ищешь в этом плане подвох для себя? Голова Грейнджер дёргается, словно у марионетки, кукловод которой недостаточно опытен для таких долгих представлений, и он понимает. Действительно понимает, потому что это «влюблён» ни в каком контексте никогда не должно было прозвучать между ними. — Хорошо, — кивает она. — Ладно. Я подумаю над этим… предложением. И Малфой даже ничего не чувствует, уходя из библиотеки и оставляя её стоять там, оглушённую их тихими голосами. Он просто представляет, что его собственная жизнь вспыхивает как сухой хворост. Огонь цвета её гриффиндорского галстука пожирает часть за частью выстраиваемых годами образов, и он понятия не имеет, к чему приведёт их сделка в итоге. Если она состоится. Лишь надеется, что на том пепелище, что останется после, Драко сможет построить что-то другое. Лишённое правил и попыток соответствовать, от которых он уже забыл как дышать полной грудью.***
Простынь липнет к телу. Заломы от ткани впиваются в кожу как лезвия, оставляя на ней следы-полосы. Грейнджер переворачивается в очередной раз и отпихивает ногами грелку, которые им каждую ночь приносят домовики. Она прокручивает в голове разговор с Малфоем. Он действительно был? Или это сон, тот, что длится со вчерашнего дня? Одно бесконечное затянувшееся сновидение, пропитанное запахом трав и керосиновых ламп. Колдовстворец пахнет по-особенному. Магией, спелыми яблоками и духами Драко, смешивающимися с пылью книжных полок в библиотеке. От этой академии веет, нет, скорее даже разит последствиями будущих решений. Она с уверенностью может сказать, что нечто подобное имеет аромат. И вкус. С горчинкой на корне языка, потому что как ещё объяснить то, что ей всегда так сложно сглотнуть перед тем как решиться. Сделать ещё один выбор. Сказать ещё одно слово, которое станет решающим. Грейнджер тихо выползает из кровати и направляется в ванную. Ей нужно умыться или даже принять душ, чтобы вывести из себя этот день, будто пятна из одежды, и, опустив голову, наблюдать за тем, как вода уносит с собой в сток все её мысли. Тихо добравшись до нужной комнаты под тусклым светом луны, льющимся из окон, Гермиона открывает кран и подставляет под холодную струю ладони. Взгляд упирается в зеркало, уставший и блёклый. Она подумает обо всём завтра. Обсудит с Джинни, взвесит все за и против. Сейчас же ей хочется только забыться. Заснуть, оказаться где-то в другом месте… Браслет на руке вспыхивает, и нить, конец которой исчезает за закрытой дверью, прокладывает ей дорогу. — Нет, — шепчет она самой себе. — Я не имела в виду… Оказаться в другом месте? Куда её может вести браслет, считавший желание, лишь на мгновение проскочившее в голове? Она выключает воду и мнётся несколько секунд, прежде чем сделать неуверенный шаг в сторону выхода. А потом ещё несколько через их спальню и тьму коридора, ведущего в неизвестность. Грейнджер не отрывает загипнотизированного взгляда от путеводной нити, которая горит, отбрасывая красный оттенок на стены, увешанные картинами. Академия ночью выглядит совсем иначе. Яркие краски, поглощённые тьмой, и сквозняк, подпевающий тишине. Почти не страшно. Нет. Ледяной поток воздуха облизывает щиколотки, и Гермиона обхватывает себя руками. Холодно. Здесь так чертовски холодно, а её пижама совершенно не предназначена для таких прогулок. Она ведёт ладонями по бокам и бёдрам, понимая, что её палочка осталась лежать на прикроватной тумбочке и ей придётся обходиться без согревающих чар. Огоньки свечей в настенных бра дрожат, заставляя причудливые тени плясать по стенам. Делая это место почти живым. Дышащим порывами ветра, отзывающимся на каждый её шаг еле уловимым скрипом половиц и дремлющим, но не теряющим при этом бдительности, потому что… Чёрт. Грейнджер боковым зрением замечает движение на одном из полотен, и обжигающие мурашки, пробегают по спине. Словно ей за шиворот высыпают горсть снега. Она позволяет иголкам пройтись до самого затылка и поворачивается, встречаясь глазами с женщиной в золотой раме. Неподвижной, смотрящей куда-то вдаль с горделиво вздёрнутым подбородком. Нужно просто вернуться и попытаться заснуть. Завтра сложный день. Впереди ещё две недели таких дней, каждый из которых станет более выматывающим, чем предыдущий, а Гермиона просто бродит посреди ночи по школе, теряя драгоценные часы отдыха. Но до того, как она решается уйти, слух улавливает голоса. Несколько женских тягучих тембров. Нить натягивается, как струна, переставая свободно извиваться впереди неё, и утопает в глухой стене в пяти метрах дальше от того места, где она стоит. «Спи, наслаждайся», — звук пения становится громче, и Грейнджер оглядывается, пытаясь понять, как далеко она ушла от их спальни. Мысленно прокладывает дорогу назад, давая себе последний шанс. Шанс, который она не использует. «С судьбою прощайся.» Она подходит вплотную к той стене, где исчезает конец её путеводной нити, и прикладывает ухо к прохладной поверхности, но та сменяется шероховатостью дерева, заставляя её отшатнуться. Двери здесь имеют привычку исчезать и появляться в другом месте… Так говорил им Григорий? «С судьбою последних дней.» Рука тянется к металлической ручке, поблёскивающей в тусклом свете, и замирает в нескольких сантиметрах. Господи, что она делает?! Но ответ оказывается не важным, потому что кто-то давит на рычаг с другой стороны. Полоска света падает на лицо, на секунду ослепляя, и Гермиона несколько раз моргает, ощущая чьё-то дыхание на коже. Кто-то шепчет ей, повторяя за женскими голосами, которые теперь звучат слишком громко для этих пустых коридоров. «Тише, спи, мой милый странник, Твой покой в моей груди. Я на свете всех румяней, Девы спят, цветут сады.» — Ну здравствуй, страница, — она узнаёт этот тон, а потом, когда глаза привыкают к свету, и лицо. Власта улыбается. Они все улыбаются. Неестественно и жутко, стоя в кругу небольшой комнаты, пол которой расчерчен какими-то знаками, теряющимися под сгустками воска от горящих свечей. Кажется, что все сквозняки в академии, тянутся именно из этого места. Из нараспашку открытого окна, из-за которого их белые ночные рубашки в пол метаются из стороны в стороны, открывая босые ноги. Ладонь Ланцовой тянется к её щеке, словно она хочет погладить кожу на скуле, но Гермиону буквально отшвыривает в сторону под хохот, мелизмы которого теперь имеют все шансы поселится в её ночных кошмарах. Таких вот, как этот. Красная нить резко меняет направление, устремляясь в ту сторону, откуда она пришла, и Грейнджер срывается на бег. Колдовстворец пахнет по-особенному. Магией, стекающей по запястьям как чёрная смола, гниющими яблоками и гарью фитилей. От этой академии веет, нет, скорее даже разит опасностью. И Гермиона бежит от неё, бежит со всех ног, а смех за спиной всё не прекращается…