Новогодний спор

      Холодную Йокогаму укрыло снегом, взошла гигантская полная луна, но все куда-то спешили, неслись с уставшими, угрюмыми лицами и не замечали всей красоты.       Наверное, они хотели быстрее добраться домой, увидеться с любимыми, залезть под тëплое одеяло и смотреть новогодние фильмы. Торопились, чтобы оставить, наконец, на столе ворох продуктов или порадовать детей подарками.       Дазай неспеша шëл по нетоптанному снегу, разбрасывал его в стороны носками ботинок, насвистывал что-то и любовался заснеженным городом. В воздухе стоял морозный запах бензина, мандаринов и, как будто бы, крови. В руке парня был только один пакет, в котором тихонько позвякивали две бутылки вина, завëрнутые в мишуру.       Это было дорогое красное вино. Его любил Чуя. Его любил Дазай. Они оба его любили. Они любили друг друга.       До Нового года оставалась неделя, от этого осознания Осаму чувствовал себя беззаботно и легко, но в то же время на душе было тоскливо и мрачно. Слишком многое он должен был сказать своей любимой во всех смыслах и позах рыжей заднице.       В это время Накахара стоял в торговом центре и не мог определиться с подарком. Он готов был крушить витрины, бить посуду и разрушать праздничные инсталляции.       Он полтора года прожил с Дазаем в одной квартире, они были знакомы уже шесть лет, но каждый Новый год всë повторялось. Нет идей, и всë тут.       По задумке Чуи, в этот раз всë должно было быть иначе: более торжественно, более изящно, более… совершенно. Он хотел произнести такой тост, каких сам-то в жизни не слышал никогда. Он слишком многого ожидал от себя.       В конце концов, Чуя сделал свой выбор и заспешил домой: наверняка, Осаму уже заждался.       Они встретились на лестнице. Это произошло случайно, просто Дазай докуривал сигарету, а в этот момент, в подъезде появился Накахара.       — Скумбрия! — приветливо воскликнул рыжий, увидев парня. — Давно ты здесь? Я думал, ты уже дома.       — О, Чуя, рад тебя видеть. — улыбнулся Дазай. — Нет, я не так уж и давно пришëл, вот, даже домой зайти не удалось, покурить захотелось. А вообще, я по неуклюжести, ключи дома оставил. Стою и жду тебя, маленький рыжий принц, что откроет мне двери в своë царство.       — О вреде курения говорить тебе бесполезно, чмо ты моë бинтованое. — скептически напомнил себе Накахара, уже не обижаясь на замечание о росте. — Пойдëм домой, я ужасно замëрз. Да и тебе неплохо бы переключиться на более тëплую одежду.       — Ох, Чуя, Чуя… — усмехнувшись, пробормотал Осаму.       — А дальше ты скажешь: "Чую так хочу я", знаю я. — саркастично закатил глаза парень.       — Да нет… я не собирался продолжать эту, фразу. Ты сам себе что-то надумал. — на лице парня возникла ухмылка, и два голубых глаза уставились на него снизу, говоря: «Какая же ты сволочь, Дазай, как же я тебя люблю!»       Поздняя ночь. Два парня сидят на засыпанном снегом балконе, свесив ноги вниз, пьяно смеются и пьют вино прямо из бутылок.       — Слушай, Чуя… — нервно прохрипел Осаму, потирая вспотевшие ладони, и откашлялся. — Я так подумал, а ведь мы с тобой после того, как стали жить вместе, ни разу не расставались больше, чем на день.       — Ну, и? Расстаться хочешь? — устало прикрыл помутневшие глаза рыжий.       Дазай помолчал, перематывая бинт на руке.       — Эй, скумбрия, уже устал от меня? Больше не в силах меня терпеть, правда? — оживился Накахара, и в сторону Осаму посыпались насмешливые колкости от Чуи.       — Нет, просто хочу испытать себя… да и тебя тоже, — хмыкнул парень. — Говорят, хороший опыт для отношений. Если плевать будет, значит не любишь уже. Если с трудом продержишься, значит чувства ещë есть. Если сорвëшься — зависимость… — Дазай почему-то грустно вздохнул и опустил взгляд. Затем, как ни в чëм не бывало, вскинул голову и весело улыбнулся, вытянув руку вперëд: — Ну, что, Коротышка, спорим?       — Ох, чëрт с тобой, бинтованый, спорим. — голубые глаза Чуи загорелись азартом, и он с энтузиазмом пожал протянутую ему руку. — Стой, а… на что спорим-то?       — Ну, скажем… на неделю мы забываем друг о друге. Никто не звонит, никто не пишет, каждый в своëм темпе занимается своей работой. И всë.       Если я проиграю, — продолжал Осаму, — и позвоню тебе, тогда я выполню любое твоë желание, ну, кроме денег, естественно. — улыбнулся парень. — А если сорвëшься ты… то выполнишь моë желание, я ещë не придумал, если честно, — засмеялся Дазай, потëр холодные руки, взял Чую за локоть, и они вернулись в комнату.       — Согласен! — горячо сказал Накахара и легонько ударил парня в плечо. — Получается, наш спор закончится, и мы сможем отметить Новый год вдвоëм? — Дазай коротко кивнул в ответ и улыбнулся уголками губ. — Всë просто отлично складывается! Готовься исполнять желание, скумбрия, ты сам на это пошëл.       — Ой, замолчи, Чуя, — шуточно отмахнулся Осаму.       — А ты заткни.       Рыжий облизнулся, притянул его за воротник к себе и примкнул к его губам. Парень ответил на поцелуй, прижимаясь и проникая языком в рот Чуи. Накахара толкнул Дазая, и тот упал на спину, оказавшись зажатым между кроватью и телом парня.       Он скользнул ладонями по спине рыжего от лопаток до ягодиц и сжал пальцами эту упругую манящую задницу. Спустя несколько секунд Чуя отстранился, чтобы надышаться, затем он встал, поправил на себе одежду и собрался было уйти из комнаты, но Осаму его остановил:       — И это всë? — возмутился Дазай и ненатурально обиделся. — Продолжения не будет? Ну, Чу-уя…       — Ты не такой уж и тупой, Дазай. Да, ты всë правильно понял. — дьявольски ухмыльнулся Накахара. — Девиз мой помнишь? Который ты сам мне придумал.       — "Возбудим и не дадим"? — хихикнул парень.       — Ага. — кивнул Чуя и подмигнул: — ничего, трахнешь меня, когда спор закончится.       — Ах, ты, чихуахуа надоедливый… — протянул Осаму, будто, стыдя парня.       — Давай, скажи, что ненавидишь меня, — с наслаждением улыбнулся он.       — Не буду. — отозвался второй с вредной улыбкой на лице.       Чуя заметил странные резкие перемены в поведении Дазая: он стал каким-то… другим. Более покладистым и даже замкнутым, язвил меньше, чем обычно, часто прятал взгляд и меланхолично вздыхал. Причём, случилось это буквально на той же неделе. Но поцелуи у него были такие же жаркие и страстные.       Наутро Чуя оказался один. Только вмятина на кровати от длинного тела Дазая оставалась чуть тëплой и отдавала запахом сигарет и шампуня. На кухне Накахара нашëл связку ключей, которая лежала на записке, которая гласила:       "Я ушëл, постарайся не скучать, Чуя :)       Р. S.: это ключ от квартиры, где я пока поживу. Если вдруг станет невыносимо одиноко, приходи исполнять желание. Адрес на обороте.       Скумбрия♡"       Вот и всë…       Дни для Чуи стали очень тягучими и скучными. Они превратились в массу непонятной вязкой консистенции. Всë было слишком одинаково: утро — работа, вечер — ужин, ночь — сон.       Накахара впервые за долгое время спал ночью больше трëх часов, но всë равно каждое утро чувствовал себя так, будто по нему раз двенадцать проехался асфальтоукладчик.       С Дазаем было не так. Всë было иначе. Они могли часами сидеть на балконе, распивать вино, вести диалоги обо всëм и ни о чëм, ложиться спать после того, как небо начнëт светлеть на горизонте.       Они были счастливы вместе. Конечно, не обходилось без словесных перепалок, обид, скандалов и даже драк, зачастую фраза "я ненавижу тебя" расценивалась, как признание в любви. И им это нравилось.       А теперь стало пусто.       Нет, Чуя не был зависим от Осаму, от его присутствия. Просто после такого большого количества часов и дней, проведенных вместе, одиночество казалось чем-то неправильным и отзывалось мерзким скрежетом в груди.       Впервые за долгое время телефон предательски молчал. Больше никто не присылал видео из интернета с подписью "смотри, милые котики" или "Чуя, это ты" или просто "хахахаха". Больше никто не звонил без причины...       Раннее утро в канун Нового года. Это день, когда истекал срок спора.       Накахара несколько раз отрепетировал речь перед зеркалом, схватил подарок для Дазая и ключ от его временной квартиры. В порыве радости он не помнил, как оказался напротив нужной двери.       Чуя постучал в дверь.       Ответа не было...       Чуя позвонил Дазаю на телефон.       Ответа не было...       Чуя подумал, что Дазай может ещë спать, поэтому тихо открыл его квартиру запасным ключом.       — Ску-умбрия-я... — вкрадчиво позвал парень и вошëл.       Внутри было пусто. Стояла звенящая тишина, шаги тихим эхом отражались от стен, и складывалось ощущение, что квартира вообще не жилая, что Дазай исчез. Будто, после стольких неудачных попыток самоубийства, у него получилось…       Чуя подумал, что парень мог уйти куда-то по делам или вроде того, поэтому решил дождаться его на кухне. Он сел за стол и положил голову на руки. Его взгляд упал на лист бумаги, лежащий на столе.       Это была записка, адресованная Накахаре. Она была аккуратно свëрнута и бережно перевязана красной ленточкой.       Парень заинтересованно взял записку, снял с неë бант и развернул лист. В глаза сразу бросились несколько пятен размытого, едва различимого текста.       Дазай… Он плакал, пока писал это?       Почерк не был ровным, как обычно: текст плясал по странице, будто написанный в порыве разных эмоций. Слова словно были вдавлены в страницу ручкой.       Записка была небольшой, взволнованный Накахара сразу же принялся читать.       "Ты просто умница, Чуя! Прошло столько дней, а ты пришëл только сейчас. Я бы сорвался раньше, если бы не моя смерть…"       Эта строчка отразилась ударом ножа под рëбра. Накахара непонимающе перечитал еë несколько раз, пытаясь определить, розыгрыш это или нет. Это было в стиле Осаму: играть с партнëром, подобно тому, как кошка играет с добычей, заставить переживать, а потом сказать, что всë отлично, заставить поверить в его смерть, а потом объявиться как ни в чëм не бывало.       Эту его черту Чуя ненавидел всем сердцем и душой.       "...я не знал, как сказать тебе, поэтому и затеял всë это… В общем, за пару дней до нашего спора, я узнал, что мне предстоит умереть в новогоднюю ночь. Я был смертельно болен…"       Глаза парня наполнились слезами, он почти ничего не видел из-за пелены. Перед ним возник образ сидящего на этой кухне в потëмках Дазая. Чуя отчëтливо видел, как дрожала рука, пока он выводил на бумаге признание, как вздрагивали его плечи при каждом вдохе, как слëзы спускались по щекам и капали на лист с кончика носа и подбородка…       Но даже в таком состоянии, Чуя уверен, Осаму был невероятно красив.       "...возможно, ты посчитаешь, что я поступил глупо, не сказав тебе правду сразу, но я не хотел, чтобы ты страдал.       Ты столько времени провëл без меня, но ведь ты справился! Теперь, пожалуйста, делай так всегда. Уверен, у тебя это получится лучше, чем у меня.       Я люблю тебя, мой маленький чихуахуа."       Чуя не держал эмоций в себе: рядом с размытыми слезами Дазая словами появились новые пятна.       — Нет-нет-нет-нет-нет..! Ублюдок Осаму, как? Какого чëрта? — кричал парень с надрывом. — Не хотел, чтобы я страдал?! Да как так-то..? — Чуя впал в отчаяние.       «Но… что, если это — очередной розыгрыш? Осаму умеет убедить меня во всëм, и, пожалуй, это моя главная слабость…» — на секунду задумался рыжий.       С губ сорвался тихий нервный смешок, а затем и дикий нездоровый хохот. Казалось, что парень сходил с ума. Он кричал от ужаса, плакал от обиды и смеялся. Защитная реакция срабатывала сама по себе, Накахара сам не понимал, почему смеëтся.       Хотелось убить того, кто был уже мëртв.       Хотелось рушить всë, что попадалось на глаза.       Хотелось заглушить душевную боль физической.       Хотелось умереть самому.       Чуя разбил всю посуду из шкафов, перевернул мебель в кухне, швырнул в стену маленькую коробочку, откуда тут же выкатилось кольцо с выгравированной на нëм надписью "ненавижу тебя, Осаму". В этот момент Накахара действительно его ненавидел.       Парень нашëл в холодильнике бутылку виски, открыл еë и сполз по стене на пол. Он надрывно рыдал, не сдерживаясь и периодически прикладываясь к бутылке.       А Дазай… Дазай не появился.       Только снег постепенно укутывал свежий бугорок земли на кладбище, замершую в ожидании чуда Йокогаму, всю предновогоднюю Японию…