Brothers&Sisters

Первое, на что обращает внимание Максвелл, когда встречается с новым человеком – его глаза. Он плохо помнит глаза матери – это воспоминание стерлось огнем уничтожающего Долину Демона пожара. Глаза его деда, в противоположность этому, он помнит кристально ясно – черные омуты ярости с отсветами адского пламени он не в силах забыть, как бы ни старался. Глаза его отца – это первое, что он помнит из своей новой жизни, жизни наследника Малкольма Мерлина. Глаза Аль Сахира – это стекло раздробленного зеркала. Макс ловит в них отголоски боли и сожаления, растерянности и непонимания. Но эти глаза все равно для него пусты. Он всматривается в глаза каждого человека. Их много, но все их глаза разные: глаза Теи – горят энтузиазмом, они чуть искусственные, но добрые; глаза Кейт Беккет – теплое расплавленное золото любви; глаза Эмили Прентисс – темная бездна уюта и спокойствия. Все эти люди разные, но их объединяет одно - их глаза молчат. Они не разговаривают с ним, как бы он не старался их услышать. Иногда Максу кажется, что он тонет в пустоте, задыхается в вакууме тишины и необъяснимой паники. Тогда он кричит – громко и отчаянно, чтобы заполнить молчание глаз вокруг. Просто глаза – это зеркало души. Просто он не умеет слушать души. Когда его настигают кошмары, Кейт Беккет поет ему колыбельные, отец – показывает оружейную комнату и долго рассказывает о каждом клинке или стреле мелодичным, успокаивающим голосом. Когда страх настигает его особенно сильно, он прижимается к Тее и старается услышать хоть что-то. Не помогает. Он все еще не ощущает ни-че-го, кроме необъяснимой пустоты и молчания, адского молчания глаз вокруг. Это неправильно, но по-другому у него не получается. Потом он встречает Адама. Глаза сына Эмили – голубое небо, наполненное воздухом. Они говорят. Они способны говорить с ним обо всем и обо всех. Они – это якорь. Они прогоняют панику и заполняют пустоту. С Адамом страхи отступают. Совсем. Они совершенно разные: там, где у Максвелла превалируют математические способности, крайне высокий IQ и инженерный склад ума, Адам растет мастером психологических игр с потрясающими аналитическими способностями; там, где Адам слышит симфонию эмоций и чувств, Максвелл способен услышать только тишину. Но это не проблема. Для них это не проблема. Адам слушает за него, а потом долго собирает пирамиды эмоций и реакций, рисует схемы, упрямо учит его физиогномике и слушает, слушает, слушает… Слушает мир, который все еще парализует Максвелла вакуумом, в котором без Адама ему все еще страшно. Они могли бы быть братьями – даже Фелисити первое время упорно считает Мерлина отцом Адама, - но Максвелл прекрасно понимает, что это не так. Другое дело, что кровь значит не все. Это понимание приходит к нему не сразу, но оно же позволяет однажды вздохнуть полной грудью. Он принимает Адама как брата. Принимает всех из их большой шумной компании, позволяя себе прорасти в этот мир эмоций и связей, душевных разговоров и помощи даже тогда, когда просьба о ней еще не поступила. Он вырастает, строит свою, независимую от отца империю, возглавляя «Лорд Технолоджис», но все равно ждет каждого визита Адама, давно ушедшего своей дорогой. Они не братья. Не по крови уж точно. Но что значит кровь, если мир одного из них разгоняет тишину другого? Что значит кровь там, где речь идет о душе?