***
— Прошу, Кристиан, сядь! — потребовала строго Анна, когда они оказались в гостиной. В камине горел огонь, в который недавно подкинул дров Бруно, и от него исходило теплое освещение. Анна расположилась на диване, ощутив небывалую усталость, и раздраженно наблюдала за меряющим шагами комнату Кристианом. — Значит, ты жива! — негодующе воскликнул он, остановившись подле нее, — И тогда лишь сбежала от меня! Немыслимо… Анна заметила за ним, что было совершенно противоположно в его характере, резкость и твердость в словах. Однако изменения произошли и внешне: теперь Кристиан стал осанист, с выпяченной, как у важной особы, грудью и совершенно растерял впечатление глупой робости. — Верно, с тобой случились важные изменения, — констатировала Анна, — расскажи, Кристиан, я охотно выслушаю. И, прошу тебя, сядь… И так голова болит. Он взглянул на нее взглядом полной решимости и строгого удивления, однако подчинился и сел напротив. — Ну, что ты? Я не так важен, нежели ты, Анна. Где же ты теперь обитаешь? Без титула, положения и денег?.. Хотя я не сомневаюсь в твоих способностях. Наверняка нашла себе очередного идиота, который оплачивает все твои прихоти… Кристиан говорил с явным раздражением, досадой и злобой и, верно, разозлился еще сильнее видя перед собой Анну, полную спокойствия и слабого безразличия. — Не говори так со мной, Кристиан. — наконец, ответила Анна, не глядя на него, — Я все еще графиня Фюрстенберг. — В самом деле? — он усмехнулся, — У тебя теперь ничего нет. Ни титула, ни положения. Ты умерла. — Однако я перед тобой, как видишь. И я все еще графской крови. Это то, что у меня не отнимет никто. А эти титулы… провалились бы они к черту. Кристиан смерил ее презрительным взглядом, но Анна лишь простодушно усмехнулась. — Брось, Кристиан. Не смотри на меня так… — она вдруг задумалась и впервые за весь разговор взглянула на него, — Как ты здесь оказался? Фредерика пригласила? — Да… Фрау фон Фюрстенберг сообщила о чем-то важном, что решительно стоит моего времени. И поэтому я здесь… Однако не обо мне же мы будем говорить. — Почему нет? Мне любопытно узнать о… — Довольно! — Кристиан вновь вскочил и заходил по гостиной, — Неужто мы будем притворяться, что давние знакомые и говорить о пустом?! — Но мы ведь и есть давние знакомые. А наш двухлетний брак… такая пустышка! Он на мгновение остановился и впился взглядом в Анну, которая вновь его проигнорировала. Кристиан побелел и шумно выдохнул: — Для тебя он был пустышкой? — А разве нет? Какая-то бесконечная игра… Даже наедине мы притворялись. Вспомни, ведь поначалу ты хотел лишь удовлетворить свое самолюбие, тщеславие, если угодно, а я презирала тебя. Как я была с тобой груба и непочтительна… — Но… но ты же изменила свое мнение обо мне! Анна усмехнулась и удобнее расположилась на диване. — Изменила… А не притворство ли это было? Если б Фредерика меня не вынудила выйти за тебя замуж, то я бы никогда этого не сделала… Повисло молчание, и Кристиан одним резким шагом оказался подле нее. Даже в полумраке, которые освещали лишь отблески огня в камине, Анна увидела, как тот покраснел. Присев на корточки, он буравил ее тяжелым взглядом. — Что?.. Неужто Фредерика?.. — Ради твоего титула, — подсказала она, снисходительно ухмыльнувшись, — мне он был не нужен. Да и никакой был не нужен. — Если… — в горле его пересохло и он тяжело сглотнул, — если я был тебе в тягость, то зачем?.. Теперь Анна глядела на него серьезно и скорбно. Она вмиг припомнила эти мучительные два года в браке с Кристианом, однако не видела в этом ни своей, ни его вины. Он выгодно женился, а она хотела спасти жизнь Ягеру, все было честно, но несчастливо. — Этого ты никогда не узнаешь… Да и я не хочу рассказывать. Этого уже нет. И довольно об этом. Между ними вновь повисло напряженное молчание. Видя ее отсутствующий взгляд, Кристиан помялся мгновение и заговорил: — Но я поверил… поверил в твою искреннее чувство. И это было игрой? — Я хотела полюбить тебя. Найти в тебе лишь достоинства, забыть все… И я поверила в собственную ложь, но нельзя всю жизнь играть. Жить в притворстве. А это и есть жизнь светского общества. — Но между нами, — вдруг ответил он горячо и потянулся к ней, отчего Анна от неожиданности невольно отпрянула, — притворство? Я видел твои глаза, когда целовал тебя, и ты не могла солгать. Она глядела на него теперь опасливо, и Кристиан понял, что испугал ее. Он отклонился, сконфузившись своим порывом, и встал. — Неужто теперь это важно? Все закончилось. — сказала Анна встревоженно и поспешно встала за Кристианом, — Я знаю, у тебя теперь невеста во Франции. Маркиза… — она сдвинула брови в задумчивости и повернулась к нему, — не помню имени. И она наверняка истинная аристократка, которая может снести измены супруга, а я — нет. Заметив его ошеломленный взгляд, она отчего-то понимающе ухмыльнулась. — Ведь я… — продолжила она, — хоть и признанная дочь, но бастардка и среди вас я не росла, а с мальчишками во дворе. Поэтому я всегда буду вам чужой. И вы мне чужие. Развернувшись, Анна пошла вон из гостиной, однако почти вмиг ощутила мужские руки на своих плечах и чужое дыхание на шее. — Анна, прошу тебя… Все, что мне нужно — останься рядом. Пожалуйста… Не проходило ни дня, чтобы я не думал о тебе. Простим же друг другу и начнем сначала. — Что ты несешь?.. — и резким движением освободившись от его рук, она повернулась к нему, — Оставь все и забудь. У тебя невеста… Но не дав Анне договорить, Кристиан разом страстно впился в ее губы, отчего она неистово завопила. Привыкшая теперь к одним лишь любимым губам, его поцелуй горел ненавистным клеймом нечто порочного и оскверняющего ее. Кристиан продолжал крепко удерживать дрожащую то ли от страха, то ли от злости Анну, однако на мгновение ослабив хватку, не заметил, как быстро она вырвалась. Анна отшатнулась от него на несколько шагов и боялась, что упадет. Дыхание сбилось, а колени невольно подкашивались от потрясения произошедшего. — Прошу, вернись ко мне, — прошептал Кристиан и, сделав шаг к ней, заметил, как она отступила. — Теперь во мне презрения к тебе больше, чем я могла вообразить… — ответила Анна потерянно, прикоснувшись к своим горящим губам, — Я думала, что стану испытывать хотя бы вину перед тобой за боль, что причинила своим побегом, но теперь понимаю, что мы квиты. Тебя влечет лишь игра, а меня, как я думала, долг, но сегодня я закрыла свой счет. Меня более ничего не держит. Оставайтесь в моем мрачном прошедшем. И не глядя на него, Анна быстрым шагом прошла на кухню. Слыша, как он кричал ее имя, она лишь выдохнула и, облегченно усмехнувшись, закрыла за собой дверь.***
Они вернулись в Пфеферс к утру, и Анна поразилась стойкости Тилике перед соблазном остановиться по дороге и вздремнуть. Анна же желала заснуть и забыться ненадолго, однако взвинченные нервы порождали тревожные размышления, которые ей было не унять. Она не думала ни о чем, кроме своей семьи. Несмотря на один день отсутствия дома, Анна неистово скучала по Ликси и Ягеру, который, по ее предчувствию, был подавлен. Анна поблагодарила Тилике за помощь и пригласила позавтракать с ними, однако врожденная его скромность не позволила ему остаться, лишь поздороваться с Ягером. Анна чувствовала, что за прошествии столького времени, Тилике еще конфузится ее, но не настаивала на их приятельстве. Он продолжал служить их семье, несмотря на то, что уже имел свою. Войти домой ей было несколько боязно, однако не понимая, откуда взялось это чувство, с невероятным усилием воли уняла его и тотчас ринулась в детскую. Ягера она видела мельком на кухне, который, к слову, выглядел спокойным, даже равнодушным. За ней прошел Тилике, и остановившись в столовой, они с Ягером о чем-то разговорились. Зайдя в детскую, Анна подошла к кроватке, в которой все еще спал Ликси, и погладила его по маленькой темноволосой головке. От ее ласкового прикосновения он не проснулся, лишь что-то простонал и вновь сладко засопел. Несмотря на его совершенную непохожесть на Ягера, Ликси был его копией в движениях, жестах и даже в малейшей мимике. И Анна, заметив очередное сходство, широко улыбнулась и поцеловала его в лобик. — Сыночек, — нежно прошептала она по-русски. Когда она спустилась в столовую, Тилике уже не было, лишь один Ягер, сидящий за столом с газетой и чашкой кофе. В груди ее внезапно засаднила вина перед ним, а сердце охватил трепет и былая нежность. — Клаус, — аккуратно позвала она, когда присела подле. Начать ей было чрезвычайно трудно и не из-за гордости, а стыда и вины перед ним. Ягер же, даже не подняв взгляда, отстраненно ответил: — Я думал, что уже не увижу тебя… — Не увидишь? Как ты мнителен… У Фредерики больше нет ни денег, ни влияния, чтобы удержать меня, а Кристиан… — Что? — Ягер вмиг впился в нее взглядом, и выражение его ожесточилось. Анна тотчас потерялась и, не вынося его взгляда, опустила голову, словно провинившийся ребенок. — Ты виделась с Кристианом? — прошипел он, не сводя с нее глаз. — Да. Но в этом решительно ничего… то есть, все пустое, не думай об этом. — Как уж тут не думать?.. Моя жена встречается со своим бывшим… — Я не знала, что он придет, — перебила она поспешно и подняла голову, — я хотела увидеть Фредерику и только. Ягер промолчал и, пронзая ее изучающим и недоверчивым взглядом, откинулся на стуле. — И? Признаться, до сих пор не понимаю зачем? Когда лишь она одна была источником всех наших бед, а теперь что же выходит? Ты ее простила? — Не думаю… — выдохнула она, — но я должна была ее увидеть. В последний раз. Увидеть ее побежденный взгляд и разглядеть в нем понимание. Только теперь, на краю, она понимает, что наделала. — Она бы поняла и без твоего визита. — резко буркнул Ягер и отвернулся, — Перед смертью все жаждут прощения… — Она его не просила. Гордость, верно, не позволила. Но это нужно было мне. — Зачем? Она тебе никто, а ваше родство, скорее, бремя для тебя, не так ли? Фредерика чуть не загубила тебе жизнь, а ты еще и наведываешься к ней… — Но она — часть моей жизни. — на этих словах она вдруг осеклась и заметила его немигающий взгляд, — Клаус, я знаю, что ты хочешь сказать… — Нет, не знаешь! — воскликнул он и, тотчас вскочив с места, прошел на кухню. Анна прикрыла глаза от его громкого восклицания, однако, не испугавшись, дала ему пару минут наедине с собой и последовала за ним. Он стоял спиной к ней, опираясь на столешницу, и Анна, осторожно подойдя, коснулась его напряженной спины. — Клаус, прошу тебя. Это было нужно мне. А теперь с этим покончено. Ну, неужто ты бы поступил иначе, если бы на месте Фредерики был отец? Ягер ничего не ответил, лишь дернул плечом, когда Анна погладила его. Уже выучив Ягера наизусть, она усмехнулась и крепко прильнула к его спине. Он невольно вытянулся и тяжело выдохнул. — Думаешь, это успокоит меня? Ты заставила меня волноваться, а еще перед отъездом… — Прости меня, — поцеловав его плечо через рубашку, Анна ласково потерлась об него носом и продолжила, — я была так груба с тобой. Прости, дорогой… Ягер вновь промолчал и фыркнул. Он не умел на нее обижаться, лишь делал вид в надежде, что она будет просить еще нежнее. Анна знала этот расчет и всегда удовлетворяла его, как и сейчас. Юркнув через его руку, Анна оказалась перед ним, прижатая к столешнице, и любовно улыбнулась. — Прошу тебя, Клаус… — теперь прижавшись к его груди, она осторожно погладила его шею и томно вздохнула, — Неужели ты так меня измучаешь? Я не могу быть с тобой в ссоре. Ягер всеми силами сдерживал страстный порыв, который она с такой легкостью зажгла. Однако после ее легкого поцелуя в шею, он поддался к ней, но удерживая расстояние между их губ. — Анна, ты знаешь, я все готов тебе простить… — горячо прошептал он. Она вновь улыбнулась и, приподнявшись на носочки, потянулась к его губам, ощущая жар во всем теле. Ягер, не сводя глаз с ее губ, нежно обхватил ее голову и проговорил четко, почти холодно: — Что ты делала с Кристианом? До Анны, уже одурманенной его близостью, дошел смысл его слов спустя несколько мгновений и, разочарованно выдохнув, ответила: — Ничего. Мы только поговорили. Ягер прожигал ее ледяным и сосредоточенным взглядом, стараясь найти в ее глазах ответ, однако Анна смотрела на него, как и прежде: влюбленно и ласково. — О чем говорили? — Клаус, прошу тебя… — О чем вы говорили? — строже повторил он. Осознав, что Ягер, так или иначе, не оставит ее с вопросами, Анна подчинилась и продолжила: — О том, что с нами случилось. Но он ничего не знает о нас. Только то, что я сбежала. Ни о чем особенном мы не говорили, я лишь выслушала его негодование и уехала. Объяснившись, Анна вновь потянулась к его губам, но Ягер остался непоколебим и изучающе глядел на нее. — Клаус, я говорю правду. Неужто ты меня подозреваешь? — усмехнулась она, — Какой вздор. Я, может, там, у Фредерики тебя еще сильнее полюбила… Ягер долго разглядывал ее, но теперь его взгляд смягчился и потерял былую строгость. Анна более не предпринимала попыток коснуться его губ, лишь выжидала, игриво наблюдая за ним. Ягер не мог вынести и мгновения ее такого взгляда и тотчас коснулся ее губ. Хотел нежно, но, по обыкновению своему, сорвался и поцеловал глубже. Анна, удовлетворенная одним его порывом, улыбнулась в поцелуй и потянулась руками к его шее. От теплоты и ласк его губ, ее сердце вновь сорвалось на бешеный бег, и колени ослабли. Анна сильнее прижалась к нему и почти мурлыкала от удовольствия. Ягер, отстранившись на мгновение, дабы разок вздохнуть, вновь прильнул к любимым губам и, почувствовав ее слабость, подхватил и усадил на столешницу. — Клаус… — счастливо выдохнула она и сильнее прижала его к себе, когда он зацеловывал ее шею, — прости меня. Анна вдруг отпрянула и, взяв в руки его лицо, внимательно и жалостливо взглянула в его синие, затуманенные от желания глаза. — Я так люблю тебя, мой дорогой, — нежно прошептала Анна и поцеловала его в уголок губ. Ягер, ощутив почти физически ее раскаяние, еле удержался от облегченной улыбки. Однако вмиг собрался и обиженно опустил глаза. — Ты была так жестока со мной… — досадно оповестил он и вздохнул, — что я пережил здесь без тебя? Думал, что уж совсем тебя не увижу, ведь тебе со мной тоскливо. Ни раутов, ни прежнего титула… — Неужто ты подумал, что я тебя оставлю? — искренне удивилась она и неверяще усмехнулась, — И Ликси тоже? Из-за титула? Анна невольно прыснула со смеху, однако, заметив его поникший и серьезный вид, стихла. — Клаус, неужели ты так обо мне думаешь?.. Что я бы смогла? Ты думаешь, что я оставила бы вас? Как я могу, когда именно вы — лучшее, что со мной случалось. Никто в том идеальном, светском мире не сделал меня счастливой, как ты одним лишь своим появлением. И я так хотела от тебя ребенка. Только от тебя… Ягер, зачарованный ее откровением, глядел на нее ласково, но не мог пошевелиться. Ему на мгновение показалось, что он ее не понял или не расслышал и ему кажется. Анна лишь ласково погладила его по волосам и, вновь прильнув, зацеловала его шрамы и лицо. Ее прикосновения были нежными и такими одурманивающими, что Ягер вмиг захмелел и без коньяка. А Анна продолжала ласкать его губами, пока он не прижал ее к себе и крепко поцеловал. У него хватило сил на нежность, и им овладела неистовая страсть, которая все жила в нем, лишь несколько усмиренная ее отношением. Ягер нехотя разорвал поцелуй из-за нехватки воздуха и с улыбкой прошептал: — Я больше никуда тебя не отпущу. Будешь дома… — отдышавшись, продолжал он, — И я не позволю тебе так со мной говорить. Анна выдохнула и улыбнулась в ответ: — Да? — соблазнительно приблизившись к нему, она увидела и его порыв, однако лишь дразнила легкими поцелуями в уголки губ, — Тогда научи меня быть хорошей… Ягер засмеялся хриплым от страсти смехом и тотчас припал к ее губам. А дальше он не помнил, как и она. После, уже уставшая лежа у него на груди в спальне, она вспоминала море поцелуев и помутнение. Помутнение… Полыхающие чувства друг к другу захлестнули их и нежных взглядов и ласковых поцелуев оказалось мало. Обычно Ягер старался обходиться с ней нежно и пылко, но болезненная страстность, которую он был не в силах сдержать, вырвалась и обрушилась на нее хищной лавиной. Разумеется, Ягер раскаивался, особенно когда заметил синяки на ее хрупком теле и извиняющееся ласково целовал их. Но для Анны они вовсе не имели значения, ведь она даже не заметила, как получила эти синяки, полностью тогда растворенная в удовольствии. Она не помнила, что произошло, только чувствовала. Ягер был дерзок и позволил себе помучить ее. Впрочем, он знал, что Анна обожала изнывать от напряжения и мучал ее дольше, несмотря на свое пылающее желание. В конце концов, он ждал ее мольбы и раболепного взгляда, заволоченного страстью, после которого тотчас бы удовлетворил их обоих. Но Анна ждала. Ягер видел, как напряжена ее спина, соски закаменели, и он посасывал их как леденцы и испарина выступила у нее на лбу. Анна вся пылала, но не просила. Сначала Ягер разумел, что вновь из гордости, но ее поцелуи были слишком нежны, а движения — послушны. Но правда лежала на поверхности, которую Анна сама и попросила: — Клаус, — судорожно начала она, — скажи, что любишь меня… Он после удивлялся такой мелочи, ведь никогда не обделял Анну в этом чувстве и напоминал, порой даже назойливо, как он думал. Однако только теперь понял, что ей было необходимо услышать эти слова так же важно, как и ему их сказать. Анна глядела на него умоляюще и где-то в глубине ее взгляда он прочел все ту же неуверенность, что была и в нем самом. Ягер нежно погладил ее по волосам и улыбнулся своей самой любящей улыбкой: — Я люблю тебя, милая. Анна широко улыбнулась в ответ, и глаза ее вновь помутились от страсти и расслабились. — Я хочу, Клаус, — прошептала она у самых его губ, — не могу больше ждать. Не мучь меня… Возьми. Ее нежный шепот добил его затуманенное сознание, и Ягер шире раздвинул ее бедра. А после лишь острое удовольствие, которые длилось, по его и ее ощущениям, бесконечно; ее громкие стоны, которые Анна старалась глушить и в порыве прикусила ему плечо; его прерывистое дыхание и лишь единственное желание — оказаться в ней до упора; ее поцелуи в шею, от которых он сильнее рычал, и его расцарапанная спина и взмокшая макушка. Анна кончила первой, — Ягер джентльмен и всегда пропускает даму вперед — а за ней уже и он. Удовольствие было сокрушительном и почти невыносимым для их тел, которое убило их. Они рассыпались, как песок. Бедра Анны до сих пор подрагивали, и она почти упала на него в бессилии. Ягер, тяжело дыша, удерживал ее и, еще оглушенный блаженной пустотой от произошедшего, не понимая, совсем в забытьи, поцеловал ее в висок: — Любовь моя… — слабо прошептал он и, подхватив ее под бедра, понес в спальню. Анна, утомленная ласками, лишь довольно улыбалась, когда Ягер аккуратно положил ее на постель и лег рядом. Не говоря ни слова, она вмиг перебралась к нему на грудь и удобно расположилась, уткнувшись ему в шею. Его рука вскоре легла ей на спину, ближе к растрепанным волосам, которые свисали с ее плеча. Любивший перебирать их, он принялся и теперь. Еще не отошедшая от опьяняющего удовольствия Анна, совсем успокоилась под его успокаивающими движениями и не заметила, как задремала. Она думала, что проспала немного, однако на часах уже был полдень. Проснулась Анна с внезапной тревогой в одинокой постели и жестоко разочаровалась. Разумеется, Ягер принадлежал лишь ей, и она знала это, однако до сих пор ревностно относилась к его неожиданному отсутствию. Где он сейчас, раздраженно подумалось ей. Но раздражение тотчас улетучилось, вспомнив она о Ликси, и вновь всколыхнула тревога. Мой мальчик, думала она, когда поспешно оделась и направилась в детскую. Однако никого там не обнаружив, Анна, уже серьезно обеспокоенная, спустилась по лестнице и там же замерла от увиденной сцены: Ягер внимательно следил за сидящим на детском стульчике Ликси, который с унаследованным от отца упорством, аккуратно водил маленькой ложечкой в тарелке супа. Анна, зачарованная зрелищем, невольно улыбнулась и вскоре обнаружила себя. Ягер, завидев ее на лестнице, улыбнулся в ответ: — А вот и мама, — радостно оповестил он Ликси, и тот повернулся. Анна спустилась к ним и, подойдя к сыну, поцеловала его в макушку, а потом и Ягера. — Мама, — повторил Ликси с привычной русской твердостью и улыбнулся улыбкой отца. И Ликси разговорился на русском, по-детски ломая некоторые сложные в произношении слова. Анна отвечала и улыбалась, а Ягер, вздохнув, по обыкновению своему, ощутил себя лишним и одиноко проговорил на немецком: — Когда-нибудь я к этому привыкну… — Посмотрим, что ты скажешь, когда Ликси подрастет, — ответила Анна. — Мы с ним договорились, — кивнув сыну и дождавшись его ответного радостного кивка, Ягер улыбнулся от умиления и продолжил, — с мамой — на русском, с папой — на немецком. — Да, но… Ликси еще совсем маленький. Пусть говорит на каком хочет. Ягер взглянул на Анну с ее невинными глазками и, раскусив расчет, лукаво улыбнулся: — Я знаю, Анна, русские всегда что-то задумали, но тебе это не удастся. В Ликси течет и немецкая кровь. — О, — шутливо закатив глаза, ответила она, — а ты не упускаешь возможности об этом напомнить. — Конечно. Наш сын соединяет в себе одни из самых благородных кровей немецкой аристократии! — …о которой, я надеюсь, он не узнает, — добавила Анна серьезно, — для его же безопасности. Ягер вмиг сник и тяжело кивнул. Ликси, все это время внимательно следивший за родителями, порой улыбался, а потом хмурил бровки, когда Анна возражала Ягеру, и, уже не вслушиваясь в возобновившийся между родителями разговор, после недолгого молчания радостно изрек: — Тилике! Они резко обернулись на улыбающегося Ликси, и Ягер со вздохом ответил: — И к этому я тоже когда-нибудь привыкну…От автора
Решила под мое небольшое «от автора» не выделять отдельную главу, поскольку писать решительно мало. Наконец, я рассказала Вам, дорогие читатели, эту историю до конца. Признаться, я планировала ее совершенно другую, в противоположном направлении развить, однако меня, как всегда, понесло и получилось то, что получилось и больше четырехсот страниц… Хотя перед написанием этого фанфика, я планировала объем меньше предыдущего, ну, да ладно… Конечно, я спешу поблагодарить Вас, друзья, что прошли вместе со мной этот непростой путь и читали эту тоже непростую историю. Мне очень приятно было видеть Вашу обратную связь и, не побоюсь этого слова, целые рецензии, которых не найдешь даже на LiveLib. Наверняка у Вас возникнет вопрос о возможных новых работах, но ничего сказать не могу. У меня есть идея, но она совершенно сырая и непродуманная, а превращать, возможно, действительно неплохую задумку в подобие «Стоя на обломках», которая, откровенно говоря, неудачна во многих смыслах, я не хочу. Помимо этого, после «Как на войне» я вовсе хотела завершить свое творчество, поскольку