Память

      Роберт впервые сам должен был сделать это. Это было сложное, ответственное и очень взвешенное решение, на обдумывание которого ушло полночи. Смит из-за этого даже решил всего две задачи минувшей ночью, хотя должен был сделать минимум штук восемь. Слишком часто глубоко погружался в свои мысли, пытаясь понять собственные ощущения, но каждый раз это заканчивалось оглушительным провалом. Шатен злился, ужасно злился, даже не смог утром позавтракать: кусок встал поперёк горла. Тогда Роб ушёл в школу на голодный желудок. Был непривычно молчалив с Эдисоном, чего блондин не мог не заметить. Всё-таки меньше трёх слов в секунду от Смита – считай, что гробовая тишина. Томас долго и чутко за этим наблюдал, как обычно, не говоря ни слова. Ему нужно было лишь немного времени, чтобы обмозговать всё как следует и прийти к выводу о причине беспокойного поведения Роба. Слишком задумчивого. Тем более Смит часто оглядывался по сторонам, пока в конце концов не оставил блондина одного. Томас не пошёл за ним. Знал, что не нужен.         – Эй, сегодня после школы ты, я, – Роберт немного дал петуха, тут же прокашлявшись. Он стоял сбоку от Бет.         Девушка, услышав знакомый голос, тут же обернулась и неловко улыбнулась. Смит, как всегда, не терпел возражений.         – Вообще, у меня сразу после уроков дополнительные занятия, – начала было школьница, но шатен тут же нахмурился, перебив её.          – Перенеси, – Роб скрестил руки на груди. Взгляд его лиловых глаз стал пронзительным, но притом зрачки его чуть-чуть подрагивали, а на рубашке остался еле заметный влажный след от пальцев.         – Я постараюсь. После уроков?         – Да, – бросил в ответ Смит, снова принимая более уверенное положение, уперев одну руку в бок, а вторую безвольно повесив. При этом уголков его губ снова коснулась горделивая холодная усмешка, а взгляд перескочил на собственные ногти, будто в них действительно было что-то важное.         – Хорошо. Тогда увидимся.         – Увидимся.         Роб длинными поспешными шагами мерил коридор, взглядом ища Эдисона. Без труда нашёл его белобрысую макушку и тут же рванул сквозь школьников вокруг, чтобы как можно быстрее добраться до друга. Облегчённо обнял его за руку, прилипая мгновенно, как пиявка. Том цыкнул, но сделать ничего не мог, просто продолжил смотреть в книгу, которую держал в свободной руке.         – И что? Пойдёт? – как бы между делом бросил Эдисон, который всегда был внимателен и, несмотря на очки, видел гораздо больше, чем Смит мог себе представить.         – Как она может не пойти со мной?! – Роберт сделал ударение на последнее слово, чтобы подчеркнуть: никто бы в здравом уме не отказался.         – Как знать, может ты не в её вкусе, – улыбочка коснулась уголков губ блондина, глаза его смеялись.          Роб взъерепенился мгновенно. Он запищал, несколько раз слабо ударяя друга в бок и в плечо, продолжая причитать о том, что Томас его совсем не ценит, что они после такого не друзья, и вообще, Том – хам последний, который не знает никакого приличия. Блондин лишь усмехнулся.          Уже вот-вот должен был начаться последний урок. Они с Томом топали по коридору. Смит с самого утра чувствовал себя немного пьяно от недостатка сна. Мысли двигались вяло и немного хаотично. Это было неудивительно. У шатена уже такое бывало, даже не раз. Лёгкое головокружение, ноющие конечности, ломящая боль в спине. Роб уже настолько привык к ним, что они даже приносили какое-то смутно-приятное ощущение жизни. Будто напоминали, что Роберт всё ещё ходит, дышит, всю ночь старательно работал над задачами, а не провёл её впустую, во сне, как все остальные.          Неожиданно у Смита заложило уши. Он не мог осознать, в какой именно момент это произошло, так что нахмурился, когда понял, что всё вокруг как-то резко притихло, будто в уши ему вставили пробки, а воздух стал каким-то густым и тёплым, спёртым, очень противным, но при этом совершенно безвкусным. Свет и до этого казался немного резким, но теперь, кажется, еле заметно мерцал, заставляя щуриться. Роберт не понял, что произошло, когда всё вдруг потемнело на долю секунды, а потом он уже лежал на полу с сильной болью в затылке.         N видел всю эту сцену со стороны так, как её пересказывал Робу Эдисон где-то полчаса спустя. Они шли рядом, и вдруг ноги Смита резко подкосились. С грохотом он так стремительно рухнул на пол, что Том даже не успел его подхватить. Он мгновенно обернулся и застыл на месте в шоке на невообразимо долгую секунду, прежде чем сам рухнул на пол коленями возле шатена, хаотично пытаясь придумать, что с этим делать. Школьники в коридоре сбежались на грохот, окружив их. Ещё несколько человек подошли ближе, раздавая советы, но растерянный Томас не стал их слушать. Руки его кидались туда-сюда, но он ничего не мог ими сделать, так что они превратились в бесполезные культяпки.          Всё, что мог сделать Эдисон, так это аккуратно приподнять голову Роберта, молясь на то, чтобы она не была разбита. Он аккуратно подложил раскрытые ладони, чтобы парень не лежал затылком на твёрдом полу. Не мог оторвать взгляда от шатена, хотя понимал, что должен что-то сделать, но не мог. Мог только с облегчением почувствовать, что крови на затылке нет.          Какая-то учительница растолкала подростков, пробиваясь к лежащему Роберту. Он уже открыл глаза и щурился, пытаясь понять, что произошло. Конечности не болели. Спина тоже. Уши не были заложены. Осталась только ноющая боль в голове, заставляющая скривиться. Роб даже не сразу заметил Томаса, нависающего над ним с обеспокоенным лицом. Когда заметил, понял, что лежит на полу. Попытался сесть, но учительница тут же закудахтала что-то невнятное, а Том принялся укладывать его обратно. Роберт не понимал, почему должен лежать на полу.         Наконец до них добежала медсестра. Велела осторожно посадить Смита, но без резких движений. Тот наконец додумался, что потерял сознание, идя по коридору. Роберт тут же сделал страдальческий вид глубоко больного человека, пожаловался на головную боль и головокружение. Блондин, уже сидящий рядом на корточках, держал Смита за плечи, не шевелясь, чтобы шатен точно не упал.         – Надо в медблок и домой, – кивнула медсестра.         Роберт не стал возражать, чтобы точно не спугнуть свою удачу. Горестно вздохнул, чуть пошатнувшись, вызывая у Эдисона очередной нервический порыв схватить шатена за плечи крепче. Тем не менее Томас удержался, видя, что пока Роб, кажется, падать не собирается. Учительница уже разгоняла подростков по классам, чтобы не толпились вокруг Роберта.         – Встать сможешь? – медсестра тоже бегло глянула, нет ли у подростка крови на затылке.         – Нет, – Смит отвечал глухо, не мотая головой, чтобы показать, как ему плохо.         – Том, ты его отнесёшь, – учительница отошла, чтобы позволить Эдисону со вздохом собраться и взять Роберта на руки.         – Тихо, тихо! Не вставай резко с ним! Нельзя же так резко давление менять! На целый метр!  – закудахтала медсестра.         Томасу пришлось напрячься, перехватывая друга поудобнее под коленями и спиной. Сам Смит оставался безволен, хоть и мог немного помочь другу, обняв его за шею. Продолжал корчить унылое лицо. Эдисон еле поднялся, напрягаясь. Блондину казалось, что сейчас ему самому станет плохо с такими физическими упражнениями. В конце концов, вес у них с Робертом был сравнимый.          Том никогда не ходил так быстро, как теперь. Он шёл длинными, раскачивающимися шагами, шумно дыша через стиснутые зубы. Роберту, конечно, было жаль друга, но он ничего не мог сделать с этим. До кабинета медсестры в итоге добрались невообразимо быстро. Там блондин поспешил сбросить свою ношу на кушетку.         – Молодец, молодец, Том, спасибо, – медсестра обошла подростка и взяла тонометр, чтобы померить давление Роберту.         Роб вытянул ноги, расслабленно валяясь. Ему даже нравилось.         – Что там случилось? – между делом она собирала анамнез.         – Ну мы шли, и он просто упал, всё, я даже не думал, – Томас развёл руками. Он и сам не знал, как объяснить, что произошло в коридоре.         – Спал сегодня сколько?         – Нисколько, – улыбнулся Роб, тут же одёргивая себя. Снова состроил грустную страдальческую мордашку.         – Бедный ребёнок, ну как можно столько заниматься, надо же спать, надо. Без сна нельзя. Даже если уроки делать не успеваешь, надо спать. Такое уже было?         – Не-ет, – протянул Роберт, старательно пытаясь задержать дыхание или сделать что угодно, чтобы давление точно оказалось неправильным.         Женщина посмотрела на показания и покачала головой.         – Низкое, низкое давление, нельзя. Надо домой и что-то сладкое съесть, и сразу спать. Тебя родители могут забрать?         – Я отведу его, – тут же вмешался Эдисон.         – Давай, давай, только пусть минут десять полежит, а то может сейчас опять плохо станет.          Губы Роберта дрогнули в улыбке, но он тут же снова приложил усилия, чтобы сохранить лицо перед чутким другом и врачом. Том тогда действительно отвёл его домой, благо матери там не было. Накормил и уложил спать, а сам свалил в закат под провожающим взглядом Смита из окна.         Шатен стоял перед ней. К своем удивлению снова чувствовал замешательство. Будто не мог принять важное решение. Слышал какую-то пустую болтовню, собираясь с мыслями и не запоминая, о чём говорила Бет. Вдруг прервал её рассказ, скользнув кончиками пальцев по щеке девушки, а своими губами резко накрывая её, втягивая в первый неловкий и спонтанный поцелуй. Бетти, похоже, чуть не упала в обморок. Её щёки резко покраснели, она рефлекторно вцепилась в плечи парня, чтобы не упасть. Смит принял это прикосновение за разрешение, так что продолжил поцелуй ещё секунды на две, прежде чем оторваться. Его щёки тоже немного покраснели. Девушка смотрела на него до того счастливыми и влюблёнными глазами, что Роберт даже не знал, что ему следует сказать теперь. Поэтому он просто оставил её на пороге дома, а сам поспешил скрыться в темноте по пути уже к себе домой.         Это короткое воспоминание было даже не о первом в жизни поцелуе Роберта. Он не был первым. Подросток уже делал это на вечеринках, когда был вусмерть пьян, более того, он делал нечто гораздо более пошлое, чем какие-то невинные поцелуи. Но отчего-то именно теперь Смит почувствовал смущение, почувствовал что-то совершенно другое, что-то такое, от чего ему хотелось скорее сбежать и спрятаться, чтобы не смотреть больше в глаза этой глупой девчонке. Она что-то сделала с Робертом. Что-то такое особенное ему сказала, что-то особенное показала, что Смит задохнулся и утонул, не в силах всплыть и не понимая, как это произошло. В какой момент всё это случилось? Что пошло не так? Когда он допустил оплошность? Когда он подпустил кого-то так близко? Пусть, не так близко, как Томаса, но Роб позволил себе продолжить с ней разговаривать. Несколько раз прогуляться с ней, один раз даже больше часа. Эта девчонка что-то ужасное сотворила с Робертом, из-за чего он начал проваливаться в свои мысли, увязая в них, будучи более не в состоянии сосредоточиться на условии задачи глубокой ночью. Это не так сильно ощущалось днём, но вот под покровом ночи Роб совсем потерял себя. Он не мог делать то, чем занимался обычно, не мог больше решать задачи до четырех утра, а то и вовсе не ложась, потому что отвлекался, ленился, углублялся в свои мысли и не мог придумать ничего достаточно остроумного и оригинального, чтобы решить задачу. Это убивало его изнутри, съедало, обгладывая кости, Роберт психовал и мучился, но не понимал, что это, что с этим делать, как жить теперь, когда он, очевидно, резко начал сдавать позиции, работая ощутимо меньше, чем раньше. Это пугало.         Смит снова уединился в школьном туалете. Руки у него тряслись до такой степени, что Роберт долго не мог достать лезвие из кармана, а когда достал – тут же уронил его на пол. Пока пытался поднять, несколько раз порезался, а оно всё лежало на плитке, не отрываясь. В итоге Робу с трудом удалось поднять железку, тут же, не рассчитав силу, махнув кончиком по коже на запястье, стискивая зубы. Не контролируя свои дрожащие запястья, начал наносить новые и новые увечья. Глаза его были влажными, но ни одна слеза так и не сорвалась с ресниц. Опомнился, когда увидел жирные капли крови, огромными бусинами наливающиеся на местах надрезов. Кожа вокруг казалась невозможно-бледной на фоне этих капель.         Роберт сунул лезвие в карман, тут же судорожно пытаясь придумать, что делать. Сердце забилось чаще. В этот раз он действительно переборщил. Стоит только наклонить запястье, и польётся кровь. Это не говоря уже о том, что рубашка испачкается и вряд ли отстирается. В общем, ситуация плачевная. Смит растерянно оглядывался по сторонам. Мозг его всё-таки не зря был обучен искать экстравагантные решения проблем. Подросток схватил рулон туалетной бумаги и принялся обворачивать его вокруг своей руки. Бумага сразу пропитывалась густыми каплями, но Роб сделал много слоёв и кое-как завязал что-то вроде узла, после чего быстро опустил рукав рубашки и застегнул манжеты, надеясь, что одежда выживет после такого приключения. Повесил рулон обратно, а сам взглянул на себя в зеркало. Поджал губы.          Из зеркала на него смотрел бледный подросток с чёрно-красными мешками под глазами. Такими невозможно-красивыми фиолетовыми радужками на фоне покрасневших белков глаз с лопнувшими сосудами. В помятой рубашке со странной формы рукавом на правой руке. С растрёпанными сухими волосами, торчащими куда угодно, но только не уложенными красиво. С облезающим лаком на ногтях. С подрагивающим телом и покрасневшими костяшками пальцев. Роб не мог оторвать взгляд от собственных глаз. Смотрел в них и не мог наглядеться. Простоял у этого чёртового зеркала в туалете минут пять, не сдвигаясь с места. В голове всё это время было совершенно пусто. Он не понимал, за что ему столько досталось. За что мир с ним так груб. Почему так противится изменениям, которые стремится привнести шатен. Почему лучи славы так больно бьют своего ребёнка, оставляя на нём клеймо ожогами. Смит не хотел больше, чтобы его знал хотя бы один человек в этой грёбанной школе. Даже учителя пусть бы лучше забыли его имя. И пусть эта глупая девчонка забудет его имя, потому что из-за неё у Роберта столько проблем, из-за неё всё пошло наперекосяк, из-за неё всё стало неправильно. Смит был в отчаянии. Тяжело дышал и пытался найти хоть одну причину, чтобы продолжать жить. Огромное количество чувств накрыло его исполинской волной, заставляя жалеть себя снова и снова, пытаться утешить, что весь мир вокруг плохой, а Роберт на самом деле хороший, просто злой дядя-мир не понял своего нелюбимого племянника и по ошибке решил его выпороть. Шатен тонул и задыхался, пытаясь заставить себя выйти из туалета и вернуться в класс. Знал, что уже скоро прозвенит звонок, что Эдисон непременно заберёт его рюкзак из класса и отнесёт в нужный кабинет, знал, что блондин не будет задавать вопросов и просто сделает вид, что всё хорошо. За те бесконечные мгновения, когда Том соглашался сыграть со Смитом в эту игру и принять на веру то, что всё замечательно, Роберт готов был отдать жизнь. Он не мог переоценить своего счастья от того, как друг мастерски замалчивал подобные моменты, делая вид, что ничего не видит, хотя, очевидно, понимал едва ли не больше, чем сам Смит.         Роберт с другого конца коридора увидел, что Том разговаривал с каким-то мальчишкой. Смит не мог вспомнить, чтобы видел этого наглеца раньше, но тут же рванул к ним через весь коридор, думая, что друга надо спасти. Когда подскочил, уже едва не вклинившись между парнями, вдруг услышал, наконец, фрагмент разговора. Они обсуждали видеоигры. Роб опешил. Отошёл на несколько шагов, точно зная, что Эдисон его уже видел. Точно зная, что Томас уже придумал, как объяснить этот разговор, уже точно придумал, что скажет, если Смит спросит. Поэтому Роберт не собирался спрашивать. Вместо этого он убежал как можно дальше. Если быть точнее, убежал в класс, запрыгивая на место, где они обычно сидели с Томом. Тут же помрачнел, как туча, судорожно пытаясь сообразить, почему блондин делает это. Поему разговаривает с тем мальчишкой. Почему не с самим шатеном. Почему ему мог понадобиться этот оборванец, если у него уже есть Роберт. Неужели Эдисон мог променять Роба на какого-то недоноска, вроде этого? На какого-то урода с помойки, который ни с того ни с сего вдруг решил, что имеет право разговаривать с блондином, тем более на такие темы. Смита убивало то, что друг решил оставить его. Сокрушённый этими тяжёлыми мыслями, Роб даже не заметил, когда подошёл сам предмет его обиды.         Томас перемещался, как всегда, бесшумной тенью скользя между учениками на пути к парте, которую занял Смит. Он точно знал, что никто больше даже не подумает сесть с этим чудиком, поэтому не торопился, идя в класс. Знал, что место всегда будет свободно. Да и вообще никто никогда не занимал их парту, все знали, что за этим столом всегда сидят двое чокнутых, которые вдвоём немало опасны для общества.         Том бросил свой рюкзак на парту, а сам уселся рядом с шатеном. Тот на секунду вздрогнул и тут же отвернулся, показывая, что не хочет видеть своего бывшего друга после такого предательства. Блондин достал все нужные тетради, ещё раз взглянул на Смита, подпёр ладонью подбородок, сидя вполоборота к шатену, и, наконец, спросил его.         – Ну и? – как всегда, расслаблен и отстранён, будто ничего не заметил.         – Что «ну и»? Что? Иди к этому своему… Я даже не знаю, кто это, вот к нему иди! – мгновенно вспыхнул Роберт, как спичка. Шатен тут же повернулся, чтобы видеть Эдисона, так нагло нарушившего хрупкое душевное равновесие друга.         – Зачем? – продолжал меланхолично Том, глядя на Смита почти со скукой.         – Тебе с ним больше нравится! Иначе бы ты с ним даже не разговаривал! – кипел Роберт, не сдерживаясь в своей досаде. На долю секунды замолчал, чтобы немного переключить тему. – У тебя же есть я! Зачем ты с ним?! – изнывал мальчишка.         – Он спросил, где дешевле купить игры. Я ответил. В чём проблема? – Том чуть приподнял брови, выказывая своё снисхождение к недоумку-шатену.         – А откуда он знает про игры?! – не унимался Роб.         – У меня на странице фото с плейстэйшном, интересно, откуда он знает, – вопрос явно был риторический, и Томас задумчиво нахмурился, заглядывая куда-то на потолок, а сам почесал чуть-чуть подбородок, чтобы отразить тяжёлую работу мысли.         – Ну и общайся тогда с ним!         – Опять двадцать пять, – послышался вздох.         – Честно только про игры? – притих Роберт.         – Да.         – Ну хорошо, – Смит тут же обнял руку Тома, в очередной раз прижимаясь к ней на долю секунды. Ему, в сущности, было плевать на то, кто и что про это подумает. Должны были, в конце концов, уже сто раз привыкнуть.         Вокруг было очень темно. Роб пробирался через кучу школьников. В пиджаке было не очень удобно, да и галстук не слишком приятно сдавливал шею, но Смит только одёргивал удавку и оглядывался по сторонам, хмурясь. Заметил такую знакомую и родную белобрысую макушку. Тут же метнулся к старому другу, обнимая со спины на пару мгновений, прежде чем растянуться в широкой приветственной улыбке. Она быстро сменилась выражением разочарования, когда шатен заметил, что Томас пришёл совсем не нарядным. В какой-то сереющей рубашке, в обычном чёрном пиджаке и брюках. Слишком просто, слишком скучно и безвкусно. Роберт не мог себе простить того, что не доглядел за блондином, раз тот позволил себе прийти на выпускной в таком унылом виде, ещё и с лицом-кирпичом, впрочем, без него подросток вообще не выходил из дома. Роберт уже даже хотел было начать ругаться на Тома, что тот так скучно оделся, как услышал очень нелестный комментарий в свой адрес.         – Ха-ха, чекай, я же говорил, что Педисон сегодня танцует со Спидом, с тебя сотка, – очевидно, парни обсуждали именно их.         – Эй вы! – Роберт резко развернулся к ним, скалясь. Эти слова мгновенно вывели подростка из хрупкого душевного равновесия.         – Роб!         Тем парням повезло. Из толпы вынырнула Бет, окликнув шатена. Уже давно ни у кого не было сомнений насчёт того, что Смит пристал к этой девчонке, но отчего-то до сих пор все искренне считали своим долгом обсудить то, как скоро Роберт забудет об этой дурёхе и перейдёт к следующей. Несмотря на злые языки, постоянно обсуждающие бурную несуществующую половую жизнь Роба и Бетти, многие одноклассники и знакомые считали, что на выпускном танце Смит всё же будет с Томом, потому как к этому очкарику шатен клеился, пожалуй, гораздо сильнее, чем к девушке, хотя её не раз прилюдно целовал и пару раз даже лапал (после этого и пошли разговоры о том, что девчонка наверняка уже была Смитом не раз пользованная, потому что не мог такой кутила так долго воздерживаться, очевидно).         Эти двое друг друга прекрасно дополняли. Роберт нашёл себе фиолетовую рубашку с блёстками, которые очаровательно отсвечивали, дополнил образ тёмно-синим пиджаком с брюками и красным галстуком. Смит просто не мог позволить себе не использовать в образе хотя бы один аксессуар горячо любимого красного цвета. К вечеру он отлично подготовился. Туфли его блестели, волосы были многократно вымыты и уложены до идеала, а ногти обработаны почти профессионально, ведь с ними подросток провозился много часов, делая тёмную поверхность совершенной, гладкой и блестящей.          Спутница шатена тоже долго собиралась, готовилась к долгожданному выпускному вечеру несколько недель, планируя свой внешний вид. Рядом с Робертом она должна была выглядеть идеально. Так, чтобы он не мог оторвать взгляд от её фигуры, чтобы не смог даже обернуться на другую девушку, коих, разодетых и накрашенных, Бет не сомневалась, будет целая прорва. Она заранее узнавала у шатена, как тот будет выглядеть, и они советовались, чтобы их образы подходили друг другу. Конечно, решал Смит, сразу высказавшись о том, что ему нужно дополнение к фиолетовым радужкам. Рубашку себе выбрал давно, а вот девушке пришлось поискать себе лиловое сверкающее платье. Обнажавшее плечи, полупрозрачное на коротких рукавчиках, обтягивающее талию и подчёркивающее счастливый блеск её собственных глаз, это платье показалось идеальным даже Роберту. Он не мог представить, чтобы Бет пришла на выпускной в чём-то другом. Нет, она должна была идти только в этом. Причёску выбирала долго, пока не остановилась на высоком хвостике на фиолетовой резинке. Чёлку старательно укладывала, чтобы пряди легли по лицу идеально, делая его черты более изящными и аккуратными. На ноги всё-таки надела золотистого цвета туфли, отдав дань своим такого же жёлто-золотого цвета глазам.         Вдвоём они, несомненно, смотрелись как идеально подходящие друг другу половинки одного целого. Они блестели и светились не только из-за одежды, но и из-за собственных чувств и поведения. Роберт научил девушку погружаться с головой в их маленький общий мир, закрывая глаза на людей вокруг, забывая об их существовании. Каждым мгновением они наслаждались вдвоём, разделяя каждый вдох, не отрывая взгляда друг от друга и не прекращая двигаться.          Нет сомнений, этой «дурочке» завидовали. Завидовали страшно, но другие девушки уже понимали, что момент безвозвратно потерян. Школа окончена, больше они не смогут ловить взгляд шатена в коридоре, больше не смогут отвечать на его обворожительную улыбку, больше не смогут обсуждать между собой то, как правильно привлекать внимание Смита. Несомненно, он пользовался большой популярностью из-за своего экстравагантного поведения и ярко выраженного эгоизма, от которого юные девушки, пересмотревшие множество романтических сериалов о подростках, были готовы чуть ли не драться за то, чтобы получить хоть каплю внимания со стороны Роберта. Он точно оказался в нужное время в нужном месте, получив в их глазах почти божественный ореол.         Они неотрывно смотрели друг на друга и чувствовали на себе чужие взгляды. Другие «мужественные» придурки знать не знали, как надо танцевать. Девушки пытались вовлечь их в этот поток, звали погрузиться в музыку, но те отказывались с завидным упорством, потому что буквально не могли ничего, кроме как стоять, покачиваясь под медляк. Роберт же снова захватывал десятки сердец, кружась с Бет прямо посреди танцпола и не смущаясь своих свободных, естественных и изящных движений, позволявших кружить свою спутницу в красивейшем танце. В этот момент Смит улыбался только ей. Вся его очаровательная улыбка была посвящена Бетти. Её глаза счастливо сияли в ответ. Она сама не могла сдерживать своего счастья. Улыбка расплылась на всём её лице, брови складывались трогательным уголком, девушка смотрела только в фиолетовые глаза напротив, старательно делая новые па, почти не замечая собственных движений, зато отлично ощущая каждое прикосновение возлюбленного, который то подхватывал её за талию, то обнимал за плечи, то нежно проводил кончиками пальцев от кистей рук до самого подбородка, то отдалялся в танце, то снова приближался, не переставая касаться Бет. Он держал её за руку всегда, как бы далеко им не пришлось разойтись в новой фигуре. Он продолжал держать её, перехватывать, но ни на единую секунду девушка не оставалась без поддержки Смита. Он заражал её своей искренней уверенностью в себе, своими бездумными свободными движениями, своей чарующей улыбкой.          На их пару смотрели почти все. Никто не мог повторить их танца. Танца счастья, танца юности, танца искренности. Вдвоём они заняли весь воздух, что был в зале. Их движения были в каждом мгновении, они кружились, не переставая, давно потеряв счёт времени. Роберт не смел взглянуть на других девушек в этот вечер. Он безотрывно наслаждался тем, что смотрел на свою спутницу, позволяя себе лишь изредка моргать. Смит двигался так непринуждённо, словно делал это сотни сотен раз. Он сова погрузился в омут с головой и наслаждался собственным телом, происходящим вокруг, наслаждался тем, что видел, тем, что целиком растворился в музыке, позволяя ей вести себя. И Бет погружалась в этот омут вместе с ним.