скелеты из табачного дыма

В магазин неспешно заходит Ди в сопровождении некой девушки, чьё имя не было известно шатену. Да и скажем прямо вряд ли это вообще волновало Чеса. Везунчик вяло оборачивается на блондина, машинально затушив окурок и бросив его в пепельницу, где лежали десятки таких же обугленных средств медленного самоубийства. Но флегматик из семейства его лучшего друга мигом отошёл на второй план. Взглянув на макушку брюнетки, стоящей спиной к тому, разглядывая полки с дисками, укрытый волною дежавю музыкант будто бы выпадает из реальности. Вспышки моментов из прошлого крутятся перед глазами с бешеной скоростью, окуная Чеса в то непростое время вновь. Она выглядела точно также, такая же болезненная худоба, чёрный топ лишь их приличия призванный прикрыть дар природы, джинсовая куртка, что наверное была трофеем от такого же, ранее явившегося в ее жизнь, беззаботного музыканта, висящие на тонком теле штаны и длинные, смоляные, словно воронье крыло, волосы. Хоть в самом деле тогда для юноши это не было важно, будь она хоть кем, полюбил он не ее, а зависимости той. До неё у Чеса были десятки, а то и сотни таких же, с кем он делил мимолетное страстное желание, о котором забудет через пару дней. Та не была посредственностью, но за свою жизнь уже тогда зеленоглазый видел не одну такую. Возможность смерти от передоза в богом забытом переулке была столь близка. Вот уже и пред глазами в редких моментах трезвости мелькают картины гниющего трупного тела, источающего ужасные зловония, привлекающие множество насекомых. Ее имя спустя столько лет затерялось в голове среди точек кладов и притонов. Лишь ее очи, голубые, цвета неба, глубокие как океан и прочие лестные эпитеты, все это относилось к ним. И всегда, всегда расширенные зрачки, думается, чистой та не была лет так уж 5. Быть может, хоть она и была можно сказать обречена на такую судьбу, музыка могла хотя бы на миг отсрочить этот момент. Вот ирония, любой расклад ведёт к минусу, только жертвы меняются местами. Лет эдак 25 назад все происходило. Солнце пробивается в тесную и душную комнатушку сквозь занавески, освещая бардак, что нарисовался за ночь. Чувствуется, что даже за этот неопределенный период сна, табачный дым все ещё не выветрился. Вещи, разбросанные по мелкому помещению, где кажется только пару часов назад раздавались томные вздохи и звучные стоны, источают не сказать что приятные ароматы, сопровождающие каждую из таких ночей. Это уже приевшиеся до головной боли запахи «бурной молодости» — сигарет, пота, дешёвых духов и пустых обещаний, мимолётно растворяющихся в тумане пьяной ночи. Уже привычно было во мраке читать посредственные речи о вечной и кристально/девственной любви, а повстречав первые лучи солнца на заре, собирая всю мелочь, что могла бы напомнить о собственной личности, трусливости бежать, зная что этот раз далеко не последний. До скрежета зубов знакомая «незнакомка» вяло ворочается во сне, закидывая ногу на тело везунчика, что тоже не торопится включаться в бурлящий котёл отвратительных событий, называемый жизнью. Одной только судьбе известно сколько проходит после этого. Наконец оба просыпаются, сопя и кряхтя, сонно потирая слипающиеся очи. Нелепый хохот, разговоры ни о чем, ложь о личной жизни и прошлом, пустая лесть — все это сопровождает очередное похмельное утро. Девчонка встаёт без тени стеснения, кажется, за ночь все это напускное стеснение давно испарилось. На обнаженной спине зияют шрамы, откуда они и прочая бесполезная информация уже давно забыта Чесом, запоминал б он истории всех таких девушек на ночь — голова бы взорвалась словно воздушный шарик. Брюнетка спешно одевается, натягивая разные носки, попутно выливая на фронтмена группы очередную порцию глупых бесед, нужных лишь для того, чтобы разбавить прострацию, что оба по сути испытывали друг к другу. Оставив сумку, будто бы отпечаток в памяти, девушка скрывается за дверью, проронив лишь одну фразу, что уж точно была правдой. — Я ещё вернусь, так что это, шмотки не проеби мои. Она уж точно ещё вернётся, только не в эту квартиру, а лишь в воспоминания. Проходят дни, недели, а в стенах жилища музыканта уже давно мелькают новые лица, которых уж точно не волнует нахождение в помещении чьей-то женской сумки. По прошествию месяца, а может и больше, Чес вновь выпроводив очередную пустышку, заходит в комнату. Взгляд с трудом фокусируется на этой глупой безделушке, чью владельцу тот уже позабыл. Роясь в чужых бесполезных вещах, толи от скуки, толи в надежде найти нечто стоящее, руки парня цепляются на холодную, кожаную обложку. Разглядывая находку, которой оказался паспорт, зеленоглазый наконец тупо глядит на фотографию с документа «незнакомки». Слабая улыбка, расширенные зрачки и эти чертовы чёрные волосы, ее образ, что тогда ещё мог быть утерян в память, четко отпечатывается в памяти. Ненужно быть интеллектуалом чтобы понять, что даже столь ветряная особа ушла бы из жизни музыканта, оставив собственные документы удостоверения личности. Думаю, судьба ее была очевидна, так что оставленный паспорт в доме не первого безымённого для той парня это единственный след в мире, что остался от безнадёжной зависимой в этом бренном мире. От такого осознания Чеса будто холодной водой окатило. Вот наяву с девушкой, с судьбой которой нелепым образом переплелись на миг воспоминания парня, произошло то, что совсем скоро ждало и его самого. Возможно, если бы не это происшествие, шатен так бы и остался в памяти людей быстро сгинувшим наркалыгой, способным завершать начатое до конца. По сей день неизвестно ни ее имя, ни место, где потихоньку гнило ее тело, ни факт нашли ли ее труп. Ее наследием в этом мире остаётся фронтмен, что чудом завязал с веществами, благодаря ее смерти. «Он полюбил не ее, он полюбил ее зависимости»