***
1996. С самого утра всё шло отвратительно. Мисти отпугивала Пэгги одним своим присутствием, поэтому у неё совсем скоро пропало желание пытаться добраться до истины. Она не славилась среди людей, что быстро сдавались, но иногда ей не хватало одобрения, чтобы пуститься в путь, покорить все вершины ради одного только принятия. Слово само по себе было очень неприятное. Принятие. Какое-то несуразное, словно ненастоящее. Если так подумать, оно и олицетворяло все эти качества. Ведь Мисти хотелось, чтобы кто-то принял её, но это было так аморально для остальных, что вряд ли когда-нибудь могло осуществиться. Даже когда она стала подозревать, что вот-вот кто-то действительно сделает это, жизнь послала ей в лицо самый смачный плевок. Когда Мисти услышала разговор Ван и Пэгги, сердце её рухнуло на землю и было раздавлено. Они отзывались о ней, как о вещи. При чём, как о самой неприглядной кофточке, которую носить можно было только для того, чтобы не было холодно. От этих мыслей Мисти хотелось провалиться сквозь землю, но она всякий раз продолжала терзать себя ею. Неприглядная кофточка... Вот кем ты всегда была, Мисти. Немодной вещицей, заброшенной в шкаф, переданной из рук в руки. Ты могла бы отдаться одному, потом второму и третьему, подарить им тепло, но не заслужить симпатии. Потому что со временем ткань бледнеет, швы расползаются, нитки торчат ото всюду. И кофта, среди сотни других кофт, остаётся никому не нужной, потому что легче купить вещь покрасивее. Так случается. Бывает, что на такую, даже не очень уж уродливую вещицу не найдётся хозяина. Может, она могла бы и послужить ещё долгое время, наложи лишь пару заплаток, да подстрочи швы. Но все, конечно, смеются над трудностями. Ведь зачем бы кому-то нужна какая-то дурацкая кофта? Зачем пытаться дать жизнь тому, что уже мертво? Так и с Мисти. Она, наверное, убила себя ещё очень давно. Когда позволила трепать себя, как предмет одежды, который надевают только по необходимости, который неприятно колется и хрустит нитками. Мисти создана из общественных осуждений, девственной неуверенности и неоправданных ожиданий. Она, как ей кажется, настоящая, но всё равно такая неверная. Мисти прячется с головой под одеяло, чтобы не слышать постороннего шума, чтобы крепко зажмурить глаза и не видеть силуэты монстров. Она считает до десяти, а когда скрипит дверь в хижину под чьим-то давлением, то мешается со спящими девчонками и затихает. Ей нравится играть в молчанку, когда её язык отдыхает от вечных разговоров. Особенно, если в один из таких моментов, можно притвориться мёртвой, задержать дыхание и остаться одной. Хотя, когда ты и так одинока, кто будет тебе в этом мешать? Пэгги будет. Пэгги стоит долго и пристально смотрит, зная, что кудрявая макушка не покажется из-под одеяла и не заговорит с ней. Мисти страшно, обидно и, наконец, больно. Она лежит так, дышать под одеялом очень тяжело, но не так тяжело, как посмотреть в глаза океану и захлебнуться. Мисти, к сожалению, плохо плавает. И океан отходит. Океан ложится подле Лотти и Натали, где ещё притеснится Джеки, и больше не смотрит на Мисти. Он весь был, как будто для неё, но сейчас-то Мисти поняла, что океан нельзя было уместить в ладонях. А ещё у неё были слишком маленькие ручки. На утро следующего дня, казалось бы, ничем не примечательного, но какого-то серого и тоскливого, Мисти набралась смелости, чтобы(как она думала) высказать Пэгги за эти жестокие усмешки, сопровождаемые долгим молчанием. Она даже построила в голове чёткий план того, что именно скажет ей, и это было, как ни как, очень даже смело и дерзко. Мисти всегда равнялась на дерзких, но с её ростом и внешним видом это выглядело скорее смешно, чем опасно. Да и, если переходила черту, то отделывалась она обычными упрёками в безумстве и намёками обратиться к психиатру. Мисти была далеко не молчаливой девчонкой, это было известно давно, поэтому она и не трусила иной раз поспорить или отразить нападение. Но иногда её заставали врасплох те моменты, когда не было возможности даже поддеть собеседника, из-за того, что она просто не могла найти слов. В этой ситуации Мисти чувствовала себя подавленной и нелепой. Ей не казалось, что она сможет держать себя в руках, пока слова будут литься с её губ. Скорее наоборот: Мисти упадёт на пол, точно в лужу грязи, и горько заплачет, потому что она так сильно злится; ей так сильно больно. Пэгги не оказалось на улице, поэтому Мисти потребовалось обойти хижину и заглянуть в одну из немногих комнат, где она и была. Она читала «Над пропастью во ржи», и её покрытые морской пеной глаза бегали со строчки на строчку. Однако, стоило Мисти появиться в комнате, как Пэгги отбросила книгу и вскочила на ноги. — Мисти, — замечает она так холодно, как позволяет её голос. — Зачем ты это делаешь? — вопрос почти сбивает Пэгги с ног, потому что Мисти не хочет, не может церемониться. — Я чем-то тебя обидела? Пэгги тяжело сглотнула и постаралась оправдаться, но поняла, что ей вдруг стало страшно. Будто самый грязный секрет всплыл наружу. Лицо Мисти всё стало каким-то каменным, она была бледнее мела и смотрела так, будто боль её была не только где-то в душе, но и в её теле. — Сначала игнорируешь меня целый день, потом эти шутки с Ван... если ты хочешь меня таким образом унизить, вышло отлично! Но, пожалуйста, просто скажи, что я сделала не так! Пэгги не нашла ничего лучше, чем взять её за руку и постараться завоевать доверие. Что ж, это было так же сложно, как и самой довериться людям. — Пожалуйста, послушай меня. Лимит слов в Мисти был исчерпан. Она не продумывала, что скажет на случай, если Пэгги ответит именно так. Поэтому её застали врасплох и прикосновения, и почти спокойный тон собеседницы, и то, что она сказала. Мисти покорно свалилась на кровать, чувствуя, как ей в задницу прижалась пружина старого матраса. Пэгги села рядом с большей грацией, словно облаком приземлилась на землю. — Ван вчера перегнула палку и начала шутить всякое. — Уж это я помню, — пробубнила Мисти и сжалась. Пэгги с какой-то осторожностью гладила её руки. — Я не хотела обидеть тебя, когда избегала. Просто есть некоторые вещи, которые пугают меня. — Я боюсь, что мама узнает, что я прячу конфеты под кроватью и ночью их тайно ем, — сказала Мисти так, словно это чем-то могло помочь, — с пяти лет ещё. Бояться не стыдно... Она поразилась, как сильно ей захотелось сейчас подбодрить Пэгги, несмотря на свою обиду, которая была самой обоснованной и не глупой. — Нет. Мисти, это абсолютно разные вещи. Я не хочу, чтобы ты думала, что я больная... — Про меня так частенько говорят, — задумалась девушка и прищурила свои букашечьи глаза. — Вряд ли я тот человек, кто станет так думать? Пэгги вздохнула, медленно кивая. — Хорошо. Но это не единственная причина. — Пэгги, — настояла Мисти, сжав её руку. — Пожалуйста, меня изводит то, что ты избегаешь меня и говоришь Ванессе эти ужасные вещи... я очень хочу верить, что ты это не со зла. Не со зла же? Скажи мне правду. Она подняла на неё глаза, взялась за очки и сняла их. В этот самый момент Пэгги возненавидела всякие разы, когда Мисти прибегала к этому. Потому что смотреть ей в глаза, не скрытые под очками, было сложнее. Пэгги чувствовала стыд, словно её раздели. — Ван говорила неприятные вещи, — вздохнула она, увиливая от темы своих ночных кошмаров. — Я просто хотела, чтобы она замолчала. Мы ведь... между нами ничего такого нет! Неправильного, всмысле... — Неправильного? — Мисти одарила её самым наивным взглядом; она, кажется, притворялась дурой. Ей понадобилось долгое время, чтобы выстроить границы неправильного. Тяжело отличать хорошее от плохого, когда ты Мисти Куигли. — Что может быть неправильным? — Любовь, — вывалила Пэгги и почувствовала, что краснеет. — Любовь, — повторила Мисти, разглядывая круги на полу. Пэгги высвободила руку и спрятала её в своих волосах, а на лбу выступила испарина. Чёрт бы тянул её за язык! — А что плохого в любви? — Мисти старательно зацепилась взглядом за доски, чтобы не заключать, как симпатична была её оппонентка. — Я люблю ванильное мороженое, люблю фисташки, люблю научную литературу и парад планет. Я люблю солнечный свет, люблю летний дождь, звук грома и лёгкую туманность. Люблю симпатичных поп-музыкантов и вязанные свитера. Я люблю так многое. И мокрый асфальт, и комнатные растения, и аромосвечи! Люблю экзопланеты со сложными порядковыми номерами и фотографии, такие... на пленочный фотоаппарат! Ох, и кошек, это очень важно, я люблю кошек!.. Любовь не может быть... Пэгги смотрела на неё, пока Мисти всё болтала и болтала. Она гладила собственные пальцы, чувствуя, как яростно те начинают потеть, и неосознанно поддалась немного вперёд. Мисти активно жестикулировала, это было вызвано то ли её эмоциональностью, то ли желанием успокоить себя. Пэгги отчаянно захотелось коснуться этих рук, которые взмывали вверх и устремлялись в разные стороны, и от этого появилось такое странное, но до смерти приятное тепло. Тысячи мурашек пробежались по ней, и от этого Пэгги неосознанно выдохнула. Мисти верит в любовь. Как любительница сказок с счастливым концом. Мисти готова спорить с ней об этом, ей хочется, чтобы Пэгги знала, чего эта любовь стоит. Но Пэгги не знает. Она отчаянно изучает её взглядом и пытается найти любовь в Мисти. Найти хотя бы что-то, что может быть хорошим. Пэгги не слышит, что рассказывает ей Мисти. Её увлекает совсем другое. Мысли, о которых она ни за что не заикнётся вслух. — Ты права, — поспешно перебивает Пэгги. — Ван ничего не узнает. Мисти хочет спросить, что это значит, но Пэгги ловит её руку, застывшую в воздухе и тянет девушку к себе. Если не в этот самый момент, то когда ещё? Пэгги понимает, что никогда. Поэтому не останавливается, сжимает пальчики Мисти, и её дыхание касается чужих губ. Пока только дыхание, как ничтожная возможность ещё что-то изменить. Но Мисти робеет, она даже и не понимает, что происходит, её бьёт озноб. — Мисти? — спросила, прервавшись, Пэгги и подняла взгляд, её нос уткнулся прямо в щёку девушки. — Ты что делаешь? — прошептала Мисти, собрав в себе силы, хотя всё её тело было готово сгореть от волнения. Ей показалось, что намерения Пэгги были явно не теми, что можно было ожидать. Мисти подумала, что она хочет таким образом снова унизить её и на самом деле просто продолжает над ней смеяться. Вдруг Пэгги хочет, чтобы Мисти потеряла контроль, повелась на провокацию и пала в глазах всех, как та, кого не интересуют мальчики, только девочки. Она ведь и сама не очень-то считала себя лесбиянкой! У неё ни с противоположным, ни с собственным полом не складывались отношения, так что судить об ориентации было дано не ей. От этого Пэгги захотелось её придушить, но насилие — слишком драгоценный способ решения проблем. К тому же кому захочется поднять руку на девчонку, с которой, вроде как, собиралась поцеловаться? Пэгги не могла не учесть этого. После того, как она поцелует Мисти(а она уже рискнула), всё будет иначе. Правда, она не совсем ещё решила, в какую сторону всё поменяется, но любые изменения очень плохо сказываются на ней. Это ведь очень сложно — отпускать прошлое. — Извини, — оторвалась от мыслей Пэгги, — я не хотела ставить тебя в неловкое положение. Думала, что молча будет легче. — Будет легче — что? Пэгги отстранилась, когда поняла, что дыхание Мисти пробежалось прямо по её собственным губам. Им нужно было чуть больше пространства. Такое расстояние неприемлемо для серьёзных разговоров с глазу на глаз. — Поцеловать тебя, — объяснилась она, но это явно объясняло не многое. Мисти судорожно сглотнула и немного отклонилась назад, будто слова, сказанные Пэгги, могли добраться до неё и нанести чёткий удар, направленный прямиком в зубы, нос или глаза. Глаза у Мисти — очень уязвимое место. Зрачки то и дело петляли по лицу Пэгги, в поисках ответов. Чем больше Мисти с ней говорила, тем больше вопросов у неё появлялось. Мисти сразу вспомнился случай из средней школы, когда она в свои наивные тринадцать лет повелась на тупую открытку ко дню Святого Валентина. С тех пор она больше не верила в то, что у неё красивая улыбка, а люди действительно считают её хорошенькой. Это была самая жестокая шутка. Мисти не хотелось бы, чтобы этот случай стал ещё одним экспонатом в коллекции её травмирующих моментов. — Зачем тебе это? — она прохрипела, но тут же прочистила горло, чтобы не показывать своего страха. Но ведь его сложно было не заметить, ведь так? Пэгги даже банально почувствовала, как Мисти постепенно стала выстраивать между ними стену недоверия. — Я не имею ввиду ничего плохого, — Пэгги подняла руки и принялась оправдываться. — Ты забавная, Мисти. С тобой можно поболтать. Ты не такая плохая, как я думала. А мы сейчас застряли в лесу, кто знает, вернёмся ли мы живыми? Я к тому... ты когда-нибудь целовалась с девочкой? — Нет, — честно призналась Мисти, надевая на место свои очки. — Я вообще не целовалась, в принципе. — Вот и я нет. То есть с девочкой. И это разве плохая идея? Мы же просто попробуем. Если нам и суждено здесь подохнуть, то мы хотя бы не упустим шанс изучить что-то новое. Мисти свело желудок. Она любила изучать новое. А тут ей ещё и сказали, что именно она избранная, с которой намеревались поцеловаться. Это давило на её чувство собственной важности. — Я не уверена, что я очень хороша в этом... — Знаю, но я полагаюсь на тебя и полностью в тебе уверена. Всего один поцелуй. Я никому не расскажу. Мисти застенчиво покраснела. А вдруг после этого ей захочется больше, чем один поцелуй? Вдруг Мисти всё-таки суждено прославиться лесбиянкой? — Честно? — Обещаю. Никто ничего не узнает. — Но то, что было с Ван... — Мисти сомнительно прищурилась и ткнула очки на место. — Мисти, она начала говорить про тебя всякое, поэтому я завелась. У них пренебрежение к тебе. Если узнают хотя бы что-то, не вписывающееся в их рамки, можно будет готовиться к насмешкам. Это женская команда. Тут все друг друга жалят. Мисти сморщила нос, опустила взгляд и кивнула. — Ты точно не шутишь надо мной? — вновь спросила она через время, поднимая голову. — Нет. Я постараюсь помочь тебе выжить в улье. Пэгги протянула ей ладонь в знак искренности своих намерений и приподняла уголки губ. — Что скажешь? — Наверное, я не хочу умереть с девственными губами. Она засмеялась в своей обычной манере, взялась покрепче за чужую руку и получила ответный смех. Это было так неправдоподобно, что кто-то действительно хотел её поцеловать. Мисти плавилась изнутри от одной только мысли об этом. Вот сейчас она коснётся чужих губ, наяву, а не в своих глупых фантазиях. Она бы никогда не поверила, что её первый поцелуй будет не с крутым круглолицым бойфрендом, который слушает попсу и гоняет на скейте в школу, а с девчонкой, которая похожа на самую интересную закрытую книгу, у которой в глазах цвели незабудки и губы были ухожено подчёркнуты блеском. Но разве это плохо? Мисти нравится это. Она никогда не была гомофобной. Её старшая кузина встречалась с девушкой. Наверное, было заразно пить с ней из одной бутылки(мама была права). Но Мисти и это не пугает. Никто бы не захотел целоваться с уродиной вроде неё. С ней даже дружить-то не дружили. А Пэгги оказалась хорошей. Да, она непростая. Но и сама Мисти не промах. Подружки целуются. Девочки влюбляются в девочек. Лето всё равно наступает. Всякое случается, но Земля не прекращает движение. Даже если Мисти позволит ей себя поцеловать, человечество не постигнет смерть, не начнётся зомби апокалипсис, даже солнце с неба не исчезнет. Разве есть смысл жалеть о том, что сделал, когда единственное, что должно вызывать сожаление — упущенная возможность? Мисти сама пододвинулась ближе к Пэгги, и дыхание обожгло ей щёку. Грудь неприятно сдавило напряжение между ними, от чего, как бы не хотелось, вздохнуть полноценно не получалось. Какое-то время Мисти сидела так, не зная, куда деть свои руки, как устроиться и что сделать дальше. Пэгги не очень её торопила, ведь прелюдия перед первым поцелуем — важная вещь для девочек вроде неё. Было бы, конечно, хреново, если бы кто-то ворвался в комнату и застукал их в таком положении. Но Пэгги почему-то казалось, что это не должно произойти сейчас. Она зациклилась на Мисти и том, что должно было произойти между ними. Не волновало ни присутствие посторонних где-то совсем близко, ни запах чего-то сырого и старого, что витал в воздухе. Комната, мрачная и неуютная, уменьшилась вокруг них, и они оказались будто прижаты друг к другу ещё ближе. Своей рукой Мисти нащупала колено Пэгги, стремясь коснуться абсолютно любого участка её кожи. Ей всё ещё было страшно, что в любой момент всё просто закончится, а её отвергнут. Мисти действовала медленно, с осторожностью опираясь о ляжки Пэгги, мягко следующие за упором её рук. На неё смотрели со всем вниманием, Пэгги хотелось узнать, как она поведёт себя дальше. Было интересно наблюдать за робкой Мисти, которая нечаянно уткнулась носом ей в щёку и от этого раскраснелась. — Извини, — шёпотом выдохнула она и взялась за талию Пэгги, боясь упасть на какие-нибудь более опасные участки её тела. Пэгги не смогла сдержать усмешки и вступила в игру. Нельзя было оттягивать, когда подвернулся такой хороший момент. Её ладонь с лёгкостью проскользила по ткани футболки Мисти, смяла её в полоски складок и словно пересчитала рёбра сквозь неё. Было так опасно близко к девичьей груди, но Пэгги не пошла выше, лишь остановилась на том самом месте и заглушила извинения Мисти поцелуем. Всё произошло моментально. Груз недоверия быстро упал с её плеч, когда Пэгги поняла, что самое сложное осталось позади. Для неё. Но не для Мисти, которая не привыкла никого целовать и даже не знала, что именно нужно делать. Она просто обмерла на секунду и горячо выдохнула ей в лицо. Тогда Пэгги взяла её подбородок пальцами свободной руки, приподняла так, чтобы вынудить Мисти закрыть рот, и приоткрыла собственный. Пэгги смяла её губы, прижимаясь к ним с уверенностью победителя, и была горда, услышав тихое мычание в ответ. Всё происходило медленно, Мисти старалась отвечать на поцелуи, но ей нужно было чуть больше воздуха, потому что от волнения в лёгких образовалась воронка, мешающая контролировать дыхание. Ей было ужасно стыдно признаться в этом, но дышать было невыносимо, поэтому Мисти оторвалась, без слов взялась за плечи Пэгги и опрокинула на кровать. Матрас опасно скрипнул, Мисти дёрнулась, прислушиваясь к звукам за дверью, не обнаружила ничего страшного и вернулась к изучению подруги, которая пожмурилась от падения. — Тебе не больно? — спросила она, заглядывая прямо в глаза девушке, и её кудри ласково коснулись щёк Пэгги. Немного поёрзав на месте, Пэгги мотнула головой, убрала волосы Мисти за уши и внимательно стала её рассматривать. — Нет, продолжай. Мисти сделала пару глубоких вдохов, чтобы убедиться, что ей хватит воздуха и смелости. Она учла всё то, что проделывала Пэгги, и смело наклонилась за ней, взяв реванш в схватке их губ. Некрасиво будет опозориться перед своей партнёршей по поцелую. Так что Мисти зажала бёдра Пэгги своими, приоткрыла рот и вовлекла её в самый горячий и страстный поцелуй, как ей тогда казалось. Её переполняла гордость, но также животный страх нарастал где-то у неё в животе. Мисти думала о том, как неправильно они поступают, Пэгги — о том, что сейчас было даже не хуже, чем во сне. Мисти ласково поддавалась вперёд, пыталась впустить в ход зубы, чтобы лучше ощутить привкус губ Пэгги, но лишь слабо сжимала кожу и просто пыталась избежать обилия влаги из своего рта. Но у Пэгги дела обстояли иначе. Она целовала Мисти смело и мокро, будто собирала языком её слюни с губ, каждый раз неприлично проталкиваясь им в рот. В ответ получала непонятное мурлыканье, доносящееся со стороны Куигли, пока та пыталась то ответить взаимными поцелуями, то поправить слетевшие очки. Это немного раздражало, она всё время ёрзала и не знала, куда деть свои руки, потому перебирала пальцами край майки Гонсалес, сжимала его и гладила её плечи. В отличии от Мисти сама Пэгги знала, как обращаться руками, и смело остановила ладонь на чужой груди. Куигли захныкала в очередной раз, теперь громче. Она была на удивление не такой плоской, как Пэгги сначала думала. Всё длилось вечность; вне их поцелуя прошло совсем мало времени. Мисти делала жадные глотки воздуха и, когда вернулась в реальность, осознала, что рука Пэгги сжимала её левую грудь. Щёки зарделись, словно это было самое неправильное, что могло произойти. Проследив за её взглядом, Пэгги отстранилась и громко прокашлялась. Мисти приняла это за напоминание о том, что им пора остановиться. Поэтому она быстро слезла с неё, поправила взъерошенные волосы и поспешила выскользнуть из комнаты так, будто ничего не было. Но она всё ещё всецело горела от одного только осознания того, что произошло между ними. Кто бы мог подумать, что кто-то действительно захочет с ней поцеловаться и не унизит её тем самым? У неё ещё будет время подумать над этим, а сейчас самое главное держать рот на замке и не умудриться проболтать их маленький секрет.***
2021. Джеки неловко переминалась с ноги на ногу, стоя на пороге дома Пэгги. Она была весьма польщена и растрогана, получив смску о просьбе встретиться. Но больше всего её эта просьба пугала. Джеки привыкла отшучиваться от всего пугающего не менее пугающими шутками. Вот и сейчас она предпочла думать, что после ссоры Пэгги хочет убить её и похоронить у себя под забором. Это было даже не так страшно, как представлять, что их ждёт серьёзный разговор об обидах и недосказанностях. Джеки ненавидела объясняться и ненавидела, когда перед ней объяснялись. Она находила это в какой-то степени фальшивым. Наверное, она ко всему так пренебрежительно относилась, поэтому у неё не было друзей. Джеки совсем разучилась видеть вещи настоящими. Шона, мать его, Шипман — или нынче Садеки, значения не имело — забрала всё её доверие к миру. Однако, на её удивление, Пэгги позвала её как раз для разговора по душам. Совесть в Пэгги имела отличную способность просыпаться в очень позднее время. И пусть Джеки очень задели её слова, она также не отрицала своей оплошности в отношении сказанных красноречий. Они не виделись так долго и что теперь? Ведут себя, как две обиженные девочки, неспособные признать собственные ошибки. Может, Джеки не следовало вычёркивать Пэгги из своей жизни вместе с остальными, может, Пэгги не стоило называть её эгоисткой за это. — Так, ты всё-таки осталась у Мисти? — поинтересовалась Пэгги, усаживаясь на диване. Джеки села напротив и излишне резко дёрнула плечами. — Я собиралась уйти, но она настояла, чтобы я осталась, — женщина улыбнулась и взглянула на Пэгги, словно между ними ничего не происходило. — Она совсем не изменилась. Время идёт, а Мисти по-прежнему стоит на месте и мечтает о друзьях. Пэгги прищурилась, склонив голову в бок, не понимая, что она хочет сказать. Джеки тут же подняла руки. — Извини, я не хотела как-то зацепить её этим! Уже даже страшно, что ты такая чуткая. Пэгги дёрнула уголком губ, выпрямилась и слегка вытянулась вперёд, поднимая со стола вишнёвую газировку. С характерным шипением открыла и сделала из неё пару глотков. Джеки тут же последовала её примеру со своей банкой. — Уж в чём я была права и извиняться не стану, так это в том, что мы все живём, прожигаем свою «взрослую» жизнь и делаем вид, что мы лучшие друзья, — Пэгги облизнула губы и тут же развела рукой, добавляя с пущей эмоциональностью. — Но мы не друзья, понимаешь? Брови Джеки неоднозначно поднялись вверх. Слышать от Пэгги те же слова, что она недавно кричала несуразно и грубо, в такой обстановке оказалось проще. — Всё то дерьмо, что мы делали, ведь делали мы, а не кто-то другой. А они боятся признаться себе в этом, хотят забыть, лишь бы не прослыть сумасшедшими, как они считают Мисти. Пытаются убедить себя, что они чем-то лучше. Но чем они лучше? Тем, что семью организовали? Тем, что живут где-то, где их не достанут? Нельзя постоянно убегать от своего прошлого. Пора уже принять, что тьма была и остаётся в нас. Джеки приоткрыла рот, смущённо краснея, и долго пыталась подобрать слова, когда Пэгги замолчала. — В этом что-то есть... не думала, что ты размышляла на эти темы. — Да, Джек, может, я и сама такая же, но знаешь что? Мне действительно противно это лицемерие. Почему мы притворяемся друзьями, но чтобы Куигли стала им подругой, ей приходится из кожи вон лезть, доказывая свою преданность? — Пытаются убедить себя, что они лучше, — вздохнула Джеки, зажала газировку между бёдер, и похлопала Пэгги по плечу. — Но, чтобы ты знала, я просто испугалась идти к тебе. Мисти легче переносит разлуки. — Нет, не легче... мне кажется, она до сих пор расстроена, что я с ней не виделась. — Ну... в любом случае, она ведь не говорит тебе этого, и у вас, я погляжу, всё идёт хорошо. Пэгги нервно хмыкнула, закатывая глаза. — Мисти просто любит быть удобной. Джеки скользнула взглядом по интерьеру комнаты, осматриваясь. Ногой она нервно дёргала, пальцами поглаживала ребро банки, пытаясь отвлечься от неловкости между ними. — Я скучала, — прошептала Пэгги и вся сжалась от этих слов. Джеки перестала дёргаться и посмотрела на неё сквозь пряди своих волос. Она засияла. — Оу, детка, я тоже скучала. — Детка? — раздался смех Пэгги. — Джек, ты стареешь. Тейлор ответила ей тем же и потом они на долго замолчали. — Она хорошенькая. Мисти явно рада, что ты у неё есть. Пэгги вскинула брови и сделала глоток газировки. — Пытаюсь оправдать её доверие. Но, погоди-ка, ты с ней разговаривала обо мне? Джеки в очередной раз пожала плечами. — Само собой. Вы ведь не такие хорошие актрисы, чтобы играть на публику. Пэгги покраснела, но только пробурчала не совсем внятно: — Что ещё она тебе сказала? Она, как будто без интереса, стала рассматривать свои руки, чтобы создать картину того, что её не волнует ответ. — Мисти реально была сверху? Пэгги подавилась газировкой, намереваясь сделать очередной глоток. Она сразу же стёрла жидкость с губ и вылупилась на Джеки. — Это не правда! Она что, серьёзно так сказала? — Пэгги раскраснелась и отодвинула банку, взяв своё лицо в руки в попытке понять, насколько всё это настоящее. — Бля, как она могла тебе это сказать! Мы же договаривались оставить всё между нами... Джеки присвистнула и уже сама ошеломлённо смотрела на Пэгги. — Ну нихуя себе. Так вы, ребята, правда трахались? Я же просто прикольнулась, Мисти немая, как могила. Она мне ни слова о ваших мутках не сказала. Но спасибо, что призналась. Пэгги приоткрыла рот, чувствуя, как потеют её ладони. Джеки смотрела спокойно, слегка исподлобья и потряхивала в руке банку газировки. — Только попробуй кому-нибудь рассказать. Всё в прошлом. Джеки дотянулась до её волос и ласково взъерошила, зная, как Пэгги не любит это дело. — Да ладно, пирожочек, мне некому. Да и я не стукачка. Считай это моим извинением за утро. Пэгги зажмурилась, отмахиваясь от её руки. — Очень польщена, но Мисти тоже ничего не должна знать. То, что было, в прошлом, я не хочу к этому возвращаться. Джеки надула губы, хлопая своими огромными ланьими глазами. — Оу, совесть мучает перед ней, да? Пэгги нахмурилась и заёрзала на месте, пытаясь придумать ложь. — Нет, просто это действительно то, что лучше забыть.***
Пэгги проснулась от того, что ей стало трудно дышать. Она подскочила на кровати и стала в панике оглядываться вокруг. Всё её тело горело, а футболка оказалась пропитана потом. Кажется, Пэгги даже чувствовала, как его капли стекают по её шее и животу. Её сердце словно норовило выпрыгнуть из груди, разрываясь до таких размеров, что кислорода в лёгких не хватало. Понадобилось несколько секунд, чтобы заставить себя поверить в произошедшее. В уголках глаз скопились слёзы, которые жгли ей лицо, но Пэгги даже не чувствовала, как плачет. Она лишь судорожно всхлипывала, сжимала дрожащие коленки и жмурилась, но слёзы шли и шли. — Только не это... только не снова... Собственные рыдания оглушили её. Она зарылась лицом в одеялах, чтобы спрятаться от ночных кошмаров. Пэгги уже не понимала, что говорила самой себе, продолжая повторять, что не хочет, чтобы это случилось. Её всхлипы разрезали воздух, застыли в нём, как только она дёрнулась и стала метаться в поисках своего телефона. Пэгги обязана позвонить ей. Пэгги хочет услышать её голос, убедить себя, что с ней всё в порядке. Она хочет знать, что Мисти спит в своей комнате в своей глупейшей пижаме с попугаями, в обнимку с котом. Пэгги боится не услышать ответа, который может быть оправдан тем, что Мисти просто выключила звук на ночь. Но её не останавливает время, на которое она не обращает внимания, ей нужно просто почувствовать Мисти рядом с собой сейчас. Пэгги нуждается в ней так, будто Мисти — центр вселенной. Голос из динамика заставил Пэгги выдохнуть с облегчением, но он же заставил её больше расплакаться. — Пэгс? — донеслось сонное бормотание ей в ухо. Для Пэгги оно звучало, как звон, который режет слух, и она упала, сворачиваясь на кровати. — Я тебя... я... ты... с тобой всё хорошо? Мисти среагировала оживлённо, теперь её голос стал увереннее, когда она уловила хрип в словах Пэгги. — У тебя что-то произошло?! Ты хочешь, чтобы я приехала? — С тобой всё хорошо? — повторила Пэгги, её голос надломился. Мисти в растерянности стала шуметь чем-то на фоне, быстро передвигаясь по дому. — Д-да, да, Пэгс, я в порядке. Ты перебрала с алкоголем? У тебя случилась паническая атака? Ты видела что-то? Пэгги только хватала ртом воздух и продолжала хлюпать от слёз, сдавливающих ей горло. Она была где-то далеко от расспросов и не могла полноценно ориентироваться в словах и пространстве. — Мисти, — протянула она, заходясь плачем. — Я уже собираюсь, Пэгс, подожди немного, я приеду, — старательно успокаивала Мисти, не прекращая попыток до неё достучаться. — Мисти, — жалобнее проскулила Пэгги, задыхаясь. — Не умирай, пожалуйста... Мисти перестаёт шуметь ключами, курткой и прочим. Её шаги обрываются, она словно останавливается на месте. Голос не слушается, она изо всех сил пытается найти подходящие слова, потому что чужие калечат её. Мисти ласково шепчет в динамик, будто рассказывает сказку ребенку: — Обещаю, что не умру, Пэгс. Я скоро приеду. Она долго не решалась сбросить трубку, боясь оставить Пэгги в одиночку со своими страхами. Но ей пришлось заставить себя сделать это, потому что Мисти была готова расплакаться вместе с ней. Когда Мисти оказалась в доме Пэгги, невозможно было описать, какой страх сковал её. Она смотрела на плачущую в одеялах женщину, которой так и не стало лучше. На секунду Мисти затормозила, но уже потом прильнула к ней, сбрасывая с себя лишнюю одежду. Пэгги обернулась на нее, океан лился из её глаз потоками слёз. Она постаралась встать, но Мисти тут же удержала её на месте. — Не вставай, не нужно. Пэгги закивала, пытаясь придать себе смелости. Мисти поняла, что сейчас в ней очень сильно нуждаются. Она увидела в Пэгги себя, которая ещё совсем недавно переживала за её жизнь. И теперь она сидела и не знала, что сделать, чтобы спасти её смелость, рассыпающуюся в пепел на этой кровати. — Мне... приснилось... что ты мертва... но ты же... ты же не мертва, да? Ты не мертва... я так испугалась за тебя, Мисти... Блядь, я так... так испугалась... Мисти легла рядом с ней, так, чтобы смотреть в её небесно пустые глаза. Она стала стирать ей слёзы, пальцами с нежностью гладя щёки, и Пэгги шмыгала носом, приоткрывая время от времени рот. Мисти молчала, но Пэгги тоже не стала продолжать, лишь позволяя касаться себя и быть рядом. Ей хотелось чувствовать эти касания лучше, они возвращали Пэгги в реальность. Но не в тусклую и серую, а в ту реальность, где была Мисти. Её единственное спасение. Её Бетельгейзе. Солнце, скрытое затмением от всего мира, которое рождено сиять. Пэгги взялась за её руки, прижала их к своим щекам и сделала несколько глубоких вдохов. Выдохнула и почувствовала, как её отпускает. — Обнимешь меня? — прошептала она и придвинулась чуть ближе. Мисти вся покраснела и была рада, что в темноте не видно её красных щёк. Она немедленно опустила руки, наверное, на талию Пэгги и вовлекла в объятия. — Так лучше? — выдохнула она куда-то ей в ухо. — Да, спасибо. Пэгги ни смутилась, ни напряглась. Для неё всё, что происходило сейчас, было таким правильным. По-другому и быть не могло. Здесь, в объятиях Мисти, она в безопасности. И Мисти тоже в безопасности, потому что Пэгги обнимет её в ответ и заснёт так, зная, что она никуда не уйдёт.