о чувствах на нотных строках

— А? — Я спрашиваю, это ты мне звонил? Сэмми недовольно скрещивает руки на груди, совершенно застав врасплох киномеханика который собирался спокойно выпить кофе перед началом рабочего дня. Он озадаченно глядит на Сэмми и потирает затылок. — Нет…? Нет, я не звонил тебе, Сэмми, с чего ты взял? Композитор вздыхает и нервно улыбается. — Слушай, перестань прикидываться, что ничего не понимаешь. Сначала ты говоришь мне странные вещи, а потом у меня появляются незнакомые пропущенные звонки? — Может наоборот? — Норман! Киномеханик сдавленно смеётся, но потом становится сосредоточеннее. — Я же говорю, я не звонил тебе Он отхлебывает кофе из чашки. — с чего ты вообще решил, что это кто-то из студии? Тебе что, никто кроме коллег не звонит? Это подразумевало под собой ещё одну шутку в его духе, но заметив как обиженно скривилось лицо композитора, Норман замялся. — Да ладно, Сэмми, может просто кто-то ошибся номером? Почему тебя это вообще так тревожит? — Почему тревожит? Ты хочешь сказать, меня одного тут что-то тревожит? — не выдержал он. Музыкант все пытался вывести Полка на тему вчерашнего разговора, но тот упорно соскальзывал с неё. — Ты так волнуешься о празднике? — он усмехается. — Не бойся, будет весело, если ты конечно не передумаешь идти до этого времени. У нас осталась пара дней, ты уж подготовься там… Лоуренс устало облокотился о стену. Бесполезно. Он непробиваемо строит из себя идиота. — Тогда… Тогда хотя-бы объясни мне что означали твои странные речи вчера вечером, или ты и от этого отвертишься? — почти умоляюще произнес он, ожидая хотя-бы чего-то. Из-за взгляда Нормана направленного на него, Сэмми казалось, что он сейчас не коллегу об этом расспрашивает, а поймал на улице совершенно незнакомого человека и говорит ему все тоже самое. — А-а… Мы говорили о баре, да? Если ты про…- он кашляет в кулак. — то не переживай, я никому— — Все, ясно, хватит! «Да на что я вообще надеялся…» Лоуренс хватает со стола свой стакан с чаем и собирается идти в свой кабинет. Киномеханик посмеивается ему вслед. — Тебе лучше пораньше ложиться спать! — Очень смешно… — кривится тот. — Сэм, не бесись так, если хочешь расслабиться, просто закури — я разрешаю — Мужчина достает из кармана брюк свёрток с несколькими сигаретами внутри. Лоуренс примечает, что он достал их не из какой-нибудь пачки, а из светрка бумаги. Возможно, в оригинальной пачке их было слишком много и они бы просто не поместились в кармане его брюк. Или её и вовсе не было? Или она утонула в чернилах? Или…? Вспомнились самодельные сигареты из дешевого табака, завернутые в бумагу, которые все подростки делали себе в его юношестве, когда ни хватало карманных на полноценные сигареты. Норман протягивает коллеге пару сигарет и мирно улыбается, будто делает так каждый день. — Придурок — бросает Сэмми и выхватывает их. — И не зови меня «Сэм» — будто мы какие-то друзья. ××× Битый час Лоуренс хватается за голову и переписывает ноты для мелодии по-новой. Звучит не так, слова не ложиться, характер музыки не подходит для сцены. Да ещё и в голове полный кавардак. Он действительно начинает думать, что сходит с ума, или уже быть в этом полностью уверенным. Норман всегда был немного с приветом, но на данный момент его волнует лишь то, действительно у него галлюцинации, или киномеханик просто придуривается, и не собирается говорить с ним на такие серьёзные темы сейчас. Или может, все что было вчера, это тоже странный сон? Он сдерживается, чтобы не засмеяться от безысходности. Что это вообще значило? Получается, Норман видел его приступ когда он сбежал с первого этажа, или он имел ввиду странные чернила о которых говорил ранее? И что, черт возьми, у него за сигареты такие? И чего он вдруг начал совать их Лоуренсу, и вообще сам факт того, что он начал курить так резко, к чему все это? Кроме того, он не представляет как придёт на вечеринку ко всем своим коллегам, при том, что каждый год он от этого очень даже не любезно отказывался. Но все, чего он хотел на самом деле, это напиться. Почти впервые в жизни дать себе шанс напиться не в холодной одинокой квартире, и просто надеялся, что пьяные коллеги не побьют парня за все его прелести характера и хамства. А даже если так и случится, то это уж точно лучше чем текущие изо рта чернила. Может он хотя-бы вспомнит как ощущать себе живее чем бревно с затекшей спиной и скрепящими суставами от постоянной сидячей работы. Лоуренс неспешно зашагал по коридору, чтобы пополнить бумагу с нотами в своей кладовой, и краем глаза заметил как в кладовую комнату Томаса направляется уборщик с парой ящиков свежих чернил на руках. Выглядел он так, словно вот-вот упадёт, шатаясь и переваливаясь с ноги на ногу, но все равно держался, ещё и делая вид что у него все под контролем. Сэмми вздохнул с раздражением и бесцеремонно выхватил один из них прямо из-под носа у подростка, пока тот уткнулся в ящик носом, снова пытаясь удержать равновесие. Он знатно напугался, а когда понял, что произошло, напугался еще больше. — Не надо. Я сам. — эта фраза получилась у него даже немного обиженной, словно Сэмми только что отобрал любимую игрушку у маленького ребёнка. — Надорвешься. Тебе ещё рано таскать такие тяжести Уолли смотрел на него вопросительно, словно его не устроил ответ. Вернее, он ему не поверил. — Или вообще уронишь ящик, если не грохнешься вместе с ним — быстро добавил он. — Ладно… Мальчик куксится и прячет лицо в каштановых волосах от неудобства всей сложившейся ситуации. Нет, он не не любит когда ему помогают, он не любит когда рядом с ним мистер Лоуренс. «Ещё один, «нелюбитель» делиться ящиками» — фыркнул про себя композитор, мотнув головой чтобы убрать с лица прядь светлых волос. Время уже близилось к вечеру. Сэмми думал о том, чтобы сходить к Норману ещё раз, когда в студии останется меньше людей, и тогда его коллега разговорится, но передумал. Скорее всего, Полк будет неприклолен. Ему тоже казалось, что вчера этот разговор не появился из неоткуда. Лоуренс нервничает. Он теребит нетерпеливо воротник рубашки, поправляет светлые волосы взьерошенные и мятые. Под ногами скапливаются чернила выливающиеся из дырявых труб. Сэмми нервно протирает их, заранее зная что через пару часов натекут новые. Однако бороться с желанием навести порядок он больше не хочет. «Снова жалеешь мальчишку?» «Да, и что? И что?» «Да ничего… Хе-хе» «До чего я докатился, что даже мой внутренний голос надо мной издевается…» По дороге в кухню, где маэстро намеревался выпить последний стакан чая за эту смену, он внезапно уловил громкие звуки доносящиеся из кладовой механика. Кажется кто-то выясняет отношения. Низкий хриплый голос Томаса что-то недовольно требует, а ломающийся мальчишеский, неловко, но настырно оправдывается. Они что, снова ругаются? Эти двое, уборщик, иногда делающий работу механика, и механик, механик постоянно возящийся с чернильной машиной, и просто постоянно хмурый ворчливый человек. «Делать ему что-ли нечего, с детьми ругаться?» — фыркает про себя композитор, чуть не забыв подметить что обычно делал точно также. Однако Коннор, в отличие от него никогда не угрожал подростку начальством, а старался разобраться и отчитать его самостоятельно, иногда он напоминал строгого учителя, строгого и требовательного. Таких обычно не любят, пусть они и дают знания лучше всех, делают то, что называется строгость во благо. Они меняют любовь учеников на знание их предмета. И Уолли тоже не любил Томаса. Так казалось Сэмми. Но после каждой основательной беседы с ним начинал допускать меньше ошибок. — Я же сказал, я приносил чернила! Целых два ящика, с нижнего склада Коннор недовольно кашляет и укоризненно указывает на пустые полки кладовой. — Ты их здесь видишь, скажи мне? Если ты приносил их, куда же они подевались? Ключи от кладлвой есть только у тебя, у меня, и у Джоуи — Я не знаю, но я точно приносил их — отчаянно заверяет его Фрэнкс. — Кто угодно может… — он резко замолкает, и заметно теряется. — Что? Может что? — Доказать. Оба удивлённо обарачиваются на раздавшийся из коридора голос Лоуренса. — Фрэнкс приносил чернила в кладовую, я лично это видел Механик хмурит Брови и недоверчиво косится на Уолли. У парня не хватает смелости поддакивать этой неожиданной поддержке, и он только молча убирает руки за спину, несмело заглядывая в глаза взрослому «Вот видите, это правда» — нечто подобное говорил этот взгляд. — У тебя есть причины мне не верить? — ухмыляется Сэмми. Механик негодующе потирает висок. И оглядывается на пустой склад. — Я не разрешал обращаться ко мне на «ты», мистер Лоуренс, будте добры относится ко мне с уважением которого я заслуживаю. Композитор нервно дёргает пальцами и чувствует что обстановка сейчас сильно наколится, если он не прекратит разжигать конфликт. Но не делать этого с Томасом тяжело. Может потому, что они как минимум имеют личную неприязнь. По крайней мере так думает Сэмми. А что думает Томас никогда не бывает понятно. Абсолютно. Слишком он холоден и серьёзен. Почти со всеми. Почти. — В любом случае, Фрэнкс не виноват и выполнил свою работу как следует. А куда делась чернила уже не его ответственность, так что вопрос исчерпан. Мы ведь не станем ссорится прямо сейчас и ввязывать в свои конфликты других, верно? Он старался говорить сдержанно и хорошо подбирать слова, хотя его не покидало чувство, что если бы не Уолли, Томас бы набросился на него. Механик с явной неприязнью выдохнул и что-то недовольно наказав уборщику стал удалятся. — А вам не стоит лезть не в свои дела, Лоуренс — бросил он на прощание и взяв какие-то железки и чемодан с инструментами из кладовой стал тяжёлыми шагами, под лязг железок и хлюпанье чернил, удалятся из коридора. Сэмми ему ничего не ответил. — Не в свое? С каких пор, тут на студии у кого-то только свои дела, а у кого-то нет? — негромко сказал он, больше себе, спустя пару секунд. Но Уолли, провожающий глазами уходящего механика в смятении, это явно услышал. — Мистер Лоуренс, зачем вы… — Он теперь будет ненавидеть тебя, да? Перебил его парень и усмехнулся. — А?.. — У вас итак все было несладко, а теперь этот— «Мудак» — хотел сказать Сэмми. Но ни сказал ничего, закусил щеку и зашипел. — Вообще взбесится, что тебя защищаю я. Это наверное очень странно выглядело, не так ли? Дурдом… Уолли понимающе кивнул, хоть и не понимал, но обречённый вид композитора который мрачно плюхнулся на лавку заставил его чувствовать себя виноватым. Он не нашёлся что сказать по поводу всего этого и несмело присел рядом, давая понять что разделяет общее негодование. — Вы не совсем правы… Задумчиво проговорил он спустя пару минут тишины. Лоуренс удивлённо обернулся, косясь на уставившегося в стену юношу. Его кудри были вымазаны в чернилах, как и щеки, руки, одежда. Много ли подростков в его возрасте стали бы делать такую грязную работу? Уолли заметил это, и вздрогнув отодвинулся. Сэмми теперь тоже смутился, и неловко поджал локти. — Я с вами не спорю, нет, просто… — он виновато заулыбался, хватая пальцами рукав формы. — На самом деле у нас с Мистером Томасом не такие уж и ужасные отношения. Лоуренс нахмурился. — Серьёзно? — получилось глупо. Сначала он хотел сказать что-то вроде «это нормально, что он вот так кричит на тебя?» — но понял, что буквально всегда делал тоже самое, и весь их разговор выглядит очень абсурдно по этой причине. — Да… — ему даже показалось что Уолли слегка посмеялся. Удивительно. — Том просто слишком серьёзен, и слишком много опекает меня… В плане работы конечно. Он как наставник. Просто немного строг, но на самом деле почти никогда искренне не злится на меня. «Том». Он назвал его по имени, надо же. Он почти никогда не слышал чтобы Фрэнкс звал кого-то по имени. «Обращайтесь ко мне на «вы» — мистер Лоуренс» «И не зови меня «Сэм» — словно мы друзья» Почти все мысли и догадки Сэмми были правдой, однако он начал сомневаться в том что парниша так уж зол на своего «наставника». — С виду и правда кажется, что он такой чёрствый? Этот вопрос был внезапным. Уолли долго думал задать ли его, и прозвучал он у него в конечном итоге даже с жалостью. — Может и кажется. Какая разница, так это или нет, когда он ведёт себя грубо в любом случае? Юноша помотал головой и улыбнулся. — А вот и есть. Если честно, когда Томас ругает меня, мне не так уж и обидно. Потому что я знаю, что он делает это не со зла. Он совсем не злой человек, поэтому и не страшный Спустя пару минут напряжённого молчания Сэмми стало совсем не по себе. А Уолли стало стыдно за свои откровения. Было чувство, что Лоуренса в этой истории выставили антигероем, и в голове всплыл только один вопрос. Уолли это понял. И ему внезапно стало странно от осознания того с кем он сейчас так мило беседует, но почему-то ему было совершенно спокойно от этого. — Выходит, я злой человек? Тишина. Уолли внимательно рассматривает собеседника в котором больше не видит угрозы или страха. Он видит его уставшим и поникшим. Словно из него высасывали силы литрами на протяжении какого-то времени. — Я так не думаю. Теперь не думаю — Ошибаешься — ухмыляется тот и достает смятую сигарету из кармана. — Ты куришь? Не бойся, я знаю что подростки такое любят Уолли мотает головой. — Нет — Верное решение Чиркает зажигалка и по воздуху расплывается белый дым. В коридоре стемнело и стены его окрасились синим вечерним цветом. Вдали студии светились жёлтые полосы света и мигали лампы освещённых помещений. Было поздно. — Твоя смена не закончена? Спрашивает Сэмми, убирая окурок подальше, чтобы не дымить рядом с Фрэнксом. У него и самого слезились глаза от этих странных сигарет, не только их горький вкус вызывал подозрения. — Закончена. Мальчик ответил глухо и очень тихо — Ты ведь знаешь, что не обязан сидеть тут всю ночь? Ты ещё слишком мал для переработок, знаешь ли Юноша ничего не ответил, он сжался и стал казаться ещё меньше. В темно-синем свете казалось что его глаза потемнели, и кажется, в них дрожала мокрая пелена. «Неужели сигареты?» Сэмми недовольно ткнул окурок в чернилную лужу, чтобы потушить. — Эти сигареты странные. Они пахнут слишком горько… Выдал Уолли, отмахивая от себя дым. «Ты тоже заметил?» — Разве ты разбираешься в них? Ты ведь не куришь. — Лоуренс убирает окурок обратно в свёрток и стряхивает пепел с ладоней и брюк. — Или ты соврал? — он ехидно улыбнулся. — Нет, я правда не курю. Но я знаю какой запах у обычного табака. Моя мать всегда курит дома. — А она не… — Нет Уолли замолчал резко, словно ком застрял в горле, он был напуган. Лоуренс подавился, и зажал рот кулаком, потому что ему стало неловко за это. «Нихера себе…» Теперь он догадывался почему парниша так ежится и не хочет ходить домой. Понятно было почему тот пришёл на студию таким зашуганным. Все признаки на лицо. Отвратно стало от этих мыслей. Теперь он понял и то, почему он в таком возрасте работает сутки напролёт. Сердце болезненно сжалось. Но получилось только томно вздохнуть. Он не знал как помогать другим в таких случаях. — Уолли. Молчание. Произошло то, чего Сэмми боялся. Послышалось сдавленное дыхание и тихие всхлипы. Мальчик оперся локтями о колени и сжал ладонями лицо. «Вот черт…» Сэмми был растерян. Он не знал как ему поступить сейчас, но что-то делать явно нужно было. Парень совсем не умел выражать такие чувства, но сейчас этому мальчику нужно было хотя-бы что-то. — Эй, ну чего ты… Он несмело наклонился к нему и взял за плечи. Мальчик дрожал как осенний лист на ветру. «О Господи…» Лоуренс томно выдохнул и тихонько обнял юношу за плечи, прижав к себе и слушая как в страхе колотится его сердце, ощущая как горячие слезы капают на его рубашку. — Не говорите… Пожалуйста, не говорите об этом мистеру Джоуи, я не хочу чтобы он выгнал меня, обратно, домой…прошу вас — захлебывался он в собственных словах. — Не скажу. Я никому не скажу, обещаю Они сидели так минут десять, пока Уолли не успокоился и не перестал судорожно сжимать рукава рубашки Сэмми. Он больше никогда не станет для него раздражающим, вечно ноющим уборщиком. Он просто ребёнок, который не заслужил того что с ним происходит. Фрэнкс потер глаза и виновато опустил их к полу. — Простите за это — Не извиняйся — сейчас слова давались Сэмми совсем тяжело. Но он должен был их сказать, а иначе они разорвут его насквозь и вылетят сами. — Уолли, если что-то случится… Не бойся попросить помощи, ладно? Я знаю, может ты боишься меня, и я понимаю. Но я даю тебе слово, в такой ситуации…я постараюсь помочь чем смогу. Я знаю как тяжело когда у тебя никого нет. «Ого, обычно то, что в конце ты только в мыслях говоришь…хехе» «Заткнись, сейчас не время, идиот» Фрэнкс кивнул и с благодарностью улыбнулся, слезы все ещё текли по его щекам, и он растирал их чернильными ладонями, оставляя тёмные полосы. — Пошли дойдём до кухни, умоешься. Там сейчас никого нет — Лоуренс взял его за руку и потащил за собой как маленького ребёнка. Сейчас он и правда ощущал себя немного по-отцовски. Но думать об отце, и всем что с ним связано он не хотел. От этого болела голова. На кухне и правда не горел свет. Фрэнкс умылся, композитор заварил ему свой оставшийся домашний кофе, который сам давно не пил, но за компанию все-таки решил. Кофе в такой компании было даже вкуснее, чем дома в одиночном спокойствии. И шёпот чернил и страшные загадки этого места, и горький дым сигарет растворялись в мыслях. — Потом ложись спать. На верхнем этаже есть раскладушки, они как раз для таких полуночников как ты, я, и ещё некоторые… — Разве от кофе не хочется спать меньше? — Иногда. Но многим после кофе наоборот хочется спать, а бодрость приходит после «кофейного» сна — Вот как… Хорошо После посиделок Фрэнкс убрал свои принадлежности для уборки в закуток, маленькое тесное помещение, где хранились разные растворы для мытья, швабры, тряпки, и дневник, где расписывался Уолли за каждую уборку и её время. Вернее, раньше так было. Сейчас никому не было интересно сколько он работает. После этого юноша стал нервно перебирать ключи в своей связке, боясь, что снова потерял один из них. «Бери, пока я не передумал и не доложил Джоуи. И смотри за своими ключами лучше» Он взглянул на Лоуренса, который сидел к нему спиной и налаживал струны банджо, осторожно дёргая их, и подкручивая. — Почему вы не идёте спать? Сэмми обернулся, вопросительно посмотрев на Уолли, словно не понял вопроса. На самом деле он просто не любил отвлекаться от инструмента. Фрэнкс это понял и замялся. — На меня, видишь ли, кофе действует наоборот, хехе — Дело не в этом, просто, вы всегда спите в своём кабинете. Есть ведь койки наверху? «Койки, звучит так по-больничному» — А, ты об этом… А действительно, почему. Сэмми и сам не знал, но мысль о том что он оставит свой единственный родной уголок этой студии на ночь, и пойдёт полноценно спать в этой студии, словно он тут живёт, его не радовала. Становилось как-то неуютно, а учитывая все странности студии, даже страшно. Но пугать мальчишку он естественно не станет. Ему итак проблем хватает, и студия, видимо — его единственный дом. Хоть он и грозится постоянно уйти отсюда, он, видимо, и правда не может. — Не знаю. Мне нравится мой кабинет, он для меня слишком родной чтобы его покидать — он слегка усмехнулся. По-доброму. — Понятно Света в студии становилось все меньше и меньше. Она превращалась в огромный бурлящий склеп, на нижних этажах которого явно не царит сон. Начинало веять холодным колким сквозняком из щелей между трубами, и ветра который поднимался с нижнего этажа по лестнице, щекоча щиколотки ног. Куртку, Сэмми, к сожалению не принёс, но Уолли убедил его, что у него есть несколько запасных форм чтобы укрыться ими. — Вы точно не собираетесь домой, Мистер Лоуренс? — Уже слишком поздно, не вижу смысла — Простите, это из-за меня… — Нет. Я бы итак остался Уолли немного повеселел и мило улыбнулся. — Хотите, поделюсь с вами курткой от формы, чтобы вы тоже не замёрзли? ××× «Я не сплю в нужном для этого месте, потому что боюсь студии, а он — потому что работает допоздна, и засыпает с карандашом в руке.» ××× Раннее утро. Так как сейчас весна в окне уже в четвёртом часу светит голубой свет. Генри еле выпрямляется, чувствуя как суставы окоченели и застыли словно их цементом перекрыли. Он туманно оглядывается. В голове стоит гул, а во рту сухо. Никого, кроме него в большом художественном кабинете. На его столе прямо перед носом стоит бутылка воды, совсем холодная и ещё мокрая. Словно её налили недавно. А с плеч спадает синяя куртка, которая напоминает форму которую обычно носит Уолли когда холодно.