о чувствах на нотных строках

— Ах, вот вы где! Прошу прощения, мистер Лоуренс, меня попросили передать вам это Фрэнкс неуверенно протягивает Сэмми аккуратно сложенную куртку, которой он накрывал спящего Генри. — Чтож, благодарю — нехотя ухмыляется он, — а теперь, будь добр, запомни, что посещать мою комнату когда я, мать твою, работаю — Плохая идея! Особенно без стука! — сквозь зубы сьязвил Сэмми. «С чего они все вообще решили что могут вот так врываться ко мне?» Сейчас он впервые вскипел за этот день, видимо долго держаться на спокойных тонах он уже не мог. — Простите, мистер Лоуренс! — выпалил механик и выскользнул за дверь пока окончательно не попал под горячую руку музыканта, что часто бывало в практике их с ним рабочих отношений. Уолли делал мелкие оплошности, а Лоуренс срывался на нем, и так раз за разом. Никто не отругает Лоуренса за то, что он обижает какого-то мальчишку, никто не заступится за Уолли. Теперь Сэмми остался один в комнате наедине со своими мыслями. Идеально ровно сложенная, куртка в его руках помялась пока он сжимал ее от напряжения. Он сам не задумался над тем, что утром куртка должна к нему вернуться, особенно из рук Генри. Что бы случилось, если бы Генри отдал её сам? У них бы завязался диалог? О чем бы они говорили, или может, молча разошлись бы? Сэмми вешает свою куртку на стул и садится на него, отхлебывая все еще горячий кофе. Сладкий. Сэмми ненавидит сладкий кофе, кто просил добавлять сахар в него по умолчанию? Он вздыхает. Когда кофе горчит гораздо приятнее и легче почувствовать его настоящий вкус. Остальное время композитор проводит за работой, не замечая как летит время. Уж сегодня он точно пойдет ночевать домой. Скрепит дверь. Ну кто там еще? Сэмми оборачивается и видит мужчину высокого роста с густыми черными волосами и немного смуглой кожей. Это Норман. Норман Полк — местный киномеханик. Лоуренс находит его достаточно умным и преданным своему делу человеком, правда слишком холодным и отчужденнным от окружающих его людей, иногда даже пугающим. Несмотря на это, Лоуренса даже устраивает то, в каком тоне они обычно общаются друг с другом. Каком-то, особенном. Его шутки вовсе не так плохи, как все говорят, но он ему об этом никогда не скажет. — Лоуренс, твой кабинет убран, если что, можешь возвращаться — сообщил он, убирая изо рта сигарету. — Ты как-то уличил меня в том, что я курю на работе, а тебя самого это не касается? — не удержался от язвительно замечания композитор. — Бросил, вот и умничаешь? — С чего бы? — снисходительно произнес Сэмми. Ему интересно какими методами он это выяснил, наблюдательности ему и правда не занимать, порой даже излишней. — Да твой кабинет обычно насквозь воняет табаком. — Полк спахивает пепел с рукава рубашки. — А в этот раз почти ни капли. Я помогал его расчищать пока других проектов у меня нет. Лоуренс усмехнулся. — Надеюсь, однажды у ты начнешь выполнять свою работу, а не следить за чужими кабинетами — укоризненно проговорил композитор. — Ну прекращай, Сэм — уже без интереса к диалогу бросил Норман. Он привык работать с Сэмми по соседству и просто считал его странным парнем на выходки которого не стоит обращать особого внимания. Мужчина хотел уже пойти дальше по своим делам, но словно что то вспомнив, снова обратился к музыканту — Кстати говоря, тебя искал Штейн — как бы невзначай проговорил он. С лица Сэмми мигом сошла насмешливая полуулыбка. — Уолли сказал, что ты сильно занят, поэтому Генри решил не тревожить тебя, лучше подойди к нему после работы сам — Зачем это? — Сэмми напрягся, раздражительно сжимая кулаки. «Чертов Фрэнкс! Ну, я ему устрою…» Норман пожал плечами и безразлично пошел дальше. Сэмми отыгрывает последнюю мелодию, делая некоторые правки в нотных строках и в предвкушении собирает свои вещи чтобы покинуть наконец-то студию и как следует отдохнуть у себя дома. Выпьет в конце концов хороший крепкий кофе и поспит на кровати как нормальный человек, а не согнувшись за столом. И одежду пора сменить, все измазано в чернилах, ах да, принять душ было бы еще более заманчиво. Но перед этим всем, ему придется посетить Генри. Стук. Два. Сэмми решает войти. Он приоткрывает дверь в анимационный отдел и видит человек пять художников склонивших головы над столами, и громко чиркающих карандашами по бумаге. Штейна среди них нет. — Мистер Лоуренс? Вам что-то нужно? — заметила его одна из работниц. Девушка в больших круглых очках с непониманием смотрела на него. Сэмми еще раз оббегает глазами помещение. — Да, вообще-то я ищу мистера Штейна Девушка с любопытством прикладывает палец к губам и хмурится, словно задумываясь о чем-то. — Ааа, Генри, он скоро вернется, ушел принести новую партию чернил для работы — Ясно — коротко буркнул тот. Лоуренс вздохнул и закрыл дверь, оставив девушку недоуменно смотреть ему вслед. Ждать ему не очень-то хотелось. В принципе, он знает где хранятся чернала, а потому решает направится туда, на художественный склад. В коридоре царит мрак и пахнет пропитавшими стены и бумагу чернилами. Чернилами и пожелтевшими от времени и химии обоями, отдающими целлюлозой, затертые дыры в них увешанны плакатами, рисунками в пыльных рамках, «воодушевляющими» напутствиями Джоуи Дрю о любви к работе и мечте. Чувство здесь особенно гнетущее и время словно замедленное, словно утонувшее в тишине этой части студии, некоторые говорят что если стоять в этих коридорах долгое время и не издавать звуков, можно услышать шорохи внизу под полом и некие шаги, даже вздохи. Сказки, не более. Вот она: дверь в художественную кладовую. Сэмми был в ней всего пару раз, когда приходилось одолжить чернил у анимационного отдела. Он тянет за деревянную ручку и щурится, когда в глаза заливает свет желтой лампы. Парень в бежевой рубашке с закатанными руковами старательно передвигает ящики с принадлежностями, и стопки бумаг на полках которые кажется вот-вот сломаются от веса всех вещей на них. От скрипа двери он вздрогнув оборачивается. — Кто здесь? Дверь открывается полностью, освещая фигуру Лоуренса. — Это я, Генри. Мне сказали, что ты искал меня Художник с неловкостью смотрит в серые, холодного оттелка глаза, мерцающие от теплого света. — Сэмми? А ты… — он замялся, не ожидая что его так резко отвлекут от дела, в такие моменты Генри заметно нервничал. Музыкант оглядел глазами комнату и самого Штейна, который растерянно смотрел на него снизу вверх, сидя на корточках возле пустых ящиков. — Ты что-то потерял? — конечно, сначала аниматору лучше закончить работу, а потом уже говорить с ним, решил Сэмми. — Ага....Кажется в нашей кладовой закончились чернила — Штейн поднимается и отряхивает брюки от пыли. — придется спускаться на склад за новой партией. — Не нужно — отрезал Лоуренс. — Можешь взять из музыкального отдела. Идём — Ах, да? Большое тебе спасибо — облегченно выдыхает Генри. — Ты снова выручаешь меня, похоже, что я у тебя в долгу вдвойне — он тепло улыбается, с благодарностью глядя в глаза собеседника. Лоуренс выдохнув отводит взгляд. Они вместе направляются по коридору в сторону музыкального отдела. — Так зачем ты меня искал? — по-необычному спокойно спрашивает он. Таким тоном он мог общаться только когда был полностью расслаблен, умиротворен, а это бывало у него в последние годы очень редко. Вернее будет сказать — почти никогда. — А, да, как раз об этом, прости, я слегка забегался — Генри на секунду задумался. — Кстати, Уолли ведь передал тебе куртку? — Ага....Передал — Хорошо… Я хотел сделать это сам, но не смог тебя найти, и подумал что все-таки не очень правильно не отблагодарить тебя по-хорошему Парень отвел взгляд куда-то в пол. — Я хочу сказать, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, если вдруг что-то понадобиться. Это лучшее, что я могу сделать. — Лоуренсу показалось, что художник слегка смущен. — Да брось ты, господи — отмахнулся почти раздраженно, но больше смутившись — по-твоему это такой уж подвиг дотащить тебя до раскладушки? Кто угодно мог бы это сделать — В любом случае, ты можешь просить меня о любой услуге — спустя пару минут неловкой тишины ровно и даже с некой хитростью в голосе ответил Штейн. Лоуренс даже успел занервничать, что мог невзначай обидеть его своми словами. Придерживать острый тон речи непросто, когда к этому привыкаешь, но его колкости в этот момент имели мягкие концы. Он вовсе не пытался задеть чувства Генри. Отчего-то композитор всегда считал его очень ранимым в душе, а потому непроизвольно был с ним мягче, даже в начале их совместной работы. Не говоря уже о том, что сейчас. Сэмми лишь вздыхает в ответ. Теперь еще более неловко, он чувствует как лицо становится горячим, а ладони потеют. Штейн кажется ему чем-то вроде дорогой красивой вазы, которую легко разбить, если быть неосторожным. — Кстати, ты вообще нормально себя чувствуешь? А то снова свалишься в обморок, и придётся тебя оттаскивать... — Извини, что доставил хлопот - виновато улыбаться Генри. «он что, всерьёз это воспринял?» — У нас еще много работы которую художественный отдел не успевает сдать в срок, поэтому приходится напрячься. — сказал он серьезно, почти прозрачным тоном. Коллеги добираются до склада музыкального отдела, который находится чуть дальше чем сам кабинет композитора. Сэмми открывает дверь, свет из коридора освещает пыльное тесное помещение с толстыми папками нот на полках. В самом низу в углу лежит небольшой ящик со свежими чернилами в стеклянных баночках. — Я возьму всего пару банок, на сегодня этого хватит. Завтра схожу за новой партией. — скромно произнес аниматор, несмело склоняясь к ящику. — Да забирай все — бросил Лоуренс. — Зачем они мне нужны в таком количестве? В кабинете еще пара банок валяется, мне надолго хватит. Я же тебе не художественный отдел. — Но Сэмми... — Бери уже — категорично перебивает его композитор. Генри берет ящик в руки, он не шибко тяжелый, но и легким его назвать точно нельзя было. Заметно было, как парень напрягся, взвалив его на руки. — Может я понесу? — Нет-нет — мотает головой художник. — не стоит. Спасибо. «Да он моей помощи уже как огня боится» — думает Лоуренс наблюдая за фальшиво невозмутимым видом коллеги. Пожалуй если вынудить его отдать ящик, он станет чувствовать себя еще более виноватым, и Сэмми только пожимает плечами, решив в этот раз уступить и не давить лишнего на коллегу. — Сэмми, твоя смена ведь закончилась, да? — вспоминает художник. — Ты снова хочешь задержаться? — Уж кто-бы говорил — насмешливо улыбается тот, понимая, что их смены заканчиваются сегодня в одно время. Генри тихо посмеивается в ответ. Улыбка блондина это этого становиться теплее. Он давно не улыбался кому-то вот так. Да и просто улыбался он не часто. По крайней мере без злой иронии. То, что они проводили хоть какое-то время вместе на самом деле очень грело душу композитора. Что-то неосязаемое и невидимое в этом парне заставляло его трепетать и ощущать почти на физическом уровне то тепло что от него исходило. Он не мог не смотреть на Генри, хоть и одергивал себя от этого каждую минуту. Наконец-то в паре метров от них стала видна дверь художественной мастерской. К тому времени в ней осталась только парочка людей, которые уже начинали складывать свои вещи по сумкам. Сегодня день перед выходными. Никому не хочется задержаться на работе, у всех свои дела и заботы. У кого семьи, у кого друзья и попойки в баре. Штейн ставит ящик с чернилами на пол возле шкафа, о чем-то проговаривается коллегам, и возвращается к двери, возле которой ждал его Лоуренс. Он не особо любил внимания к себе, и не хотел светиться перед другими художниками своей печально известной персоной. — Еще раз спасибо тебе, Сэмми — мило улыбнулся аниматор. — Генри, ты правда снова останешься тут на ночь? — серьезно спрашивает музыкант, не сильно разделяя веселья собеседника. Вот вымотается этот работяга однажды, и одними хлопками по лицу не обойдешься, того гляди и вправду сляжет. — Ну… — Генри мешкается — Может еще немного посижу. — Лоуренс оглядывает его с ног до головы. Поникшие плечи, мешки под глазами которые так и норовят закрыться, его вид только и кричал о том, что пора уже отдохнуть. — Генри - резко перебивает его композитор. — Ты ведь сказал, что я могу попросить тебя о любой услуге, тогда, сделай одолжение, иди домой прямо сейчас, и забудь об этой чёртовой студии хоть на вечер Штейн непонимающе вскидывает брови. Он хочет что-то ответить, но все не может подобрать слов и парню напротив лишь остается наблюдить за его смятением. — Сэмми, я бы с радостью так и сделал, вот правда - слегка огорченно произносит он, оглядываясь на свой рабочий кабинет, где еще лежит стопка бумаги. Но, у меня ещё много работы... — Если у художественного отдела так много работы, почему твои коллеги сбегают с мест как только кончается их смена, какого черта ты вообще на себя все это взвалил? Я понимаю, что ты главный по худ. отделу, но это не дает права остальным садиться тебе на шею — проворчал музыкант, чувствуя как все внутри его вскипает. — в конце концов, завтра выходной день, если ты как следует не выспишься тебе только хуже станет Пару мгновений Генри смотрит на него серьезно и непроницаемо. Таким лицом обычно Джоуи приходится по выполненной работе, и по его нечитаемой физиономии вообще не ясно, вскочит ли он из-за стола от гнева, с недовольством чиркая своей ручкой по всем твоим отчетам, или разрывая их на кусочки к чертям, или умиротворенно улыбнется, сказав что его все устраивает и даже по-своему похвалит. Но тут же художник расплывается в теплой улыбке. — Ты так переживаешь за меня, Сэмми? — с некой грустью спрашивает он, совершенно заставляя в расплох Лоуренса, у которого сейчас кажется сердце из груди выскочит. — Вообще-то...— начал было он, почти подавившись воздухом он возмущения, готовясь выпалить горсть оправданий в свою сторону которые сам придумает на ходу, но тут от перепалки их отвлекают голоса коллег. Двое последних аниматоров из отдела где работает Генри покидают студию, прощаясь с нашей парочкой и провожая их странным взглядом. «Чего уставились?» — хотел было прикрикнуть им композитор, но его отвлек Генри. — Сэмми, я имел ввиду, что ты можешь просить о помощи, и так далее, я уверен, ты понял, что я имею ввиду — уже более спокойно объяснил художник, вырвав композитора из ступора. Лоуренс закатил глаза, сложив руки в замок. — А ещё я понял, что ты окончательно угробишь себя прямо здесь, если не перестанешь так к себе относится Генри пусто смотрит в пол и мотает головой. Тогда Лоуренсу приходит на ум только то, что даже ему самому стало неприятно. — Тогда, я расскажу Джоуи и твоем состоянии — ровным тоном произнес он. Внутри него что-то словно упало. И внутри Штейна судя по выражению его лица тоже. Несколько минут они просто стояли глядя друг на друга, словно ожидая реакции. — Джоуи не будет до этого дела. — глухо отозвался Штейн, знатно изменившись в лице. — Хорошо. Я пойду домой. — он не обращая больше внимания на Лоуренса прошел в мастерскую и стал собирать свои вещи. Лоуренс остался смотреть ему вслед растерянным взглядом, попутно пытаясь осознать что вызвало у Генри именно такую реакцию. Конечно он ожидал что идет на крайние меры, но тут дело явно было не в страхе получить выговор, ведь как говорил Джоуи: «три чашки кофе это прекрасно, но белее — это увольнение». Что еще за «ему не будет дела?». Вернее, он понимал, но не мог осознать до конца. Что-то в его голове щелкнуло, и заставило подумать что между ними с Дрю не такие уж и простые отношения, как казалось на первый взгляд. Джоуи и Генри с самого начала были хорошими друзьями которые во всем поддерживали друг-друга, когда студия только открылась в ней работала совсем маленькая команда, включая Лоуренса, и между этими двоими всегда прослеживплась некая гармония. Джоуи был полон энтузиазма и активен, а Генри более расстоновочен и спокоен, всегда мог помочь другу осуществить желаемое и попридержать его пыл в нужный час. Так они дружили до некоторых пор, и хотя сейчас их отношения нельзя было назвать плохими, Джоуи явно относился к Штейну как к какому-то инструменту, нежели чем к другу, ведь его собственные цели затмили теплые чувства к другим, но что же сам Генри? Некоторое время он переваривал эту информацию дожидаясь Штейна возле двери. Он сам не понимал зачем ждет его, но парня это не сильно волновало на тот момент. Когда художник собрался и вышел с небольшой сумкой на плече, Лоуренс собирался что-то ему сказать, правда собирался, но так и не смог. Что он ему скажет сейчас? Да что бы это не было — все будет звучать ни к месту. Путь до выхода из студии коллеги провели в тишине, никто из них не решался ничего произнести или хоть как-то продлить разговор. Наконец-то дверь из злосчастного здания распахнулась перед ними. На улице стяет багровый закат и веет холодным воздухом позднего лета. Когда пришло время разойтись, Штейн с некой грустью посмотрел на композитора. — До понедельника, мистер Лоуренс — с губ парня едва ли собиралось сорваться что-то еще. Что-то важное, что-то печальное и разрушающее для его спутника, но он ничего больше не произнес, лишь слабо улыбнувшись на прощание. — До понедельника Композитор проводил взглядом отдаляющуюся от него фигуру и тоже зашагал прочь. "Мистер Лоуренс. Звучит гараздо хуже чем обычное: Сэмми" Путь до дома был мимолетным и неясным. Лоуренс вполне мог дойти до него пешком, что не помешало бы композитору, наконец- то свежий воздух наполнит легкие. Наконец-то никаких чернил и труб, а только живая улица, с фонарными столбами и колышашейся травой в парке, живые не картонные люди и их не уставшие и не раздраженные от тяжкой работы голоса. Половину пути у Сэмми в голове не было ни звука, ни голоса который обычно общался с ним озвучивая все всплывающие мысли, лишь отзвуки ветра и серая тягучая тоска, словно что-то внутри него пошло наперекосяк. Чувство вины? Пожалуй. Наверное, он перегнул палку. Сказал что-то слишком грубое, умудрился задеть художника за живое. От этой мысли он усмехается сам себе, «да ладно, вывел из себя такого спокойного человека, ну ты умеешь Лоуренс. Ты опять всё испортил». Но потом его мысли сменяются на более объективные, менее ведомые тоской и подавленностью. Вероятно Сэмми слишком сильно надавил на художника своим желанием помочь, учитывая как Штейн не любит помощь. К тому же, вмешиваться в их отношения с Дрю ради этого было и правда жестоко с его стороны. Если он продолжит в таком духе — подружиться с коллегой не просто не выйдет, он скорее еще и испортит к себе отношение окончательно, ведь по сути он не в ответе за Генри, и не имеет никакого права принуждать его к отдыху, однако тревога внутри него не давала покоя. Но он должен стать учтивее, также, как учтиво относится Штейн к нему самому с его острыми выпадами и грубостью. Что ему сделать чтобы смягчить этот удар и не потерять Генри навсегда? Солнце почти исчезло за горизонтом оставив за собой только нежно-розовую линию под туманными синими облаками, что расползлись по синеве неба. Стало темнее, а ветер одувал длинные волосы музыканта с большей прохладой. Интересно, скоро ли зажгутся фонари? Лоуренс распахнул дверь в свою квартиру только с одним желанием: закурить чертову сигарету. Он запирает дверь, и не включая света выискивает у себя под кроватью в комнате небольшую заначку, достает зажигалку. Горечь. Парень поворачивает ручку от окна, в комнату залетает вечерняя прохлада. Из-за открытой форточки раздаются веселые возгласы людей. Выходные. У кого-то семьи, и кого-то друзья и попойки. А Лоуренс нервно поежившись выкидывает окурок в мусорку. Хуевое это дело. Ни черта не помогает, как это было раньше. Раньше все можно было решить сигаретой. Он смотрит в потолок, выпуская остатки дыма. Его квартира небольшая, но и не та, которую можно назвать маленькой комнотушкой. Там помещается парочка инструментов забытого успешного прошлого, в шкафчике напротив кровати сложены неаккуратно и словно забиты в один угол его награды. Сэмми не любит на них смотреть, не любит о них думать. Он не любит славу и внимание других, не любит лестных слов и громких похвал, ему нужны только собственные успехи, он должен угодить себе. Отдавая все внимание себе и своей старательности он так и не подпустил к себе тех, кто хотел быть с ним. Он так никому и не открылся и не доверил свои чувства другим во всей мере и без последствий. А сейчас он себя ненавидит. Это правда. А может, всегда ненавидел? Становится холодно. «Ну все, Лоуренс, вставай, пора заняться делом» Домашние дела: желание наконец привести себя в порядок и стать похожим на человека а не чернильного раба. Все это Лоуренс делает в тишине и одиночестве своего дома. Всегда. Он никого не впускает в свой дом. Никогда. Только тишина его мысли его вечные спутники. Струи теплой воды сбегают по бледному телу. «Интересно, Генри тоже всегда один?» — Думает он, пока горячие капли воды стекают по его лицу. Его взгляд пустой и уставлен в пространство. «Ну нет, у таких как он обычно много хороших знакомых и… » Он тщательно вытирает чистые мокрые волосы полотенцем. Пар от горячей воды заполнил ванную. «Знакомых… » Чайник закипает. В фарфоровую чашку льется ароматный зеленый чай. Сэмми не может думать о кофе. Кофе напоминает ему о работе. А его вкус — горечь чернил. В животе крутит от этого ощущения. А чай ароматный и терпкий. Его вкус так спокойно и нежно ощущается при даже совсем небольшом глотке. Особенно когда он без сахара, всю его прелесть можно ощутить в полной мере. Кофе даже самый качественный и горький. Даже с ароматом обжаренных кофейных зерен не принесет ему умиротворения и тепла. Руки жжет. Жжет язык. «Есть ли у Генри те, рядом с кем он ощущает тепло? Есть ли те, кому он доверяет? » Он пытается что-то читать, о чем-то думать. Алкоголь был бы кстати сейчас. Но мысли плывут и без него. Хочется уснуть. В домашней кровати тепло и уютно, и одновременно холодно и слишком просторно для него. Иногда он оборачивается от страха что кто-то лежит рядом. Темнота. Она давит на глаза. Композитор? Нет, он не композитор. И даже не Лоуренс. Дома он просто Сэмми. Сэмми закрывает глаза. «Генри, ты простишь меня?» \••\ Вязко. Больно. Вдалеке слышен издевательски хриплый смех, искаженный, пустой как обезкровленное немое тело. Запах гнили. Чернил. Труб. Сэмми — он не компрзитор, он даже не Лоуренс. Что от этого остается, когда ноги ломит от боли, пока тело изо всех сил барахтается в темной луже? Нет. Реке. Море. Бездне? Оно засасывает его, сдавливает грудную клетку, убивает его человечность и мысли. Бенди. Бенди чернильный демон. Нет. Чернильный монстр. Нечто, что правит этим хаосом, нечто созданное человеком без тепла и полным злобы, нечто, созданное без души и сердца. Карандаш и мечта это не все чего достаточно для жизни. Это не все чего достаточно для огням в душе. Души. Дыхание, его нет, оно погрязло в хрипении и глухом напеве старой песни. Чернильные пальцы расплываются на клавишах. Блядство. Блядство. В очередной раз маска мультяшки оказывается в гуще чернильного нечто. Топор с грохотом падает на пол. Стекло. Оно не дает пробраться сквозь камеру. Композитор. Нет, он просто музыкант. Осторожно перебирая потекшими пальцами струны банджо он не думает ни о чем. Новая песня, или старая? За стеной еле словно чирканье карандаша по бумаге. Новые мечты, или старые? В любом случае, я не успел Генри. И ты поторопился. Ты оставил меня, а я так и не сказал тебе. \••\ Сэмми просыпается в холодном поту, тяжело дыша и судорожно ощупывая грудную клетку, хватая ртом воздух словно рыба на суше. Она такая же как и была, хотя парню казалось что ее буквально сломали, вдивили в него, изорвав легкие. Он смотрит на свои руки: самые обыкновенные руки, такие же как и всегда, правда мокрые от пота, и почему-то у него ощущение что по ним что-то ползет, но это скорее паранойя. Это был сон. Всего лишь сон. Парень не хочет больше ложиться в постель. За окном голубизна приближающегося утра, обычно просыпаясь на выходных в эту пору любой человек думает: «слава богу, можно поспать еще». Но Самуэль так не считает. Он мотает головой и потирает ладонью виски. — Снова этот блядский со- Внезапно парень закашлялся, заглотнув собственные слова. Это было максимально странно, не так, как обычно бывает во время простуды, с пощипыванием в горле, а словно в районе груди скопилось нечто, что хочет вылезти наружу. Сэмми вскочил с кровати и метнулся в ванную, распахнув дверь так что она хлопнулась о стенку. Раковину забрызгали черные пятна. Изо рта вырываются сгустки чернил, шлепаясь на керамическую поверхность. «Что это блядь такое?» Парень тяжело дышит, склонившись над раковиной. Стало так легко. Даже легче чем днем, словно это сидело в нем еще с.... Он вспоминает кофе с привкусом чернил, стакан воды с теми же чернилами. Что же это такое… Блондин поспешно умывается и ополаскивает рот тщательно, едва ли не собравшись запихнуть в него кусок мыла, лишь бы избавиться от этой дряни. Наверное, наглотался этой херни вот и все. Хорошо, что хоть само вышло, а не обернулось ему язвой в желудке. Возможно пока он не видел злосчастная жидкость могла накапать ему в чашку, ведь она повсюду в студии, чему он так удивляется? Но все же, что-то в этом не так, что-то тут явно не так просто. Больше Сэмми не будет пить кофе. За окном светает, комната наполняется блекло-голубыми оттенками. Интересно, Генри все-таки выспался сегодня?