sex style.

в квартире вани влажно, жарко, на улице поздний вечер июльского дня, пару бутылок пива и андрей. он зачем-то завалился, не позвонив и не предупредив, принеся с собой только сигаретный дым и звенящий пакет из кб с одним только пивом. не сказать, что ваня был против, но он особо не пьёт, а компания андрея была ему приятна. да, ваня не пьёт, но всё равно проносит пакет на кухню, включает свет и незаметно для всей вселенной улыбается. самый отстойный день, отдающий пыльным помещением и грязным постельным бельём вдруг превратился в яркие краски на стене и выглаженную любимую футболку отца. пиво, наверное, не самое дешёвое, но и не дорогое: одно с лаймом и лимоном, второе — грейпфрутовое удовлетворение, третье ещё с какой-то намешанной бурдой и так далее по списку. на закусь (лично для вани, скорее всего) у андрея нашёлся только орбит с розовым шиммером и вкусом бабл-гам, шоколадка, которую он купил ещё вчера и пустые поцелуи в щёки. лично у вани для андрея квартира в полном его распоряжении, его кудри, которые андрей обычно любит наматывать на пальцы, получается, конечно, по-киношному глупо, но всё равно приятно чувствовать их внутри, его холодос и наверняка смущённое лицо после глупого смеха. у них милая любовь, ограничивающаяся только скрытыми поцелуями от общих друзей, переплетёнными пальцами и тёплым просмотром смешных видосов на ютубе. это завораживает, особенно ваню, который за восемнадцать лет смог почувствовать такое впервые в жизни. пальцы путают волосы, ваня сейчас точно не в образе, когда андрей, не успев снять ветровку, обнимает его, прижимается тёплым и влажным дыханием к шее, шуршит одеждой и бубнит что-то в стиле "я хочу нажраться в говно". достаёт припрятанную во внутреннем кармане палёную (сто процентов) водку, говорит, что спиздил её, пока все стояли к нему спиной. ваня смеётся, тычет в плечи в абсурдном жесте, который олицетворяет пренебрежение, но ваня не злится, ни в коем разе. да, это может пагубно сказаться в будущем, но бля. откройте окно, душно стало.       — ебать ты дурачок, андрей, — ваня падает на стул, зарывается лицом в руки и смеётся. да, он влюблён, и он уверен в этом больше, чем на тысячу процентов, а поэтому прощает андрею любую выходку. на плите стоит что-то типа ужина, в холодильнике остался недоеденный муравейник и апельсиновый сок, андрей в этом убеждается, когда заглядывает внутрь. скидывает с себя ветровку и бросает её на спинку стула, заторможено реагируя на пиво. он смеётся, садится за стол, достаёт винстон синие, ваня молчит и андрею это нравится. прикуривается, затягивается, ваня даже специально для него пепельницу купил, чёрную, поставил на обеденный стол. он упирается спиной к стене, банка пива хрустит в ладони, фильтр от сигареты мокнет сразу же. вот так вот сидеть и молчать нравится обоим; наверное поэтому ваня и впускает андрея в свою квартиру. наверное поэтому ваня и впускает андрея в свои объятия, позволяет его губам касаться его, привет, язык, добро пожаловать в мой рот и так далее. по растрескавшейся ссохшейся тропе, которую называют шеей, андрей проводит руками, зря он сегодня переживал, что ваня откажется. сгиньте, это их джаз, они безмолвно передвигаются в комнату попроще с бутылью водки. андрей хлещет её как неприкаянный, без сока или того же самого орбита, но в этой паузе есть свой особый шик, когда ваня укладывается без лишних слов на специально разложенный диван, он знал, зачем поставил на стол те банки сегодня. что-то типа афекса твина: непредсказуемо и лениво, у вани глаза темнеют, когда андрей напрягается из-за ответных прикосновений. ваня по-юродивому смешно отзывается на поцелуи с привкусом водки, его это смешит, но губы трещат по швам, щиплют, во рту привкус металла, ваня трескается, как горящий костёр. падает на подушки, ожидая от андрея очередную хуйню, зарывается пальцами в волосы и просто ждёт. но андрей же не глупый: понимает, что в свете фонаря ваня выглядит прекраснее, чем когда-либо он мог выглядеть, допивает те ноль двадцать пять почти чистого спирта. из-за спешки некоторые капли стекают по подбородку по-пошлому вниз, его дыхания не хватает на всю бутылку, поэтому на полу появляется небольшая лужица (как и на диване прямо сейчас), но ваня уберёт её позже, его сейчас это не заботит.       — я надеюсь, что ты готов, — да, хрипло. да, томно. алкоголь промывает косточки, у андрея горло жжёт так, будто он перца ёбнул, а не водки. но это не останавливает, он говорит шёпотом, не хочется нарушать эту идиллию. ваня понимает не сразу смысл его слов, он не пьёт, но, кажется, вторая банка была лишней. ванин мозг плавится, а его самого немного перетряхивает, он тянется в каком-то неизвестном направлении рукой, выуживая средства защиты словно фокусник кролика из шляпы. или в его диване тоже двойное дно? витает в облаках, или в (стекло)вате, бабушкин плед колется, это неприятно, но тепло одновременно. хлопает ресницами и пропускает тот момент, когда руки андрея тянутся вниз.       — стой-стой, ты обещал, что.. — ваня теряется и андрей не знает как люди выносят его красоту. целует его в место чуть левее подбородка, он пьян, ему весело, водит нежно по шее и ключицам и ваня отрубается и вообще.       — я помню, вань, — андрей горит и передаёт это пламя ване. да, он обещал, он и принёс. смазка, да, именно она. хорошо, что ванино разочарование сублимирует в удовлетворение, теперь он спокоен. андрей его разбирает лениво пальцами, словно пакет с покупками, андрей тянет его шмотки пропорционально вниз, пока ваня теряет телесность. сейчас, помимо алкоголя в его крови было желание, оно растекается, греет тело и руки, ох, его руки, они сейчас не находят себе места, ваня пытается прикоснуться, но не получается, андрей слишком далеко для полупьяного мозга, почти синдром алисы в стране чудес. у них нежность со вкусом пломбира и ванили, она растягивается во все стороны, их похоть на цвет как глиняная масса, которую собираются засунуть в печь. ванино смущение слишком резко ударяет по фетишам андрея, ваню хочется засунуть в карман, ваню хочется облизать от и до, ване хочется сделать приятно, ваню просто хочется. его покорность невинна, ресницы подрагивают, словно кружат вальс, румяный след на лице остаётся как штамп, это мило, это хорошо, это возбуждает. ваня умудряется душно, нет, влажно и хрипло издать что-то типа стона, когда андрей начинает двигать пальцами умеренно и плавно. ваня умудряется выгнуться, рёбра на растопырку, острые, словно черти, его руки одновременно везде и одновременно нигде, как кот шрёдингера, но с котом у рук только одно отличие: они хотят андрея. господи. они оба теряются и забываются в небытие, их тела сливаются в одно тело, у вани тупо немеют конечности, а вслед за ним проёбывается и андрей. молчит безобразно, только кидает многозначительные и двусмысленные взгляды на растёкшееся тело снизу, это окутывает больше, чем полнолуние в твой день рождения. это сексуально, пиздец как, оставлять влажный выдох на чужой шее — всё равно, что пересечь рубикон, он трескается, как андрей, как лёд в бокале, как ваня, которому четыре пальца — это пиздец как много.       — ебать ты, — андрей придушенно хрипит, натягивая, раскатывая, ощущая, подставляя и вставляя. — узкий. у вани, наверное, рокочуще-трепетные ресницы опадают с век полностью, его лицо, вместе с остальными участками кожи, покрывается гусиной кожей и всё тело чешется. слова бьют по пьяным извилинам, его тело сейчас тяготит мозг, заставляя брови сломаться. ваня молчит, но это приятное чувство недосказанности удовлетворяет в теле вани всё, что можно удовлетворить прямо сейчас. у андрея холодные руки, которыми он исследует ванины открытые участки кожи, удовлетворяя свой тактильный голод за всё то время, пока он не виделся со своим парнем (то бишь один день). в андрее бурлит неосознанное и неконтролируемое желание, которое облепливает тело снизу, когда это тело начинает чувствовать. да, андрей сейчас пьян, нежен и медленен одновременно, это заставляет ваню только чётче и шире раздвинуть ноги, давая свободу действий андрею, у которого этот жест отдаёт колкостью под рёбрами и заставляет завязать кишки в морские узлы. ваня не находит места себе и своим рукам, то смущённо прикрывая руками лицо, то этими же руками ногтями вцепляясь в предплечья андрея, которые облепили его разгорячённое тело со всех сторон. это мило, это смущает, потому что у андрея только пьяная любовь во взгляде, а у вани расплывшиеся мышцы всего тела, он зажат, ему неловко, у него испарина на лбу липнет к корням кудрявых волос, его руки эмфемерной эссенцией разливаются по телу напротив, а тело напротив уже давно умерло от красоты и ощущений. да, водка внутривенно действует очаровательно, у андрея развязывается язык, когда он входит полностью.       — ва-ань, — тянет пьяно андрей. его слова сейчас не имеют вообще никакого смысла, только подрагивающие бёдра и неровная линия мыслей в голове. она мешает, смущает, заставляет сжаться, из-за чего почти задыхается андрей, но ваня вовремя открывает глаза. ваня молчит, нелепо молчит, только тянет чужой затылок ближе к себе, почти ангедония, он не чувствует ничего, кроме влажного дыхания андрея у себя на губах. — вань, ты очень хороший мальчик, ты в курсе, да? — следом только призрачная и тупая ложь в виде поцелуя, они почти соприкасаются влажной необдуманностью, но андрей в этот же момент выпрямляется и ускоряет свой темп. это сказывается не очень хорошо на теле снизу, тело снизу растекается парадоксально быстро, тело снизу практически в лиминальном пространстве, тело снизу скулит и просит ещё. ваня враз огибает бёдрами худющее тело андрея, притягивая его к себе ближе, а андрей сам без понятия куда руки деть, встаёт почти на локти, дышит спиртом ване практически в рот, запах оседает на чужих губах. ваня смотрит прямо андрею в глаза, но в его взгляде лишь расфокус, это мешает, но им обоим нравится, так что почему бы и нет? андрея дрожь берёт, когда ваня утыкается носом в его плечо. у него дыхание сбитое, с привкусом грейпфрута и потрескавшейся водки, андрей это замечает ежесекундно, как только он практически сдавливает его телом. футболка чертовски неприятно липнет к телу, это мешает, но ещё хуже — судорожные тихие ванины выдохи, которые андрей пытается выловить из всех остальных звуков, что бинауральной трелью отдавали в ушных раковинах. нет, это не секс, это что-то большее, чем непонятное месиво из чувств, потому что ваню трогает эта вся тема, он расстекается по дивану, но руки на чужих предплечьях всё ещё сжаты, это значит, что он скоро кончит.       — вань, — андрей двигается не спеша, тянет специально, это заставляет ваню зажмуриться и почти скривиться, даже покраснеть немного, из-за чего он закрывает лицо рукой. — ты пиздец какой красивый, вань, — андрей шепчет, немного наклоняясь, а его рука медленно и по-дурацки тянется к его кудрям, заправляя одну прядь за ухо. это давит похуже, чем его тупой и влюблённый взгляд, ваня почти готов разреветься прямо сейчас, но андрей продолжает играться с его волосами, тянет в какой-то степени, на что ваня только выдыхает муторно и брови хмурит. сосредотачивается на тактильных ощущениях, на том, что в его комнате пиздецки душно, на том, что на полу всё ещё валяется пузырь водки, вспоминает все прошедшие моменты с андреем, невольно подгибая колени, когда чувствует, что андрей не отпускает и только продолжает ускоряться. искренность — это правда красиво, особенно когда ваня продолжает удерживать за плечи с закрытыми глазами. во рту слюна уже давно стала вязкой, на что он старается не обращать внимания, только сжимается весь внутри, а андрей дрожит лишь от одного взгляда на ваню. а у вани громкий выдох, граничащий со стоном, шелестящее "пиздец... блять" и жидкости, которые затекли не туда, куда нужно. у андрея сигаретное дыхание спёрто, рука на чужом плече, которая сто процентов оставит синяк на нём и абсолютно то же самое, только всё внутри и разгорячённее в три раза. трение сделало всё само за себя, андрей трясётся в полуоргазменной истерике, свешивает голову вниз и пытается отдышаться. в голове каша из эмоций, это прикольно, он выходит сразу же, кидает завязанный в узел презерватив куда-то не далеко от дивана и сразу же припадает к ване. целует его трепетно, за счёт пота его губы имеют солоноватый оттенок, усталость чувствуется в каждой мышце тела, но, бля, как же они оба довольны друг другом и их любовью, что укутывает мягко, словно долгожданный сон после нескольких дней бессоницы. это сладко, невообразимо, всё то, о чём они оба могли только мечтать.