***
— Джинни, доброе утро, — послышался нежный голос над головой, будто сам ангел прилетел к парню, чтоб разбудить его. Юноша что-то промычал, перевернулся на другой бок, обнимая большую подушку, и дальше засопел. — Джинни, опять поздно лёг? Обещал же… — с некой грустью произнесла мама, не удивляясь очередной бессонной ночи сына. — Не пвавда, мам, я уже вштаю, — куда-то в подушку промычал Хёнджин, но матерью был услышан. Кое-как встав с кровати, одевшись, он вышел из комнаты на кухню, где завтракал папа, а мама суетилась на кухне, проверяла сумки и подарки по длинному списку в руках. Муж временами отдёргивал женщину и упрашивал спокойно позавтракать, а после всем вместе собрать вещи. Сегодня они поедут в гости к подруге мамы. Хёнджин наконец-то вновь увидит Феликса, по которому безумно соскучился. Сам же Ликс сейчас скорее всего мирно пускает слюни в подушку, пока Хван пытается собрать в кучу глаза и показаться бодрым. В это время его мама летает по всей квартире, собирает мужа и сына в охапку, и вот уже через тридцать минут машина семьи Хван отправляется в небольшое зимнее путешествие. Из окон автомобиля видны яркие вывески булочных, светящиеся арки над дорогами, мигающие баннеры с новогодними брошюрами. Весь город уже пропах корицей и новогодней атмосферой. Каждая улочка горела красными, голубыми и белыми огоньками, на площадях стояли высокие ёлки. Хёнджин безумно любил эту предновогоднюю суету, особенно когда до курантов оставались сутки. Все скорее спешат домой с пакетом продуктов или наоборот неспешно бредут по заснеженной брусчатке. Когда за окном кипит жизнь спать уже не хочется, остаётся желание разглядывать каждую фигуру в слоях одежды, подпевать певцу по радио, что поёт на английском о прелестях Нового года. И Хёнджин с ним полностью согласен. Перед глазами мелькали знакомые магазинчики, украшенные веточками хвои и гирляндой, стало понятно, что совсем скоро они будут на месте. Сердце невольно сделало кувырок. Почему-то долгожданная встреча с другом детства, не совсем являвшимся таковым, заставляла трепетать и отрывисто дышать. Машина остановилась, семья Хван организованно вышли из машины и направились к нужной квартире. В доме семьи Ли пахло венком с корицей, который Хёнджин до безумия обожает. Втянув вкуснейший запах на свете он чуть с ног не повалился от перебора корицы в носу. — Мои дорогие! Как вы быстро приехали, — воскликнула госпожа Ли, обнимая с убийственной силой. Тёплые руки обвили шею и крепко прижали к себе, даже грудная клетка хрустнула, и глаза вылезли из орбит. В это время младший Ли вышел из своей комнаты и смотрел на парня, беззвучно посмеиваясь в кулак. — Здравствуйте, господин Джихён и госпожа Ынджу. — поклонился Феликс, аккуратно приобнял женщину и пожал руку мужчине, а затем и Хёнджину. — Ликс-и, как же ты похудел! Поди не ешь совсем?! — воскликнула гостья. — Мам… — аккуратно начал Хёнджин. — Всё в порядке, — прошептал парень, а затем уже громче добавил, — спасибо за заботу, госпожа Ынджу, ем я исправно. Ни один мускул на лице не позволял думать иначе, да и как не поверить этой милой мордашке? Даже если под розовым худи и широкими джинсами лишь кости, обтянутые прозрачной кожей. Квартира пестрила яркой мишурой, на дверях висели венки из хвойных веток. В комнатах горели гирлянды и подсвечивали комнату синими и красными огнями. Телевизор показывал музыкальную программу. Мелодия медленно растекалась по квартире, проникала в уши и успокаивала ненавязчивым ритмом. Хозяйка дома суетилась вокруг гостей, успевая обсудить с подругой всё, на чём свет стоит. После ностальгии и традиционных вздохов родителей парни смогли спрятаться в комнате Феликса. На стенах много рисунков, некоторые являлись набросками из скетчбука Хёнджина; постеры с любимыми группами. Всю комнату заполнили искусственные лианы, поверх них где-то мелькали новогодние игрушки. Комната парня была самой не украшенной частью в квартире, но маленькая ёлка на столе присутствует. Свет от настольной лампы приглушён, поэтому создавалось ощущение комфорта. Феликс всегда умел обустроить помещение с уютом, каких бы размеров оно не было. Была бы воля Хёнджина, он бы остался здесь навечно, желательно вместе с жильцом комнаты. Как только дверь за ними закрылась, Феликс радостно запрыгнул на Хёнджина, зацепившись за него ногами и руками. Юноша даже не вздрогнул, Ликс оказался ещё легче чем в прошлую встречу. Парень изменился: обесцветил волосы, тем самым напоминал цыплёнка, подрос. А также стал ещё красивее. Безумно красивым. От этой мысли пробивает мелкая дрожь. — Я так скучал, — прошептал в шею Ликс и ещё сильнее сжал парня. В этом он даже победил свою мать, но хруст грудной клетки в таком случае Хёнджина полностью устраивает. Более того, он обнимает в ответ, зарывается в обесцвеченные волосы, вдыхает такой родной запах, смешавшийся с ещё чем то приятным. Вероятно это цитрусовые нотки. «—Он слишком прекрасен…» Из-за чего сердце бьётся чаще, ладони потеют, а ноги слегка подкашиваются не знал никто, но их личная сила притяжения вновь и вновь сводила, даже когда такая возможность даётся довольно редко. С таким же успехом она притягивает их сердца, что с каждым мигом стучат всё чаще и громче. Сужает пространство между губами, изымает весь кислород из комнаты. Всю вину в произошедшем можно было смахнуть на силу притяжения, но Хёнджин сам наклонился вперёд и припал к тёплым губам любимого. Сам зарылся пальцами в светлую макушку, невесомо водил ладонью по щеке, шее, плечу. Проводит языком по каждой трещинке на губе, вызывая тихие вздохи, от которых головокружение рушит здравый смысл. От наплывшего удовольствия ноги начали конкретно подкашиваться и Хёнджин понёс обоих к кровати. Феликс оказался на коленях, поэтому у того было больше возможностей, чем у его парня. Он отстранился от чужих губ и начал медленно зацеловывать каждый миллиметр лица, начиная со скулы, затем щёки, висок, нос, лоб и вновь вернувшись к губам. Те растянулись в лучезарной улыбке, а пальцы сцепились на пояснице Феликса, чтобы тот не рухнул на пол. Вдруг за дверью послышался звук падающего предмета и Феликс пулей соскочил с колен, взяв подушку и пихая в руки Хёнджина большого игрушечного крокодила. Через долю секунды открылась дверь, а из неё выглянула голова госпожи Ли. — А что вы тут делаете? — заинтересованно смотря на парней и их взъерошенный вид, спросила женщина. — Аэ… в бой подушками играли, — ответил Феликс, выглядевший как маленький мальчишка, разбивший окно пожилой соседке, пока неаккуратно играл в мяч. Хёнджин в полном афиге сначала не понял что тот сказал, но как дошло сразу сделал вид, подтверждающий слова друга. Женщина стояла с задумчивым видом, будто вовсе не верила сказкам детей, но всё же недовольно, в своей манере, пробурчала: — Нашли чем заняться, идёмте лучше за стол. — и ушла. Двое заметно выдохнули. Если бы мать Феликса увидела своего сына, целующегося в интересной позе с его лучшим другом, то было бы как минимум неловко и как максимум страшно, ведь кто знает как она может отреагировать. Хёнджин восхищённо уставился на парня, как бы говоря «чувак, ты гений!». Встал, приблизился к Ликсу, обхватил тонкую талию и нежно поцеловал кончик носа. — Я тоже очень скучал. — шёпот, как хрустящий снег во время морозов, разрезал тишину, от улыбки любимого у Феликса загораются глаза-огоньки, светят ярче настольной лампы. Из комнаты они выходят ещё счастливее, чем заходили, ведь впереди целые зимние каникулы вместе.***
До курантов остался час, все сидели за столом и оживлённо обсуждали всё, что случилось в последнее время. Конечно же активнее всех были родители, им было что обсудить, впрочем, как и всем взрослым за одним столом во всём мире. Хёнджин уплетал рулетики с огурцом, недовольно косился на жареные баклажаны и кидал на Феликса встревоженные взгляды. Он ведь совсем не дурак, чтобы не увидеть как за всё это время в тарелке парня ничего не изменилось. Парень ничего не ел, пытался забить пустой желудок ненавязчивыми разговорами. У Хёнджина тарелка давно пуста, а в животе ещё мамонт поместится, поэтому думая над будущим разговором с парнем он незаметно для родителей забирает содержимое тарелки возлюбленного. — Это сам ешь. — строго прошептал юноша, оставив на тарелке листья салата и пару рулетиков с ветчиной. Феликс всё это время немного шокировано пялился на юношу, глаза наполнялись влагой, нижняя губа немного дрожала. Здесь явно что-то не так. Хёнджин никогда не мог смотреть, как его любовь льёт слёзы, но как назло она была достаточно чувствительным маленьким клубочком солнечных нитей, из которых когда-то Хёнджин свяжет самый тёплый свитер на свете. А сейчас он кладёт свою руку на чужую ладонь под столом, которую часто называл «микролапкой». Этот небольшой жест заставил солнце засветить чуть ярче, чему Хёнджин несказанно рад. За пять минут до речи президента шампанское пускало пузырьки, которые щекочут нос. Как-то раз Феликс сказал, что хотел бы скорее стать совершеннолетним только ради алкогольного глинтвейна. Зря его дед дал ребёнку этот напиток, с тех пор Ликс жаждал пить его без возрастных ограничений. Его маленькая мечта достигнута, сейчас он довольный хлещет глинтвейн, единственное к чему он прикоснулся за столом, не считая насильно запиханных рулетиков и салатного листа. — А давайте напишем на листочке свои желания, подожжём их и выпьем под куранты? — вдруг предложил Хёнджин. Его идею быстро подхватили, нашли листочки, ручки, и теперь каждый сидел и вспоминал чего бы он хотел в будущем году. Хёнджин написал «Хочу провести всё следующее лето с Феликсом (да и в принципе все каникулы)», Феликс написал «Хочу увидеть настоящих кенгуру». Родители конечно же желали здоровья детям, понижение цен и повышение зарплат. Мечты каждого сбудутся обязательно, дело даже не в сожжённой бумажке и не в выпитом шампанском, всё идёт от сердца, а значит Дедушка Мороз или другие высшие силы услышат всех. Непременно. Куранты набатом стучали, пока две семьи быстро поджигали листочки и бросали в фужер, отсчитывая заветное число. — Девять! Десять! Одиннадцать! Двенадцать! С Новым Годом! — хором вторили друг другу, весело чокались бокалами. Гирлянды освещали комнату ярким светом, ёлка в углу гостиной, счастливые лица родителей и любимого, звон фужеров, запах глинтвейна вперемешку с остальными вкусностями — лучшие воспоминания как фотокарточки Полароида отпечатаются, а Хёнджин повесит их на стену с разноцветными наклейками и стикерами, чтобы в тяжёлые моменты вновь возвращаться в добрые старые времена. Этот Новый год особенный, ведь никто из них не одинок, это ли не счастье?***
Под сердцем лежала грелка, усердно переплетающая верёвочки на конце пледа. Пыхтела как маленький чайник, потому что верёвочки постоянно либо расплетались, либо наоборот лишь сильнее путались. Хёнджин наблюдал за маленькими пальчиками, а в голове крутились строчки из песни, которую он недавно услышал где-то на просторах интернета. — Знаешь, у меня в голове целый день одна и та же песня. Феликс смотрит в глаза, хлопает ресницами и низким шёпотом говорит: — Какая? Спой. Феликс безумно любил слушать как поёт его Хёнджин. Такое доводилось нечасто из-за огромного расстояния между парой, поэтому парень сильно соскучился по тихому голосу возле уха, хрипотце, придающей особый шарм любым песням в исполнении Хёнджина. — То ли ночная паранойя рубила с ног То ли твой безупречный вид оставлял ожог Но я же сильный, куда лечу без крыльев? Однажды покоряя мир — покорил тебя Когда другие отвернулись, что было зря Любишь стабильность Тупые кинофильмы… Песня тихо лилась патокой по комнате, цеплялась за складки на пледе, огоньки гирлянд, иголочки маленькой ёлки на письменном столе. После криков на морозе под аккомпанемент салютов голос не хотел поддаваться, порой срывался, поэтому песня вышла довольно тихой, хрипящей и неидеальной, но Феликс всё равно в восторге. — Джинни, а ведь она чем-то нас напоминает, — улыбнулся Феликс, вспоминая жуткие времена из прошлого без хёна. Да и сейчас они не сахар, но рядом с любимым человеком стоит засунуть свои проблемы подальше. Хёнджин действительно остался тем, кто не отвернулся от парня, протянул руку помощи. Будучи вдали от Ликса он был всегда рядом, часто писал, поддерживал, пел перед сном в голосовых сообщениях. Джинни многое сделал для него, но тот к сожалению не может отплатить той же монетой. Он чересчур загнан в собственные рамки, выйти из которых самостоятельно не в силах. Всего лишь запуганный котёнок, которого смогли полюбить, на его удивление. Хёнджин подтягивает к себе поближе котёнка, который чуть ли не мурчит от счастья. Нежно целует, своими действиями боится разбить хрупкое тело. Любит безумно и трепетно, насколько это вообще возможно. Обхватывает запястье, но почти не ощущает веса, отчего пришлось отстраниться. Вопрос, который Хёнджин хотел задать ещё с застолья витал над головой и больно кусался, скалил зубы, вовсе не хотел быть озвученным. Вдруг он испугает или обидит Феликса? Парню очень не хотелось этого, но здоровье любимого всё же главнее. — А что насчёт… сегодняшнего ужина? Ты почти ничего не ел. — аккуратно спросил Хёнджин, переплетая свои пальцы с микропальчиками, тем самым показывая свою озабоченность. Феликс не мог найти пристанище для глаз, постоянно метал взгляд по комнате. Провёл языком по нижней губе, не мог подобрать слов, но постарался откреститься ямочками на щеках и лёгкой улыбкой: — Пока мама готовила так наелся! Постоянно таскал что-нибудь вкусное, вот и не хотел есть. Хёнджин слишком давно его знает, чтобы понять, что парень нагло врёт, не доверяет свой секрет ему, человеку, который никогда не осудит. Юноша хотел простого доверия между ними. Он сам был как открытая энциклопедия перед парнем, никогда не скрывался за тенью улыбки, не молчал, если слова просили вырваться наружу. Но видимо он чересчур доверчив, полная противоположность Феликса. Тот переводил темы, всячески пытался увильнуть от пугающей темы о демонах в блондинистой голове. Феликс не мог ничего сказать. Хёнджин тяжело вздохнул, восприняв молчание как недоверие. Видимо он действительно слишком навязчив. В давящей тишине послышался вспхлип, а за ним ещё один. Феликс мелко задрожал, по щекам потекли тонкие дорожки слёз. Вдруг слова водопадом полились из уст, иногда прерываясь очередным взхлипом: — Я… Джинни, я хотел тебе раньше рассказать, но боялся… боялся что ты не поймёшь. Прости меня, я такой дурак, — парень повернулся к любимому и показал красные глаза, мокрые ресницы и дрожащую нижнюю губу. Хёнджин большими пальцами стёр слёзы, ожидая рассказа. Феликс рывками вздохнул и продолжил. — Я не могу есть еду. Никак. Она делает лишь хуже, понимаешь? Из-за моей глупости я не могу спокойно смотреть на пищу. У меня расстройство пищевого поведения. Из-за этого меня выворачивает от всего, что аппетитно пахнет. Но я хочу как прежде… Я пытался, — всхлип — но безуспешно. Поэтому твоей маме не кажется, что я похудел. Меня обижали из-за лишнего веса в институте, и я решил похудеть, но выбрал неправильный способ. Я отказывался от еды, а если меня заставляли съедать что-нибудь я шёл в туалет и избавлялся от неё. Резко потерял вес. Решил остановиться, но оказалось уже поздно. Я такой дурак, — вновь зашёлся в рыданиях парень, припадая телом к плечу Хёнджина, который в это время шокировано смотрел в противоположную стену с постерами, рисунками и наклейками. Просто не мог поверить, что когда-нибудь парень додумается до такого. Хёнджин не смог вовремя протянуть руку помощи, от этого стало безумно больно в районе груди. — Феликс, — нежно позвал юноша, совсем не зная что говорить дальше. Он смотрел в глаза, читал в них безмерную боль. В карих зрачках тонул целый город из всех обид в адрес парня, всех издевок и ударов в живот. В этом городе теней сейчас настоящий ливень, вытекающий из глазниц по щекам. Вся тёмная энергия давила на обоих и понижала голос до шепота. — Мы справимся, слышишь? Я буду рядом. Хочешь мы съедем от родителей? У нас будет своя квартира или комната. Я не брошу тебя, Ликси. Если бы облегчение было громадным каменным шаром, то оно бы расплющило Феликса где-то на улицах города теней и обид. Он до сих пор немного дрожал, но сейчас он точно знает, что не зря распорол чопорную душу перед самим ангелом, который принял его со всеми сложностями и недостатками, укрыл большим белым крылом и согрел любовью. Хёнджин мягко прикоснулся к солёным губам, тем самым запечатывая все обещания в поцелуе. Пока он жив, парень раздерёт кожу в кровь, если его клубок счастья кто-то запачкает уличной грязью и собственной недоразвитостью. Сейчас Хёнджин в полной мере прочувствовал ответственность за того, кого хочет оберегать. Ему страшно обхватывать чужую талию, будто одно неосторожное движение и Феликс начнёт сыпаться как карточный домик и в итоге превратиться в солнечную пыль. Обхватив горячие щёки он промолвил: — Я люблю тебя. Именно эти три слова зачастую так необходимы. Хёнджин это знает, поэтому говорит настолько искренне, насколько это возможно. Ему верят, крепко обнимают и прижимаются всем телом, даря жар как благодарность. Мысль в голове впитывалась в сознание и приятно давила сонной негой на глаза: «— В этом году ты будешь намного счастливее…»