Призрачное счастье

Моракс где-то в глубине души чувствовал, что что-то пойдёт не так. Но это чувство словно промелькнуло перед глазами, на долю секунды запечатлевшись в глазах и памяти, как напоминание о том, что только что произошло и испарилось, не оставив после себя и следа. Или возможно дело в другом: слишком хорошее настроение для столь обычного дня. В любом случае, неважно: это уже произошло, и даже несмотря на свою силу и владение пространством, он неспособен повернуть время вспять, чтобы разобраться в этом глубже. Сумеру — замечательное место, впечатляющее не только своей архитектурой и сумасшедшей знойной погодой, но и своей необыкновенной историей и воспоминаниями, которыми переполнен этот славный город. Поэтому ему так полюбилось это место — тёплые воспоминания для него единственное напоминание о тех временах, когда ему действительно было очень хорошо и весело. И вот он удел долгожителя с отличной памятью — помнить каждого человека и событие, что принесли в собственную жизнь много радости и горечи и понимать, что никогда не сможешь встретить этого человека вновь. Никогда не сможешь вернуться в день, когда прошло это самое событие. Но и с другой стороны, бесконечные часы и года, что Моракс скитается по Тейвату, научили его самой главной вещи — отпускать людей. Как бы дороги эти люди ни были, как бы ни были насыщенны дни праздниками и пирами, что особой теплотой оседают на душе, нужно уметь отпускать, чтобы в будущем это не принесло боли. Моракс учится на своих ошибках, и на те же грабли дважды никогда не наступает. Он прожил жизнь длиной в бесконечность, Моракс несёт правду и серую мораль для юного поколения, для людей, которые только вкушают все прелести жестокой жизни. Пройдя столько лет по землям Тейвата, Моракс понял ещё одну истинную вещь, которая не всегда может помочь или упростить жизнь — везде бывают исключения. Поэтому, несмотря на те устои, что выстраивались в собственном сознании, Моракс не смог не допустить беспорядка в полочках памяти. Не смог отпустить человека, что показал ему слишком много для его и так бесконечной жизни. Не смог отпустить человека, который показал ему, что не всегда после доброго поступка следует удар в спину, что не нужно отказывать себе в удовольствии и маленьких приятный вещах только по той причине, что в будущем это воспоминание будет словно ахиллесова пята. А Моракс проникся, доверился и позволил этой истине свернутся сладко в затаенных уголках души вместе с тем человеком, что пролил свет на голову. Позволил ему ворваться в своё тело и поселиться во всех конечностях, нервах, в сердце и душе да хоть в желудке. Он словно течёт по венам вместо крови. Моракс не смог отпустить. Никогда не сможет. И Сумеру — то место, в котором этот человек и сохранился. Сохранился вместе с воспоминаниями и событиями, что им пришлось пережить вместе, что заставили все устои перевернуться верх тормашками. Моракс привязался и потерял бдительность. Поверил, что с ним он будет в безопасности. Он не знал, что его ждёт. До ритуального бюро Ваншэн дошли слухи, что в Сумеру через пару дней намечается большой праздник. Дела божественные сделаны, осталось ему не так уж и долго скитаться по изученным вдоль и поперёк почвам. Моракс выбрал путь обычного путешественника, так почему бы и не насладиться напоследок? Посмотреть на традиции города, в котором живет человек, подаривший ему второе дыхание. Позволить себе хоть на какой-то миг побыть счастливым. Забыть о прошедших веках, что тяжелым грузом сдавливают все это время его, оказывается, до невозможности хрупкие плечи.

***

Осень перешагнула за невидимую черту, обозначающую конец лета, но в Сумеру все еще стоит неописуемая жара. Моракс корит себя за то, что наивно полагал, что климат за это время поменяется. В Ли Юэ не поменялся, а в Сумеру, значит, должно было это произойти? Абсурд. Ему приходится снять излюбленную накидку и аккуратно сложить на предплечье. В планах сейчас найти гостиницу и немного прогуляться по городу, осмотреться и посмотреть, что здесь поменялось, а что сохранилось. Нервы будто искрятся от предвкушения. Моракс ругает себя за наивность и преждевременные выводы. Но ничего не может поделать: он уже сломал вдребезги пророченную им истину, заставив каждый раз верить, что все пройдёт в лучшую сторону.

***

Ветер ласково обводит контуры мужского лица с молочной кожей, словно убаюкивая от всех невзгод, даже не подозревая, что делает только хуже. Солнце скрылось, перестав палить своими лучами ни в чем не повинную землю, уступив пост своей сестре-луне и ее маленьким верным спутницам — звёздам. Днём наверняка было бы видно все гораздо лучше, но Моракс не человек, поэтому столь обыденные вещи ему не помеха. Запахи сменяются со скоростью света, не успевая усвоиться и дать себя прочувствовать чуткому носу, но такой яркий спектр не заставляет воротиться и морщиться. Наоборот: хочется вдыхать и вдыхать эти запахи, вспоминать прожитое приятными воспоминаниями место. Сумеру не изменилось от слова совсем, разве что дизайн одежды слегка поменялся да некоторые здания приобрели более свежий вид. Такая стабильность, возможно бы, и напугала, но в сердце Моракса зародилась наивная надежда, что все пройдёт хорошо. Праздник слишком масштабен, раз жители Ли Юэ узнали о нем, есть ли смысл говорить о коренных жителях Сумеру? Значит, все на нем будут присутствовать?

***

Громкий смех, детские визги и общий гул наполняют каждый уголок Сумеру, поселяя город в невероятно дружную и уютную атмосферу. Сердце будто колется от воспоминаний. Мораксу тут тоже было так же уютно и дружно, безопасно. Его отвлекает яркий прилавок с блестящими прозрачными камнями. Мораксу, как истинному ценителю подобных «безделушек» было невозможно устоять перед таким замечательным прилавком. Разные расписанные искусной кистью бархатные коробочки, хранящие и одновременно обнажающие стольким глаз свои прелести: камни самых разных цветов и форм, купающиеся в бликах закатных лучей уходящего солнца. Моракс задерживается дольше обычного: живописно спорит с продавцом или внимательно, с нахмуренными невероятной красотой бровями, слушает истории особо заинтересовавших его настоящих сокровищ. Просыпается только тогда, когда на улице становится подозрительно тихо, а практически весь народ испарился в никуда. Только усердно пыхтящий маленький мальчик, торопящийся куда-то, подсказал поинтересовавшемуся Мораксу что происходит. Представление начинается. Моракс направляется на базар, куда брели все земляки и здесь, на удивление, даже несмотря на столь плотную толпу, шум оставался такой же, как и на улице. Он внимательно осматривает зал, а сердце бьется бешено и настолько быстро, что Моракс ощущает физическую боль. Кажется, внешнюю оболочку скоро нужно будет поменять. Он не совсем понимает, что происходит. Люди вроде бы и сбежались все сюда, и гул привычный стоит, но прямо-таки представления никакого нет. Возможно все дело в разнящейся культуре, а Моракс слишком привык к предоставлениям госпожи Юнь. Тут его слух ловит невероятный экстаз, когда по базару проносятся первые дрожащие ноты музыкального инструмента, похожего на пение ангелов. Так антично и нежно, и Мораксу, которого столь сильно интересуют подобные вещи, не удаётся усидеть на месте. Он словно видит тропинку из плывущих нот по воздуху и не спеша бредёт по ней, попутно осматривая помещение. Надежда. Его охватывает железными путами надежда, что сегодня он увидит его. Нежная музыка продолжается и продолжается, Моракс краем глаза замечает как огромное количество людей разделилось на нежные пары, и, пропуская столь интимную мелодию через душу, кружатся в бархатном танце, ласково обнимая друг друга. Зависть — плохое чувство, но ничего невозможно сделать, когда перед твоими глазами происходит нечто подобное. Именно зависть охватывает его тело целиком. Стоит только представить Мораксу его нежные руки с закрытыми перчатками безымянными и мизинцами пальцами, как вместе с путами зависти появляются ещё одни крепкие цепи в лице тоски и боли. Он слышал, что настроение может поднять лёгкая закуска или любые сладости, и смело вертит головой по помещению, желая найти хоть какой-нибудь прилавок с фирменными блюдами и различными лакомствами. Это помогает отвлечься, но какое-то странное, практически инородное чувство необъяснимого волнения прокатывается электрическим током по телу. Мораксу на миг кажется, что все пройдёт очень печально. Прилавок находится сам собой: шумная группа детей ярко что-то обсуждая, словно пчёлы над ульем, выдают местоположение прилавка с различными лакомствами. Не зря в голове Моракса промелькнуло такое сравнение: они и вправду словно жужжат, привлекая к себе внимание. Девушка, что стоит за прилавком, нисколько не удивлена, а даже наоборот слишком увлечена разворачивающимся на ее глазах событиям. Музыка все ещё нежно ласкает уши людей, которые вьются в неописуемых танцах, и почему-то Моракс чувствует в этот момент какой-то особый прилив тоски и ничтожности, зависти. Хочется вновь увидеть до боли родные глаза, ласково провести по сероватым мягким прядкам, почувствовать тепло родного тела и произнести вслух имя любимого человека, услышать тихое мычание, обозначающее, что его слушают. Хочется так же, как и все эти люди здесь, на базаре, медленно утонуть в родных объятиях любимых рук, почувствовать, как не только уши получают нежное шептание, а телом ощущать любовные и робкие касания. Робкие не от стеснения или неловкости, робкие оттого, что боятся поранить или спугнуть, боятся потерять эту сладостную и наполненную счастьем, разделённую на двоих, иллюзию. Скучает. Моракс смотрит на искренние и тёплые улыбки незнакомых ему людей и чувствует распирающую тоску и боль. Нигде нет родной серой макушки. Нужно быть ребёнком, чтобы позволить себе такую оплошную наивность. Поверить, что раз у всех людей праздник, то и у него обязательно что-то наладится. Глупо. Моракс разворачивается от прилавка, почувствовав, что аппетита совершенно нет и желания исправлять испортившееся настроение тоже, как застывает на место изумлённо, оставшись мигом без сил во всем теле. Его будто бьет насмерть молния, и он не в силах пошевелиться. Такое ощущение, что он полностью закаменел за считанные секунды. Глазам своим не верит, но губы сами непроизвольно открываются друг от друга и роняют жалкое, никому не слышное, наполненный болью и неверием шёпот: — Хайтам… Звучит так тихо и тоскливо, так жалко и больно, что Мораксу становится как-то неловко, а глаз оторвать от расписанной перед ним картины не может, причиняя себе ещё больше боли. Хайтам такой же красивый, как и раньше: повзрослевший на самую малость, но Моракс точно видит изменения, произошедшие с его телом. Изучил ведь каждый сантиметр и запомнил каждую деталь, шрам, родинку и рубец от растянутой кожи, помнит рельефы его приближенного к богу тела. Помнит, потому что память у него такая — исключительная. Помнит, потому что любит и ни на миг не позволял себе забыть аль-Хайтама. Потому что несмотря на расстояние, разделявшее их, несмотря на обстоятельства, заставившие их потерять друг друга, Моракс не позволил себе забыть человека, что однажды подарил ему дом. Он кажется иллюзией, Мораксу думается, словно он попал в слишком хороший сон. Пару метров преодолеть и Моракс сможет сделать то, о чем мечтал все эти годы разлуки. Ему не верится, что он видит вживую любимого Хайтама. Что он так близко… И одновременно очень далеко. Руки мужчины ласково обнимают кого-то за талию, Моракс не знает, кто этот человек. Мягкая щека Хайтама прижимается к чужой, длинные ресницы, отбрасывающие мягкие тени на щёки, прикрыты, добавляют особой нежности в этот момент. Хайтам медленно покачивается в нежном танце с незнакомцем, выглядя таким расслабленным и счастливым, что у Моракса невольно екает в сердце. Больно, очень больно. Его будто разрывает на тысячи маленьких кусочков, будто заживо выдирают тонюсенькими нитями чувствительные места, принося гораздо больше боли, чем есть на самом деле. Ему настолько больно, что Моракс даже не знает, куда ему деваться и что делать. Он словно застыл как очередная статуя, возведённая ему собственным народом, но она столь неискусна и уродлива, что ее не жалко будет разбить. Разбить так же, как собственное сердце в этот момент. Моракс не успел. Тянул до последнего и вот что получилось: собственными глазами увидел, как совершенно незнакомый человек подарил Хайтаму, — его родному и любимому Хайтаму, — то тепло и ту нежность, которой у Моракса было хоть отбавляй для этого человека. Силы будто разом покинули его тело, весь груз, развалившийся на плечах, что раньше непонятно каким образ испарялся, сейчас вернулся в два раза тяжелее. Моракс даже не сопротивляется, позволяет себя тянуть на дно океана, и даже не смотрит на спасительный свет. Хайтам выглядит счастливым, когда Моракса нет рядом. Хайтам получил нежность и заботу, получил тепло и новый дом, который Моракс не смог ему подарить. Ему, конечно же, очень больно. Мораксу хочется зареветь, по-настоящему зареветь, как не делал этого очень давно, но такое ощущение, будто он уже выплакал все что можно из своего ослабшего вмиг организма. Он в последний раз впивается взглядом в любимое личико, запоминает изменившиеся рельефы и разворачивается, чувствуя, как маска равнодушия предательски трескается, выпуская наружу обнаженные кристальные слёзы. Моракс прожил долгую, практически бесконечную жизнь, и он знает, что дважды вставать на те же грабли нельзя. Будет гораздо больнее, ведь получить ещё один сильнейший удар в одно и то же место подобно смерти. Хайтам нашёл своё счастье, и Моракс не имеет право нарушать его из-за собственной тоски и разъедающей боли. И не то чтобы он только не имеет право, это не является истинным обоснованием того, что он ничего не бежит менять. Он просто не хочет. Он не хочет рушить построенное временем их отношения, не хочет взваливать на чужие плечи свои проблемы. Главное, что Хайтам счастлив. Моракс увидел его живым и здоровым, рельефнее и даже повзрослевшим — это прямое доказательство, что в его жизни все наладилось. И пусть Хайтам изменился в лучшую сторону не с ним, а с другим человеком, Моракс не скажет ни слова. Счастье Хайтама для него всегда стояло превыше собственного. Моракс, наверно, слишком сильно любит его, раз готов, наконец, отпустить любимого человека в новую историю, начатую с чистого листа. Он не готов, никогда не будет готов отпустить аль-Хайтама, но у него нет выбора. Ему будет лучше без него.