Твой единственный минус

Как же все-таки удивительно устроена жизнь. То, о чем тебе хотелось бы забыть навсегда, напрочь стереть из памяти, вылезает наружу в самый неподходящий момент. Ты думаешь, что снова способна расправить крылья и взлететь, но то болото, из которого ты так старалась выбраться, вновь и вновь тянет тебя назад. - Саша, - длинноволосая брюнетка в жутко коротких джинсовых шортах и тоненьком коротком топе, полностью открывающем красующуюся на ее ребре и спине обширную татуировку, подбегает ко мне и широко улыбается, - Не узнаешь что ли? - Привет, - напряженно отвечаю я, а затем, после небольшой паузы, добавляю, - Рита. От нее все еще веет душком плохой компании. Она не изменилась. Ни капли. Длинные наращенные ресницы, с каждым взмахом пытающиеся скрыть покрасневшие не от слез глаза, длиннющие черные стрелки, толстый слой тонального крема, лишь подчеркивающий следы бессонных, веселых ночей, неизменное колечко в пухлой, нижней губе и нахальная, развязная улыбка. - Я и не думала тебя увидеть когда-либо еще, - продолжает она, схватив меня за руки, - Ты потерялась. Не звонишь, не пишешь. Я видела недавно твою маман, когда ездила домой, но она прошла мимо меня, сделала вид, что не знает. Но я не обижаюсь. Я слышала, ты в Москве теперь. Учишься в крутом вузе, встречаешься с богатеньким сучонком. Это правда? - она заливается мерзким смехом, - Молодчинка, Алекс. Я знала, что из всех из нас ты самая толковая. - Рита, - наконец, собравшись с силами, прерываю я ее поток, - Я не одна. Мы с подругой торопимся. Рита переводит внимательный взгляд на Юну и вдруг расплывается в тупой широченной улыбке. - Приве-е-е-т, - протягивает она и сует ей руку, украшенную длиннющими наращенными острыми ногтями. - Привет, - коротко отвечает Юна и сжимает протянутую ладонь, видимо достаточно сильно, ведь Рита морщится и быстро вызволяет свою лапку из хватки Юны. - Алекс, - Рита все продолжает коситься на Юну, - А гляди, какие у тебя подружки теперь. Часики дорогие, подкрадули блатные, айфончик последний. - Рита, нам правда пора, - настаиваю я, молясь, чтобы эта пытка поскорее закончилась. - Коша по тебе скучает, - словно не слыша меня, продолжает она, обращаясь ко мне, - Постоянно палит твои странички. Говорит, что ему поебать, но мы то все видим. Эх, Алекс. Такого пацана погубила. Лан. Окей, окей. Вижу, что заебала. Ты пиши хоть иногда. Ну или хотя бы лукасы ставь под фоточками. Рита прижимает меня к себе, щедро обдав сногсшибательно сильным, сладким ароматом духов, нанесенных в крайнем избытке, и целует в щечку, заставив мое нутро содрогнуться от целого каскада эмоций - от раздражения до отчаяния. - Пока, подруга, - обращается она к сверлящей ее напряженным взглядом Юне. Рита еще пару раз машет мне рукой по мере того, как отдаляется. На другой стороне улицы ее ждет крайне сомнительная и невероятно нетрезвая компания парней и девчонок, которые в течение всего нашего разговора орали и громко смеялись. Я окончательно меркну. Все, чего мне сейчас хочется, это просто исчезнуть. Просто перестать существовать. Я просто не способна сейчас справляться с этим дерьмом. Я была так сильно привязана к ней. Она была для меня светом в оконце. Марго Гуслякова. Моя лучшая подруга. Я звала ее сестрой. А она неизменно тянула меня на дно. Я остановилась. Вот только она продолжает парить над пропастью, из которой так и веет гнилью. Юна. Я должна хоть что-то сказать, хоть как-то объяснить то, что только что произошло прямо на ее глазах. Я робко поворачиваю голову в ее сторону, но Юна встречает меня спокойным, теплым взглядом, словно ее не было рядом со мной, пока демоны прошлой жизни норовили снова сковать меня своими ржавыми цепями. Она не добивает меня удивлением, расспросами или даже своими шуточками. Она просто безмолвно успокаивает меня своей непоколебимостью и спокойствием. Я видела, насколько сильно Марго не нравится ей. Видела все ее раздражение от этого нахального вмешательства в наше пространство. Но, кажется, Юна четко улавливает мои эмоции и решается выступить для меня опорой. - Это..., - я пытаюсь найти хоть что-то в своем потерянном рассудке, хоть как-то описывающее то, чему Юна только что стала свидетелем, - Подруга детства. - Ясно, - безмятежно отвечает она, не требуя дальнейших объяснений. Ее невозмутимость зарождает во мне мысль о том, что, возможно, я слишком остро реагирую, что, скорее всего, во всем этом нет ничего ужасающего, а я, выходит, слишком глубоко погрузилась в воды стыда за свое прошлое. За свои бурные подростковые годы. Сколько мне было? Пятнадцать? Шестнадцать? Так давно и так недавно одновременно. Всего пару лет назад, а такое чувство, будто с тех пор прошла целая вечность. Но так и есть. За эти пару лет я проделала длинный и сложный путь. - Ты удивляешь меня, Александра, - осторожно произносит Юна, - Когда ты уже познакомишь меня хотя бы с одной занудной зубрилой и скажешь, что это твоя подруга. Почему ты постоянно в окружении оторв? - Юна подкрепляет свои вопросы нежной улыбкой, словно уверяя меня в том, что она не собирается подкалывать или издеваться надо мной. - Не знаю, - действительно серьезно задумавшись над ее вопросом, говорю я, - И правда. Катюха - оторви да выброси, ураган ходячий, от нее совершенно нет никакого спасу порой. А Алена..., - я замолкаю, захваченная в плен мрачных мыслей. - Хорошо, что у тебя теперь есть я, - лучезарно улыбнувшись, говорит она, - Наконец-то, положительный человек в твоем окружении. Я пару мгновений тупо пялюсь на нее, а затем почти падаю со смеху. Юна заражается моим припадком, и я серьезно начинаю бояться своей смерти от надрыва живота. Остаток вечера проходит волшебно. Мы, словно преследуя цель хорошенько затеряться среди незнакомых мне улиц, бредем в совершенно случайном направлении. Юна окончательно сражает меня наповал. Вечная, несмолкающая буря, состоящая из шуточек, подкатов и просто жуткого самолюбования на сегодняшний вечер превращается в умиротворяющий, спокойный, но полный твердости и желания защитить от всех невзгод поток. Она уводит разговор в абсолютно другое русло. Мы обсуждаем фильмы, книги, музыку и даже искусство. Почти светская беседа, черт возьми. Наши вкусы почти не сходятся, но она с полным участием слушает меня, давая моим интересам шанс, а не зарубая их, как это обычно бывает, чем-то вроде "фу, мне не нравится, как такое можно слушать, что за убогий фильм". Она то и дело смешит меня, прогоняя из души все мрачные тени, только и ждущие удобного момента, чтобы вцепиться в мою глотку, и поселяет вместо них трепещущие искорки тепла и какого-то детского восторга. Юна предлагает поужинать где-нибудь и, когда я соглашаюсь, дает мне право выбора. Перед моим взором словно из ниоткуда вырастает пиццерия с яркой, манящей вывеской. Юна быстро перехватывает мой взгляд и спустя миг тянет меня в эту пиццерию. Мы усаживаемся за уютный, спрятанный от чужих глаз столик в дальнем углу заведения, и, пока Юна заказывает огромную сырную пиццу, я достаю телефон и обнаруживаю целую вереницу сообщений от Кати. Мое сердце предательски пропускает удар. Что там у них творится? Но, как только я открываю наш диалог, сообщения тут же испаряются буквально на моих глазах. Удалила. Это не в стиле Катюхи. Если ей есть что сказать, она это обязательно скажет. За все время нашей дружбы я не помню ни одной ситуации, в которой Катя бы так поступала. Сердце непосильным булыжником падает в пропасть горького предчувствия. - Все хорошо? - осведомляется Юна, когда нам приносят напитки. - А? Да. Все нормально, - я выдавливаю из себя улыбку, но Юна на это не покупается, однако молча делает пару глотков безалкогольного мохито, - Катя написала. Но потом удалила сообщения. Так что по факту даже и не знаю, хорошо ли все, - с моих уст срывается нервный смешок. - Могла ошибиться диалогом, - предполагает Юна. - Двадцать четыре раза? - я слегка прикусываю губу, пытаясь подавить волнение. - Вполне. Я вспоминаю тот прекрасный вечер, когда я забирала вас из клуба. Так вот в том состоянии, в котором пребывала твоя Катюха, можно было бы даже жизнью своей ошибиться, не то что диалогом. Воспоминания о нашем клубном приключении накатывают на меня, но к моему величайшему удивлению, я не испытываю ни стыда, ни раздражения, а лишь укоризненно ухмыляюсь самой себе. Я позвонила ей тогда. Ей. Именно ей. Не Андрею. В моем пьяном мозгу была только одна мысль. Я хотела разругаться с ней в поганые крошки из-за той фотки с Миланой. Но еще больше я хотела увидеть ее. И она приехала. Я вовсе не ожидала, что она бросит все и посреди ночи сорвется в какой-то клуб, разыщет меня, отвезет моих друзей по домам, доставит домой и меня, уложит спать, останется со мной рядом, а утром приготовит завтрак, чтобы я не умерла от похмелья. - Странно. Я ненавижу алкоголь, - тихо говорю я, крутя между пальцев пластиковую трубочку. - Правда? А так и не скажешь, - удивленно восклицает Юна. - Знаю, - соглашаюсь я и собираю всю волю в кулак, прежде чем приоткрыть для нее ту самую дверцу в мое прошлое, - Я всегда любила чувство легкости и беззаботности, которое дарит алкоголь. То, как он позволяет тебе стать сильной, смелой, раскрепощенной, такой, какой ты не смогла себе позволить быть в повседневной жизни. Я чувствую себя самой красивой, самой очаровательной. А то, как алкоголь может заставить тебя забыть обо всем. Пожалуй, лучшие его качества. Но все остальное. Монстр, в которого ты превращаешься, когда доза превышена, и ты больше не в силах себя контролировать. Это, пожалуй, даже хуже похмелья. Все те вещи, что я совершала, когда не помнила себя. Юна внимательно слушает меня, не перебивая и не выдавая ни единой эмоции. Я замолкаю, боясь ненароком болтнуть лишнего, чего-то, о чем еще не готова поведать. Ни ей, ни кому-то еще. Я задумываюсь. О моих похождениях не знает ни Андрей, ни Алена, ни даже Катя. Никто, кроме родителей и непосредственных соучастников. Смогу ли я когда-нибудь найти в себе силы поделиться этим, снять с души этот груз? - Я не понаслышке знаю, что такое алкоголь, Саша, - ее голос врывается в повисшую между нами тишину, - Я напивалась так, что едва дышала. Я не помню и половины из того, что творила. Иногда доказательством успешно проведенной ночи были лишь девушки в моей постели, либо разбитые руки, лицо и синяки по всему телу. Это ошибки. Ошибки, которые совершает любой, кто вступает в этот греховный союз с зеленым змеем. Мне не стыдно только лишь потому, что я почти ничего не помню. - А мне стыдно. До сих пор ужасно стыдно, - скривившись, произношу я и опускаю взгляд на свои сцепленные в тугой замок руки. Я спохватываюсь, когда вижу, как покраснели от напряжения пальцы, и расслабляюсь. - Саша, - ласково зовет Юна, - Ты знаешь меня повесой, шутом, нахальной хамкой, но это лишь одна грань. Другая же заключается в том, что я способна выслушать тебя, понять и принять все, из чего состоит твоя жизнь. Я приму твою боль, как свою. Я найду слова, которые смогут утешить тебя. Я встану на твою сторону, даже если ты сама будешь против себя. Я перевожу на нее многозначительный взгляд. Откуда взялась эта чуткость? Почему я раньше не видела этого? Она нежная, внимательная, спокойная. И это никак не укладывается в моей голове. Она права, я и предположить не могла, что если пойти ей навстречу, то я увижу совершенно другую Юну. Нам приносят пиццу, от масштабов которой мне становится плохо. Я в изумлении таращусь на Юну, которую, кажется, абсолютно все устраивает. Он берет огромный кусок пиццы и тут же делает первый укус. - М-м-м, - она закрывает глаза и мурчит от удовольствия. Я следую ее примеру и беру кусочек. Пицца и вправду оказалась жутко вкусной. Думаю, наша усталость и голод сыграли здесь не последнюю роль. Увы, расправиться с этой сырной королевой нам все же не удается. Юна расплачивается по счету, игнорируя мои попытки разделить с ней счет. Я решаю отомстить и заставляю ее попросить официанта упаковать нашу пиццу, чтобы мы взяли ее домой. Но Юна с легкостью справляется с задачей. Я вспоминаю негодование папы, когда мы идем куда-нибудь в кафе или ресторан, и мама потом просит упаковать остатки блюд с собой. Меня всегда это дико смешило. "Ин, не позорься, ну ё-мае, решат, что мы нищие". "Дак мы и есть нищие" - всегда отвечала мама, явно преувеличивая. - Саша, умоляю, я больше не могу, - Юна хватает меня за плечи и обращает на меня полный мольбы взгляд, - Дай мне переодеться, - она указывает на рюкзак на своем плече. Я тяжело вздыхаю, но все же киваю. Хватит с нее страданий. Я же не полное чудовище. Через десять минут Юна возвращается в привычных свободных рваных джинсах и черном худи. Я горько вздыхаю, когда вижу, что и от макияжа следа не осталось. - А ты? Ты не замерзла? Я взяла тебе толстовку? - спрашивает она. - Ты с ума сошла? На улице жара. - Ветер холодный. - И я не давала разрешение на то, чтобы ты смывала косметику, - обиженно говорю я. - Ну, прости, детка. Я просто не смогла остановиться, - она дарит мне невинную улыбку, и я решаю не продолжать полемику. Мы выходим на улицу и снова выдвигаемся в неопределенном направлении. Я каждой клеточкой кожи чувствую нежелание Юны завершать этот вечер. Всегда бойкая и энергичная, сейчас она купается в каждом мгновении, проведенном со мной, словно в райском озере. И я ее понимаю. Я и сама так хочу продлить этот вечер настолько, насколько это получится. Я ловлю себя на мысли, что готова пройти еще десятки километров вот так рядом с ней, пока она крепко держит мой мизинец. Я украдкой гляжу на идеальные очертания ее лица, на два тлеющих уголька глаза, на этот слегка вздернутый нос, на нежные губы, так неистово покрывавшие мое тело поцелуями. Я не успеваю сполна насладиться разглядыванием ее профиля, ведь буквально в следующий момент чувствую грубый, почти выбивший меня из положения равновесия толчок в плечо. Я поворачиваю голову на гневно смотрящего на меня парня. - Ты не охуела? Смотри куда прешь, овца ебучая, - выкрикивает он. Один миг. Лишь один короткий миг, за который я успеваю лишь растерянно хлопнуть ресницами, зато Юна вполне успевает выпустить мою руку, вспышкой пронестись мимо меня, с разлету налететь на парня и одним рывком повалить его на землю. - Извинись, хуйло, - рычит она. - Сейчас ты у меня извиняться будешь, урод, - брызжа слюной, выкрикивает парень и набрасывается на нее в ответ. Боже. Боже. Боже. Нет. Он же не может драться с девушкой. Не может взять и ударить ее. Он спутал ее с парнем. Осознание ситуации больно жалит мое сознание, прогоняя вязкий ступор. Локоть парня прилетает ей прямо в лицо, и от этого зрелища меня окончательно срывает с петель. Я подлетаю к кипящему яростью клубку и ловко вцепляюсь в шею парня. Мои руки мертвой хваткой сжимают его, игнорируя все мысленные предупреждения о том, что я могу перестараться. Он выпускает Юну и начинает хрипеть. Его руки летают в воздухе, пытаясь поймать меня, но я проворно уклоняюсь. Черт тебя дери, долбаный ублюдок. Резкий рывок в сторону, и я выпускаю жертву из своего капкана. - Саша, живо! - кричит Юна, поднимает меня на ноги и тянет в сторону. Я успеваю разглядеть двух полицейских, со всех ног бегущих к нам, и даю ногам команду лететь со всех сил. Выплеск адреналина и клокочущая ярость выводят мои способности на совершенно новый уровень. Я уже давно так не бежала. Мы скрываемся в первом попавшемся переулке. Глаза все еще застилает пелена, а легкие, объятые пожаром, предпринимают яростные попытки восстановить дыхание. - Черт возьми, - хрипит Юна, вытирая рукавом худи кровь из-под носа, - Твою мать. Она переводит на меня дикий, сверкающий взгляд и криво улыбается мне. Я гляжу на ее разбитый нос, на ссадину на щеке, на сбитые костяшки правой руки, а затем словно ураган бросаюсь к ней и жадно хватаю ее губы неистовым поцелуем. Она вовремя подхватывает меня и сжимает дрожащими от напряжения руками. Когда мы обе почти задыхаемся от бешеного танца наших губ, я разрываю поцелуй и гляжу в затуманенный чернеющий омут ее глаз. - Ты тоже видела лишь одну грань, - прерывисто, задыхаясь, произношу я, - Зануды. Но есть еще одна. Та, которая никому не позволит обидеть тебя.