Аманаты

Новое письмо от принцессы пришло через месяц после Излома — судя по конверту, который принес эр Рокэ, это была совсем короткая записка: может быть, принцесса забыла добавить что-то важное к большому письму и сразу послала вдогонку еще одно, а оно затерялось в почте или оказалось на следующем корабле и поэтому пришло только сейчас; а может быть, она хотела сообщить ему что-то еще — что не приедет, раздумала, что-то случилось, разлюбила его. Из-за болезни все мысли и чувства Ричарда исказились, любое новое событие переживалось тяжелее, чем обычно, а любое беспокойство грозило перерасти в панику; именно поэтому врач, хотя и утверждал, что все это со временем пройдет само собой, запретил ему волноваться, а эр Рокэ, который как раз заканчивал разбирать корреспонденцию, накопившуюся за осень, пересказывал только половину столичных новостей — только самые невинные из них. Когда эр Рокэ вошел, Ричард болтал с Айрис и Дейдри — точнее, Дейдри рассказывала сюжет очередного романа, который только что прочитала, а Айрис сидела рядом, поддакивала в нужных местах, но больше следила, чтобы он принимал лекарства точно по часам и не сдвигал ногу с высокой подушки, на которой та лежала. Эдит не было: оправившись от потрясения раньше других, она вдруг открыла в себе склонность к ведению хозяйства и сейчас увлеченно обсуждала с экономкой и кухаркой, что для кого приготовить и что кому подавать на ужин. — Дикон, для тебя послание от невесты, — сказал эр Рокэ, помахивая конвертом, но, когда Ричард протянул руку (врач пару дней назад снял с нее часть лубков, освободив пальцы), поспешно добавил: — Только погоди, тебе же еще нельзя читать. Айри, возьми. — Мне можно читать, — возразил Ричард. — Нет. Голова ведь еще немного кружится? Вот видишь — значит, нельзя. — Нельзя читать, — хмуро перечислил Ричард, — нельзя писать, нельзя вставать, нельзя волноваться… — Ну, писать правой рукой и вставать ты бы пока не смог и сам, даже если очень хочется, и не потому, что тебе это запрещено, согласись? — эр Рокэ кивком указал на его повязки. — А все остальное… полагаю, никого не обрадует, если тебе опять станет хуже. — Да я прочитаю, — предложила Айрис и принялась распечатывать конверт: на самом деле, они уже сделали так со всеми письмами, которые пришли для Ричарда на Зимний Излом, но сейчас Ричарду было отчего-то неловко, что эр Рокэ как будто подслушает его сокровенный разговор с невестой. — Ладно, — сказал эр Рокэ, уловив настороженный взгляд, и уселся на кровать. — Прочитаете чуть позже, а пока я тебя развлеку новостями, Дикон. Не то чтобы это были очень новые новости — это все осенние дела, но я их, сам понимаешь, упустил. Так вот: Штанцлер вышел в отставку. — Он же уже уходил, — сказала Айрис. — Нет, он только собирался, но в том году его уговорили остаться, а в этот раз — окончательно. Вице-кансилльер, некий Капотта — никогда о таком не слышал, не знаю, когда его назначили вместо Ариго: надо, видимо, чаще бывать в столице, — так вот, вице-кансилльер отказался от поста в пользу секретаря канцелярии — здесь еще одна новая фамилия: некий Сюрнуар… Впрочем, где-то я ее слышал… Этому Сюрнуару даже пришлось дать личное дворянство, потому что невозможно было, чтобы такой высокий пост занимал мещанин, — но говорят, что Штанцлер так расхваливал его таланты перед Его Величеством, что тот не колебался ни минуты. — Сюрнуар? — переспросил Ричард. — Не может быть! Эр Рокэ, это же мой гувернер! Помните, самый первый, еще в Олларии! Он был недолго, но его точно так звали. — Ты забыл, что мы делали на ритуале, и при этом помнишь такие мелкие подробности из детства? — эр Рокэ рассмеялся и потрепал Ричарда по волосам. — Ну, наверное, это хороший знак. Так, значит, это твой гувернер? Надо же, я и не разглядел в нем тогда таких талантов. Из памяти Ричарда и правда выпала самая важная часть ритуала — точнее, почти весь он целиком (по подсчетам эра Рокэ, двадцать или тридцать минут): Ричард помнил, как они встали к алтарям, а дальше в его памяти зиял черный провал, и следующим, что он осознал, был разговор во сне с эром Рокэ, в котором тот убедил его наконец проснуться. Позже у Ричарда еще смазались воспоминания о днях, проведенных в лихорадке, но здесь все же запечатлелись смутные образы, голоса и прикосновения. Врач говорил, что воспоминания могут когда-нибудь — раньше или позже — вернуться, но могут и навсегда остаться пропавшими, и Ричард не знал, чего ему хочется больше: с одной стороны, картина пробуждающихся стихий наверняка получилась очень величественной, и жаль было ее терять, но с другой — он совсем не желал снова ощутить, как его заваливает камнями. — Еще обсуждаем со второй стороной свадьбу Айри, — продолжал эр Рокэ. — Похоже, придется играть ее дважды, причем первый раз — не здесь и не в Надоре, а в столице: это у нас, знаете ли, большое международное событие, а вот уважаемое семейство жениха резко против того, чтобы видеть меня в своей стране. Так что отпразднуем в Олларии, потом Айри и, наверное, вы все, но без меня, поедете в Дриксен… Думаю, летом нам ничего не помешает, потому что раз уж мы провели ритуал по всем правилам, то в первый год Круга новых потрясений быть не должно, и войн наверняка не разразится — не может же быть, чтобы все наши, гм, усилия пропали впустую. — Летом, — быстро сказала Айрис. — Позже. Потом. Не скоро. Не хочу сейчас думать об этом, пожалуйста, эр Рокэ! — Айри, если тебе разонравился этот твой дрикс, то мы очень легко можем все отменить. — Нет, — Айрис наморщила нос. — Просто… Просто давайте, когда Дик хоть немного поправится, хорошо? — Ладно, — эр Рокэ поднялся. — Новости пока закончились, и на этом я вас оставлю: читайте вашу секретную переписку спокойно. Как только за ним захлопнулась дверь, Айрис вытащила записку из конверта и, пробежав ее сначала глазами, прочитала вслух: принцесса кратко повторяла то, о чем уже писала в большом письме — она выезжает из дворца и надеется прибыть в Олларию в середине весны, — но теперь более точно: сколько с ней будет человек, на каком корабле они поплывут и в какой день должны прибыть в порт Нухута. — И здесь еще приписка этими бирюзовоземельскими значками, я их не понимаю, хочешь посмотреть? — Конечно! — Возьми, только не читай само письмо! Айрис, должно быть, как и сам Ричард, считала, что бирюзовоземельские буквы — это не слова, а картинки, поэтому и смотреть на них для него означает все равно что разглядывать живописные полотна — чего ему не запрещали. Взяв письмо, вложенное ему в пальцы, Ричард поднес его поближе к глазам: нежная рука принцессы вывела в конце свое имя и пару слов учтивого прощания; он успел охватить взглядом и несколько строк самого письма, начертанных ее прелестным почерком, заметил и четыре даты — когда принцесса выедет из дворца, когда сядет на корабль, когда пристанет к берегу и когда доберется до Олларии, — но буквы и значки тут же начали скакать в разные стороны и расплываться, и Ричард, поморгав, с сожалением отложил письмо. — Уже в конце зимы в Нухуте! — мрачно сказал он. — Как все некстати! — Вы разве не договорились встретиться уже в столице, во дворце, на каком-нибудь приеме, чтобы все было прилично? — спросила Дейдри. — Да, но я хотел сделать сюрприз, встретить ее или в порту, или хотя бы на границе Талига! Теперь это явно не получится… — Ричард посмотрел на ногу в лубках, и настроение у него испортилось окончательно. — Даже если сбежать, все равно не смогу ехать верхом… И вообще… — Ты можешь написать ей приветственное письмо и прислать какой-нибудь подарок, — предложила Дейдри. — Представляешь, она сойдет с корабля, а там, прямо на пристани, ее ждет большая корзина цветов, и оркестр, и еще что-нибудь приятное! — Да, надиктуй, а я запишу, — согласилась Айри. — Или лучше Ди запишет: у нее красивый почерк, и она даже сумеет скопировать эти картинки! — Точно! Сейчас только принесу чернильницу. Дейдри побежала в свою комнату за пером и любимым письменным прибором, а Айрис в это время освободила ей место на маленьком столике у кровати, составив с него все склянки, стаканы и кувшин на подоконник и на пол. Вернувшись, Дейдри водрузила на столик свою чернильницу, положила перед собой лист тонкой бумаги, украшенный вензелем, и застыла с пером наизготовку, словно древний писец, ожидающий приказаний. — Драгоценная принцесса, — начал Ричард, и Дейдри, опустив руку с пером на бумагу, как музыкант на клавиши клавесина, вывела изумительно красивое «Д» с изящной завитушкой и продолжила строчку уже менее вычурными, но такими же каллиграфическими буквами. — И в конце можно мое имя по-бирюзовоземельски, вот, спиши отсюда… — Ричард привычным жестом поднес пальцы к груди, но вместо кожаного футляра нащупал только бинты; и, пытаясь не дать волю ужасу, поднимающемуся в нем, спросил: — Айри… а где «Созерцание сливы»? — А, его ведь сняли вместе с одеждой, сейчас найду! — Айрис вскочила, скрылась за дверью, пару минут, судя по скрипам и шорохам, копалась в ящике письменного стола, и наконец, снова войдя в комнату, протянула Ричарду его амулет. — Вот, только оно немного порвалось. Футляр был и правда испорчен и, кажется, безнадежно: кожа исцарапана, шнур не то разорван, не то разрезан, а в центре кармашка красовалась огромная вмятина. У Ричарда перехватило дыхание — он уже представлял, что увидит на месте самой акварели. Айрис помогла ему вытащить лист с рисунком: тот был измят и прорван в самой середине, и от дыры, разделившей ветку сливы пополам, расходились к углам длинные трещины. — Это камни… — пробормотал Ричард, выпуская рисунок из пальцев. — Камни… Он не договорил: ему представилось, что, как падающие камни уничтожили рисунок — подарок принцессы, так же они разрушат и их любовь: принцесса, не встретив его сразу в столице, обратит свой взор на другого счастливца; или встретив, но увидев искалеченным, отвернется от него; или он сам не сможет даже подойти к ней, не то что предложить руку, или… У него сильно закружилась голова, и он зажмурился и сжал зубы, чтобы не застонать. — Дик, что с тобой? — растерянно спросила Айрис. — Это же просто бумага — можно, ведь, наверное, заклеить! А вот эта кожа даже, кажется, спасла тебя — камни же ударили по ней, а не… Дик! Лоб и затылок Ричарда прошило резкой болью, и, прежде чем мир вокруг погас, он еще успел почувствовать, как Айрис хлопает его по щекам, и услышать, как Дейдри встревоженно зовет: — Эр Рокэ! Эр Рокэ, помогите! Дику плохо! *** Ричард проболел всю зиму: несмотря на молодость, переломы заживали медленно и доставляли множество неудобств, и, хотя свое двадцатилетие в начале весны он встретил уже стоя на двух ногах, ему еще приходилось опираться на трость или чье-нибудь плечо, даже чтобы добраться до открытой террасы или до сада, а о долгих прогулках, тем более выездах верхом, не могло быть и речи. Самому Ричарду сильнее всего досаждала нога, которая то болела, то отказывалась его держать и подводила в самый неподходящий момент и вообще не давала сесть на коня и поскакать навстречу невесте (или вернуться в полк — в зависимости от того, что занимало мысли Ричарда в то или иное время), но Рокэ больше беспокоили приступы внезапной головной боли, которые часто выливались в обмороки и которые мучили Ричарда с того дня, когда он узнал, что его подарок от принцессы погиб безвозвратно, — должно быть, не зря врач так строго запрещал его волновать. Когда Ричард начал вставать, эти приступы уже стали реже, но сделались более драматичными, и, глядя, как тот картинно валится на подставленные руки, Рокэ меланхолично размышлял, что Катарине было бы неплохо взять здесь пару уроков. Сейчас он уже мог думать об этом с долей иронии: сам он, вспоминая рану и мигрени Дьегаррона, которого в Варасте пытался лечить и так и не долечил, не доверял своим медицинским познаниям, но врач утверждал, что приступы пройдут, когда Ричард полностью поправится, и давал на выздоровление примерно шесть-восемь месяцев; правда, он не ручался за хромоту. Рокэ, кстати, угадав со сроком, еще давно написал Феншо, что корнету Окделлу (все еще корнету — Рокэ собирался повысить Ричарда в звании на Фабианов день, когда тот отделается наконец от своего эра) предоставлен отпуск по ранению на полгода, и получил в ответ ровно одно слово, да и то неприличное; Ричарду же тот прислал чуть более длинное письмо, и Дейдри, взявшей теперь на себя роль секретаря, пришлось объяснять Феншо, что произошло. В самом начале же, когда один за другим случилось несколько таких приступов, Рокэ так перепугался за Ричарда, что решил отправить его на лечение в Багряные земли, и Альберто, который как раз явился в гости, подгадав, несмотря на ссору, ко дню рождения Айрис, готов был отвезти его на собственной лодке, но оказалось, что в нынешнем своем состоянии Ричард совершенно не переносит качки. Альберто, между прочим, застав их всех в кошмарном настроении, девочек — в слезах, а Ричарда — прикованным к постели, пришел в ужас, немедленно помирился с Айрис, которая весь вечер прорыдала у него на плече, и обещал не расстраивать ее свадьбу, — хотя и попросил не приглашать его, — но, кажется, так и не простил Рокэ («Дядя Рокэ, вы сначала продали Айри в Дриксен, а теперь принесли Дика в жертву ради какой-то своей мистики?!»). В столице тем временем творилась форменная несуразица: как только Штанцлер вышел в отставку, еще до Излома, тут же всплыли сведения о незаконном происхождении королевы и ее братьев; их сразу лишили фамилии, вернув имя настоящего отца, а король надумал разводиться — Рокэ долго не рассказывал этого Ричарду, опасаясь, не повредят ли ему такие новости. Потом, когда Излом, а с ним и ритуал, прошел, и напряжение утихло, выяснилось, что королева и два ее брата были рождены в законном браке, но не от графа Ариго, а от мещанина, с которым их мать была тайно повенчана, то есть теперь принадлежали к третьему сословию; Жермон Ариго же оказался бастардом, которого отец, сам того не зная, прижил с замужней женщиной. Жермона переименовали в Сэц-Ариго, и сразу же, на том же королевском совете, объявив, что род Ариго теперь становится выморочным, новым указом вернули ему имя и титул. Рокэ пришло приглашение на королевское венчание, назначенное на лето: взглянув на имя и фамилию невесты — Катарина Капотта, из мещан, — он не сразу сообразил, кто это, и удивился, как это Фердинанду удалось найти себе новую жену, которую зовут так же, как прошлую, и только через несколько мгновений осознал, что они решили заново обвенчаться с Катариной, чтобы она и под второй фамилией стала законной супругой короля. Раздраженный тем, что его как будто нарочно запутывают, Рокэ написал в канцелярию церемониймейстера, что венчание нужно сдвинуть так, чтобы оно не пересекалось со свадьбой Айрис, на что получил ответ, что та уже перенесена, по согласованию с дриксенской стороной, на середину лета — все придворные мероприятия вносились в протокол, и менять их расписание было сложно. Штанцлер же действительно как будто ушел на покой. Рокэ теперь окончательно убедился, что этот человек работал на Гайифу: недаром он засобирался в отставку в тот самый момент, когда Гайифа надежно закрепилась в колониях, а еще раньше удалился от двора его ставленник — Ги Ариго. Должно быть, как Рокэ и предполагал, целью Гайифы было отвлечь внимание Талига от багряноземельской экспедиции, и Штанцлер по мере сил помогал своим истинным хозяевам, то ссоря придворных между собой, то устраивая неприятности лично Рокэ, то занимая его посторонними делами. Наверняка, кстати, и вся история с Налетчиком не обошлась без вмешательства кансилльера — бандит ведь кричал однажды Рокэ в лицо, что у него есть связи на самом верху; да и стремительная карьера бывшего гувернера — который, как Рокэ сейчас вспомнил, действительно перешел потом на службу в королевскую канцелярию — выглядела очень подозрительно… Хотя, возможно, тот и правда добился всего исключительно собственным усердием. Новости с флота были еще занимательнее: получив в конце лета отповедь от Рокэ, Вальдес и его приятель не сдались и почти сразу после того, как было окончательно утверждено перемирие, обратились со своим прожектом к кесарю Дриксен; тот, конечно, им тоже отказал: правящая верхушка до сих пор была обижена на бывшего адмирала, который так не вовремя ушел со службы и не согласился вернуться, даже когда его звали. Но и новая неудача не остановила двоих искателей приключений: теперь они попросили помощи у Ардоры (дрикс, как-никак, работал на нее уже несколько лет, хотя и не сменил подданства) и на этот раз угадали. Маленькая страна, всегда незаметная, всегда на вторых ролях, всегда нейтральная, почуяла возможность заявить о себе, если об этом плавании заговорят, и даже приобрести свою выгоду, если путешествие окажется удачным. За несколько месяцев Вальдес с приятелем за счет Ардоры снарядили свою экспедицию, набрали команду и накупили припасов, и вскоре после Излома «Астэра» отправилась из незамерзающего порта Традуска на запад; с тех пор о ней не было никаких вестей, но Рокэ не сомневался, что Вальдес не пропадет. ~ ~ ~ Когда миновал день рождения Ричарда, первый месяц весны перевалил за половину, и на улице установилось приятное тепло, Ричард, еще не вполне здоровый, но уже довольно бодрый, начал все сильнее проявлять признаки душевного волнения. — Эр Рокэ, мне обязательно нужно поехать в столицу, — объяснил он, когда Рокэ прямо спросил, что его беспокоит. — В середине весны я точно должен там быть, а середина весны уже скоро — пока мы доедем! — Дикон, ты не сможешь сейчас никуда поехать, — постарался вразумить его Рокэ. — Посмотри, разве ты сядешь на коня? — Нет, я должен! Я смогу! — Ну и зачем же? — спросил Рокэ, уже зная ответ: конечно, все дело было в невесте. — Во-первых, приедет принцесса, — Ричард отвел взгляд и посмотрел на море, как будто пытаясь разглядеть вдалеке очертания Бирюзовых земель: они сидели на террасе, выходящей на восток. — Во-вторых, эр Оскар должен объявить, что считает мое обучение законченным, а мы всегда хотели сделать это официально, прямо в Фабианов день, чтобы получилось красиво. Рокэ вздохнул: — Это уж точно можно сделать и позже, и вообще письмом! Никакой особенной церемонии здесь нет. — Может быть… но в Олларию все равно нужно! Там ведь будет бал… — Ричард осекся, помрачнел и, помолчав, с горечью добавил: — Эр Рокэ, вы были правы, когда говорили об атрибутах Лита, помните? Я, наверное, теперь вообще не смогу танцевать — эта хромота навсегда, просто потому что я Повелитель Скал! Он отвернулся и, с силой вцепившись в балюстраду террасы, замер, опустив голову. Рокэ поднялся и, подойдя ближе, положил ему руки на плечи. — Если ты о том бале, который намечается на день рождения королевы — я думаю, что это он, потому что его всегда дают в середине весны, а прием в честь твоей принцессы, как мне написали, собираются устраивать не сразу по ее приезде, а только в конце Весенних Волн — что-то там насчитали их бирюзовоземельские звездочеты… — Да, для них это важно, — вздохнул Ричард. — Они все вымеряют по звездам. — Так вот, если речь об этом бале, то до него еще почти два месяца. Дикон, я не разрешу тебе ехать одному прямо сейчас, но не стану возражать, если мы поедем все вместе недели через три — особенно если ты не будешь спорить и сядешь в карету. За это время тебе успеет стать лучше. — Мне и сейчас уже не плохо, — буркнул Ричард и потер лоб. — Только не надо со мной носиться, как будто я хрустальный, эр Рокэ. — Ладно, — Рокэ засмеялся. — Никто и не носится сверх меры. А теперь пойдем в дом: здесь холодает, и девочки уже, должно быть, ждут.