Мы в одном гробу лежать будем

— Я люблю тебя, Нуна.       Быстрые сухие поцелуи на шее — снова извиняется. Он был сегодня так зол, шепчет, мол, прости меня, любовь моя. Прижимает к себе с силой, не дает даже вздохнуть. Зарывается рукой в серо-голубые волосы, глядя на девушку из-под полузакрытых век. Его любовь одержимая, безумная, притягательная, ненавистная, больная. Си Ан — его одержимость, его религия. Он благословляет ее, бережет от «мерзкого опасного мира» вокруг, который кешит жуками с сороконожками, противно ползающими по коже мелкими десятками лап. Общество лишь разлучает людей, чья вечная любовь предначертана судьбой, разорвут связь, болезненно обвитую нитку вокруг их шей. Чхэ Юль уверен, и он не собирается усомниться в собственном представлении мира. Людишки — противные твари, извергающие желчь на всех вокруг, не видящие истинную суть вещей, глупые, жадные, суеверные, алчные. При мысли о них Юль стискивает зубы, морщится, ведь он никогда не опустится до жалких отбросов, мешающих ему достигать собственных целей. Ах, да чтоб вымерло это глупое человечество!        Темноволосый бьет кулаком по деревянному столу с силой, и тот трещит, словно собирается в сию же секунду развалиться на части. На столе стоит очередная фотография счастливой Си Ан. Хрупкая, милая девушка. Любовь всей его жизни, единственная и последняя. Ангел, чистый и непорочный. Никто, кроме самого Чхэ Юля не смеет прикасаться к ней, но даже он не дает себе права на такое.

Разве она счастлива, эгоист?

— Доброе утро, Си Ан Нуна! — искренняя улыбка красовалась на местами жутком лице темноволосого юноши. В темноте комнаты он был похож на сгусток черни, жуткий и отталкивающий. Холодные руки гладят хрупкие плечи девушки, нежно, будто опасаясь разбить хрусталь. Что делает столь нежное создание в прогнившем беспощадном мире? Сохранить ее — задача только одного человека. Самого близкого, с которым и рядом не стояла противная, жестокая мать. Эта планета пропахла запахом войны и гниющих трупов, смрадом раскиданных органов, последствий деяний убийц, гнусных извращенцев и психопатов. Но ведь Юль не такой как они, он защитит и убережет, и будет верить в свою непохожесть на «мерзких людишек».        Си Ан открывает глаза неспеша, с трудом заставляя себя проснуться. Рука, нежно гладящая плечо, переместилась на щеку, поглаживая ее, тем самым пытаясь до конца разбудить. На самом деле, девушке бы больше понравилось пробуждение с лучами солнца, освещающими небольшую светлую комнатку в ее доме, чем темная комната с закрытыми, плотно зашторенными окнами. Она — вечно тихая, угрюмая, бледная, как дорогая фарфоровая кукла. Идеал изящества, тонкая и худая. Пусть на ней нет дорогих платьев, сшитых из самой дорогой и красивой ткани, она все равно остается его идеалом навечно, пусть он и готов подарить ей, были бы средства, хоть сотню этих прекрасных платьев. Юль наконец счастлив — у него получилось отгородить возлюбленную от неприятного ему мира. Он рад, что может сколько ему захочется гладить лазурные волосы, смотреть в полуживые глаза любимой, целовать и обнимать столько, сколько его душе угодно. Ни этого ли он ждал так долго?

Ich nehme artig meine Medizin

Und warte hier im Daunenbett,

Bis die Sonne untergeht.

      Она с ним навечно. Как пойманная бабочка в банке, никуда не улетит. Может и будет стараться, рваться, а после, не добившись успеха в побеге, медленно погибнет, томясь в клетке. Си Ан обессилена, ее бедная душонка слишком измоталась за всю жизнь, чтобы предпринимать усилия для улучшения своих условий жизни. Да и не такими страшными ей кажутся злые глаза монстра, что вечно оберегает и защищает от других, забывая, что единственный, кто может причинить бедняжке вред, является он сам. Как бомба замедленного действия, когда-нибудь рванет, да так, что и щепки не останется.        Один раз уйти получилось, накричать, спрятаться, оградиться. Да вот Чхэ Юль, уверенный в своих убеждениях, не способен понять, что делает. Присвоить уже искалеченую душу — простой выход, и яндере решил пойти по этому пути. «Моя милая, милая Нуна…» — Шепчет перед сном нежно, самодовольно, акцентируя на «Моя». И сейчас никто точно не поспорит.

«Присвоил себе человека. Присвоил ее душу, словно дъявол.»

       Сжимает со всей силы тонкое запястье. Болезненный, сильный удар. Еще удар. Ты так жесток, зачем же ты больше травмируешь ноющее тело? Заикнулась о Ю Чжине — лицо монстра мгновенно меняется. Желал ли ты такого своему ангелу? Любовь не должна причинять боль, даже если она улыбается. Капли крови, медленно стекающие на смятую простынь словно лепестки алой розы, дают юноше прийти в себя. Гематомы — не лучшее украшение тела, о чем, Чхэ Юль, очевидно, забыл. Он просит прощения, словно провинившийся ребенок, хватая за руки, уставившись в глаза, поведением напоминая больного биполярным расстройством. И вечно извиняется. Слишком часто. Видит ли он до сих пор в своей любимой Си Ан прекраснейшую и чистую?        Юль заставил ее полюбить. Всеми ему известными способами. Была бы возможность, продал бы за любовь душу, не усомнился бы ни на секунду, движимый одним лишь желанием, исполнением цели всей своей жизни. Если бы потребовалось, наручниками прицепил бы девушку к себе. Но разве важно это сейчас, когда измотанная Си Ан сама целует его в губы, сама обнимает, правда, намного слабее, чем Юль, обнимающий всегда с силой, прижимая как куклу. Парень проводит холодными пальцами по хрупкой шее, что всецело принадлежит только ему одному. Власть над телом возлюбленной опьяняет, больше нет надобности идти к цели по головам, вгрызаясь зубами, вцепляясь ногтями, откидывая здравый смысл и мораль.

Und dann reiß' ich der Puppe den Kopf ab

Dann reiß' ich der Puppe den Kopf ab

      Кожа на бледных руках еще остается удивительно нежной, что не может не радовать Юля. Его Нуна невероятно красива в свете луны, его нежно-голубой цветок, растущий в закрытом стеклом горшке. Мешки под глазами сильно выделяются на миловидном личике, неужели бедной девочке мало удается поспать? Но он будет любить ее всякой. Без косметики, красивой одежды, красивой прически, с синяками, ранами, мешками под глазами, растрепанными волосами. Все, что происходит с Си Ан — бесподобно и прекрасно, не может оскорбляться и подвергаться сомнению в красоте.

Ja, ich beiß' der Puppe den Hals ab.

Es geht mir nicht gut.

       Иногда держать все под контролем слишком трудно, особенно, когда счет до того, чтобы сойти с ума окончательно, идет на минуты. Держать в себе свои порывы труднее всего, как полноценный рабочий день в антиутопичном городе. Лазурный цветок сияет так ярко, что ослепляет своей красотой, и главное, что только его.        Капли крови на простыни уже особая изюминка кровати, то, что ярко подчеркивает атмосферу происходящего. Изящное и хрупкое, тело Си Ан всегда было прекрасно для юноши с словно чернь волосами. Его руки снова тянутся к ее шее — непростительно, обещал себе не прикасаться. Все запреты, что раньше сдерживали зверя, рушатся стремительно с каждым днем, открывая ему все больше возможностей. Самое страшное то, что только он ставит себе эти запреты придуманные собственными убеждениями, и в случае полного провала ничего его не удержит. Уже на талии. Хозяин руки, нежно гладящий худощавое тело, кажется, больше не собирается останавливаться, как раньше. Как кукла, девушка неподвижна, смиренна, ей, кажется, действительно безразлично. — Прости меня… Прости, любовь моя! — выдыхает с хрипом и сдавленным стоном, произнося уже привычные для Юля слова. Неспешные, аккуратные движения символизируют то, как внимательно он относится к ней даже сейчас. Их тела соединены воедино процессом любви. «Грязным процессом. Процессом очернения моей Си Ан» Он никогда не отвернется от своего убеждения. Ох, и сколько же будет винить себя за это. Черви порядком изъели его мозг, проели насквозь дыру в отделе, отвечающем за мораль, таким людям, кажется, должно быть все равно. Но Чхэ Юль другой. Уверяет себя, кажется, прицепил перед глазами бумажку с этой надписью. Дрожь, дерганные движения — конец. Момент, когда он больше не увидит перед собой прежнюю Си Ан.

Und jetzt reiß' ich der Puppe den Kopf ab.

Ja, ich reiß' der Puppe den Kopf ab.

Und dann beiß' ich der Puppe den Hals ab.

Jetzt geht es mir gut…ja.

«Ты — монстр. Обрек девушку на страдания. Вы в одной комнате пыток, мучаетесь оба. Но помнишь ли ты, кто затащил ее за собой в эту комнату?» Мы счастливы быть вместе. Ей не было бы лучше с кем-либо другим. «Эгоист! Только о своем благополучии и думаешь!» Я забочусь о ней. «Сомнительна твоя забота.»        Чхэ Юль, готовый до смерти быть приверженцем поклонения своей Нуне, плачет, размазывая дрожащими руками слезы по лицу. Мысли в голове как спутанный комок ниток, путаются в месиво, кричат непонятными голосами, слышутся криками в пустой комнате. Это, наверное, его конец. Он поплатился за свои грехи наказанием, безумным и жутким, ведь есть ли другая причина его несчастья? Неужели он, столько сделавший для собственного призрачного счастья, должен страдать? Сидеть, схватившись за голову, на холодном полу. Кашляет с болью где-то в легких, и, после второй попытки встать с пола, наконец поднимается на ноги, смотрясь в грязное зеркало. Боже, что с ним стало? Кто виноват в этих страданиях? Так ведь не выглядит здоровый человек, хотя, по правде, Юль редко выглядел сильно здоровым, о чем ему спешили напомнить противные родственники, и, конечно, родители.        — Нуна! Дорогая… Мне так плохо… Знаешь… — начал тот, отчего девушка чуть не вскрикнула от неожиданности. — Прости меня, прошу. Я очень люблю тебя, поэтому всегда буду с тобой! Я ведь клялся, клялся в этом! Знай, даже… Даже смерть не разлучит нас! Если ты уйдешь раньше, я приду к тебе! Мы в одном гробу лежать будем, держаться за руки, как настоящие возлюбленные! А если я уйду раньше… Я заберу тебя с собой.

Und jetzt beiß' ich der Puppe den Hals ab,

Es geht mir sehr gut…ja.