Любовь с двойным стандартом

      Артур и ждал, и боялся того момента, когда Нина заговорит. Он понимал, что сжёг все мосты их отношений и возврата к прошлому не будет. Этот поступок она точно никогда не простит, что бы сейчас не сказала, это станет приговором. Он понимал, что виноват, и поэтому ждал, когда начнёт обвинять его в похищении. Но сказала совсем не то, что он ожидал.       — Так значит, он всё-таки убил нас обоих, да? — в отчаянии с трудом проговорила она сквозь слёзы. — Я до последнего надеялась, что он этого не сделает, ты тут ни при чём. Но как ещё я могу тебя видеть?       Этого Артур точно не ожидал. Оказалось, что Нина всё восприняла по-своему. Она решила, что её отчим убил их обоих, как и Эдварда.       Но как бы Артур не злился на Нину, вовсе не хотел, чтобы она подумала, что её убили. Это, должно быть, ужасное ощущение. И даже посочувствовал ей. Вообще, глядя на её лицо, синяки под глазами, выражение сильнейшей боли и раскаяния, ему стало больно. Только сейчас Артур осознал, насколько мучительно это было для Нины. До этого даже не думал о том, что тоже испытывает какие-то чувства по поводу того, что произошло. Он всё время был уверен, что ей всё равно, и Нина жалеет только о потере возможности получить деньги и власть, о которых так мечтала, и ей нет дела до тех, кто пострадал по её вине. Но сейчас понял, что это не так. И то светлое, что разглядел в глубине её души во время встречи в её доме, сейчас оказалось на поверхности. Она стала собой, настоящей, той маленькой девочкой, какой была до всего этого фальшивого блеска голливудской славы. Как в сказке, когда заколдованная принцесса, забывшая о том, кто она, внезапно всё вспоминает, чары разрушаются, и она становится собой прежней.       И Артур понял, насколько не думал о её чувствах, ведь осознавать такое — это ужасно. Нина провела почти весь день одна, со своими эмоциями, терзаясь чувством вины и муками совести, а также страхом, что отчим найдёт её и отомстит. Боль из-за близких людей, с которыми произошло несчастье по её вине, и страх за собственную жизнь — всё это может повредить психику и более сильного духом человека, чем такая, по сути, совсем юная и наивная девчонка с менталитетом ребёнка. Артур уже жалел, что отпустил её в больнице, позволил сбежать. И Нина всё это время где-то была одна, без поддержки, тогда как он обещал всегда быть рядом в самые тяжёлые моменты и во всём помогать, а потом и вовсе похитил, таким жестоким образом, напугав до такой степени, что Нина решила, что её убил отчим.       «Идиот, обещал же всегда быть с ней в горе и в радости. А что это за любовь, если любишь только когда всё хорошо? Надо принимать Нину такой, какая она есть, со всеми недостатками. А стоило ей оступиться, причём из-за глупой ошибки, как уже решил мстить. Только напугал, и это уже не исправить, она такое не простит».       Артур ненавидел себя за свой поступок и не знал, как всё исправить. Он уже не думал о мести. Хотел помириться, ему было невыносимо больно быть рядом с ней, но при этом так далеко. Не хотелось, чтобы между ними осталась ненависть, обида, презрение. Если раньше он тоже не имел никакого права быть с ней, но они хотя бы дружили, могли общаться, между ними не было этого тяжелёго напряжения, какое бывает после ссоры. Даже если Нина и не захочет быть с ним, Артур хотел, чтобы они хотя бы остались друзьями, а не врагами. Чтобы она его простила, а не ненавидела. Но после всего, что произошло, не знал, как это сделать. За эти два дня они так сильно друг друга обидели, что едва ли существовала вероятность на благоприятный выход из ситуации. Особенно в свете того, что у него было с Норой перед полётом, о чём Нина ещё не знала, но вполне могла узнать. Он понимал, что вместо того, чтобы поддержать в трудную минуту, повёл себя как негодяй. Обвинил её в убийстве и во всех земных грехах, а затем сам изменил ещё раз, хотя обещал больше так не поступать. И это именно считалось изменой после того, что у них было и могло быть дальше, если бы их не прервали. Поэтому становилось непонятно, кто из них оказался хуже в этой ситуации.       Но надо было что-то отвечать. Посмотрев в глаза любимой, которая сейчас больше походила на зомби и которую, как понял, нисколько не перестал любить, Артур сказал:       — Нина, нас не убили. Мы живы, просто находимся на Гаити. Хотя здесь действительно как в аду, — попытался пошутить он, понимая, что это глупо и не к месту.       Девушка посмотрела недоверчиво. Вытерла глаза рукой, ещё больше размазывая макияж по лицу, но не могла перестать плакать. Её трясло от сдерживаемых рыданий, попыталась ответить, но только всхлипнула. Артур нерешительно приблизился, не зная, правильно ли это.       — Тогда почему ты со мной? Ты же ненавидишь меня. И должен быть с Норой, я сама тебя ей отдала. Сказала, чтобы она о тебе заботилась, — задыхаясь от слёз, сказала Нина.       «И она позаботилась, даже не представляешь, как именно. Конечно, ты о таком ещё и понятия не имеешь. Но, несмотря на это, Нора мне не нужна».       — Зачем ты это сделала? — он подошёл ещё ближе. — Хочешь, чтобы я был с Норой? Тебе так лучше?       — Нет, — прошептала Нина, — тебе так лучше, Артур. Нора милая, добрая, она тебе подходит. Потому что никогда не создаст таких проблем, как я. Она будет думать в первую очередь о тебе, а не о себе, как я. Жить твоими интересами, а не думать о собственном успехе. Нора сможет любить тебя так, как ты заслуживаешь.       Несмотря на серьёзность ситуации, Артур слегка улыбнулся.       — В этом ты права, она всегда любит меня так, как я заслуживаю. Исполняет всё, что прошу, никогда ни в чём не отказывает. Думаю, ты ничего такого не умеешь, но это из-за нехватки опыта, — ответил он, прежде чем успел сообразить, что вообще сейчас сказал.       Нина растерянно захлопала ресницами. Видимо, не сразу поняла, что он имеет в виду. Но тут же покраснела, и из её глаз ещё сильнее потекли слёзы.       — Зачем издеваешься? — до этого в безэмоциональном голосе, послышалось возмущение. — Я не это имела в виду, а что там у тебя с твоей Норой, меня не интересует.       Ему показалось, что она с трудом скрывала ревность, и это оказалось приятно. Артур давно уже понял, что ему нравится дразнить её, даже если это неправильно.       — Я знаю, — сказал он с немного наглой улыбкой, — просто ты сейчас такая несчастная, на зомби похожа, а мне хочется снова увидеть человека. Надо же как-то расшевелить тебя, а то и в самом деле умрёшь, но не от укола, а от собственных негативных эмоций.       Нина уставилась на него, теперь уже удивлённо. Чуть шмыгнула носом, поправила съехавшую на лицо растрёпанную, влажную от слёз прядь волос. Артур, который раньше всегда любил только красивых, ухоженных девушек, испытал сильнейший прилив нежности, видя её такой неидеальной, потрёпанной, похожей на героиню фильма про конец света. Ему было совершенно неважно, как она выглядела, он любил её в любом виде. Хотелось обнять Нину, успокоить, стереть слёзы с лица, целовать до тех пор, пока она не улыбнётся и не забудет всё, что произошло. И больше ничего не хотел. Даже удивился себе, сейчас не думал о ней, как до этого, но не потому, что она в нём ничего не вызывала. Наоборот, с этим всё было как всегда. Просто понял, что всегда будет контролировать себя в её присутствии. Не сделает ничего против её желания, понимая, что Нине сейчас не до того. Артур хотел помочь ей, вернуть её к самой себе, сделать так, чтобы больше не смогла стать той злобной стервой, которой научилась быть, чтобы защититься от одиночества среди людей. Сейчас он испытывал любовь, безусловную и не требующую ничего взамен. Не думал о себе, только о ней, о том, что должен помочь ей.       — Не пытайся снова увидеть человека, — сказала она, и её голос опять стал безразличным, — его уже не будет. Я не достойна называться человеком, я чудовище. Поэтому не представляю, зачем ты решил мне помочь. Мы вроде уже обо всём там договорились. Прекрасно помню всё, что ты мне сказал. И ты совершенно прав, по-другому про меня и не скажешь. Поэтому больше нам не о чем говорить. Ты должен был остаться с Норой, а я… В общем, неважно. Для меня уже нет никакой надежды, жизнь закончилась.       Нина чуть вздрогнула и обхватила себя руками. В салоне было холодно из-за кондиционера, а её спортивный костюм был очень тонким и ещё её била сильная дрожь от волнения. Артур слушал её, и ему стало очень больно от таких слов. Он вспомнил всё, что высказал ей на эмоциях и насколько это было неправильно и несправедливо. Нина и так мучилась, а из-за него ещё сильнее испытала вину и он был в этом виноват. Понимал, что такое она никогда не простит.       Нина смотрела на него и никак не могла понять, сон ли это, галлюцинация или же всё происходит на самом деле. Ей хотелось верить в последнее. Но она не понимала, как такое могло произойти, как будто волшебство. Артур никак не мог здесь оказаться, да и сама Нина не могла попасть на Гаити. Казалось, вероятнее, что отчим вколол ей что-то, или самолёт, на котором она летела, разбился. Ей было и страшно, и стыдно, в случае, если это всё-таки правда, потому что понимала, что выглядела ужасно, и не хотела, чтобы Артур на неё смотрел в таком виде. Девушка окончательно растерялась, не зная, где реальность, а где галлюцинация. Её трясло от холода и от волнения. Она не могла остановить слёзы. Непрерывно поправляла падающие на лицо пряди из некогда роскошной причёски, сейчас влажные от пота и слёз. Ей было очень стыдно, что её любимый, если это не галлюцинация, видит её такой.       — Не говори так, пожалуйста, — в его голосе ей послышалась жалость. Нина ненавидела, когда её жалели, считала это признаком слабости. Но почему-то, когда любимый жалел её, было приятно. Хотелось снова стать слабой маленькой девочкой, позволить ему помочь, взять на себя часть её забот.       — Это правда ты? — робко спросила она, подойдя чуть ближе. — Ты мне не снишься?       — Любимая, — его тёплый взгляд, казалось, обжигал её, — как ты можешь так думать? Это всё реальность. Прости меня, я столько всего сказал на эмоциях. Я идиот.       Артур подошёл чуть ближе. Протянул ей руку. Нина, боясь, что это всё-таки сон, несмело прикоснулась к его руке. И сразу почувствовала прошедший по венам электрический ток. Это точно не могло быть галлюцинацией. Их пальцы переплелись. Нина снова задрожала. Артур снял свою куртку и набросил ей на плечи. Нина чуть улыбнулась в благодарность. Однако казалось, что уже трясёт несколько от холода, сколько от нервного потрясения. Она зарыдала, не сдерживаясь.       Артур, наконец, обнял её, чувствуя, как её трясёт так, что зубы стучали. Он понимал, почему и никому не пожелал бы пережить то, что случилось с ней. Он ощущал все её эмоции, её боль. Это было чувство, как будто они были едины, но не телом, а душой. Одни мысли, чувства, эмоции, общая боль потери… Очень робкая, едва зарождающаяся надежда. Сейчас хотел сделать всё, чтобы она смогла это преодолеть, справиться со всем. Артур сделал бы для этого всё, понял, что готов быть очень терпеливым, ждать сколько угодно, только бы прошла вся её душевная боль, и не стал бы ничего требовать взамен, понял, что её душа для него важнее всего.       Нина чувствовала себя такой хрупкой, беззащитной по сравнению с ним, понимала, что находится в его власти, и он может в любую минуту сделать всё, что захочет, и ей здесь никто не поможет. Но знала, что этого не произойдёт. Несмотря на то, что Артур до этого говорил ей, она почувствовала, что может доверять ему, и если ей кто-то поможет, то только он. Казалось, что успокаивающее тепло его объятий даёт ей силы, возвращает к жизни. Стало легко и уютно, ничего другого не хотелось, только чтобы он так всю жизнь обнимал и никогда не отпускал.       Нина всхлипывала, уткнувшись лицом ему в грудь. Его рубашка уже была мокрой от её слёз. Это вызывало у него ещё не испытанные ранее, очень трогательные, нежные эмоции. Это не было желание обладать, подчинять себе всё то, что он обычно испытывал по отношению к женщинам, а к Нине особенно. Это была бесконечная нежность. Артур подумал о том, что сейчас более, чем когда-либо понимает Эдварда и его самоотверженную любовь, противоречащую логике. Нина совершила страшные поступки, но ему нет до этого дела. Конечно, он всегда будет помнить своих любимых друзей, ставших семьёй, и будет очень скучать по ним. Но не сможет ненавидеть любимую, будет любить вопреки всему. Даже если она не простит его предательство, когда узнает.       Нина чуть отстранилась, машинально вытерла мокрый нос о его рубашку, что очень позабавило Артура. Она тут же сообразила, что сделала, и смутилась.       — Извини, — прошептала она.       — Да ладно, в чём проблема? — усмехнулся он. — Я не против.       Нина слегка улыбнулась сквозь слёзы.       — Я уже говорила, что ты очень добрый? — спросила она. — Я тебя недостойна.       — Нет, это я тебя недостоин, — ответил Артур, — я совершил столько ошибок и глупых поступков. Из ревности, как подросток. А ведь должен вести себя как взрослый человек, который старше тебя почти на семь лет. Ты никогда меня не простишь.       — Что ты, любимый? — Нина всё ещё цеплялась пальцами за его рубашку и тянула к себе, как будто боялась, что если отпустит, он исчезнет. — Я страшное существо, даже не могу назвать себя человеком. Я сволочь, подлая тварь, всё из-за меня. Даже не могу думать об этом, не знаю, как жить дальше. Ты понимаешь? Ребёнок, я бы так любила его, это должен был быть мой племянник, родное существо, почти тоже самое, что мой собственный ребёнок, — она говорила с трудом, снова рыдала, Артур осторожно стирал слёзы её лица, слушая её, — понимаешь, я раньше ненавидела детей, считала, что это никчёмные, лишние существа, которые всем мешают. Когда узнала о Дашином ребёнке, мечтала, чтобы его не было, хотела заставить её избавиться от него. Да, такая я тварь! Видишь теперь? Я ненавидела этого ребёнка. Особенно, когда узнала, кто отец, потому что это ломало все мои планы. А когда узнала, как они оба его любили и друг друга тоже. Это был такой шок для меня. Ты слышал, как Эдвард сказал? Что скоро увидит ребёнка. Как думаешь, это получилось? Он смог его увидеть? Это ужасно, слишком ужасно, я не могу. Мне так больно.       Артур тоже испытал боль и тогда, и сейчас, при воспоминании он не представлял, кто мог бы не заплакать на этом моменте. Только человек с каменным сердцем, как профессор. Жестокий убийца, сделавший несчастными сразу столько человек. О вине своей любимой старался не думать, ведь она раскаялась. Ненавидеть её за это было выше его сил. Если он потерял всех, кого любил, то не мог потерять ещё и Нину.       — Понимаю, — сказал он, — но не вини себя, мы все виноваты в этом. Профессор мог узнать об этом и другим способом, результат был бы тот же. Более того, думаешь, он дал бы им жить после свадьбы? Нет, конечно, сделал бы тоже самое. Эдвард с самого начала был обречён, как только принял решение быть с твоей сестрой. Ты только чуть ускорила неизбежную развязку.       — Я виновата, только я, — она чуть не выла от горя так, что трудно было разобрать слова, а её пальцы намертво сжимали его рубашку.       — Не думай так, родная моя, не надо, — он слегка опустил голову, прикасаясь губами к её волосам.       — Что мне делать? Что делать? — спрашивала она, повторяя одно и тоже. — Я не смогу с этим жить, как искупить вину? Хотя мне ничего не поможет, так больно, я люблю их, очень скучаю. Всё бы отдала, чтобы их увидеть, вернуть мою любимую семью. Не могу без них.       Нина моргнула, когда остаток туши попал ей в глаз. Она поморщилась от боли. Артур заметил это.       — Вот что мы сделаем, малыш, для начала надо помыться, — он аккуратно отцепил её пальцы от своей рубашки и повёл по проходу к ванной комнате, расположенной в хвосте самолёта.       Нина немного встревожилась.       — Что ты хочешь сделать? — слегка испуганно спросила она.       — Малыш, ты себя вообще видела? С таким размазанным макияжем выглядишь, как индеец после боя с испанцами. У них тоже всё лицо в краске и волосы растрёпанные. Надо всё это с тебя смыть, и будешь чистая девочка, хоть и не накрашенная. Мне кажется, так даже лучше, ты и так красивая.       Нина на секунду остолбенела от такой прямоты, ей ещё никто так не говорил. Да и вообще, по правилам хорошего тона джентльмен не имел право даже намекать даме о том, что она выглядит плохо, но вовремя вспомнила, что Артур вовсе не претендует на роль джентльмена. То есть он, конечно, умеет красиво ухаживать, говорить комплименты, быть вежливым. Но при этом очень прямолинейный, всегда говорит, что думает, не умеет быть тактичным. Как он сам недавно сказал им, что совершенно не умеет быть дипломатом и притворяться. Поэтому Нина решила даже не обижаться.       «Я люблю Артура, такого неидеального. Значит, должна принимать как есть. Зато он всегда честно скажет всё, что думает».       Они подошли к ванной комнате. Артур открыл перед ней дверь. От удивления Нина даже перестала всхлипывать.       — Обалдеть! Первый раз вижу самолёт с самой настоящей ванной комнатой, да ещё такой шикарной. Это удивительно.       — Думал, ты уже поняла, что Эдвард любит роскошь и комфорт, — ответил Артур, которому и в голову не пришло бы говорить о друге в прошедшем времени, для него он всё равно всегда оставался жив, потому что никак не мог принять реальность.       — Понятно, — сказала Нина, заходя в ванную, и удивлённо осмотрелась.       Артур включил воду, чтобы наполнить ванну. Нина посмотрела на него с лёгкой тревогой. Он ответил ей наглым взглядом, отмечая про себя, что она покраснела. Ему было приятно осознавать, что удаётся смутить её. Особенно, когда понял, что Нина боится, что Артур останется с ней, когда она будет мыться. И что она тайно мечтает об этом, но после всего не может решиться на это. Но Артур знал, что этого не будет, так неправильно. Он хотел, чтобы ей было хорошо, чтобы успокоилась, расслабилась, снова стала доверять ему.       — Всё, я пойду, — сказал Артур, когда ванна наполнилась водой, — потом решим, что будем делать дальше.       — Правда? Ты выйдешь, не останешься? — спросила Нина, и в её голосе Артур услышал облегчение, как будто всё-таки боялась другого варианта развития событий.       Артур почему-то немного расстроился, хотя запретил себе даже думать об этом, пока они здесь и между ними ничего непонятно. Он хотел, чтобы всё было правильно, больше не торопить события, но всё же расстроился. В глубине души надеялся, что после того, что было, Нина захочет продолжения.       «Ей нужно было взять телефон, больше ничего. Если бы не это, ничего бы не произошло, не стоит иметь иллюзий на этот счёт. Она по-прежнему считает, что мы люди разного круга, между которыми ничего не может быть. Просто ей больше не к кому сейчас обратиться за помощью», — сказал Артур сам себе, выходя из ванной.       Пока Нина мылась, ей удалось чуть расслабиться. Как будто вода смывала с неё грехи, совершённые ею страшные поступки. Становилось легче, мысли плавно растекались по сознанию. Она уже не могла связно думать, только улыбнулась от решения, которое пришло ей в голову. Ласково, ненавязчиво, мило улыбалось это решение из глубины сознания, убеждало, что другого не дано. От приятной тёплой воды было очень хорошо, боль постепенно отступала. Девушка потянулась, думая о том, как ей сейчас легко и спокойно. Ничего другого и не надо. Жалко только, что нельзя любимую музыку сейчас послушать, так бы хотелось и выпить бы бокал любимого вина. Но чего нет, того нет. Придётся довольствоваться тем, что есть. Тёплой водой, шикарной ванной и знанием, что любимый совсем рядом, за дверью. Да, она его сейчас не видит, но чувствует. Будет думать, что он рядом, так легче. Думать ни о чём не хотелось, только лежать так и думать о любимом, представлять, что он будет видеть её в этот момент. Хотя этого не будет, она не допустит. Поэтому была рада, что Артур не остался. Нина вздохнула. Как же она его любит, но недостойна его. Любимый должен понять, что так будет лучше для всех. Он должен вернуться к Норе, к той, кто его любит. На этом Нина с трудом сдержалась, чтобы не зарыдать снова, но знала, что не должна. Это неправильно, обещала себе не плакать. Всё должно было пройти легко, без истерики, которая бы только помешала. Она специально расслабилась, чтобы было легко.       Нина вздохнула. Она вспоминала самые счастливые моменты своей жизни. Ни Голливуд, ни съёмки, ни фанаты, ни свои миллионы, ни вечеринки, на которых собиралась вся элита шоу-бизнеса. Нет, она вспоминала детство, приезд на Викторию, встречу с Эдвардом, их дружбу, игры с сестрой, прогулки с семьёй. Скромный маленький белый домик. У них никогда не было денег. Нину никто не знал, она не была знаменитостью, но тогда она была настоящей и девушка поняла, что в её жизни не было ничего важнее детства. Всё остальное было неважным. Блеск и роскошь лишили её сердца, заставили забыть о том, что по-настоящему важно, Нина была счастлива только в детстве, в качестве простой, никому не известной девчонки, а не великой звезды, потерявшей совесть, сердце, душу и всё человеческое.       «Я только сейчас это осознала. Почему? У меня было всё, чтобы считаться счастливой, а я всё мечтала о большем. Зачем? Я разрушила собственное счастье. Всё было идеально. Как я могла, почему не ценила это? И уже ничего не вернуть назад. Если бы можно было начать всё заново и наслаждаться теми минутами от начала до конца, но нет, поздно. А ведь я их всех так любила и не понимала этого. Простите, родные мои, любимые. Но вы меня не простите. Даша, я не могу без тебя, как же мне больно, прости меня, родная».       Сейчас они втроём снова были детьми. Она, Даша и Эдвард пошли на пляж, как раньше, когда в их жизни ещё не было этих проблем, которые она создала. Нина наслаждалась не испытанным ранее чувством возвышенной любви ко всему, что было ей дорого. К детству. И от этой любви становилось больно в груди, а воздуха не хватало. Любовь, раскаяние и боль лишали сил, и ничего больше не было видно вокруг, кроме полоски воды над головой.       Артур не собирался мешать любимой, понимал, что ей надо расслабиться, отдохнуть, прийти в себя. Он думал о ней и удивлялся себе, потому что думал не о том, что Нина совсем рядом, в ванной, и ему стоит только зайти, чтобы увидеть её, о чём он всё время мечтал. Но на самом деле думал только о том, что Нина испытывала, как ей, должно быть, тяжело, и не стоило привозить её сюда, будет только хуже. Какое-то предчувствие сдавило ему сердце, что-то было не так.       «Конечно, здесь так опасно. Непрекращающиеся подземные толчки, завалы, антисанитарные условия, начинающаяся эпидемия холеры, преступники, мародёры. Чем я думал, когда решил, что она достойна такого наказания? Идиот. Но и вернуться нельзя. Керосина нет, надо где-то заправиться, а где?»       Артур начал обдумывать, где здесь можно найти топливо для самолёта. Неизвестно было, сохранилось ли ещё что-то или всё разрушено. Это было неприятно. На эмоциях не подумал о том, как вернуться назад и куда вообще им возвращаться, если их страны, какой они её знали, возможно, уже больше не будет. Получалось, что они застряли на Гаити. Без топлива им не улететь. А Виктория стала полигоном для испытаний профессора и вскоре превратится во вторую Модерну. Артур не видел ничего хорошего в их будущем.       В какой-то момент вдруг понял, что Нина слишком долго находится в ванной. Конечно, ей надо отдохнуть, но прошло много времени, вода, наверное, уже остыла. И он не слышал, чтобы она наливала новую. Это было странно. Опять почувствовал смутную тревогу, но и не хотел заходить, ведь обещал себе, что не станет предпринимать никаких действий, способных скомпрометировать её.       Но всё же ему почему-то было не по себе. Кто знает, что она может совершить в таком состоянии. Хотя Артур не считал её слабохарактерной девицей, которая начнёт что-то с собой делать, но всё же испытывал тревогу. Он нерешительно замер у двери ванной, не зная, как поступить. Он слегка постучал.       — Нина, ты как там? Всё в порядке?       Она ничего не ответила. Он похолодел. Не услышать было невозможно.       — Нина, — ещё громче сказал Артур, — ты меня слышишь?       «Не станет же она в молчанку играть, чтобы отомстить мне за то, что я так долго не отвечал и не выходил. Вряд ли она сейчас станет вести себя так глупо и по-детски».       — Нина, можно зайти? — громко спросил он. Никакого ответа.       Артур открыл дверь, к счастью, незапертую, а то пришлось бы ломать. И тут же понял, почему она не отвечала.       Сначала была видна лишь полоска света над водой, но вскоре и она исчезла. Сдерживать дыхание становилось всё труднее. Боль в груди стала нестерпимой. Нина судорожно вздохнула и тут же испытала ощущение присутствия тысячи пузырей в лёгких. Вода хлынула внутрь, не давая дышать. Она не соображала, что происходит. Кажется, она тонула в море на пляже, и никого не было рядом, чтобы помочь ей. Казалось, что они были рядом, Даша, Эдвард, но Нина их больше не видела. Они исчезли, снова бросили её. Не простили.       «Я люблю вас, пожалуйста, давайте будем вместе, не бросайте меня. Мы же теперь вечно будем вместе».       Но они, видимо, даже не приняли её искреннее раскаяние, растворились в воздухе. Нина поняла, что тонула в океане и не могла ничего сделать. Больше не было удовольствия от счастливых воспоминаний, только боль. Она пыталась вдохнуть под водой, делая только хуже, сильнее наполняя лёгкие водой. Обиднее всего было, что они её не простили, не хотели быть с ней, бросили. Им не нужна предательница. Она обречена на вечное одиночество.       И уже когда исчезал последний свет и Нина поняла, что не будет ей даже прощения, увидела Дашу. Не маленькую, как до этого, когда представляла их детство, а настоящую, взрослую. Она была невероятно красивой, в шикарном подвенечном платье, с фатой на голове и беременная. Сестра смотрела без осуждения или ненависти, по-прежнему с любовью, а её глаза неожиданно загорелись неестественным светом, она не была похожа на человека. Нина не успела испугаться, как Даша подняла руки и почувствовала, что вода расходится над её лицом. Не поняла как, но толща воды больше не давила на лицо, а затем Нина услышала голос сестры:       «Нет, Нина, ты это не сделаешь. Это не выход. Я знаю, о чём говорю. Так не будет. Живи, я тебя прощаю. Не думай об этом. Всё хорошо. Ты должна выжить, чтобы увидеть своих племянников. Возвращайся ко мне».       Не соображая, что происходит, Нина потеряла сознание.       — Нина, Нина, — услышала она испуганный голос.       Она открыла глаза. Дыхание было хриплым, но всё же дышала. Свет резал глаза. Нина увидела встревоженного Артура, который, оказывается, бил её по щекам.       — Нина, я не буду ничего говорить, сам виноват, идиот, должен был понимать, что ты можешь это сделать. Даже не хочу об этом думать, но давай больше так не будем. Это неправильно. Нина, ты уже не можешь ничего исправить, но должна жить. Да, сейчас трудно, но мы преодолеем это. Я не могу без тебя. Я люблю тебя. Не оставляй меня.       Она не ожидала услышать это, думала, будет её ненавидеть, никогда не простит. И это было приятно, что она ему ещё нужна.       Нина огляделась. На ней был белый пушистый халат. Она порадовалась этому. Оставалось только надеяться, что Артур надел его на неё, не рассматривая её. Хотя, зная его, на это не стоило особо рассчитывать.       — Что произошло? Я не помню.       — Ты пыталась утопиться, — Артур поморщился, вспомнив, что испытал, когда увидел это, — но вот что странно. Произошло что-то неожиданное. Я не знал, сколько времени ты была под водой. Но когда собирался зайти, самолёт, вдруг снова тряхнуло, и я услышал плеск воды. Зашёл и увидел, что вся вода из ванной выливалась, и ты стала кашлять и пытаться дышать. Я не мог понять, как это могло произойти. Тряхнуло не так сильно, чтобы вся вода вылилась. Это было очень необычно.       Нина чуть вздрогнула, вспомнив лицо Даши, светящиеся глаза, как она подняла руки. Это было странно.       — Кажется, я видела ангела, — прошептала Нина, — сестру, она была здесь.       — Милая, никого не было, — ответил Артур, — это галлюцинации от кислородного голодания.       Он погладил её по голове. Видя, что Нина пришла в себя и вообще не успела серьёзно пострадать, а отделалась лёгким испугом, Артур взял на руки и понёс к дивану. Прежде чем сесть, поморщился, вспомнив о том, что только прошлой ночью именно на этом диване с Норой… Однако решил не думать об этом, сейчас было не до того, хотя, конечно, и неприятно было сидеть там с Ниной, которая об этом не знала. Теперь Нора казалась ему порочной женщиной, а Нина — чистой невинной девушкой, а сам себе был противен и не понимал, как мог так опуститься, при том, что любил только Нину.       Артур сел ближе к окну, опустил Нину на диван, положив её голову себе на колени.       Нина, всё ещё дрожавшая после пережитого шока, вцепилась ему в руку с намерением никогда не отпускать. Она не знала, рада ли тому, что осталась жива или нет, и не могла понять, было ли произошедшее галлюцинацией или нет.       — Я видела сестру, не знаю, каким образом. Может, это знак, и они меня простили? Она сказала, чтобы я жила.       — Ну конечно, — тут же ухватился за эту версию Артур, — она тебя любит и знает, что ты не хотела этого. Всё хорошо, тебя простили.       Артур погладил её по волосам, понимая, что стала для него самым дорогим человеком в мире. Он сам не смог бы уже жить без неё и решил больше не отпускать ни на минуту. Даже если Нина не принадлежит ему, был готов на то, чтобы просто всегда быть при ней, не требуя ничего взамен.       Какое-то время они провели в молчании. Артур проводил рукой по её волосам, Нина улыбалась про себя, думая о том, что его колени лучше любой подушки для неё. Сейчас ей было спокойно, не хотелось ни о чём думать. Нина знала, что вернётся к мыслям о сестре и самобичеванию, но после того, как спаслась от попытки самоубийства, не хотела пока думать об этом. Хотела только лежать, ощущая живое тепло своего любимого, и наслаждаться его близостью.       — Знаешь, — неожиданно прервала она уютное молчание, — мне пришла в голову мысль. Перед тем, как я пыталась покончить с собой, поняла, что единственное, что было важно в моей жизни — это моё детство. Не карьера, не деньги, не популярность, не Голливуд — ничего из этого. Даже то, что я стала самой известной звездой — это всё не имеет значения. Только в детстве я была счастлива. Я была настоящей счастливой, была ребёнком, а рядом были любимые люди. Наши игры, веселье, маленький домик. Всё было таким живым, настоящим. Не то, что сейчас, блеск золота, оказавшегося мишурой.       Её голос звучал надтреснуто, Нина снова начала всхлипывать и задыхаться. Артур почувствовал, что сам задыхается, слушая её. Ведь это было именно то, что он мечтал услышать от неё. Хотел, чтобы осознала, насколько её жизнь неправильна и всё это не имеет ценность, а детство было счастливым. Но не хотел, чтобы Нина думала, что больше ничего нет впереди.       — А ещё говорила, что ненавидела детей. Так вот, я всё время представляю себе того ребёнка. И мне так больно, очень больно. Я так мечтаю увидеть его, это становится моей навязчивой идеей. Так мечтаю повернуть время назад, чтобы с ребёнком всё было хорошо. Это мой племянник или племянница, ребёнок моих любимых людей: сестры и лучшего друга, который мне как брат, — в её голосе было слышно отчаяние, — этот ребёнок не ошибка, он очень важен. Не знаю, что мне делать. Я так люблю его, схожу с ума от любви и поняла, что сама тоже мечтаю о детях, вот так вот неожиданно.       Артур от удивления чуть не выдернул ей прядь волос, которую как раз гладил, и непроизвольно сильно сжал. Такого он точно не ожидал услышать.       — Ты мечтаешь о детях? Серьёзно? Если да, то, думаю, это мы легко можем решить. Если бы ты попросила миллион долларов, новый дом, роль в кино и ещё что-то, то я ничего не мог сделать. Но ребёнок — это то, что легко могу тебе дать. Наконец-то ты мечтаешь о том, что в моих силах, — Артур обрадовался, что у неё больше нет никаких «звёздных желаний», которые потребовали от него затрат таких средств, каких у него нет. Он даже не представлял, что она предложит такое, что напрямую относится к тому, что у него получается лучше всего, за исключением управления самолётом, — конечно, любимая, это сколько угодно. Можем прямо сейчас.       Артур обрадовался, забывая о том, что решил не торопить события, но раз Нина сама предложила…       — Нет, ты не понял, — грустно перебила его Нина, — я не имею на это права. Я откажусь от мечты после того, что произошло, не имею права. Прости.       Артур был разочарован, но решил не спорить. Подумал, что со временем Нина передумает. Главное с ней во всём соглашаться и ни на чём не настаивать.       Так они и сидели ещё какое-то время, ничего не говоря, но ничего не длится вечно, в дверь постучали.