овладение

      Слегка разморенный за день Чонин восседает между двумя своими хёнами, точно загнанная хищниками лань, и надеется, что их внеплановая встреча завершится как можно скорее, ибо запах в комнате стоит невероятно грузный, такой, от которого голову мутит и кожу пронзает зудом. Когда он шел к своим альфам, в груди не было этого клокочущего странного чувства, которое одолевает его теперь, когда он принюхивается к маслянистой, вязкой примеси муската и сожженных спичек, забивающей ноздри.       Так точно пахнет от Чанбина. От Чана пахнет слабее, чуть слаще, но все еще не так комфортно, как всегда. Будто они оба на взводе, и Чонину на мгновение кажется, что это его вина. Возможно, он действительно сделал что-то не так? Если так подумать, то утром он был настоящим дразнилкой, когда отвлекал Чанбина от работы, прося поиграться с ним, пока все спят. Был немного развязнее, чем всегда, не таким ласковым и послушным, но все еще не настолько плохим, чтобы хён мог даже на йоту разозлиться на его поведение. Все-таки, секс с ним все равно вышел замечательным.       Только вот, этот факт не помогает, потому что жадный, почти уничтожающий взгляд Чанбина по-прежнему прожигает в нем все дыры, пока они молча сидят на небольшой кровати Чана и ждут идеального момента, чтобы заговорить.       Младшему неловко смотреть в глаза ни тому, ни другому хёну, ибо в животе терзается возбуждение от наполняющего горько-сладкого запаха и мнимый страх одновременно, в зависимости от того, на кого его внимание направлено. Однако, страх порождает предвкушение, ибо как бы оно ни было, Чонин за годы отношений знает Чанбина наизусть, и сейчас фантомный образ его раскосых бровей и поджатых губ говорит не о желании растерзать его за провинность, — да и не сможет он этого сделать, даже под влиянием гона — а максимум о желании уломать младшего на какой-то диалог, невысказанными эмоциями уже повисший в воздухе.       А может и не диалог вовсе.       — Нини, расслабься, — Чан первым подает голос, слегка растерянный, но по-прежнему внушающий доверие, возможно, намеренное, чтобы немного успокоить пружинящую вверх-вниз ногу Чонина, который не замечает за собой абсолютно этого нервного тика. Даже бережно поглаживающей по бедру руки не замечает, только давящий на легкие контраст витающего раздражения и тотальной нежности, смешавшейся воедино. Так… так странно. — Все хорошо. Нам просто нужна твоя помощь, лисенок.       — Да? — Чонин глупо моргает, звуча писклявее, чем он предполагал. Прокашлявшись, он устремляет взгляд на Чана, который совсем не страшно ему улыбается, а после смотрит и на его руку, заботливо петляющую по плоскости бедра. Только так он замечает свою нервозность, которую он пресекает тут же, мысленно благодаря альфу за поддержку. — Что-то случилось?       Ему все еще нужно смотреть не только на Чана, но и на Чанбина, который глубоко вздыхает и поднимается с места, чтобы закрыть дверь, которая была единственным отходным путем для Чонина. Щелчок замка заставляет последнего вздрогнуть и мельком посмотреть в ту сторону, а затем и на альфу, сдержанно поджимающего губы.       Что происходит..?       — Мы… у нас есть просьба, — пока Чан говорит, Чонин под его пристальным взглядом чувствует себя растерянно, нервно теребя края футболки. — Довольно странная…       — Можешь поделиться своей смазкой для Чанни-хена? — очень тихо и почти бесцеремонно продолжает Чанбин, нервно покашливая, когда замечает еще более озадаченное лицо макне. — Извини, да, я не знаю как правильно подобрать слова. Просто… хен хочет попробовать кое-что.       — И для этого нужна моя смазка? — Чонин в искреннем удивлении хлопает глазами, а затем прищуривается, позволяя сухим губам вытянуться в тонкую полоску. — Вы что делать собрались, хены?       Чан мрачно вздыхает, опуская голову к полу.       — Йени, это тяжело сказать, — теребит пальцы, неловко трет переносицу и отводит совсем темный взгляд в сторону так, будто стыдится. — Ты ведь знаешь, что мой организм не может выработать ее, но мне нужно. Мне нужно, чтобы Чанбин использовал свои пальцы? Как с омегой? Я не знаю, как еще прямее сказать об этом.       Чанбин приподнимает бровь в удивлении. Озвученный сценарий немного отличается от первоначального, но он решает смолчать об этом, приближаясь к излучающей неловкость части комнаты.       — Есть дни, когда хен... нуждается в заботе. Ему нравится быть под моим контролем, но чаще всего это что-то невинное, — альфа падает на кровать рядом с парнями, перехватывая прохладную руку Чонина, и жмется губами к запястью, где кожа тонкая, изваянная сухожилиями и венами, вдыхая почти нейтральный запах цветов, слегка колючих, терпких, испуганных.       Макне позволяет поцелуям питать кожу, сопит через нос, обдумывая информацию, а после заметно расслабляется, когда понимает, что ничего страшного нет и не будет. Хоть он и ждет еще чего-то, в его груди заранее расцветает что-то теплое, любопытствующее, поэтому и во взгляде быстро вспыхивает огонек, когда Чанбин продолжает говорить, позволяя Чану привести свои красные уши в порядок:       — Сегодня ему захотелось попробовать больше. Знаешь, почувствовать, каково тебе и мальчикам, когда мы заботимся о вас. Побыть на вашем месте?       Младший более чем понимает, о чем говорит старший, поэтому кивает пару раз прежде, чем повернуться к старшему альфе.       — Хён, — теперь Чонин тянется рукой к плечу Чана, мягко и уютно поглаживая, точно успокаивает воцарившееся между ними напряжение. — Ты хочешь, чтобы Чанбин трахнул тебя пальцами? И для этого вам нужна моя смазка? — смущенная ласковая улыбка проскальзывает на его лице. — Все в порядке, это… не странно. Конечно, я постараюсь помочь вам. Могу я кое-что сказать? — с небольшим возбуждением в голосе продолжает Чонин, встречая заинтересованные ответной реакцией взгляды.       — А, конечно, детка. Что угодно, — ободрительно отвечает Чанбин, опуская зацелованную руку макне. Подобное задабривание никогда не работало, но Чонину приятно, что хён дарит ему ласку, даже если хочет донести этим что-то своё.       Младший благодарно хихикает и приподнимается с места, чтобы коротко чмокнуть Чанбина в щеку, а затем возвращается к общей атмосфере, слегка спокойнее, чем до этого.       — В общем... я бы сказал, что это предложение даже может быть моим кинком? Какой-то навязчивой мыслью некоторое время, — издалека подводит он. — Просто, мне нравится иногда смотреть порно с альфами. Я имею ввиду, совсем без омег. Типа… альфы, которые трахаются. Меня интересует это, окей?       — Неожиданно, — заключает Чан, умещая свою широкую ладонь поверх чониновой. Их смешанный запах истончает удивление и искренний интерес. — Если честно, ты вообще не выглядишь, будто смотришь порно. Тем более такое.       — Да, я… я понимаю, что вам нужна просто моя смазка для этого, но можно поучаствовать? Я знаю, вы волнуетесь, что выглядите странно с такой идеей, но мне нравится. Я хочу быть частью этого…       — Это… хорошо, — парни переглядываются, пока самый старший не продолжает. — Если ты… тебе действительно нравится, если ты хочешь, я не против. Ам... да, ты можешь сделать со мной, что захочешь, Нини. Я доверяю тебе, хорошо?       Чонин с воодушевлением кивает и облизывает губы.       — Хен, я могу трахнуть тебя пальцами? — он идет ва-банк, сдерживая норовящую вырваться улыбку, когда слышит как Чанбин удивленно присвистывает, а Чан выброшенной на берег рыбкой хватает воздух губами в попытке что-то проанализировать и ответить. — Мне давно хотелось это предложить, но если ты против...       — Нет! — машет рукой Чан в отрицании, а затем слегка осекается, краснея своими небольшими ушами. — Нет... я согласен. Ты можешь.       — Ох, хорошо, хён.

♡

      Они раздеваются с поддержкой Чанбина, одаривая друг друга быстрыми поцелуями, и устраиваются напротив друг друга, перекрещивая ноги так, что бедра Чонина оказываются поверх чановых. Кожа липнет к коже и ощущение причастности к чему-то волнующему заставляет поджилки младшего дрожать. Кажется, он не замечал за лидером замашек или любви к контролю, не замечал и его желания быть в принимающей позиции, но то, с каким рвением этот щеночек поддается на ласку, как нервничает и сбитым дыханием намекает, что он невероятно долго этого ждал, умиляет и распаляет Чонина невероятно сильно. Пока они устраиваются, младшего посещает и мысль, как долго об этом знает Чанбин.       Подначивающий начать младший альфа в это время лениво пристраивается у стенки, укладывая ладонь на свой мягкий член — под его пристальным и властвующим взглядом хочется делать самые глупые вещи, поэтому Чонин сглатывает в предвкушении и пытается выбросить все посторонние вопросы из головы, оставляя их разрешение на потом.       А вот вечно сильный и ответственный старший альфа, в отличие от Чанбина, смущенно отводит взгляд, когда макне раздвигает перед ним ноги, скользя по бедрам, и у последнего это вызывает радушную ухмылку и тихий смешок. С ним Чан обычно нежен и внимателен, но свою лидерскую натуру не теряет никогда, однако сейчас, дрожащие ресницы и слегка поджатые губы выдают его волнение, а взгляд так и остается не поднятым, даже когда Чонин напоминает о себе, мягко поглаживая его колено.       — Я плохо выгляжу, Чанни? — в мнимой обиде спрашивает Чонин, обводя пальцами чужие бледные шрамы и требовательно накрывая рукой свой аккуратный член.       Нарочито обиженный тон действует на лидера, который удивленно поднимает слегка затуманенный взгляд и мелко хлопает глазами, встречая прекрасную картину. Чонин невероятен. Он любит каждого своего омегу и не выделяет любимчиков, но перед Чонином ни за что не хочется оплошать.       — Что? Что… нет, нет, ты прекрасен, Нини, я просто…       — Тшш, все хорошо, я просто шучу, — подстраиваясь под настроение Чонин слабо улыбается, смещаясь чуть вперед, чтобы было комфортно доставать до Чана. Кладет ладонь на его скулу и любовно поглаживает, побуждая поднять спрятанный под каскадом ресниц взгляд. — Расслабься, я все сделаю сам, только смотри на меня, окей?       — Окей... — Чан кладет ладонь поверх и направляет себе на ключицы, спуская руку ниже, к подтянутому животу. — Я буду смотреть.       Отчего-то реакция альфы младшего забавляет и возбуждает, даже слегка придает уверенности, поэтому когда он убеждается, что Чан внимательно смотрит, он медленно заносит руку к своей слегка влажной дырочке и трепетно потирает пальцами плотно сжатый ободок, не чувствуя необходимости смущаться той идеи, что пришла его парням.       Быть с ними вдвоем доводится не слишком часто, потому что он не единственный омега в их доме, кому требуется забота. Поэтому теперь, когда они оба здесь, Чонин чувствует в разы больше искреннего желания и возбуждения, которое позволяет ему без стеснения следовать за инстинктами.       Еще больше ему дает взгляд на альфу перед ним, который жадно обводит его с ног до головы, весь покрасневший и еле сдерживающийся, но покорно ждущий, когда омега поможет ему. Кажется, это лучше любого порно.       Вязкая смазка, которую Чонин растирает и собирает с мягким стоном, сорвавшимся с губ, растекается по пальцам, следуя вниз по ладони, но он успевает скользнуть ниже, устраиваясь между чановых разведенных ног. Странное ощущение распаляет младшего, когда он мягко обводит колечко мышц мокрыми пальцами, оставляя доброе количество смазки на прохладной коже, а после заглядывает в покрасневшее лицо Чана. Он так смущен.       — Что чувствуешь? — искренне любопытствует Чонин, загипнотизированный разморенным лицом своего альфы. Такой податливый, послушный на ласку, искренне готовый к новому, но на удивление чертовски неловкий. Он жмурится и неосознанно ведет языком по губам, когда омега пытается протолкнуть смазанный кончик пальца внутрь, встречая ожидаемое сопротивление. Все совсем не так, как если бы он растягивал самого себя или другого омегу. — Я не смогу ничего сделать, если ты не расслабишься, Чанни.       — Прости, я… я постараюсь расслабиться, — Чан шипит и заламывает брови от того, что палец Чонина настойчиво проникает глубже, почти на всю фалангу, но реагирует скорее на холод обильной смазки, чем на совсем незаметное давление. Только спустя мгновения он ощущает, как горячо и жгуче становится от совсем коротких бережных толчков, пока младший проталкивает собственную смазку внутрь него.       Последний действительно осторожничает, считывая реакцию и запах, меняющийся с горчащего на сладкий и наоборот с удивительной скоростью, будто Чан и сам не может определиться нравится ему или нет. Только член его подрагивает возле живота на каждое холодящее прикосновение, намекая младшему не останавливаться заблаговременно, а продолжить.       — Я могу добавить еще один палец, альфа? — голос Чонина неосознанно тихий, почти не слышен сидящему поодаль Чанбину, молчаливо наблюдающему за процессом, но достаточно слышен для того, чтобы вздрогнувший от прозвища Чан мог неуверенно кивнуть в ответ на просьбу. — Хорошо, ты умница, Чанни.       Младший повторяет кивок, вытаскивая из Чана влажный палец, чтобы собрать еще немного смазки с текущей дырочки, а затем возвращает обратно. Два пальца явно ощущаются некомфортно, поэтому Чонин отвлекает лидера — успокаивающе поглаживает внутреннюю часть его влажных от пота бедер, сжимает их крепко, разводя ноги еще шире и заставляя альфу лечь на спину, а после окольцовывает сочащийся член свободной рукой, растирая предсемя почти по всей длине. Но намеренно избегает узел, совсем мягкий, ибо взгляд на него побуждает в нем иную жажду, но цель стоит другая, — довести Чана до оргазма, а не себя — поэтому Чонин откидывает наваждение и продолжает ласкать плоть чуть выше, синхронизируя движения с пальцами, скользящими внутри лидера.       — Какой ты красивый, хён, — он обращается с ним, как с драгоценностью, как делал бы сам Чан, поэтому у альфы за каждым всполохом боли от входящих на всю длину пальцев прорезается хрупкое удовольствие и первый тихий стон, который льдистой волной накрывает позвоночник младшего. Ему так нравятся эти несвойственные Чану хнычущие тихие стоны. — Прекрасно звучишь.       Хлюпающий звук прорезает относительную тишину комнаты, и лидер начинает задыхаться от смущения. Его глаза сами закрываются, когда обласканных участков его тела становится больше, кажется даже на мгновение, что он чувствует дыхание Чанбина на себе, поэтому извивается под фантомной щекоткой в затылке, не осознавая, что реагирует так только на Чонина. Действительно, действия макне не приносят какого-то удивительного удовольствия. Чан не обладает всеми теми присущими омегам точками удовольствия, и его тело точно не должно было испытывать то, что он получает сейчас. Это противоестественно. Запретно. От того и так приятно.       Совершенно новое, непривычное ощущение чужих тонких пальцев с трудом скользящих внутри и с каплей боли растягивающих мышцы доводит до точки кипения. В слабом, раззадоренном мозге пролетают мириады мыслей, заставляющих бедра в нетерпении и возбуждении подрагивать. Приятнее всего оседает в чановом сознании мысль о том, что смазка его омеги сейчас растекается внутри самого альфы. Дело не только в том, что Чан слаб именно к смазке, просто... какой еще альфа ощущал ее настолько везде? Да, пробовать на вкус, пачкать в ней пальцы и размазывать смазку по члену безусловно что-то сакрально приятное, но быть наполненным ей... Чан скулит. Этого слишком много.       Приподнимаясь на локте, сквозь поволоку стыда он все-таки заставляет себя смотреть на скользящие внутрь него пальцы, на свой твердый член в чужом сомкнутом кулаке, на жаждущее лицо омеги и на то, как в конце концов белесая жидкость брызгает на его бледный живот, остатками стекая по длинным изящным пальцам Чонина. То, что он только что кончил, Крис осознает порядком позже, когда совсем стеклянным взглядом цепляет младшего, слизывающего его сперму со своих пальцев.       — Я смотрю, тебе понравилось, — с теплой улыбкой и лисьим довольным прищуром Чонин склоняет голову вбок, скользит уже чистыми ладонями по раскрытым бедрам, придвигаясь ближе к Чану, ведет ими по паховым складкам, не тревожа вновь возбуждающийся член, цепляет косточки, а затем наклоняется, чтобы слизать остатки его семени с живота, заставляя альфу дернуться и тихонько шипеть от щекотки. — Так много кончил для меня.       Приоткрытыми губами Чонин поднимается выше, облизывая лунку пупка, пока руками ведет по изваянной мышцами пояснице. Он мог бы еще раз повалить Чана, возможно, даже оседлать его бедра, ибо его собственное возбуждение ни черта не удовлетворено, но он думает, что сегодня это не кстати. Поэтому подводит себя поцелуями к взмокшей шее и трепетно вдыхает пресыщенно сладкий, означающий довольство запах, а потом отпускает забавно сжавшегося Чана восвояси.       — Я рад был помочь тебе.       — С-спасибо, Нини, — Чан облегченно выдыхает и выпрямляется на кровати, сводя ноги вместе, и приземлившийся сбоку Чонин думает, что на этом все и закончится, но…       Тихий свист доносится до его ушей, и Чонин так неучтиво вспоминает, что они с Чаном не одни.       — Это было горячо, — Чанбин смотрит с абсолютной нежностью, приближаясь к обмякшему после оргазма Чану. Тот вытягивает руки вперед, издавая невнятные звуки, и глядящего на забавно надутого лидера Чонина это абсолютно выбивает из колеи. — Вы хорошо постарались.       Младшему почему-то кажется, что Чанбин готов в то же мгновение взять на руки или утянуть в объятия поддающегося вперед Чана, только этого не происходит в реальности, вместо этого Со понимающе кивает, будто действительно есть что понимать, и без лишних слов опускается на колени перед ним, переплетая их пальцы, отчего у младшего на этот вид все внутри переворачивается то ли от разгорающейся зависти, то ли от тлеющей нежности. Совершенно любовно смотрящий снизу-вверх Чанбин уже не кажется таким грозным и страшным, как пять минут до этого, а старший хён кажется еще меньше, чем всегда.       — Это Нини… очень хорошо постарался, — Крис лепечет почти неслышно, снова медленно раздвигая ноги в стороны, чтобы показать результат, и острой коленкой задевает призраком сидящего сбоку Чонина.       Последний не понимает сразу, про кого говорит Чан, ибо внимательно следит за плавными движениями Чанбина, всем своим существом воркующего над лидером — за выпяченной губой, эфемерно касающейся чужого запястья, за кончиком слегка высунутого языка, ведущим вдоль соленой кожи и случайно задевающим браслет Феликса, за его свободной рукой, прячущейся под разведенной коленкой, и за второй, с особым рвением сжимающей пятерню в своей ладони, а также за сосредоточенным взглядом, наполненным ничем иным, как искренней заботой и преданностью. И совсем немного сдержанным голодом, разрастающимся с каждым довольным вздохом со стороны разомлевшего под прикосновениями лидера.       Без лишних слов они так правильно взаимодействуют друг с другом, что Чонин только сейчас осознает, что присутствует там, где присутствовать по сути не должен. Казалось бы, именно он здесь желанная цель, особенно в период повышенной восприимчивости, но все внимание обоих альф прямо сейчас направлено друг на друга. И только теперь младший задумывается, как давно все эти эксперименты — невинные или не очень — между ними происходят за закрытыми дверьми.       Чонин знает только, что его хёны остаются друг с другом на ночь, когда работа комом сваливается на их плечи. Что они менторы друг для друга и опора для остальных мемберов, ибо больше альф в их семье нет, что в компании друг друга они становятся непробиваемыми, такими, какими их хочет видеть целый мир. Но в остальном, он мог только догадываться — чем еще они занимаются?       А главное, чем займутся теперь, когда Чонин выполнил их просьбу и даже забрал возможность у Чанбина сделать все самому.       Может, тогда он хорошенько вылижет Чана, собирая ртом смешанную со слюной смазку Чонина, — так горячо и мерзко, что член макне заискивающе дергается от этой мысли — может, отнесет его в душ и заботливо вымоет, обозначит на гусиной коже метки от своих омег, обведет их горячими пальцами и мягкими губами, чтобы унять жгучую неудовлетворенность, или самолично наставит новых, чтобы пометить свое сокровище. А может, совсем уязвимый Чан попросит безмозгло трахнуть его, прямо под грузными струями воды, стекающими по обнаженным телам, ибо каждый знает, что лидер их до нелепого ненасытный во всех отношениях — хоть никто и не знал, что в таком тоже. Только, с Чанбином в мыслях Чонина все будто ласковее в сто раз, и ему кажется, что его догадки в корне отличаются от правды. А может и нет, его хёны с виду чертовски обманчивы, что наверняка и не скажешь.       Картинка потихоньку складывается воедино, и мысли макне посещают совсем не невинные исходы.       Даже сейчас, нежность во взгляде и движениях рук Со льется через край, но зубы его жадно цепляют солоноватую кожу бедер, а на розовых губах играет хитрая ухмылка, которую чониново возбуждение подцепляет как катализатор. Жилистая ладонь скользит по дрожащей ноге, накрывает твердый член, пока вторая подхватывает под одно колено, приподнимая ногу, и негласно помещает ее на свое плечо. Раскрытый до предела лидер порождает жажду, поэтому Чанбин довольно облизывается и звучно выцеловывает себе путь к паху, пока из горла расслабленного Криса вылетают ленивые приглушенные звуки.       — Тебе хватит смазки Чонина или ты хочешь еще немного подготовиться для меня? — тихо спрашивает Чанбин у лидера, мимолетно бросая нежный взгляд на Чонина, который забавно приоткрывает рот, когда до него доходит смысл сказанного.       Чанбин действительно собирается трахнуть своего альфу. И, боже, очевидно не пальцами.       Это не оговорка, не его фантазия и не покрытый плотной дымкой сон, от которого кружится голова. У Чонина ком в горле, но он не смеет ничего толком возразить. Это… в какой-то мере даже звучит правильно? Его влажная мечта буквально сбудется на его глазах. С его парнями.       Младший не слышит, что Чан отвечает, слышит только его сдавленный стон и видит следующий за ним понимающий кивок Чанбина. Вспышка интереса прознает его совсем внезапно, когда вопреки всему, чего он ожидал от этого вечера, чужие губы влажно помечают те места, где именно он успел оставить свои следы, пока потерявший голову Чан упоенно принимал в себя его узловатые пальцы.       Это был момент овладения. Впервые альфа покорно принимал от своего омеги, а не наоборот.       И вот, когда лидер всхлипывает от смущения из-за жадных губ и языка другого альфы, у Чонина кончается мозговой штурм и пустеет голова. Это что-то за гранью его понимания, но жар в его теле от этого не унимается, а только разрастается, пока Чанбин с наслаждением широко и мокро лижет от мошонки до самого сфинктера, сжимая упругие бедра Чана и не позволяя им сомкнуться. Легкие Чонина сковывает из-за въедливого запаха его собственной смазки и плотным маревом накрывающих запахов альф. Ему хочется носом уткнуться в чанову шею, чтобы немного успокоиться, но выходит только трепетно прижаться к нему сбоку и приблизиться к стремительно краснеющему уху.       — Боже, альфа, — выдыхает младший, когда стекающая прозрачная смазка впечатывается в потрескавшуюся кожу губ Чанбина и мокрым следом размазывается по бледному бедру лидера, норовя исчезнуть без остатка. — Ты вдруг стал таким грязным, — жарко шепчет Чонин, не отрывая кровожадного взгляда от растянутых улыбкой губ второго хёна, который смотрит лукаво исподлобья и в одно ловкое движение проталкивает кончик языка внутрь, размеренно посасывая и облизывая раскрытую дырочку, будто намеревается подразнить не только своего лидера, но и наблюдающего за ними макне, собирающего рассыпавшиеся в голове буквы в кучу. — Тебе нужно много подготовки, чтобы тебя могли трахнуть, верно?       Возбуждение прознает Чонина до кончиков пальцев от собственных слов. Он всегда был откровеннее в выражении своих мыслей, нежели эмоций, но сейчас вид на нуждающегося альфу заставляет его тяжело дышать и чувствовать, как от него откусывают кусочек каждый раз, когда очередной разнузданный стон вылетает из горла Чана. Он ощущает так же и его теплую ладонь, ложащуюся на бедро, чувствует остроту отросших ногтей, его отчаянное желание ухватиться, найти поддержку, ибо Чонин даже не глядя ощущает вспышки хёнового удовольствия от того, насколько хорошо Чанбин растягивает его своим языком. Это не обходит стороной самообладание младшего, ибо как ни крути, в нем безумным довольством отзывается, когда Чану хорошо, даже если не под его природным влиянием.       В какой-то момент, Чонин даже не замечает, как сам начинает тихо поскуливать, притираясь к жесткой обивке дивана в желании хоть как-то унять зуд внутри себя. Ему так жарко.       — Йени, — Чанбин на секунду отрывается от Чана и наконец обращает на младшего свое внимание, не отводя припухших губ от бедер. — Я обещал Чану, крошка, но если ты будешь так пахнуть и дальше, то я трахну вас обоих, — почти рычит он, и проницательный на интонации Чонин замирает, не спеша даже моргать. Такой исход был бы удивительно хорошим завершением дня, но решает не он, и даже не Чан. — Займись собой, малыш, ради нас.       Все тело сковывает от пронизывающего насквозь желания, которое включилось в нем как по щелчку, и вряд ли Чонин сможет его ослушаться. Он знает, что пальцев будет мало, как и языка для Чана, но он так возбужден, а взгляд все еще отчаянно сосредоточен на альфе, поэтому он притирается сбоку плотнее, наваливаясь на плечо лидера, раздвигает ноги и с завидной легкостью погружает в себя два пальца, пропуская воздух сквозь зубы, когда приятное чувство заполненности сопровождается довольной улыбкой Чанбина.       — Замечательно, детка, — в горле последнего сухо из-за вида на двух раскрытых для него парней, но он терпеливо сглатывает, пьяно цепляет взглядом место соединения их двух коленей, и вновь смотрит на лихорадочно дышащего Чана, мягко дрожащего из-за снующего по ногам холода. Чувствительность альфы, практически равная чониновой, поражает и подталкивает Чанбина к краю. В каком-то из смежных миров ему безумно хочется повязать Чана. — Ты тоже так хорошо стараешься, хён, ты почти готов для меня.       — Боже, Бинни, быстрее, — рука зажмурившегося Криса сильной хваткой теряется в растрепанных волосах Чанбина, но он не смеет самовольничать, позволяя парню самому задавать темп, зато его ладонь, стискивающая кожу на худощавом бедре Чонина, оставляет грубые бледно-розовые следы, от которых у последнего разгорается пламенем внизу живота.       Почему-то, Ян не может сосредоточиться на себе, даже когда ему дали разрешение. Слишком завораживающе наблюдать за тем, как Чан запрокидывает голову, жмурится и до боли кусает свои губы, сдерживая раскатистый стон, больше похожий на животный рык, когда Чанбин широким мазком языка приникает к его члену, заполняя влажную пустоту толстыми пальцами.       Старший альфа льнет к новой ласке, преждевременно поджимая пальцы на ногах, и содрогается от коротких поцелуев на покачивающемся около живота темном члене. Чанбин с нажимом ведет от основания к головке и слизывает одну за другой солоноватые капли предэякулята с уретры, пока пальцы подцепляют совсем мягкий узел, окольцованный сеточкой вен.       У Чана абсолютно голова не на месте — грубый запах Чанбина превалирует над его собственным и мягко витающим запахом Чонина, поэтому копошащаяся внутри покорность, сопряженная удовольствием, пригвождает его к взмокшим простыням, позволяя Чанбину делать с ним все, что ему заблагорассудиться. Возможно, это самовнушение, возможно, сдвиг по фазе, но лидер сполна ощущает власть над собой, ощущает, что другой альфа может быть выше него и его природы. И ему так это нравится.       — Каково это осознавать, что главному альфе стаи не пригодится его член? — полушутливо обращается Чанбин к обоим парням, смыкая пальцы и крепко сжимая их на внушительной плоти. Относительное доминирование над ситуацией позволяет ему дразнить лидера, немного выходя за рамки привычного поведения, и это веселит его самого, и доводит трахающего себя пальцами макне. — Хотя Нини мог бы воспользоваться им, пока я буду трахать тебя, что думаешь? Малышу явно недостаточно пальцев.       Улыбка очерчивает разомкнутые губы Чанбина, когда лидер под ним молчаливо дрожит и неопределенно кивает, стискивая зубы на несколько складных движений кулаком по длине его члена, а потом и на теплое ощущение узкого рта, который принимает заведомо глубоко и слишком правильно для выдержки Чана.       А Чонину и правда не хватает пальцев. Он так близко, наблюдает, как Чанбин беззаветно отсасывает старшему, и его буквально рвет на части от зависти и предвкушения, когда он замечает, как белесый след его смазки и чужого семени остается на венозном стволе каждый раз, как таз Чана несдержанно приподнимается навстречу расслабленному горлу, медленно принимающего увесистую плоть. Звонкий стон Чана, звучащий вместе с гортанным рыком Чанбина вокруг давящей на глотку головки, очевидно зримый край — Чонин беззастенчиво кусает губы, желая быть следующим, желая удовлетворить своего альфу, и ответно впивается ногтями в его бедро, из-за пота прилипающее к поверхности шуршащей простыни, параллельно добавляя в себя третий палец.       Чанбин замечает чужую жадность и склоняется вбок, с вызовом и поволокой смотрит на омегу исподлобья, задается нечитаемым вопросом, сметающим остатки молчаливого смущения с пути искреннего желания, которое овладевает Чонином на каждое дразнящее движение головой хёна, не прекращающего ровно до того момента, пока он не подает чуть тихий голос, ломающийся под напряжением момента:       — Трахни его уже, альфа, — журит ниже почти на октаву, заставляя Чанбина несдержанно рыкнуть и подняться с коленей, опрокидывая Чана полностью на кровать.       В рывке он приподнимает его за таз, отрывая поясницу от нагретой простыни, ловит съехавшую с плеча ногу, направляя себе за спину, затем и вторую, чтобы Чан обхватил его за талию, а после подтягивает на себя, крупным и блестящим от предэкулята членом скользя около разработанного входа.       — Точно сможешь принять меня? — беспокоится Чанбин, поглаживая гладкую пылающую кожу груди, неторопливо потирает ладонью соски, менее чувствительные, чем у омег, но по-прежнему заостряющиеся и слегка краснеющие от прикосновений, а после скользит к крепкому, изваянному мышцами прессу, вновь накрывает большой член, лениво надрачивая. Похоже на ритуал, от которого дыхание Чана выравнивается, и кажется, что под этой заботой он сможет сделать что угодно. Тем более, ему чертовски не терпится. — Можешь взять за руку Чонина, да, крошка?       Ликующий Чонин рядом глухо стонет, но послушно рыщет по простыням, хватая альфу за руку и переплетая с ним пальцы. Сам он заваливается на спину рядом, жмется по инерции ближе, не брезгуя вспотевшей кожей, подгибает коленки, чтобы рукой доставать до задницы, а после пытается дотянуться носом до раскрытой шеи Чана, ибо ему физически не хватает его сладко-дымного запаха.       Так хорошо.       — Я готов, Би-       Осекаясь на полуслове, Чан запрокидывает голову, затылком вжимаясь в темный хлопок, и хватается рукой за простынь, стискивая ее в кулаке, а второй ногтями царапает вспотевшую ладонь младшего, компенсируя ощутимый укол боли от входящего в него крупного члена. Его распухшие от укусов губы остаются прекрасно безмолвными, когда альфа начинает размеренно двигаться в нем.       — Х-хорошо принимаешь, хён, расслабься еще немного, — шепчет Чонин, замыленным взором сканируя эмоции на нахмуренном лице Чанбина. Тот заламывает брови в моментах, когда не чувствует от партнера уверенности в том, что все в порядке и ему не больно, поэтому младший пытается помочь и здесь, большим пальцем успокаивающе очерчивая побледневшие костяшки и придавая лидеру уверенности. Он мало что может сделать, только шептать ему глупости и пытаться удовлетворить себя, подстраиваясь под медленный темп Чанбина, но и этого достаточно для того, чтобы все могли почувствовать комфорт. — Дай своему альфе хорошенько трахнуть и повязать тебя.       Они все знают, что Чану не будет так же приятно от пенетрации, как и омегам, что его невозможно повязать и оплодотворить, но фантазия об этом и сопутствующее ей ощущение тяжелого тела, со страстью жмущегося к нему при каждом толчке, чонинов шепот, теплом щекочущий ухо, чувство тотальной заполненности и непривычного жжения, которое лихорадочно поднимается к груди и оседает там пожаром и желанием поддаться первородным эмоциям — все это делает его безмерно благодарным и довольным.       Ему правда достаточно того, что его могут подчинить и дать немного внутренней свободы одновременно.       Это очень хорошо.       — Нравится чувствовать мой член в себе, детка? — тихо щебечет Чанбин, а у Чана все слова перехватывает в горле, и он забвенно закатывает глаза, отчаянно следуя за чужим ритмом, рычит и скалится, разрешая себе скулить, когда альфа облизывает его грудь, встречает шершавым языком напряженные соски, а животом трется об его ноющий налитый член, грузно наваливаясь сверху.       Чужой острый нос щекочет его шею, и он знает, что это Чонин — все надышаться не может, ведомый за чановым удовольствием. Это подбивает лидера сжать его руку сильнее в надежде, что и младшему сейчас хорошо. И он непременно прав, ибо омега ритмично гладит пальцами свой чувствительный ободок, хаотично проникает ими внутрь, растягивает, насколько возможно, дрожит и льнет к основному действу, искристым дыханием заползая под кожу, ибо хочет быть свидетелем и участником всего, что происходит с его альфами. Ему чертовски хорошо, когда им хорошо. И он знает, что будет вознагражден за свое терпение.       Запах в комнате невыносимый для того, чтобы сдерживаться, поэтому Чанбин заметно ускоряется, вбиваясь в тугое нутро Чана, и чувствует, как зримая грань преследует его и находящийся внутри мягкий узел начинает набухать. Старший это осознает четче некуда, выдыхает тяжко сквозь крепко сжатые зубы и несдержанно вплетает пальцы в растрепанную копну волос в попытке прижать Чанбина запредельно ближе, чтобы не смог отстраниться.       Так странно, так горячо и много растекается по внутренностям, заставляя Чана льнуть за каждым четким движением, за каждым поцелуем на мокрой шее и раскрасневшейся груди, за внезапной хваткой длинных худых пальцев на члене, доводящих его до нового оргазма. Альфа почти скрипит зубами, и стон из него вырывается тихим, несдержанным рыданием, которое Чанбин ловит губами, слизывает солоноватые капли с щек, расцеловывает горячие скулы и вновь припадает к пухлым губам, вбиваясь в расслабленное дрожащее тело.       — Бин... Бинни... пожалуйста, — заглушенный поцелуями Чан в коротких паузах стонет и раскрывает рот в немой просьбе, когда узел внутри него становится все больше. Это момент, когда нужно либо отстраниться, либо идти до конца, и ведомый за наслаждением мозг лидера кричит ему, чтобы они выбрали второе. — Кончи в меня, прошу...       — Хорошо, хорошо, малыш, — Чанбин не противится, чувствуя близящийся оргазм и словно выпадает из реальности, бедра его дрожат и выброс сильных феромонов заставляет всех троих достигнуть точки удовольствия. Млеющий от невыносимых ощущений Чан забвенно прикрывает глаза и крепко хватается за удерживающую его руку, сжимая пальцы до боли и следов в виде овальных лунок из-за вонзившихся в кожу ногтей, пока младший альфа натягивает его до самого основания и долгожданно изливается внутрь.       — Как много, боже, вас так много... — несвязно бормочет Чан, когда чувствует растекающуюся внутри скользкую сперму вперемешку с чониновой смазкой. Он такой узкий и горячий, сжимается вокруг члена Чанбина, словно не желает отпускать это ощущение сжигающего дотла удовольствия, темного и великолепного.       Кажется, будто узел внутри может его порвать, поэтому слезы сами накатывают, но кто-то любезно стирает их горячими пальцами, нежит раздраженную красную кожу, успокаивая мнимую тревогу, и вроде бы это Чонин, параллельно ласкающий его болезненно налитый член, требующий разрядки. Его собственный узел сильно набухает и желание сцепиться пронзает до кончиков пальцев, поэтому Чан лихорадочно дрожит и извивается на чужом члене, кончая во второй раз и пачкая руку младшего и их с Чанбином животы.       Череда успокаивающих поцелуев приводит Чана в чувства, и он задушенно стонет, моментально привлекая встревоженные взгляды младших. Это слишком. Он инстинктивно ерзает в попытке закончить сцепку, ведь как бы хорошо Чонин не подготовил его, альфа все равно не может спокойно принять узел, до предела растягивающий его изнутри.       — Детка, Чанни, все хорошо? — Чанбин взволнованно шепчет куда-то ему в висок, поглаживая дрожащие бедра. Тело под его руками пылает, словно в горячке, и слегка подрагивает. — Тебе больно?       — Да, — всхлипывает Чан, сильнее стискивая пальцы на мягком бицепсе. — Так много... я не выдержу, Бинни.       Тяжело дышащий Чанбин вздыхает и вновь целует старшего альфу, пытаясь немного отвлечь от неприятных ощущений.       — Чанни... хен, потерпи, пожалуйста, немного, — слабым голосом говорит Чонин, перебираясь практически на грудь альфы, скользит ладонью по выпирающим ребрам и цепляет вздыбленные маленькие соски, от фантомных прикосновений к которым Чан только сильнее хнычет. Такой чувствительный и разгоряченный. — Если Чанбини-хен попытается вытащить сейчас, то будет еще больнее. Ты ведь знаешь, что его узел должен спасть быстрее, чем с омегами. Еще немного, хен.       — Хорошо, я... я постараюсь, — Чан кивает и хмурит брови.       Мягко улыбающийся омега хвалит его за терпение и умещает теплые ладони на животе Чана, поглаживая, пытаясь уговорить его взвинченное тело расслабиться. Это приносит свои плоды, так что через несколько минут болезненные вздохи затихают, и старший уже спокойно ждет, подставляясь под ласку нежных рук двух его парней.       В какой-то момент, становится даже приятно, возможно не столько физически, сколько эмоционально. Так хорошо ощущать любовь и заботу, немного болезненную заполненность и осознавать, что он смог принести Чанбину удовольствие. Он бездумно заводит ладонь ниже, пальцами касаясь своего растянутого узлом входа, и удивленно выдыхает — он никогда не мог представить, что сможет раскрыться настолько.       Узел действительно начинает спадать довольно быстро, но Чанбин задерживается, дожидаясь полного конца сцепки, боясь ненароком причинить своему альфе боль.       — Вот умница, хорошо постарался, — спустя бесконечно тянущиеся минуты, Чанбин выходит из Чана и, сползая ниже, устраивает его слабые ноги у себя на плечах, целует влажное бедро и мажет языком по промежности, чувствуя вкус собственной спермы. — Ты великолепен... не против, если я немного почищу тебя?       — Н-нет, Бин...       Это кинково, немного странно для альфы, но что может быть страннее этого вечера? Так что никто не возражает, только Чан хнычет от гиперчувствительности, но все равно поддается бережным рукам, которые придерживают его под поясницей, и губам, которые касаются припухших покрасневших краев не сомкнутой дырочки, легонько посасывают горячую кожу, кружа языком вокруг и неглубоко скользя внутрь.       Все это не может быть такой сладкой правдой.              Если честно, развалившийся рядом Чонин мог бы кончить еще раз от этого зрелища, но ему хватает залипнуть до момента, как Чанбин заканчивает с делами и вытирает Чана скомканной простыней, позволяя остаткам спермы засохнуть на ней. Бережно отпуская лидера, Чанбин чмокает Чана, а после переключается к потихоньку отключающемуся от реальности макне.       — Я отведу Чана в душ, а ты если хочешь, можешь спать здесь, крошка, — учтиво шепчет Чанбин, нежа пальцами бархатную кожу головы и подцепляя разглаженные локоны. — А можешь дождаться нас, чтобы мы могли развлечь тебя, окей?       Чонин с надеждой кивает и ласково улыбается, провожая взглядом двух любимых альф, скрывающихся за дверью в ванную комнату.       Как же он надеется, что все это не было его запретным влажным сном.