Там, где кроме разбитой коленки, нет другой боли. Боли вообще нет места.
***
— С возвращением, Сэм. Как ты? — Спасибо, Чарли, я в порядке, — мужчина улыбнулся даже искренне, пока расписывался на сестринском посте. — Что-нибудь произошло, пока меня не было? Но Чарли молчит. Когда Сэм поднял на медсестру глаза, она смотрела куда-то ему за спину. И кто же там стоял? — Доброе утро. С возвращением. Голос был знакомым. Не до боли, но слишком. Властный, с нотками металла. — Доброе утро. Это был новый главный врач больницы. Сэм считает до трёх мысленно и оборачивается. Он знал, что руководство сменилось, но не уверен был, что правильно предполагал, кто теперь главный. Но сомневаться не приходилось. Элен Харвелл. Как всегда строгая. В этом пиджаке с папкой документов в руках она выглядела не совсем как врач, но в главенстве сомневаться не приходилось. У этой женщины яйца были побольше некоторых мужчин. — Хорошо, что ты в форме. Сегодня в четыре часа я всех жду в своём офисе. Встретишь Джоанну — передай, что её я жду. И брату тоже скажи. И Элен ушла, оставляя всех сестёр и Сэма в замешательстве. Мужчина остался на месте, глядя на Чарли так, словно в момент преисполнился в познании. — Она так тихо ходит на каблуках, — медсестра качнула головой и продолжила перебирать карты больных, то ли действительно работая, то ли делая вид, что занята. — Шикарная женщина. — Да, шикарная, — ответно тянет Сэм и неловко потирает ладони друг о друга. — Я пойду. — Хорошего дня, сучечка! И как не посмотри, смена главврача всё же пойдёт на пользу клинике. Сэм видит светлую макушку одной из уволенных ранее Михаилом медсестры. Что ни делается, всё к лучшему. Сэм много об этом думал, пока был в отпуске. После того случая в баре, он больше не пил. Ни глотка пива, ни капли виски — ничего, что замутнило бы сознание, взгляд, позволило чувствовать себя так, как в тот момент — беспомощно перед чужим напором, со сменяющимися мыслями, с ощущением тщетности бытия. Да, пожалуй, не стоит больше никогда пить, потому что ничего хорошего не происходит. Ещё и, кажется, ему виделся мальчик. Оливер? Вообще ужас. Допился до галлюцинаций. Хорошо, что Джоанна вовремя его оттуда забрала. И всё-таки время, что Сэм провёл с самим собой, позволило ему принять тот факт, что Мэдисон больше нет. И то, что она не была такой уж верной, как считал и он, и все вокруг. Нужно жить дальше. Сейчас ему всё ещё больно, но зачем зацикливаться на том, что ты не можешь изменить? — Сэм, хорошо, что ты здесь. Голос Кастиэля заставил отвлечься от собственных мыслей. — Доброе утро, Кас. — Да-да, — мужчина выглядел каким-то нервным, дёрганным. Не слишком похоже на того Кастиэля, которого Сэм обычно видел, — в общем, пациент. Ему нужна консультация хирурга, у меня совсем нет времени. Посмотри, как пойдёшь к нему, напиши мне на пейджер. Анализы в папке, если что-то ещё нужно будет — напиши назначение. Не маленький — разберёшься. Кастиэль отдал Сэму карту пациента и спешно скрылся в коридорах. Что это с ним? Вот и работа. Не думал же Сэм, что весь день будет прохлаждаться? — Оливер Рид, семнадцать лет, студент старшей школы, — мужчина бегло перелистнул карту, не поднимая взгляда на пациента. — По анализам крови очевидно воспаление… — Ну привет, красавчик. Я же говорил, что это судьба! Этот голос… Сэм медленно поднял глаза, оторвавшись от созерцания карты и всего, что в ней было. Нет, этого не может быть. Не может быть правдой. Мальчишка был иллюзией, проекцией пьяного разума, но никак не реальностью. Он не мог быть настоящим. Просто не мог. — Меня вызывают. Я вернусь. Подожди немного. Сэм, как ошпаренный, выскочил из палаты. Ему срочно нужно было найти того, кто тоже мог видеть этого мальчишку. Сэм ведь не свихнулся? Правда? Он налетел на брата на сестринском посту. Дин смотрел на Сэма с крайне удивлёнными глазами, но не без улыбки. — Полегче, тигр. Так по мне соскучился, что готов с ног сбить? — Дин усмехнулся, продолжая заполнять какие-то бумаги. — Как ты? — Где Джоанна? — В уборную пошла, а… Сэма уже в ту же секунду не оказалось рядом. — Ну да, в нашей стране на вопросы отвечать не принято. — Сегодня все какие-то дёрганные. Полагаю, что это из-за назначения нового главврача, — Чарли пожала плечами. Она продолжила перекладывать бумаги с места на место. — Сегодня у моего сына день рождения. И я никому не позволю портить мне настроение. А ещё моя смена только что закончилась. И уже через пять минут меня никто из вас не найдёт, — Винчестер откладывает ручку, просматривая заполненные листы. — Чарли, будь душкой, положи их в папку скорой. Влетел в женскую уборную Сэм крайне взбудораженный. — Джо, ты здесь? — Он остановился у кабинки, переминаясь с ноги на ногу. — Джо, скажи, а тот пацан в баре реально был? — Сэм, можно мне сделать свои дела? — Да-да, конечно, — Винчестер отошёл к зеркалу, опёрся ладонями на раковину, глядя на себя в зеркало. — Но ты не ответила на вопрос! Просто скажи мне. — Винчестер, чисто для справки: когда на мне нет трусов, я с мужчинами разговариваю на совершенно другие темы! — Но… — Если ты не заткнёшься, я тебе в рот засуну свои трусы. Сэм нервно усмехнулся и выдохнул. А Джоанна действительно могла это сделать. Он даже представил, как она вышла из кабинки, зацепила пальцами ворот, наклоняя Сэма к себе, и запихнула в рот бельё. И главное — с крайне невозмутимым лицом, чтобы после снова скрыться за дверью кабинки и сделать то, от чего Сэм отвлёк Джо. Возможно, будь он в другом положении и эмоциональном состоянии, то точно бы не прекращал говорить, чтобы увидеть воплощение угрозы в жизнь. Но сейчас у Сэма тряслись руки от того, что мальчишка, который снился только в кошмарах, был там, в палате. И времени у Сэма не то, чтобы уж очень много. Мало ли, что с этим Оливером. Вдруг ему нужна срочная операция, а Сэм трусливо прячется в женском туалете. Не то, чтобы прячется, а скорее ждёт консультации, что ему делать в такой ситуации. В тот вечер Джо была последней, кого Сэм ожидал увидеть. Это мог быть Дин, Кастиэль, могла быть даже его жена Анна, но Джо. Казалось, что это какая-то шутка. Но, может, так даже лучше. Брат бы смеялся, а она. Она заботливо приносила воды, кажется, даже по волосам гладила, но Сэм списал всё на то, что он был безбожно пьян. Впервые в жизни. — Таких мальчиков там было с десяток, я тебе скажу, — Джо вышла из кабинки и пошла к раковине. — Все на одно лицо. Может, я чего-то не понимаю. — Он здесь, в клинике. — Тот пацан, который тебя пытался сожрать? — Сожрать? — Ага, так присосался к губам, точно клещ. Еле оттащила. Сэм измученно простонал. — Он меня помнит. И ему семнадцать. — Я не удивлена, — Джо закрыла кран, почти закатила глаза, глядя на Сэма. — Я понимаю твоё желание абстрагироваться от этих воспоминаний, но помни, что ты на работе. И не позволяй малолетке тобой помыкать. Хочешь, я схожу с тобой? — За ручку подержишь? — Только если расплачешься. В том, что не нужно позволять страху и желанию абстрагироваться взять верх, Джо была права. Он всего лишь пациент, которому нужна помощь. А Сэм — врач, который может оказать эту самую помощь. И всё остальное не имеет никакого значения. Это не профессионально. То, что Джоанна сейчас шла вместе с ним, тоже было не слишком профессионально, но так было легче. Это не считалось проявлением трусости. По крайней мере Сэм так не считал. И думал, что Джо тоже так не думает. — Ну привет, Оливер. — Опять ты, — юноша недовольно выдыхает и смотрит на Джоанну. Очевидно, что Оливер напрягся и натянул одеяло почти до шеи. При дневном свете он выглядел иначе: без макияжа, откровенно-вызывающей одежды, этого парфюма, который бил в нос слишком резко. Если бы Сэм встретил его на улице, то подумал, что это просто школьник, просто мальчик. Но подсознание рисовало разные картины перед глазами. Даже появилось ощущение его рук на теле, губ на шее… Ужасно. Отвратительно. — Я просто посижу здесь. — Пожаловался мамочке? — Золотисто-карие глаза мальчишки снова впились в Сэма. — А где твоя мамочка, а, малыш? Джо вновь не даёт ответить. Она оперлась на стену спиной, глядя на пациента, как хищник на свою добычу. Или скорее, как хищник на хищника, а добычей был именно Сэм. — Тебе какое дело? — Может, я тоже хочу пожаловаться твоей мамочке? Она вообще знает, чем ты занимаешься ночами? — Не смей! — Оливер подскакивает даже на койке, поддавшись корпусом вперёд. Реакция ярко-эмоциональная. Интересно. Джо подметила это, заправив за ухо прядь пшеничных волос. А Сэм подметил этот жест. И что угодно — только бы не смотреть на Оливера, который не сводил с мужчины глаз. — Не смей никому ничего рассказывать! Сэму хотелось провалиться сквозь землю сейчас. Он смотрел на результаты анализов, пытаясь отвлечься от перепалки Джо с пациентом. — Уровень лейкоцитов повышен, — как бы невзначай бросает Винчестер. Джо оторвалась от стены и подошла ближе, чтобы тоже заглянуть в карту. А ведь когда-то она должна была быть такой, как Сэм, а не кататься на скорой. От этого становилось даже смешно. И когда она успела стать такой чувствительной к тому, что было раньше? Но в то же время сейчас Джоанне нечем заняться. Смена закончилась полчаса назад, а до общего собрания, где мать будет толкать вдохновляющую речь, ещё было время. Слишком много времени. Хотя можно было поспать в ординаторской. Но интереснее было наблюдать за тем, что происходит здесь. — Если бы у него просто был повышен уровень лейкоцитов, то тебя консультировать бы не позвали. Позвали бы, если бы хотели сплавить пациента. Может, это как раз был тот самый случай. Джоанна поставила бы бутылку виски на это. Работа на скорой заключалась, в основном, в том, что врачам необходимо транспортировать пациента из пункта «А» в пункт «Б» — в больницу, где им уже окажут всю необходимую помощь. А Джо иной раз не хватало подобной рутины — проведение всяких тестов и взятие анализов. На скорой было не скучно, но здесь можно было ещё потыкать кого-нибудь иголкой. А Оливера потыкать иголкой очень хотелось. — Предлагаю сделать ему МРТ. Не запретит же ей Сэм таскаться с ним весь день? При том, что сам просил сходить с ним. После ночной смены, когда Джоанна полночи каталась на вызовы, а вторую половину ночи помогала тем, кого привозил Дин. Зимой всегда много переломов — рук, ног, головы даже. И сейчас она осталась со вторым братом вместо того, чтобы идти спать? На удивление, сама Джо выглядит очень свежо. Для того, кто не спал сутки. — Может нужно сначала меня осмотреть? Мало ли что. — Хочешь, чтобы большой мужчина тебя потрогал? — Джо усмехнулась и игриво провела ладонью по груди Сэма. Слишком показательно. Слишком вульгарно. У Сэма перехватило дыхание. От этой наглости, от ощущения прохладной ладони на своём теле — даже через ткань он чувствовал, какие у Джоанны холодные руки (она или мёрзла, или это было нарушенное кровообращение. Думать об этом было лучше, чем о том, что она этими руками делала), скользящие по груди вниз, по торсу… Это заставляет Сэма отвернуть голову, и буквально силком впихивать воздух в лёгкие — не забывать дышать. — Чтобы его сильные руки… — Джо, пожалуйста… — …сжали, надавили, где надо… — Прекрати, пожалуйста… — …огладили, а после… — Боже… Зачем она это делает? Зачем дразнит мальчишку? А от слов и действий Джоанны Оливер засиял, как начищенный медный таз на солнце. Он едва сидел на месте, едва не пускал слюни. Его реакция была слишком предсказуемой. Сэм слишком нравился этому пациенту. И не как врач, а как… Он даже слово не мог придумать, чтобы описать это. — Хочу! Зато Сэм мог придумать слово, чтобы описать то, как сам к себе относится после того, как он чуть не отымел семнадцатилетнего подростка в рот: отвратительно, омерзительно и в крайней степени ужасно. — Выкуси, мальчик, сначала МРТ, а там, может, тебе что и перепадёт. Сейчас вызову медсестру, чтобы отвезла тебя. Сказала, как отрезала. Была ли Джоанна жестокой? Сейчас — да. По отношению к Оливеру — да. По отношению к Сэму — тоже да, но только из-за того, что она так бесцеремонно его потрогала. Но можно ли было винить её в этом? Сэм не мог. Он вообще не знал, как ему себя вести после произошедшего. Не с Джо. С Оливером, который всё продолжал глазеть на Сэма. Буквально раздевать взглядом. И Джоанна выпорхнула из палаты. За ней следом вылетел растерянный Сэм. Не потому, что ему было нечего сказать. Он скорее не чувствовал себя комфортно, когда на него смотрели с вожделением маленькие мальчики. Отвратительно. Снова. — Джо, зачем ты это сделала? — Сделала что? — Ты знаешь, о чём я. — Потому что я хотела потрогать твои сиськи. Ничего личного, Сэм. Просто они… Такие, что хочется ткнуться лицом. И больше ничего, — Джоанна улыбается довольно, а Сэм снова чувствует себя так, словно он говорит с Габриэлем. Только его флирт, кажется, не был настолько очевидным. Или был. Можно ли приравнивать то, что говорит Джоанна, к шлепкам по заднице от Габриэля? Почему Сэм вообще об этом думает? Нет, другой вопрос: почему Сэм позволяет им это делать? Потому что знает, что всё это — лишь флирт, который не пойдёт дальше. С Габриэлем это было так. С Джоанной — аналогично. Они лишь говорят. Лишь едва касаются. И это «лишь» позволяет чувствовать себя живым. Сейчас это было необходимо. Хотя, если взглянуть на это с той стороны, что и Джоанна, и Габриэль являлись совершеннолетними, то проблемы не возникало. В отличие от Оливера, который точно не оставит в покое Сэма теперь, зная, где он работает. — А где его родители? — Из родственников указана только бабушка, — Сэм вновь заглядывает в карту, которую прихватил с собой. — Может, приедет позже? — Интересно получается. Нам нужно согласие на проведение некоторых анализов, — Джоанна и сама нос сунула в карту. Ей было искренне жаль таких, как Оливер. Они пытались найти любовь где-то вне дома, компенсировать свой эмоциональный голод, почувствовать заботу и тепло, поэтому так отчаянно цеплялись за всех подряд. Все дети, которые росли без родительской любви, пытались отыскать её в других — в тех, кто старше, в тех, кто готов был дать эту любовь. И Оливер был из них. Из тех, кто отчаянно стремился получить любовь извне. Не хотел, чтобы об этом узнала бабушка. Оно и очевидно. Здесь же становится очевидна и его реакция. Яркая. Эмоциональная. «Нет, не делай!» Крик о помощи. Джо знала это ещё до того, как увидела, что из родственников у него только бабушка. По его поведению всё было видно. Даже сейчас этот мальчишка наверняка ждал возвращения Сэма. Не кого-либо, а Сэма, в котором он и искал то, чего не хватало с самого раннего детства. И ведь Оливер не знал, что Сэму самому нужна забота и поддержка. Нельзя налить себе из пустого сосуда. Его сначала нужно наполнить. Может, Джоанна была сейчас с Сэмом, чтобы не позволить этот сосуд разбить? Она называла свои порывы «скукой», «интересом к больным», но не иначе. Иначе не могло быть. Не с ней. — Если тебе так нравится заниматься лечением, то почему ты не переведёшься к терапевтам? — Мужчина почти внезапно поймал её за нос. Слишком любопытную. Не только же ей можно прикасаться безнаказанно? — Тогда у тебя был бы свой Оливер, которого ты катала бы на разные анализы. А Джоанна позволила поймать себя за нос. Она смеялась так звонко, так искренне. — Потому что желание проходит и уходит.***
Где-где, а в жизни собственного ребёнка быть «приходящим, уходящим» Дину не хотелось. Даже несмотря на то, что он был совершенно не готов к появлению ребёнка. Первые курсы колледжа, когда девиз «меньше учёбы, больше кутежа». Даже несмотря на то, что всё это совершенно не вписывалось в планы. Всё тот же кутёж, да-да. Даже несмотря на то, что сам Дин был до смерти напуган. Возможно, потому что ему было всего около двадцати. Не больше. Даже несмотря на то, что Дин и Лиза развелись через семь лет после свадьбы. Почти день в день. Это больше забавное совпадение, чем запланированное мероприятие. Он и не был. Не был отсутствующим, не был «отцом выходного дня». Это ведь так ужасно — не видеть, как твоя плоть и кровь делает первые шаги, говорит первые слова, получает первую двойку (и сам Дин не мог понять тех, кто так делает. Трусы, олухи, идиоты). Может, Дин и был бы таким — ветреным, несерьёзным, но, когда он впервые взял Бена на руки, то понял, что всё это по-настоящему: он смотрел на маленький комочек, на то, насколько он беспомощный. И отвернуться не мог. Не смог бы отказаться от собственного ребёнка. И как вообще можно было оставить Лизу одну в такой ситуации? Это жизнь, начало которой дали они. Вдвоём. А значит и ответственность должна быть разделена. До этого момента Дину казалось, что всё происходит не на самом деле. И свадьба, и беременность, и всё остальное. Сюрреалистичное, смешливо-шутливое. Кажется, сама Лиза тоже не верила в то, что происходит. И в то, как им с Дином будет по началу тяжело. И вот, у его сына сегодня день рождения. У их сына. Совсем взрослый. Бен ростом выше Лизы, но ниже Дина — его маленькая копия. Почти ничего от матери. Наверное, только глаза. А остальное — манеры и повадки, походка, даже склад ума — от отца. Сразу видно, чей он сын. — Бенедикт Винчестер, — Дин обнимает Лизу за плечи, глядя на парнишку. Гости уже разошлись. Всё-таки сегодня было семейное торжество, а вечеринку Бен с друзьями закатит на выходных. — Ты представляешь? Он был таким крошечным, таким… беззащитным, а сейчас… — Такого парня воспитали, такого… — Лиза улыбалась довольно, положив голову на плечо бывшего мужа. Пусть у них друг к другу больше не было любовных чувств, но это не мешало быть в хороших отношениях. — Потрудились на славу! — Я вам не мешаю? — Бен усмехается, качнув головой. — Нисколько, милый. Дин и Лиза пьяно рассмеялись. Мужчина пошарил по карманам, доставая связку ключей. — Бен, ты мне друг? — Я тебе сын. — Не паясничай. Ты мне друг? — Друг. — Тогда я расскажу тебе историю о том, как я увидел чудесный автомобиль, которому все пророчили только путь на металлолом, но я — без страха и упрёка — вступил в эту неравную борьбу не на жизнь, а на смерть. Потому что мой сын с раннего-раннего детства мечтал ездить на Hurst Olds 1968 года, у него было несколько моделек, даже плакат в комнате висел. Полгода бился. И теперь, после победы, — Дин кидает Бену ключи, — его мечта исполняется. На лице Бенедикта мелькнула какая-то тень то ли недоверия, но после его лицо вытянулось. И ключи в руках заставляли оставаться в большем замешательстве. — Чего сидишь? В гараже стоит твоя крошка. Секунда для осознания. И Бена уже нет. Дин поудобнее приобнимает Лизу, усмехаясь. Сегодня он мог позволить себе расслабиться и не думать ни о чём плохом: пусть все проблемы подождут за дверью, а он поцелует в лоб женщину, которая подарила ему такое счастье, глотнёт холодного пива… — Я действительно не жалею о том, что всё случилось именно так. Мы вырастили отличного парня. Такого, которого нужно. И это достойно. — Я тоже рада, хотя ты, Дин Винчестер, не женился бы никогда, если бы не случилось того, что случилось, — Лиза смеётся, прикрыв глаза. — Сейчас Бен придёт и полезет к тебе обниматься, так что вставай. — Ты лежишь на мне. — И что? Это всё не имеет значения. Иди и обними нашего сына. С другой стороны, Дин мог купить Бену новую машину. Только из магазина, перевязанную лентой, но она не принесла бы столько радости, сколько детская мечта. А к таким вещам Дин относился с уважением, с трепетом. Наверное, не так, как его собственный отец. Джон был из тех, кто говорил «зачем тебе это надо», когда Дин начал ремонтировать машину. Никто не оценил этого порыва. Никто, кроме Бена, его сына, который вернулся, едва не плача от счастья. — Пап, ты самый лучший.