Государь

… Арагорн опустился на колени у ложа Фарамира, положил руку ему на лоб, и те, кто был в палате, стали свиде- телями тяжкого борения. Лицо Ара- горна посерело от усталости, время от времени он призывал Фарамира, но зов его звучал все тише, как бы издалека, будто он уходил в какую- то темную узкую долину, искал того, кто там заблудился. Д. Р. Р. Толкиен «Властелин колец»

      …Юное белое дерево было всё в цвету, жаркий и яркий июнь хозяйничал в Средиземье. У Государя находилось немало важных дел, и нередко его невозможно было отыскать, потому что далеко не все дела можно было решить, сидя на древнем троне.       И всё же Фарамир желал его увидеть, чтобы до конца рассеять свои наваждения, или же, напротив, найти для них основу.       Он не мог забыть того, как среди тьмы, его окружавшей, сиянием и светом очертился образ тогда ещё Арагорна. Как он протянул ему ладонь и вывел из тьмы его болезни. Там, в том мраке, было холодно и жутко, и Фарамир не мог бороться со страхом и презирал себя за то, что он — воин — так легко поддался ужасу. Потерял надежду. Он не видел себе оправдания. Потому, когда Арагорн пришёл за ним и увёл к свету, к жизни, Фарамира стали терзать сомнения — а был ли он достоин такого?       Фарамир остановился у фонтана. Белое дерево дарило надежду. Белые его цветы отливали серебристым, как и волосы Государя, густые и чёрные, но уже с пепельным серебром на висках. Как и его глаза, в которых сталь сливалась с лунными бликами.       — Государь, ты вызвал меня из тьмы. Приказывай — я повинуюсь…*       Фарамир не был уверен, что Арагорн до конца понял меру его благодарности, почувствовал, насколько полно и всецело теперь наместник Гондора принадлежит ему.       — Фарамир? — голос, спокойный, в нём нет даже тени удивления, голос, знакомый и желанный. Голос, зовущий из тьмы.       — Государь Элессар, — Фарамир обернулся, стараясь, чтобы излишняя радость не отразилась на его лице. Но, видимо, он не до конца справился с собой, и в глазах его, и в расцветшей на губах улыбке чувств оказалось очень много.       — Я слышал, ты искал меня, — Элессар подошёл ближе, взглянул на тянущееся вверх дерево, мягко улыбнулся, на мгновение потеряв и суровость, и власть, которые его так отличали.       — Да, я хотел говорить с вами, — Фарамир растерялся. Вот именно сейчас он уже не знал, что собирался сказать. В присутствии Государя никаким сомнениям места не было, но и высказать, что легло на сердце, Фарамир не мог.       — Я устал от такого подчёркнуто вежливого отношения, — рассмеялся Элессар. — Позволь мне немного побыть здесь Следопытом, с которым можно запросто общаться на «ты».       — Арагорн, — Фарамир ответил ему улыбкой. — Ответственность давит на плечи?       — Скорее уж излишнее восхищение, — он пожал плечами. — Все мы внесли свою лепту в победу над Врагом. И не стоит возносить меня выше других. Ибо не мне была отведена главная роль в этой битве.       — Здесь для всех только ты и был надеждой, — горячо возразил Фарамир. — Для всех!       Арагорн взглянул на него, чуть склонив голову.       — Так… о чём ты хотел поговорить со мной?       — Я…       Фарамир опустил голову под его внимательным взглядом. Как сказать Государю, что душа его всё ещё бродит впотьмах, хотя вокруг столько воздуха и жаркого июньского солнца, и это сияние мира лишь подчёркивает темноту на сердце.       — Я готов выслушать тебя, — Арагорн положил тяжёлую тёплую ладонь на плечо Фарамиру.       Тепло его ладони. Такое же тепло, как тогда, когда он звал его.       — Пойдём, — предложил Государь, видя замешательство Фарамира. — Вижу, разговор предстоит долгий и ты теряешься, не зная, с чего начать.       В покоях Государя Элессара царила прохлада. Но это не принесло Фарамиру облегчения, вызвав лёгкую дрожь. Неужели сейчас он действительно сумеет сказать Арагорну о том, что творится с его душой?       Но Государь повёл разговор о другом, и Фарамир на время позабыл о себе, слушая его голос, наблюдая за тем, как он набивает трубку, прикуривает, отчего на скулы падает золотой отблеск, как он наливает вина, и его длинные изящные пальцы, пальцы не воина — но лекаря, обхватывают тонкий бокал с алыми искрами.       …Фарамир не заметил, как утекло время, пока сквозь окна не полилось закатное пламя. Тогда только он словно очнулся от своего забытья и поднялся:       — Кажется, я и так отнял слишком много времени, — проговорил он торопливо. — Мне пора идти.       — Почему в твоём голосе боль и дрожь? — Арагорн встал и подошёл к нему, остановившись за его спиной и положив ладони на плечи. Тепло от его пальцев волной растеклось по телу Фарамира. Но дрожь от этого никуда не исчезла.       — Государь…       — Что так тебя тревожит? — он стоял так близко, что Фарамир чувствовал аромат ацэлас, смешанный с таким знакомым запахом табака.       — Моя душа всё ещё блуждает во тьме, — потерянно проговорил он.       — Разве? — Арагорн развернул его лицом к себе, и Фарамир едва не утонул в его глазах. — Я не уберёг твоего старшего брата, Фарамир, но тебя я не отдам мраку.       Фарамир не нашёл, что ответить, закат угасал быстро, и в комнату поползли ночные тени, а прохлада превратилась в холод.       — Ночь ли пугает тебя? — Арагорн по-прежнему держал его за плечи, тени скрадывали возраст, и Фарамиру чудилось, что оба они стали намного моложе, почти мальчишками.       — Нет, только то, что здесь, — Фарамир приложил ладонь к сердцу.       — Тогда открой мне, что таится в твоём сердце, давай разгоним темноту, что его окружает? — теперь голос Арагорна был тихим и мягким.       И снова слов не нашлось. Фарамир опустил голову, уверившись, что разочаровал того, кого ни в коей мере не должен был.       Арагорн притянул его к себе, коснулся ласково его тёмных волос, провёл подушечками пальцев по щеке, легко, почти невесомо коснулся его губ.       — Не могу больше выносить, когда ты так далеко от меня, — признался он.       — Го… Государь, — сбивчиво прошептал Фарамир, чувствуя, как начинает кружиться голова. Руки его сами собой легли на грудь Арагорну.       — Не зови меня так, — он снова коснулся губ Фарамира. — Или ты хочешь оттолкнуть меня?       — Нет! — Фарамир вцепился в него, почти испуганно. — Я никогда бы не смог пожелать такого! Я… Я…       — Тише.       И Арагорн заставил его замолчать поцелуем, нежным и в тоже время властным.       …— Приказывай — я повинуюсь…*       Жар его поцелуев и холод ночи. Фарамиру казалось, что он сходит с ума в его руках, под пальцами, что так ласково и требовательно пробежали по позвоночнику вниз, к пояснице. Потерянный, он коснулся губами шеи Арагорна, а ладони как будто сами собой уже забрались под рубашку.       Его кожа такая нежная, чёткие линии мышц…       — Ты ведь этого хотел? — спросил Арагорн вдруг.       — Да, — Фарамир вдруг улыбнулся. — Государь.       — Перестань, — но Арагорн смеялся и вовсе не запрещал сейчас.       Он увлёк его на постель, стянув попутно рубашку. Кожа Фарамира оказалась сияюще-бледной, волосы рассыпались — чёрные пряди по белой коже, и это было удивительно прекрасно. Фарамир сел на постели, обняв Арагорна за плечи.       — Я люблю тебя.       Арагорн не ответил, снова поцеловав его, а потом мягко толкнул, вынуждая опуститься на постель, и нежно провёл пальцами по груди к животу. Поцеловал сосок, обвёл его языком. По телу Фарамира прошла волной сладкая дрожь, он выгнулся навстречу, смяв пальцами покрывало.       — Все мы прячем свои чувства, — прошептал Арагорн. — Но перед ночью все равны, и маски, что мы носили днём, легко растворяет мрак.       — Но ты остаешься моим Государем Элессаром, — простонал Фарамир. — И я готов служить тебе, что бы ты ни приказал.       — Служить? — Арагорн стал целовать его грудь и живот. И Фарамир забылся в сладкой истоме, не в силах говорить.       …Фарамир не мог бы точно сказать, когда они оказались совершенно обнажёнными, этот момент ускользнул из его памяти, оставшись лишь жаром и пламенем. Он осознавал себя лишь урывками, мгновениями, которые вспыхивали в сознании, точно высвеченные факелом, и вновь исчезали в сумраке.       Арагорн целовал его страстно и жадно, и Фарамир не мог ни остановить, ни попросить продолжать, потерявшийся в огне своих чувств. Вместо слов вырывался лишь стон, и пальцы бессильно скользили по коже Арагорна, ласкающе и нежно, пока поцелуи поджигали его собственную плоть.       — Ты утопишь меня в нежности, — смех искрами.       Фарамир смущённо закрыл глаза и застонал, выгнувшись, когда пальцы Арагорна властно коснулись его члена.       — Государь, — прошептал он, совершенно забывшись. — Прошу…       Арагорн требовательно впился в его губы, не дав возможности говорить, и Фарамир снова рухнул в головокружительное чувство, что будили его пальцы и губы.       — ...Прошу!       — Это звучит уже почти как «требую», — он снова смеется, а Фарамир, выгибаясь под его прикосновениями, смущённо отворачивается.       Горячие губы скользят по шее, вниз, к ключицам, ещё ниже, к соскам. Всё тело горит, плавясь в огне страсти. Снова не сдержать стона.       А потом вдруг — в одно мгновение — ощутить его в себе.       Фарамир вцепился в его плечи, поймал взгляд, потянувшись к губам. Но Арагорн не спешил двинуться навстречу. Обнимая за поясницу, он ждал, растягивая мгновения, а Фарамир чувствовал, что не может больше вынести такую сладкую муку.       И сам рванулся, принимая.       Они сплелись в едином порыве, едином ритме, и слова умерли, остались лишь стоны и звуки поцелуев.       Опьяняющее чувство, когда губы шепчут: «Быстрее», пальцы заблудились в чужих волосах, струящихся прядях, отливающих серебром.       — Государь…       …Почти крик, вот она, эта грань, за которой уже нет ни тебя, ни его, а есть лишь одно целое.       Фарамир прижался к нему, пережидая, пока буря утихнет, и чувствуя, как горячая волна чужого наслаждения захлестывает его. Времени не существовало, мира тоже, только его тепло, только его запах, только его губы, так ясно прошептавшие сейчас:       — Фарамир, возлюбленный мой…       Неужели всё это было настоящим?       Тяжёлые, серебряные капли… Значит — было?       Спокойная Итил льёт серебро в окна, ночь продолжается.       Тишина, только звук не успокоившегося ещё дыхания.       — Государь, — прошептал Фарамир, уложив голову ему на плечо. Арагорн погладил его по щеке.       — Ты не перестанешь меня так называть?       — Нет, — Фарамир лукаво улыбнулся. — Ни теперь, ни когда-нибудь ещё. Не перестану.       — Это и была тьма? — рассмеялся Элессар.       — Я ошибался. Это был сам пожар, — Фарамир закрыл глаза, согреваясь у костра новообретённого чувства.