Простите, я... кто?!

Первого августа 1998 года где-то в без двадцати или без пятнадцати шесть часов вечера мы узнали, что армия Волдеморта уже подходит к Хогвартсу. А около полдесятого вечера того же дня они подошли к границам защиты школьного замка. И примерно в полвторого ночи Огрызочек объявил, что не хочет проливать волшебную кровь. И что ему нужен я. И что я должен явиться до девяти часов утра в Запретный лес, иначе ровно в девять тридцать утра они нападут на Хогвартс и всех поубивают. И я ещё раз обсудил с нашими подробно все стратегии и все нюансы, очень тепло и взаимно попрощался с папой и со всеми нашими, сходил пару раз особенно тепло и взаимно попрощался с Дороти и пошел. И вот Якуб, Рысек и Поттеры меня проводили до какой-то опушки, ещё раз пообещали в любом случае принять, любить и заботиться, дальше я шел один. Но они сказали, что будут наблюдать за всем. Чтобы потом, если что, хотя бы рассказать папе, что со мной стало, и если что, где меня забрать. *** 2 августа 1998 года в 7:45 утра мои друзья проводили Иакова в Запретный лес. Примерно в 8:10, на границе с Кентавровой поляной, ему в грудь ударил зелёный луч Авады. Мой семнадцатилетний сын погиб, спасая Хогвартс. *** Я оказался в каком-то совершенно незнакомом и непонятном месте. Я лежал ничком на чем-то похожем на песок по виду, но он не ощущался как песок, и вслушивался в тишину. Рядом было море. Вода в нем была, но она не была мокрой, хотя точно была водой. Я был там совершенно один. Никого больше не было. Я и сам был не совсем уверен, что я вообще здесь. Вокруг все было в ярком тумане, хотя этот туман совсем не был похож на тот, что я встречал раньше. Окружение не было скрыто под облаками пара. Скорее, это окружение ещё не образовалось из облаков пара. Я сел. Тело оказалось невредимым. Я потрогал лицо. Очков не было. Я посмотрел на свое отражение в воде. Я опять выглядел так, как раньше, до того, как я сюда попал. Точнее, именно так, как я мог бы выглядеть в свои семнадцать лет, если бы сюда не попал. Видел бы сейчас меня папа, отметил бы, как я на него похож. Хотя вот нос у меня мамин, и разрез глаз тоже. Потом из окружающего меня нигде и ничего донёсся какой-то шум: что-то тихое билось, колотилось. Шум был жалобный, но при этом немного раздражающий. Я вдруг пожелал одеться. Едва это желание возникло в голове, как и появилась одежда. Я надел её. Она была мягкой, чистой и тёплой. Я оглянулся. Вокруг не было никого, совершенно пусто и безлюдно. Я был здесь один, кроме… Я отскочил, заметив источник шума. Он походил на маленького голого ребёнка, что скрючился там на песке, с грубой и похожей на сырое мясо кожей, как будто освежёванного, и он лежал, дрожа, где его оставили ненужного, отодвинутого подальше от глаз. Я испугался. Это существо было маленьким, хрупким и израненным, но я не хотел приближаться к нему. Тем не менее я решил подойти чуть поближе, но был готов отскочить в любой момент. Вскоре я уже стоял достаточно близко, чтобы суметь дотронуться до него, но я не мог решиться на это. Может быть, мне следовало успокоить это существо, утешить, но оно меня отталкивало. - Ты не сможешь ему помочь, - раздался голос позади. Я развернулся. Ко мне решительно шла женщина с темно-каштановыми волосами, которые струились по её плечам, на ней было нежно-голубое шёлковое что-то... не знаю, как это лучше назвать, платье, или балахон, или ночнушка, или накидка, в общем одежда. Она не была знакома мне, но всё ж таки очень сильно кого-то мне напоминала. - Иаков! – Она подошла ко мне и широко раскрыла объятия, и тут я понял, на кого она так похожа. На папу. Точнее говоря, осенило меня, это папа похож на неё. – Иаков, ты чудесный мальчик. Ты просто герой. Ты очень смелый. И передай папе, он тоже в конце концов оказался молодцом и мы с дедушкой очень им гордимся. А теперь идем, здесь можно поговорить. Я ошарашенно последовал за, как мне теперь было предельно ясно, своей бабушкой Мириам. - Ты же... Ты умерла, - изумленно сказал я. - Это ты верно заметил, - как нечто совершенно обычное подтвердила мои слова бабушка. - Tогда… я тоже умер? - Ну, - сказала она, улыбнувшись. – В целом, внучек, я думаю, что нет. - Нет? – повторил я. - Нет, - ответила бабушка. - Но… Авада! Я дал ему убить меня! - И в этом, - сказала бабушка, - как мне кажется, и есть разница. - То есть, в чем разница? Я позволил ему убить меня... - Так, - кивнула бабушка. - Но уничтожен не я, а… Бабушка кивала ещё восторженнее. - …крестраж? - O да! - радостно закивала бабушка Мириам. – Да, он уничтожил свой же крестраж. Твоя душа цела и она полностью принадлежит тебе. - Но тогда… Я показал рукой туда, где дрожало маленькое изувеченное существо. - Что это, бабуль? - То, чему мы не в силах помочь, - ответила бабушка. - Но если он применил убивающее заклятие, - снова заговорил я, - и на этот раз никто не применял Магию Жертвы… как я выжил? - Ну, я думаю, - ответила бабушка, - причина в том, что хотя он в своем страхе смерти и держался за тебя крепко, но всё же он был гораздо слабее тебя. Он никогда не пытался разобраться в том, чего не ценил. Обо всём, что касается добродетели и дружбы, любви и преданности, что касается веры, и я сейчас про все из возможных смыслов этого слова, милосердия, самопожертвования, Волдеморт не знает и не понимает в этом ничего. Ничего. Всё это имеет силу большую, чем его собственная, это та самая истина, которую он так и не усвоил. Кстати, ты знал, что известная тебе мантия-невидимка Поттеров - это та самая мантия из той сказки о трёх братьях? Я знаю, что ты знаешь её, ты читал её сестричкам. Ну так вот, когда Хардвин Поттер женился на Иоланте Певерелл, эта мантия была частью её приданого. - Вот как? Кстати, да, и если уж мы говорим об этой мантии, то наверно, будет правильно потом передать её маленьким Блэкам? Раз уж Гарри у нас теперь Блэк. А это его мантия. С другой стороны, если Джеймс... - Ну, Иаков, я думаю, насчёт мантии Поттеров вы ещё сто раз успеете договориться, - улыбнулась бабуля. - И да, ещё такой вопрос. Где мы? И ещё - почему я до сих пор ни разу не видел вас с дедушкой? Ни в каком вообще виде? - На второй вопрос отвечу тебе так - потому что мы уже - или пока, ведь всё всегда идёт по кругу - несколько на другом... уровне. Но я знаю, что мы когда-нибудь сможем увидеться с вами всеми. А на первый вопрос ты можешь ответить и сам. - Это место похоже, - проговорил я, - на пляж. Мы на море. Но только тут намного чище и народу никого. Но... если я живой, значит, мне надо вернуться? - На твоё усмотрение. - У меня есть выбор? - О да, - улыбнулась бабушка. - А раз мы на море, значит, если ты решишь не возвращаться, то сможешь, так сказать, поплыть. - Куда? - Поплыть вперёд, конечно, - просто ответила бабушка. Она посмотрела на меня. - Удивительно, как ещё до сих пор не дошло тут до споров. Вот, ваш Якуб утверждал, что вокруг него большой зелёный луг. Юный Гарри был тогда уверен, что это вокзал с поездами. А кто-то говорит, что это пустое шоссе, кто-то - что заброшенный город... - А на самом деле?.. - Этого никто не знает. Я снова взглянул на голое существо, дрожащее и задыхающееся под стулом где-то далеко. - Не жалей умерших, Иаков. Жалей живых, и прежде всего – тех, кто живёт без любви. Вернувшись, ты сможешь сделать что-нибудь, чтобы меньше душ было загублено и было меньше семей разлучено. Если ты считаешь это достойной целью, то на этом и простимся. Но в любом случае, это ещё не совсем конец. Я кивнул. Затем я встал, бабушка тоже. Мы обнялись. - Скажи, бабуль, - спросил я, - это всё происходит на самом деле? Или это только у меня в голове? Бабушка улыбнулась. - Разумеется, это происходит у тебя в голове, Иаков. Но почему бы этому всему не быть на самом деле?