Жасмин

      Нет, это просто невозможно! Ясухиро еле сдерживается, чтобы не засмеяться. Леон, со всей выдавленной из себя гордостью и этой терпкой давящей аурой, выглядит сейчас донельзя смущённым. Он краснеет и отворачивается, нарочно хмурясь, чтобы… Чтобы — что? Ясухиро думает, что Леон сейчас карикатурно-смешной, но стоит только намекнуть ему на это, как бедному ясновидящему разобьют лицо. Нет, нельзя так, надо остудить его благородный гнев… Или нет — не остудить, а ошарашить чем-то так, чтобы он окончательно и бесповоротно потерял контроль над собой. Самым обычным и безобидным способом, которым обмениваются два влюблённых человека, решившие развалиться на шуршащих простынях… Ещё несколько секунд колебаний. Ясухиро хочется запечатлеть себе момент, ибо… блять.       К его чести надо сказать, что всё-таки он выдержал. Это просто немного сюрреалистично, — но об этом вслух он не скажет. Потому что упросить Леона на нечто подобное было невозможно, а сейчас, когда он наконец поддался, не стоит показывать удивление — чтобы не упустить момент. Леон ничего не спрашивает, упирается взглядом в стенку и только изредка кивает, подтверждая, что всё в порядке. Ясухиро протягивает руку и ерошит волосы на его голове. Его конкретно так ведёт, потому что на него смотрят голубыми — почти прозрачными — глазами, выдыхают томно и устраиваются удобней между подушек. Ясухиро бережно разворачивает его к себе и целует в губы. С пониманием: не спугнуть, иначе будет хуже. Леон прикрывает глаза и тянется рукой к его лицу, но её перехватывают. Бледная и неожиданно очень узкая ладонь — холодная. Ясухиро как бы невзначай обхватывает пальцами тонкое запястье Леона и чуть сильнее сжимает. Его лапа, иначе и не назовёшь, нежно перебирает длинные пальцы, массируя костяшки. Ясухиро отрывается от поцелуя с такими же горячими и красными щеками, как напротив, и тут же смазано касается ещё влажными губами тыльной стороны чужой ладони. Чтобы не успела вся уйма комплексов вернуться в чужое сознание.       Кожа Леона на вкус удивительно приятна, как солёная карамель, и это странно успокаивает, снимает часть напряжения. Ясухиро чуть отстраняется и с нежностью опаляет кожу тёплым воздухом, чтобы через секунду спрятать улыбку в сгибе запястья. Он теребит фенечки, им же подаренные — приятно, на чужой руке, мягко оттягивает и касается кожи под ними, чтобы ни один сантиметр тела Леона не был пропущен. Кольца отправляются в специальный маленький подносик на тумбочке, и Ясухиро оглаживает расслабленные пальцы. Он не смотрит в глаза Леону, но чувствует его взгляд на себе. Леон делает это всё время — забывается, засматриваясь, и часто откровенно пялится, уверенный, что это остается незамеченным. И Ясухиро позволяет ему смотреть, не смущая; даже если хочет стрельнуть ответным взглядом. Ничего. Он должен быть терпеливым.       Когда Ясухиро стаскивает с него футболку, Леон втягивает голову в плечи, сжимая одной рукой чужую ладонь, а второй хватая простынь. Он медленно дышит, и его кожа тут же покрывается мурашками от внезапной смены температуры.       — Знаешь, Кувата-чи, у меня сегодня какой-то дикий жор, ага, — улыбается Ясухиро, ероша тициановые волосы, — Как насчёт сходить поесть куда-нибудь, после?       С таким же успехом он мог спросить про день недели — это не имеет сейчас никакого значения. Кажется, Леон его даже не слушает, блядски выгибаясь на встречу широким, горячим ладоням.       — У тебя всегда дикий жор, тупица! — огрызается Леон и втягивает воздух сквозь зубы, когда влажные пальцы касаются сосков.       Ясухиро смеётся:       — Ты прав, ага.       И вот уже его губы касаются шеи Леона, запуская всю систему его возбуждения, добираясь до самых потаённых глубин. И хотя по какому-то странному капризу природы его рот открыт — хотя Леон из всех сил старается дышать спокойно, — всё равно желание вырывается на свободу, а его тело мелко дрожит от прикосновений. По коже Леона скользит что-то мокрое, и Ясухиро хитро улыбается, дразня его ещё сильнее. Прошипев что-то совершенно нечленораздельное, Леон закатывает глаза. Его ладони сжимаются на плечах Ясухиро, и тот вздрагивает, позволяя Леону придвинуться к себе ближе.       Одна из эрогенных зон на теле Леона — шея. Поэтому он до хруста в позвоночнике выгибается, когда губы и язык Ясухиро оказываются на ней. Сам Ясухиро узнал об этом случайно и теперь охотно пользуется, когда ему нужно расслабить Леона. Действительно действует. Никаких больше попыток устроить скандал или прекратить контакт. Ничего больше. Конечно, иногда действие слишком сильно, и рассудок теряется в нём совсем, но это происходит крайне редко. Тем не менее они чувствуют себя чрезвычайно комфортно. Можно расслабиться. Губы Ясухиро смазано касаются веснушчатой щеки. Теперь его язык играет с кончиком уха, скользит в нём… Расслабиться. Обычно спрятанные под слоем тонального крема, сейчас веснушки вразброд рассыпаны по лицу Леона рыжим млечным путём. Не только по лицу: вниз — по шее и надплечьям, расчесанные в надежде от них избавиться; в стороны — по плечам до локтя (на предплечьях их уже почти не остаётся, редкие — видны на кистях рук); ещё ниже — грудная клетка; потом — бока. Ясухиро ведёт по ним руками, бегает глазами, намереваясь вересчитать их все. Каждую веснушку на чужом теле. Веснушки прекрасны, да. И он говорит об этом каждый раз, но Леон продолжает настойчиво прятать их под одеждой и замазывать тональником. Всё равно почти вся краска смывается слезами, которые льются по лицу всякий раз, как он чувствует губы Ясухиро на своём теле. И Ясухиро знает, что это точно не слёзы боли, печали или отчаяния. Потому что ему доверяют, пусть и стараются этого не показывать. И конечно, за три года даже самый глупец начнёт догадываться о том, что это не слёзы грусти, а слёзы надежды… Ну, потому что это не пустые слова — однажды в этом признался Леон. Совершенно случайно. Вырвалось.       Ясухиро нежно — даже слишком, он же не фарфоровый! — переворачивает Леона на живот, под его недовольное шипение, и стрельнувшие в его сторону голубые глаза. Иногда его обжигает взгляд Леона. Бывает — колет. Но оторваться от рассматривания этих глаз Ясухиро считает поистине невозможным. И часто он, не отрываясь, тонет во взгляде, пытаясь, словно, разглядеть в нём что-то. В глазах, цвета хрустального шара. Может показаться, что в них действительно можно увидеть будущее. По крайней мере, Абсолютный Ясновидящий может точно. Но сейчас Духи твердят ему одно. Он в жизни не видел никого красивее. Вся спина Леона тоже усыпана веснушками. Она точь в точь звёздное небо. И пусть Ясухиро, упаси Господь, — пусть упоминать его вотще не принято, — не астролог, он каждый раз ищет там созвездия. Как находит и сейчас. Но Леон злится. Созвездий там нет. И смотреть Ясухиро там некуда… Но он смотрит. Леон ёрзает на месте, устраиваясь поудобней на кремовой простыне.       Ясухиро тянется к тумбочке и открывает первый ящик. Пересчитывает пальцами белые крышечки бутыльков с массажными маслами и вытаскивает один из них. Надпись на этикетке гласит: «Медитация тела». Он откручивает крышку и роняет её к кольцам. Та звякает о поднос.       — Ну-ка! — радостно говорит Ясухиро, наклоняясь чуть ближе к чужой спине. — Проверим твои ясновидящие способности, ага.       Леон всхлипывает и вскидывает бровь, слегка поворачивая голову на голос. В комнате слишком темно, чтобы увидеть, какое масло у Ясухиро в руке, но достаточно светло, чтобы увидеть хитрую усмешку на чужом лице. Чёрт бы побрал эту тусклую настольную лампу. Ясухиро выливает немного масла себе на пальцы и растирает его между ладонями. Он слышит, как Леон принюхивается, но аромат пока витает слишком далеко, чтобы его почувствовать. Приходится снова спрятать лицо в подушках.       — Какие ещё к херам способности? — еле слышно ворчит он, и Ясухиро пробивает на усмешку.       — Чем пахнет отгадай.       — Придурок!       Ясухиро упирается ладонями Леону в поясницу и ведёт их вверх. Масло, должно быть, приятно обжигает кожу, потому что Леон уже буквально тает под широкими ладонями. Уже не только на его спине, но и на руках, плечах, боках и даже на бёдрах — куда только успели деться шорты? Всё вокруг становится душным и влажным. Ясухиро подвигается ближе, ухватываясь пальцами за надплечья, массируя изгиб шеи и разминая область лопаток. Он фиксирует чужие ноги, садясь Леону на бёдра, чтобы удобней ухватиться за его тело. Не то чтобы сильно действенно, но всё же приносит удовлетворение. Несколько раз Ясухиро удаётся поймать улыбку Леона, — когда он отворачивает голову от подушек, чтобы глотнуть воздуха, — но это слишком слабое проявление чувств — Ясухиро должен видеть, что они оба расслаблены.       — Жасмин…       — Чегось? — сначала не понимает Ясухиро, на секунду открывая руки от спины, чтобы заглянуть Леону в лицо.       — Масло жасмином пахнет.       Ясухиро смеётся, упираясь ему в спину руками. Становится как-то совсем спокойно, Леон даже не начинает злиться.       — Я же шутил насчёт угадывания! Жасмин — он и в Африке жасмин.       Леона секунду клинит, но тут он краснеет так, что Ясухиро уже не может понять, где начинаются его волосы.       — Придурок!       — Повторяешься.       — Заткнись!       Усмешка не сползает с лица Ясухиро. В комнате витает слегка приторный аромат жасминового масла. Не пряча глаза, Леон, кажется, считает удары сердца. Интересно, а он способен уснуть с открытыми глазами? Ясухиро не хочется поверять, ведь тогда придётся отложить всё самое интересное, а он специально выделил для них двоих выходной. Всё-таки обманывать обслуживать наивных женщин дело тяжкое — график плотный и вообще… Масляные руки спускаются под резинку боксёров. Пальцы скользят между ягодиц. Леон мычит, но не вырывается, не протестует. Одна рука вновь оказывается на пояснице, скользит вверх по спине. Ребром ладони ведёт по позвоночнику, надавливая, втирая масло в кожу. Пальцы масляные и тёплые.       Ясухиро откровенно любуется. Разгорячённая кожа Леона медового цвета, веснушки пестрят на спине и плечах, совсем как звёзды. Ясухиро водит скользкими пальцами по спине, вырисовывая из них созвездия. Он соединяет самые далёкие из них, а после ладонь скользит вниз и сжимает одно из бёдер Леона, оглаживая большим пальцем кожу. Как только пальцы — когда только они успели скользнуть туда?! — выскальзывают из-под ткани белья и стягивают его, Леон переворачивается на спину. Лицо Ясухиро украшает невинная усмешка, за которой, по словам Леона, прячется бесконечная наглость. Широкая ладонь скользит по полувставшему члену Леона, и с его губ срывается протяжный, мать его, стон. Вскоре пальцы заменяет головка члена. Леон почти задыхается от запаха жасминового масла, он цепляется за плечи Ясухиро, а тот — наконец-то — ловит его губы. Он ведёт языком по чужой нижней, влажно подминает её, придерживая рукой скользкую от масла поясницу. Пока они целуются, Ясухиро одним плавным движением входит. Они почти одновременно стонут в поцелуй, и Леон выгибается, непроизвольно сжимаясь. Ясухиро жарко. Он никого никогда так не любил. Ещё влажным губами целует его в подбородок, щёки, челюсть, шею.       Леон матерится. Ясухиро не понимает: вслух, или он слышит его мысли. В их случае — непонятно. Порой кажется, что говорить им необязательно — да и не о чем. Он сжимает бёдра Леона — удивительно мягкие, а кожа бархатистая, чуть вспотевшая и липкая, — и почти сразу делает медленный, очень мягкий и нежный толчок. Жасминовый запах немного мешается с горьковатым — пота. Но Леон уже на той стадии, когда ничего не имеет значения. Ясухиро, признаться, тоже. Он тихо вздыхает и изо всех сил сжимает бедра партнёра. Реакция Леона не заставляет себя ждать — он изгибается, и с живота по его бедрам прокатывается волна дрожи. Он изгибается ещё сильнее, а потом замирает, как по команде. Ясухиро закидывает его ноги себе на плечи, — толчок, — и опять целует его шею. Поза довольно-таки неловкая, но это даже лучше. И Ясухиро с облегчением понимает, что они друг с другом навсегда. По крайней мере — надолго. Во всяком случае, на сегодняшний вечер. Леон изворачивается немыслимым образом. А потом замирает. Уже почти не дыша. Ясухиро тоже не шевелится. На несколько минут они погружаются в белый туман, а потом Ясухиро возвращает себе ощущение жизни — и, впервые за долгое время, ощущает глубокое чувство удовлетворения и эйфории. Он наклоняется и целует Леона за ухом.       По-хорошему, им бы обоим сейчас сходить в душ. Заодно закинуть стираться простыню. И ковёр — Ясухиро уронил на него бутылёк с маслом. Но они всё ещё не могут разлепить глаза. Кроме того, Ясухиро подозревает, что Леон может не захотеть так быстро отпускать его — лежит почти сверху, крепко сплетая их пальцы. В это трудно поверить, но это действительно так — абсолютно нетактильный Леон жмётся к нему, даже не начиная любимого: «Ты липкий, противный, тяжёлый придурок!» Ясухиро с трудом сохраняет невозмутимое выражение лица, хотя ему хочется расплыться в победной улыбке.       — Люблю тебя… — бормочет Леон, зарываясь носом в изгиб шеи Ясухиро.       Он говорит это, кажется, впервые в жизни. В ответ на это чужая ладонь начинает перебирать пряди его волос. Леон целует щеку Ясухиро. Прикусывает мочку его уха. Сжимает его руку сильнее и улыбается — чему? Ясухиро не понимает. Он осторожно проводит пальцами по волосам Леона и чувствует, как тянутся за прикосновениями.       — Пошли пожрём, а, Кувата-чи?       — Да ты стебёшься?!       — Ничуть.       — Придурок!