Вампиры Омеги🩸Ω

      Родственники, наверное, сказали бы, что он ведёт себя слишком эмоционально, слишком много внимания уделяет тому, про что следует забыть в первые же минуты после принятого и приведённого в исполнение решения. Сказали бы или нет? Фараб не знал насколько велика вероятность, ибо уже несколько лет не видел никого из многочисленной родни — с того самого дня, когда принял кажущееся тогда весьма перспективным решение отправиться на Омегу. Ошибки — лучший учитель, как говорят. Ну и плевать на возможное мнение родственников, ведь никого из них рядом нет, чтобы осудить или просто в мягкой форме не одобрить. Много больше Фарабу было важно то, что чувствовал сейчас строго он сам. А он чувствовал тоску, небольшое чувство вины и — впервые за последние годы — не радовался одиночеству. Да, он снова один, потому что час с лишним назад самолично распрощался с теми, кого мог уверенно назвать друзьями. Были, конечно, ещё и иные знакомые, заведённые постоянно движущимся опытом жизни, но настоящими друзьями он бы их не назвал. Только эти четверо: чудаковатая кварианка, любящая рискованно экспериментировать и пробовать всякую дрянь, несмотря на слабость иммунной системы своей расы; беспечный турианец, во многом походящий на первую; кроган, так сильно отличающийся от неукротимых и менее утончённых своих собратьев; и азари — самая, пожалуй, уравновешенная из них, но это качество, никаких сомнений, просто было уделом её перехода в более взрослый возраст. Луна, Сатиус, Шорб и Тавина. Нет смысла лгать самому себе — ему будет их не хватать.       С каких пор он стал таким сентиментальным? Глубоко вдохнув, Фараб остановился и в очередной раз сверился с выведенной на инструметроне картой района. Маршрут был чëтким, и большая часть пути уже осталась позади. Оставалось пройти квартал и ещë немного. Сориентировавшись, Фараб отключил личный прибор и уместил освободившуюся руку на поясном креплении, где магнитным захватом удерживался пистолет. Оружием он пользоваться, конечно же, умел, просто не прибегал к нему часто, полагаясь больше на нелетальные методы противостояния. Сатиус как-то назвал его из-за этого «малодушным маньяком», но ничего маниакального Фараб в своих предпочтениях не видел, только простоту, низкий самодовольный эстетизм и, пожалуй, дешевизну — ударить возможного противника разрядом электричества или остудить его пыл потоком низкотемпературных частиц было проще по всем параметрам, чем всегда держать наготове оружие, следить за ним, закупать зарядные батареи и стрелять, полагаясь на частичную траекторию стрелкового механизма, а не на свои собственные рефлексы.       Как бы там ни было с личными предпочтениями, Фараб всë же забрал хранимый на квартире пистолет и взял с собой. Район, в котором ему надлежало отработать последний ночной цикл на Омеге, славился переменным спокойствием. К слову, именно ночью здесь было спокойнее, в то время как дневные циклы часто сопровождались преступной шумихой. Перестраховаться, в любом случае, будет не лишним, так что Фараб решил не убирать руку с оружия. В конце концов, можно ведь не выбирать, а использовать и то, и другое — например, охладить вероятного негодяя, а потом выстрелить. Эффект будет весьма «хрупким». Фараб улыбнулся, осознав, что вот это действительно звучит, как логика какого-нибудь маньяка.       К добру или к худу (вероятно, всë же первое), проверить теории возможности не представилось. Уже через три минуты неизменного шага Фараб оказался у нужного входа. На всякий случай он всë-таки сверился с картой и инструкциями ещë раз, дабы ничего не перепутать, но только убедился, что пришëл правильно. «Две двери по правую сторону, впереди — то есть, слева — отключëнная и наполовину разобранная на запчасти уличная консоль для вызова такси, а строго на уровне саларианского взгляда — пометка на стене в виде буквы «L», отражëнной зеркально», — так гласило сообщение, пришедшее в ответ на данное согласие работать.       Вход оказался простым просветом между двух наседающих друг на друга домов — узким, но для саларианской фигуры в самый раз. Предварительно увеличив масштаб схемы и убедившись, что едва заметный проход всë таки внесëн в базу данных к здешней локации, Фараб принялся протискиваться. Тусклый свет улицы остался позади, а впереди была только темнота. Об этом в сообщении тоже говорилось. Мера предосторожности, дабы сюда не совались непрошенные гости или какие-нибудь умники, вроде тех же вооружённых выпендрëжников из OGS. О, Фараб нисколько не сомневался, что этим самовольным воякам не понравится чем занимаются в местах, подобных этому.       Раз уж на то пошло, то, строго говоря, Фарабу и самому не очень это нравилось, только в несколько ином ключе. В профессиональности, если быть точнее. Ему уже доводилось заниматься вскрытиями донорских тел, но проходило это в хотя бы насколько-то стерильных и лабораторных условиях. А тут… Наверняка придëтся работать в грязном подвале какими-нибудь давно ждущими отправления в утиль инструментами. Но Фараб сразу решил для себя не привередничать, а просто рассуждал об идеале.       Впереди всë-таки показалась небольшая светлая щëлочка. «Дверь», — рассудил Фараб и ускорился, стараясь не задевать головными рогами какие-то обломки труб, протягивающиеся поверху от стены до стены. Он двигался вперëд, однако мысли опять стремились утянуть его в обратную сторону. Один раз Фараб даже зачем-то оглянулся. Интересно, как там ребята? Всë ещë пьянствуют? Помнится, Луна как-то раз так надралась, что залезла на танцевальный шест вместо азарийской танцовщицы и попыталась повторить еë труд. Окончилось всë тем, что кварианка полетела обратно на танцпол, причëм, головой вниз. К счастью, обошлось без серьёзных травм.       «Им будет и без меня хорошо», — мысленно заключил для себя Фараб, но всë равно продолжил рассуждать о бывших друзьях. Только теперь в совсем новом спектре. Несомненно, они бы не одобрили то, чем он решил заняться ради заветных денег на билет домой. Пусть каждый из них когда-либо совершал что-то, что можно было — под тем или иным углом — назвать «неэтичным», но того опыта, к которому собирался сейчас обратиться сам Фараб, у них точно не бывало. Разговоров о таких делах, как подпольная торговля органами, в их небольшой компании никогда не велось. Да и к чему такое? Саларианец усмехнулся себе под нос. Разве что, Сатиусу и Луне по одной новой печени можно было бы пересадить, чтобы пропивали новые.       Больше остальных, вероятно, была бы недовольна Тавина. Тем более, теперь, когда у неë и Шорба ожидается малышка. Ох уж эти азари со своими речами про единую энергию жизни по всей Галактике и тому подобной ерундой! Ну допустим, но а как же «энергия» жизни тех, кому не повезло со здоровьем, военнослужащих или честных граждан, попавших в непрошенную перестрелку. Да, органы можно было выращивать или клонировать, но такой процесс требовал времени, а ещë способные работать части кого-либо могли спасти жизнь прямо сейчас. Умер один — выжил другой. Прямо-таки один из законов Омеги во всей красе смысла!       Фараб решил больше не думать об этом. Как ни смотри, а согласие он уже дал, аванс взял, отработать обязался… Да и домой ему сильно хотелось. Там будет новая жизнь — тоже беспокойная, но не в таком хаотичном тоне, как здесь, на этой трижды проклятой всеми народами Цитадели станции. Скоро всë будет так, как было когда-то. Станет легче, друзья забудутся. Или нет… Быть может, однажды они даже повстречаются снова. Хотя, вряд ли.       Свет проистекал из-за непримечательной двери, находящейся в самом конце прохода. Подойдя к ней в плотную, Фараб зарëкся больше не думать ни о чëм, окромя работы. Скорее бы всë сделать, получить остаток и забыть эти чрезмерно насыщенные день, вечер и ночь. Если он успеет до старта утреннего цикла, то можно сразу спешить в космопорт — ничего кроме документов Фараб при себе не носил, а домашние вещи ценности более не имели. Решено.       Он действовал точно по инструкции: постучал в дверь трижды, сделал паузу, стукнул ещë два раза, снова пауза и опять три удара, а, закончив, смело толкнул створку и вошëл. Его встретило узкое помещение с приглушëнным светом. Комната имела квадратную форму и была бы полностью пуста, кабы не рослая фигура у двери, располагающейся точно напротив входной. «Женщина, турианка», — отметил про себя Фараб, бегло изучая незнакомку. Одета та была в плотный тканевый костюм с высоким воротником и натянутым на голову капюшоном, а лицо еë перематывал то ли шарф, то ли просто повязка. Так же турианка была вооружена — из-за спины у неë торчала рукоять и часть корпуса винтовки.       — Имя? — казалось, охранница обращается к пустому месту, а не к нему.       — Фараб, — не медля, отозвался саларианец, потом подумал, вспомнил что так же писал в ответном письме своë имя более подробно и добавил. — Фараб Сотóри.       — Ага, был такой. Заходь, — буркнула турианка и качнула прикрытой головой на вход.       Повторять дважды не требовалось. Проглотив некоторое неудобство, Фараб приблизился к охраннице и двери. Первая не шелохнулась, а вот вторая отъехала в сторону и скрылась в стене, приглашая. Он вошëл.       — По коридору до конца. Там всё объяснят, — нагнал его оклик турианки.       Фараб почти поддался желанию опять обернуться, но, расслышав шипение и скрип скользнувшей на прежнее место двери, передумал. Нет, не надо ему думать ни о чëм другом. Только работа. Так он рассуждал в обыденности последние годы жизни, значит, и сейчас стоит действовать подобным образом. Это всегда было лучшим выходом.

***

      Пока что всë складывалось именно так, как Фараб и предполагал: достаточно грязный кабинет, наполненный следами того, что здесь обычно делали; оборудование — так себе, а освещение — просто жуть, тусклое и мерцающее. Но были и отличия, навевающие удовлетворение. Неожиданно, однако «образец» ему выдали содержащимся в надлежащих условиях — профессиональной стазисной капсуле с самой современной системой крио-стабилизаторов. Ещё выделили ассистента — увы, не сородича, а молодую азари. Девушка всë топталась рядом с ним, пока он готовился, что-то едва слышно бормотала под нос и, кажется, постоянно поминала свою Богиню. Фараб сразу отметил, что помощница слишком молода — наверное, едва ли один век жизни, что на фоне его собственного шестнадцатилетия делало еë почти ребëнком. А ведь таких «детей» на Омеге было много: сироты, едва ведающие о собственном народе отщепенцы, чем-либо провинившиеся беглецы. Ищет заработок? Отрабатывает долг? Может, учится там, где выпала возможность? Все варианты казались не очень приятными.       Он убедился, что перчатки не сползают с рук, повернулся, встал так, чтобы не отбрасывать тень на рабочий стол, ещë раз проверил упорядоченное расположение всех необходимых инструментов и только после этого мысленно сказал себе: «Начинай».       — Отключаю стазисную капсулу, — заговорил саларианец уже вслух, при этом протягивая руку к панели управления под операционным столом. — Следи за показателями, пожалуйста, и…       Он запнулся и посмотрел на ассистентку. Девушка выглядела взволнованной и даже отчуждëнной, но самого Фараба беспокоило другое — он не привык командовать, да и в целом, предпочитал работать только наедине с самим собой.       — Как тебя зовут? — спросил саларианец, вспомнив, что забыл узнать это заранее.       — Я? — азари встрепенулась. — Я… Меня зовут И́са, сер. Иса Н’вáри. А вас, кажется, Фараб, да?       — Да, так и зови. «Сер» не надо.       — Хорошо, се… То есть, доктор Фараб.       «Боится. Или стесняется? Оттого и глупит», — Фараб про себя улыбнулся, ведь «доктором» он тоже не был. Но может стать, если выберется с Омеги и встанет на прежний путь. Поздно для его лет, конечно, но лучше уж так, чем совсем никогда.       Ситуация, как и общение с девчонкой-азари, складывалась неоднозначная. С таким ассистентом велик риск провалиться, а Фараб не мог допустить подобного. Плакали тогда его шансы, да и безопасность, вероятно, тоже. Вряд ли работодатель будет доволен некомпетентностью. Хотя, кто бы говорил о компетенции с такими условиями труда? Выход один: показать себя с наилучшей стороны. Фараб убрал руку от управления капсулой и вгляделся в полупрозрачную пелену защитного поля, под которой лежало мëртвое тело, ожидающее его вмешательства. Тоже азари. Исе точно будет некомфортно. Лучше перестраховаться.       — Знаешь, что требуется? — спросил Фараб.       Ассистентка перемялась с ноги на ногу, бросила короткий взгляд на отключëнный блок данных, который недавно оставила на боковой тумбе со стороны крио-капсулы, и, сперва что-то невнятно пробормотав, ответила:       — Сердце и, если получится, желательно обе почки.       Фараб хмыкнул. Разумеется, с предоставленной информацией об «объекте» он ознакомился, но, откровенно говоря, прочитанное показалось ему странным. И во многом. Было слишком много опущений.       — Причина смерти известна? — саларианец опять посмотрел сквозь защитное поле капсулы. — Повреждений не вижу. Отравление?       Прежде чем ответить, азари активировала инструметрон и что-то посмотрела на небольшом голо-экране. Глядя со стороны, Фараб узнал интерфейс простейшего медицинского сканера. У него и самого когда-то был такой.       — Еë доставили с места крупной аварии сразу в капсуле, приостановив процесс омертвения. Мы провели беглый осмотр, чтобы убедиться, что нету внутренних повреждений и ничего не нашли. Вот только, — она на секунду замялась. — Только в крови было зафиксировано что-то странное, будто бы неизвестный элемент или что-то такое.       — Значит, всë же отравление, — заключил Фараб, вполне удовлетворëнный ответом. — Моë дело провести вскрытие и изъять органы, но предупреди своего начальника, что их надо будет проверить на наличие инородных жидкостей, а сердце так и вовсе ненадолго подключить к искусственному крово-обменивателю, чтобы очистить естественным путëм. Поняла?       — Ага, — Иса даже улыбнулась, — я передам.       Фараб кивнул и указал пальцем на по-прежнему активный уни-инструмент девушки.       — Включи запись голоса. Я буду всë проговаривать, чтобы вы потом знали с чем имеет дело. Помогать с телом не надо. Готова?       Азари дважды кивнула и тут же выполнила его указание насчëт записи. Ловкие движения пальцев ассистентки, преображение зрачков глаз и тонкая, едва заметная улыбка ясно говорили, что отсутствие необходимости помощи в самой операции еë очень обрадовали. Фараб тоже был рад. Во-первых, тому, что ему не будут мешать, во-вторых, что помощница теперь не выглядела, как перепуганная пташка, прячущаяся от хищника в слишком низком гнезде. В этом лëгком наставлении молодого разума саларианец ощутил нечто приятное. Кто знает, может, из него выйдет не только доктор, но и профессор.       Отрëкшись от лишних мыслей, Фараб опять поправил перчатки, проверил исправно ли подключëн контейнер для органов, убедился, что инструметрон Исы уже ведëт запись и, один раз глубоко вдохнув, повторил раннюю фразу:       — Отключаю стазизную капсулу.       Нажатие нескольких кнопок и краткий сигнал аппаратуры возобновили влияние мира на мëртвую азари. Медлить не стоило. Фараб наклонился, взял тело за нагие плечи, приподнял и, усадив его, быстро осмотрел со всех сторон.       — Объект вскрытия — азари, — начал диктовать саларианец. — Судя по отметинам на теле, возраст приближен к позднему периоду второй стадии азарийской жизни, то есть — «матрона». Внешних повреждений нет, переломы, вывихи и следы раннего кровотечения также отсутствуют. Предположительная причина смерти — отравление. В крови был выявлен возможный токсин, потребуется соответствующая очистка изъятых органов. Начинаем вскрытие.       Опыт в таких делах у Фараба был такой же «нечистый», как и убогое подобие лаборатории, где сейчас приходилось работать. Он уже успел предположить, что его кандидатуру нынешнему работодателю порекомендовал кто-то из тех, кому он уже помогал прежде. Было дело, Фараб даже месяц занимался такой работой по контракту — тогда он распотрошил множество самых разных тел для самых разных случаев. Не самая приятная глава в его жизни, но тогда он был глупее и обманывал себя, думая, что жизнь на Омеге — это клондайк возможностей. Ага, как же. Иллюзии тем и горьки, что однажды рассыпаются.       Иса тихо пискнула, когда он сделал первое движение скальпелем. Несмотря на неприятные воспоминания, вновь чувствовать этот инструмент в руках было по-своему приятно. Приятно было и осознавать, что навыки не растерялись. Точными движениями Фараб рассекал тëмно-синюю кожу и приближëнную к фиолетовому оттенку плоть под ней. Почти того же цвета кровь поблëскивала, но, ясное дело, не выступала, а слои мышц расходились легко. Фараб говорил на запись о каждом надрезе, ибо сейчас говорить было особо больше не о чем, ведь до главного ему ещë пока добираться и добираться.       Не забывал он делать и мысленные наблюдения, которые не стоило говорить. Странно и в то же время забавно в насколько хорошем состоянии тело поместили в стазис. Интересно, сколько времени прошло с момента смерти? Иса сказала про аварию. Это не вязалось с отравлением. Будь мëртвая азари пьяным или обдолбанным водителем или пассажиром, и тогда авария должна была причинить хоть какие-то физические повреждения. Разве что, смерть от страха ещë подходила, но эту версию Фараб отвергал — было бы грустно узнать, что сердце, которое ему предстоит извлечь, окажется со следами кровоизлияния из-за испуга.       — Грудная клетка вскрыта, смена инструмента, — говорил Фараб, откладывая уже один раз сменëнный скальпель, — теперь используем лëгкий ионный резак с расширителем на основе эффекта массы, чтобы рассечь и вскрыть рëбра. Действуем осторожно.       Он слышал дыхание Исы, ставшее ещё учащëннее, стоило ему лишь прикоснуться энергетическим клинком резака к обнажëнным костям. Да, звук был не самый приятный, зато инструмент не оставит следов, вроде костной пыли. Делая первый надпил, Фараб был вынужден опять удивиться — преодолеваемые им рëбра, казалось, стали намного плотнее. «Наверное, просто особенность организма. Питание, особый азариский кальций и тому подобное», — убедил себя саларианнц, продолжая работу. Ребро за ребром он выпиливал форму неровного квадрата, достаточную, чтобы позже проникнуть глубже режущими инструментами. Одно, два, три…       — О, Богиня, — послышалось рядом и сразу следом раздался характерный звук столкнувшегося с полом потока рвоты.       Фараб отвлëкся только на секунду. Нельзя позволить дрогнуть руке.       — Иди умойся, — без нажима велел он. — Обычная реакция. Если будешь дальше работать в направлении, то скоро привыкнешь.       Извиняясь вполголоса и вытирая губы рукавом комбинезона, Иса заковыляла к двери, но не успела даже дойти до неë, как раздался щелчок. Фараб всë равно не позволил резаку в руках вильнуть, однако работать стало невозможно. В лаборатории пропал свет.       — Недопустимо, — громко высказал пробравшее его возмущение саларианец. — Иса, в чëм дело?       — У нас такое бывает, — азари сплюнула куда-то в темноту и включила на инструметроне фонарик. — Вы не единственный сейчас работаете. Перегрузка. Надо понять где — в общем блоке или в местном.       По направлению луча света Фараб понял, что ассистентка продолжила свой ход к двери. Он и сам включил освещение, благодаря чему понял, что азари уже вручную отодвигает створку двери. Последняя податливо сместилась и продемонстрировала позади себя неизменную темноту.       — А, это в общем, — вздохнул голос Исы. — Я сейчас, доктор. Всего минута.       «Даже минута повлияет на будущую жизнеспособность органов», — мысленно проворчал Фараб, направляя свет личного прибора обратно на капсулу и наполовину вскрытое тело в ней. Стараясь не слушать звуков шагов и возни ассистентки где-то вне пределов лаборатории, он ещë раз детально осмотрел труп с ног до головы. Всё-таки слишком подозрительно. Да, Фарабу не было особого дела до того, что он работает на нелегальных потрошителей, но сам объект, доставшийся ему… Слишком уж хорошо она сохранилась — на первый взгляд не отличишь от живой, хоть и появились первичные признаки смерти, вроде снижения температуры и начальных стадий испарения жидкостей с поверхности кожи. Какая уж тут авария? Но ведь и признаков насилия не было. Значит, смерть всë-таки естественная.       Фараб покачал головой, тем самым напоминая себе, что обязался не думать о лишних вещах. Сделал дело, получил остаток гонорара и бегом на космопорт, а там уж и дом недалеко.       — Доктор, нужна ваша помощь, — донëсся из коридора голос Исы. — Проверьте соединения на системном блоке. Он в углу лаборатории.       Даже не про себя, а именно шëпотом выругавшись, Фараб отвернулся и поочерёдно изучил два угла комнаты за своей спиной. Блок обнаружился по левую сторону. Быстро подойдя к запитывающему устройству, саларианец присел рядом с ним на пол и сразу расслышал тихие попискивания едва активной системы. С этой моделью он был знаком (и, к слову, обычно эти блоки отличались качеством и не выходили из строя), поэтому на ощупь нашëл панель управления и щëлкнул выделяющимся большими размерами переключателем.       — Да, работает, — откликнулась Иса. — Сейчас, ещё немного.       Фараб выпрямился, подошëл обратно к капсуле, без помощи фонарика нашëл оставленный рядом с ней резак и замер, ожидая возвращения света. Он успел прорезать в рëбрах только половину необходимого для изъятия сердца периметра, что означало меньше четверти успешного выполнения работы, а его уже так грубо оборвали. Тем более, впереди ещë обе почки. И ведь Иса сказала, что одновременно с ним работают какие-то другие наëмные хирурги, если их так можно было назвать. Невообразимая халатность нанимателя! Куда это годится?! Ну, хоть медицинское оборудование предоставили качественное и на том спасибо.       Рядом что-то упало, издав звонкий лязг и треск. Воздух наполнился запахом обеззараживающего раствора. Фараб опустил светящий инструметрон к собственным ногам и увидел разбитый на осколки флакон, который недавно сам же и использовал. Этого только не хватало! Не теряя времени, он присел, подобрал самый большой осколок — с сохранившимся донышком — и, перевернув его, заглянул внутрь. На дне колыхалось несколько жалких капель — едва ли на одну обработку.       — Иса, — раздражëнно позвал Фараб, направляя свет к двери, — раздобудьте ещë дезинфицирующего средства.       Ему, наверное, показалось. Обман зрения? Игра теней? В мимолëтном удивлении саларианец сместил исторгающую луч света руку обратно влево, вновь озаряя рабочее место. Настолько же не смешно, насколько и безумно. Медицинская капсула была пуста!       Фараб сделал шаг вперëд, наступив на один из осколков бывшего флакона. Он склонился, заглянул внутрь капсулы, осветил еë ограничительные стенки.       — Что за хрень? — Фараб просто не смог немо подумать об этом. Слова искреннего изумления сами собой вырвались наружу.       Освещëнный участок фронтальной стены дрогнул тенью. Правой лодыжки Фараба что-то коснулось — быстро, резко и сразу же исчезло. Саларианец обернулся, никого не увидел, но расслышал шорох по полу со своей теперь левой стороны.       — Иса, это вы? — Фараб сам не заметил, что повысил голос до возмущëнного. — Как это понимать?       Опять шорох, опять прикосновение, только в этот раз к другой ноге. Уже в возросшем выше полноценного замешательстве Фараб резко крутанулся на месте по-новой, метая свет инструметрона на всë подряд.       — Да кто здесь, мать вашу кроганову? — выругался он. — Это шутка что ли? Иса, если это вы…       Новое прикосновение достигло правого плеча. Опешив и совсем чуть-чуть испугавшись, Фараб дëрнулся и опять повернулся, выскальзывая из-под чьих-то пальцев. Одна рука, повинуясь тревожной эмоции, машинально легла на грудь, другая осветила участок лаборатории. Перед Фарабом стояла фигура азари. Любой другой в его ситуации подумал бы, что это Иса, но саларианец сразу разглядел главное отличие, заставившее его чуть ли не буквально проглотить язык. И дело вовсе не в цвете азарийской кожи, который у представшей перед Фарабом фигуры был тëмно-синий, в то время как у ассистентки являлся бирюзовым. Нет, дело было в большой дыре меж двух обнажëнных женских грудей, открывающей взор на блестящие внутренности и горизонтальные надпиленные кости рëбер.       Потакая не то инстинкту, не то ещë не пойми какому чувству, Фараб поднял луч света выше. Азари смотрела на него. Как он это понял? Он и сам не знал, ведь глаза еë были двумя чернеющими безднами.       — Невозможно.       Он выронил резак, выронил осколок флакона, отшатнулся назад, упëршись поясницей в капсулу, но азари уже рванулась вперëд. Не стесняясь ужаса, Фараб потянулся освободившейся рукой к пистолету, но вспомнил, что сдал его в камеру хранения при недавнем инструктаже. Испуг почти породил крик, однако шею и горло тут же сдавила сильная хватка, заставив слова зачахнуть до утробного хрипа. Свет инструметрона скакнул, когда Фараб взмахнул рукой в попытке защиты, и на мгновение снова озарил жуткие чëрные глазища… а ещё разинутый рот, из которого торчали белые зубы. Очень длинные. Полноценные клыки.       Чужой вес придавил Фараба к капсуле, сковал, обездвижил. Он попытался закричать сквозь удушающую хватку, но и в этот раз его прервали, только уже не пальцы, а что-то острое, принёсшее резкую боль в шее. Что бы это ни было, саларианец почувствовал, как оно впилось в кожу и сразу проникло глубже. Секунда или, может, чуть больше, но потом чувства внезапно отключились, тело накрыла волна холода, и перед Фарабом разверзлась чернеющая пустота, в которую он упал, почему-то уверенный, что ничего уже не сможет чувствовать. Совсем ничего. Никогда не сможет.

***

      Она зашипела. Горло словно обожгло огнём, внутри всё на секунду сжалось и раскрылось обратно, отторгая проглоченное. Она упала на колени рядом с только что рухнувшим телом саларианца и исторгла из себя короткий поток того, что успела выпить. «Почему? Почему её жажда не утолена? Почему нельзя пить?» Руки едва ощущали поверхность пола, колени тоже, глаза видели всё вокруг сквозь какую-то дымку, а голова трещала так, словно в ней была только пустота, и каждый звук отражался эхом. Так плохо, такая слабость, такой… голод.       Она зажмурилась, стараясь собрать разрозненные мысли в нечто единое и упорядоченное. Немного, но получилось. В миг пробуждения она не могла думать ни о чём другом, кроме как о попытке насытиться, а теперь… быть может, саларианец всё же немного помог ей и оттого стало легче. Но почему немного? Ведь с ней было совсем не так и…       С ней. С кем это — с ней? Мысли продолжали разбиваться и складываться обратно, а она цеплялась за них, как цепляются чем-нибудь острым за что-то твёрдое. Цепляешься и держишься. Она постаралась сосредоточиться на вспышках мыслей о той, кого только что невзначай вспомнила. У неё было имя, ведь так? Как оно начиналось? Как-то на «Фа»… Фалари, точно! Та девчонка из горнодобывающей колонии на дрейфующем астероиде, которую они подобрали и увезли с собой, и которая оказалась уже не азари, в определённом смысле этих слов. Есть Фалари, а есть она сама… Фалари удалось вспомнить, а вот её имя?...       Она поглядела на собственные руки. Взгляд отражал кожу и плоть нечётко, с каким-то вибрирующим дрожанием и постоянно метал оттенок восприятия от холодного к тёплому, будто она была покрыта чем-то красным или даже перламутровым вместо природного цвета. А кожа у неё всегда была синей, это она знала точно. Самое простое — каждая азари должна знать, как она сама же выглядит: в чём отличия и особенности от других сестёр, где находятся изящества и несовершенства тела — это необходимо, чтобы привлечь к себе внимание и в будущем, возможно, породить потомство. Так их народ развивался на протяжении веков и так должно продолжаться.       Рассуждения о собственной природе были верным направлением. Да, она много знала об этом. Почему? Потому что была учёным. Доктором многих наук, если точнее. Как странно — помнить это, но не помнить собственного имени. Она профессор, она доктор, она владелец личного фрегата, входящего в состав небольшого частного флота, работающего на кого-то там ещё — кого-то, о ком она и сама не знала. Кто она ещё? Профессор, доктор, владелец корабля, чей-то сотрудник… ещё, кажется, у неё был любовник-батарианец… Она…       — Доктор Фараб, вы здесь? Я закончила, сейчас всё заработает.       «Доктор», — настойчиво вторили её мысли. Чужой голос раздался где-то позади. Она прислушалась. Нет, не чужой. Она уже слышала этот голос сквозь сон. Он говорил о ней, говорил об аварии, о какой-то перегрузке и каких-то неисправных системах… Голос девичий, нежный, наивный, неуверенный. В такой тональности говорят девы их народа. Рядом есть азари, сородич. Она знала это, исходя не только от выводов логики и знаний. Нет, она чувствовала это, как зверь чувствует что-либо вокруг, пользуясь своими инстинктами. Противясь слабости в теле, она подползла чуть ближе к той капсуле, внутри которой её окутывала столь сильная слабость, что не хотелось пробуждаться.       Где-то поблизости раздался приглушённый щелчок. Яркий свет обрушился не на глаза, а, кажется, на всё тело. От него было жутко некомфортно, хотелось броситься бежать куда-нибудь, где его нет, закрыться от давящих лучей. С Фалари, вроде, было так же? А теперь с ней тоже. Неужели это значит, что?... Сквозь дурноту, игнорируя давящее чувство от ламп на потолке, она чуть приподнялась и оглядела внезапно осветившуюся комнату. Мутный взор смазал воедино стены, низкие шкафчики, какую-то аппаратуру, но тонкую фигуру в дверном проёме оставил чёткой и ясной. Только её одну она видела чётко. Навыки и знания не подвели — соплеменница действительно была совсем юна, носила бирюзового цвета кожу с множеством красноватых отметин на ней. Однако много больше значило то, что таилось под этой гладкой кожей и мягкой, неокрепшей с возрастом плотью. То, что прямо-таки сияло внутри, маня к себе всё возможное внимание. Глаза видели блеск этого, нос чувствовал запах, а язык… вкус или, точнее первичное предчувствие. Кровь. Кровь была сутью жизни в теле, толкала её энергию по жилам, питала разум, насыщалась воздухом, совершала оборот… Кровь была важнее всего.       Раздался крик. Испуганный, полный искреннего ужаса. Не звени у неё и без того в ушах, и она, вероятно, сейчас оглохла бы от пронзившего всё вокруг истошного вопля. Этой юной крикунье явно не достаёт сдержанности. Она продолжала смотреть на неё, фиксировать каждую мелочь, каждое мелкое движение: руки прижаты к лицу в примитивной попытке сдержать эмоцию страха, глаза выпучены, тело трясётся. Один шаг назад, второй… «Хочет уйти, — пронеслась в голове мысль. — Уйдёт и кровь останется с ней. Нет, нельзя, чтобы она ушла. Её кровь поможет. Саларианец не помог, но кровь сестры, сородича… Несомненно, поможет».       Рывок вперёд, быстрый и стремительный. Она перемахнула через капсулу, усеянную инструментами тумбу рядом с ней и часть пустого пространства небольшого помещения. Секунда, даже меньше, а она уже была рядом. Потрясающе! Несмотря на тактильную слабость, руки явственно ощутили чужие мышцы и тепло сквозь одежду, нос поглотил запах тела, и под языком от этого по-настоящему засвербело, обостряя помесь жажды и голода. Она смотрела в глаза молодой девы, чувствовала, как неестественно низко опускается челюсть, и как зубы, точно живые, стремятся навстречу с плотью, дабы вонзиться, прокусить, достигнуть сокровенных сосудов и открыть прямой доступ к крови. Ещё одно быстрое движение, и тело в её объятиях было прижато к дверному косяку, а голова сильно наклонена набок. Кажется, внутри шеи раздался хруст, но обращать внимания на это уже не было ни сил, ни желания. Она прильнула губами к открытому участку бирюзовой цветом кожи, позволила зубам сделать своё дело и… втянула, зазывая направление тока жизни на новый путь. Внутрь себя.       Сколько именно прошло времени — непонятно. Процесс был быстрым, но полным наслаждения. Жаркая и чуть сгущённая жидкость увлажнила губы, смочила пересохшее горло, разнежила язык, согрела внутренности. Мир вокруг преобразился, стал ощущаться приятнее, и даже свет больше не давил. Не убирая рук с уже переставшего дёргаться тела, она посмотрела на измазанную остатками крови рваную рану на шее. Тепло внутри неё самой растекалось стремительно и, кажется, достигло даже мозга. Мысли распутывались, становились прямыми и несложными в восприятии, а воспоминания возвращались. И первым из них было самое важное — то, что она не могла вспомнить, пока была голодна и слаба. Висара! Её имя — Висара Алто́ри.       Она вспомнила всё: от и до. Общее осознание навалилось на разум настолько тяжёлым каскадом, что Висару даже передёрнуло. Чужое тело рухнуло к ногам, но она даже не посмотрела на сосуд, который опустошила. Много больше её занимали мысли о том, что произошло. По порядку, в подробностях. Её фрегат «Яни́ри» возвращался с очередной экспедиции к отдалённым рубежам Терминуса, когда на мостике уловили сигнал бедствия с горнодобывающей колонии, расположенной на дрейфующем астероиде где-то в глубине сектора между звëздными системами. Они прибыли в колонию, обнаружили там следы жестоких расправ, кучу трупов и одну-единственную уцелевшую — перепуганную, едва ли находящуюся в сознании Фалари. Были сделаны тесты и проведены сканирования. Пока Фалари была в отключке, сама Висара и её помощники установили, что неаккуратная деятельность шахты в колонии высвободила из глубин астероида запасы какого-то газа, который, похоже, нёс в себе сильнейший вирус-мутаген. Они хотели изучить вопрос подробнее, но большой риск заразиться и ужатый график возвращения не позволяли этого, поэтому было решено взять только Фалари. И, видит Богиня, Висара не пожалела, что приняла это решение. Фалари была уже не азари. О нет, она была кое-чем другим. Кое-чем ужасным, невероятно могущественным и перспективным, как объект для исследований, но, увы, неподатливым, недоверчивым, неумелым и напуганным. Висара пыталась войти в контакт, но потом всё сорвалось, и Фалари попыталась сбежать. То, что она устроила на Янири… Ужасно, но великолепно! Какая сила, какая мощь!       Висара посмотрела на упавший к своим ногам труп бывшей соплеменницы. Бывшей — да, верное слово, ведь она сама уже вовсе не азари. Нет, она теперь такая же, как Фалари — нечто иное, только знающая о собственном состоянии достаточно, чтобы здраво оценивать происходящее, а не беситься в слепой панике, как это делала первая. Нужно будет заняться этим вопросом подробнее, всё изучить, найти соответствия и закономерности. Неспроста же её называли «доктор Висара».       В груди закололо. Она опустила взгляд и изучила себя ниже шеи. Этот саларианец… он её резал! Что ж, она хотела сделать из Фалари экспериментальный образец, а теперь и сама побывала на её месте. Висара внимательно пригляделась к разрыву на своей груди. Кровь не шла, боль была мизерной, сердце… Она прислушалась. Нет, сердце под чуть надпиленными рёбрами билось, но медленно. Очень медленно. А как же кровоток? Телу почему-то не было холодно, а должно быть, раз кровь не совершает своей главной функции. Как, вообще, можно жить, если в тебе отсутствует такой примитивный двигатель? Жизнь ли это?       Висара улыбнулась этой огромной неизвестности. Океан вопросов и целое море теорий! Что бы ни сделал с Фалари тот газ, теперь его влияние было и с ней тоже. Значит, это передаётся. Всем ли? Она обернулась и посмотрела на саларианца, за которого взялась в первую очередь. Его кровь не подошла, была отвергнута организмом. Значит, заражению подвергаются только представители вида азари? В колонии на астероиде, к слову, были саларианцы. И турианцы были, и кроганы. Все они передохли или поубивали друг друга. Или не они сами? Ещё одна кажущаяся очевидностью мысль разорвала разум: среди трупов колонистов и шахтёров не было тел азари — то есть, Фалари, похоже, являлась единственной представительницей их расы во всей колонии! Должно быть, заражение так повлияло на её разум, что она поубивала тех, кто успел защититься от угрозы газа. Хотя, это вряд ли. Девочка была слишком малодушна и пуглива для такого злодеяния.       Фалари. Всё начиналось с неё и заканчивалось на ней. Из-за неё Янири вышел из строя и был вынужден взять курс на Омегу, и из-за неё же оказались повреждены системы корабля, благодаря чему Янири столкнулся со станцией. Последним, что Висара помнила, была именно Фалари. Она ворвалась на капитанский мостик, разнося биотическими полями всё и вся на своём пути. Она убивала охранников, раскалывая им головы о стены и сдавливая тела о пол. Но жертвами становились только не-азари. Бывших сестёр Фалари хватала, вонзала в их шеи свои острые зубы и насыщалась ими, становясь ещё сильнее, порождая ещё более убийственные вспышки биотики. Висара тогда спряталась в капитанской рубке, долго сидела там в слепом ожидании, не зная что делать, однако вскоре бывшая пленница нашла её. В миг, когда Висара готова была навсегда слиться с Вечностью и голосами предков, произошёл удар — лишившись автоматического и ручного управления, Янири врезался в Омегу. Перед поглотившим всё в рубке светом и оглушительным грохотом помнилась только боль в шее и охватившая тело слабость. Потом не было ничего, кроме спутанных ощущений, видимо, порождённых стазисной капсулой, в которую её засунули, дабы позже пустить в расход. Глупцы!       Висара глубоко вдохнула, пытаясь унять разыгравшуюся жажду познаний и общий восторг. Она выжила, перенесла саму смерть — иначе и не скажешь — стала чем-то новым, и теперь не имеет права оставить это без надлежащего внимания. Надо узнать все новые возможности, каждую каплю своей новизны, изучить все детали произошедшего. Если нужно, она сама себя вскроет и рассмотрит изнутри. Но сперва… Висара сглотнула тёплую, наполненную вкусом крови слюну. Пить всё ещё хотелось и очень сильно. Она огляделась кругом, параллельно вслушиваясь. Где-то за стенами переговаривались голоса — обсуждали услышанный недавно крик, спорили из-за каких-то инструментов и медицинских законов. Это было неинтересно и не нужно. Нет, Висара слушала другой звук, который ритмично стучал и порождал толчки жизни по венам. Один, два, целых три манящих источника. И ведь ещё больше таится за пределами этого грязного места.       Висара метнула взгляд обратно к опустошённой азари на полу. Вроде бы она была одного с ней роста и тех же пропорций тела. Подойдёт. Не расхаживать же повсюду в том виде, который для неё обеспечил саларианский недотёпа со своим скальпелем.