***
Голоса в голове постепенно стихали. К двенадцати годам они пропали вовсе. Около четырнадцати Питер начал чувствовать беспричинную смену настроения. Он мог неделю лежать, не вставая, и никак не взаимодействуя с внешним миром. А мог проснуться с осознанием, что ему срочно надо выучить французский или уехать в Лондон, потому что его любимая группа даёт там концерт. Он не мог подождать две недели, когда в рамках того же тура они будут в соседнем городе. Ему нужно именно сейчас лететь на другой континент. После третьего такого приступа Мэй не могла больше всё списывать на гормоны и подростковую натуру. С Питером было что-то не так. Они пошли на приём. С этого дня у Питера появились новые препараты в ежедневном рационе. В конце приёма врач попросил Питера оставить их с тётей наедине. Через десять минут она вышла ещё бледнее, чем обычно. Позже вечером Питер услышит, как она безуспешно пытается сдерживать рыдания за дверью в ванную.***
Когда в пятнадцать его кусает паук, и Питер открывает новые возможности своего организма, он надеется, что удивительные способности коснулись не только его физического состояния, но и ментального. Он перестал пить таблетки. Питер ошибся. Тогда Паркер испугался, что тётя начнёт его допрашивать и будет пытаться найти причину, а он не сможет придумать ничего глупее, чем сказать правду. Но она не спрашивала. Просто помогла восстановить приём препаратов и его состояние. Это происходило не впервые. Питеру уже несколько раз было хорошо настолько, что он считал себя здоровым человеком, которому не нужно лечение. Он не первый раз бросал приём таблеток, но Мэй всегда была рядом, чтобы вовремя это заметить.***
Годы шли, Питер больше не срывался, не прерывал приём препаратов и жил вполне счастливо. Стажировка у Старка. Первая влюблённость.***
Он устал, был вымотан, эмоционально находился на грани, физически разбит почти окончательно, и, в завершении всего этого, чутьё ощущало скорый приход смерти. Да. Паркер умирал. Ему было безумно страшно. Даже тот факт, что перед смертью рядом с ним находится Тони, не успокаивал. Но через несколько мгновений он посмотрел в глаза, которые уже успели стать родными. Он увидел немой ужас, отчаянную панику и тяжёлое чувство вины в карих глазах напротив; и Питеру хотелось приободрить Тони. Сказать, что это не его вина. Что Старк сделал всё, чтобы уберечь парня, и это была не его ошибка. Что Питер сам принял решение ослушаться его, и только он виноват в том, что сейчас происходит. Но Питер чувствовал, как пустота начинает забирать его и, видимо, начала именно с голоса. Питер не мог ничего сказать, но он хотел хоть как-то успокоить Тони, поэтому на секунду улыбнулся. Такой любимый образ исчез.***
У них было слишком мало времени. Это было жестоко и несправедливо. Такой долгожданный тактильный контакт. Такие тёплые и крепкие объятия. Питер готов был в них раствориться, тихое счастье Тони перешло на Паркера и, буквально, обволакивало. То возбуждение, с которым он секунду назад пытался объяснить Старку, что с ним произошло, отступило. Остались только бабочки в районе диафрагмы. Если бы Питер знал. Если бы он, блять, на секунду оглянулся и допустил мысль, что не все дорогие ему люди смогут выжить в этом аду. Если бы он был просто подготовлен к тому, что кто-то может умереть. Что ОН может умереть. Свою смерть он спокойно пережил (да, глупо называть смертью забвение на несколько лет, несмотря на то, что оно продлилось несколько секунд. но всё же. он был готов принять смерть). Но он не был готов к тому, что произойдёт позже. Как уже было сказано, это несправедливо. Но кого это волнует, верно?***
Питер задыхался от слёз. Он смотрел в потухшие карие глаза перед собой и не верил в то, что это происходит на самом деле. Кому нужна эта победа, если он потерял самое дорогое, что у него было? Фортуна выставила счёт и ей было плевать, что Паркер не мог заплатить эту цену. Но она просто забрала её силой. Действительно, богиня непредсказуемости судьбы. Ему хотелось кричать, хотелось сломать что-нибудь, хотелось бить кулаками стену до тех пор, пока его руки не стали бы просто набором костей и сухожилий. Чужие руки силой убирают его от тела Старка. Он не знает, чьи это руки. Ему было всё равно. Когда его отпускают, Паркер падает на колени и кричит. Не громко, как тот крик, который издаёт человек, стремящийся дать волю эмоциям и освободиться. А глухо, протяжно, с кашлем и стоном, как человек, который хочет умереть здесь же, лишь бы не ощущать эту чёрную дыру, которая образовалась на том месте, где должно быть сердце. Дело не в ванильно-розовой девичьей херне. Дело не в любви, романтике или что ещё там могло прийти на ум. Дело в том, что Питер, буквально, потерял важную часть себя сегодня. Он чувствовал, как кто-то вырвал часть его плоти и оставил умирать, истекая кровью, периодически вливая в него препараты, чтобы они поддерживали его жизнь, пока он мучается и начинает молить о быстрой смерти. Тони всегда был рядом. Точнее – он не отталкивал Питера, когда он приходил (прилетал) к нему во время очередного личного кризиса или проблемы. Когда у Питера были проблемы с первой девушкой – Лиз – и её отцом – суперзлодеем. Когда у Питера были проблемы со второй девушкой – Эмджей – и Питер начал винить себя в любовных неудачах и искать проблемы, буквально, во всём : начиная причёской и заканчивая своей привычкой заканчивать предложения предлогами. Когда Мэй уехала на две недели из страны, а у Питера должна была начаться маниакальная фаза. Именно Старк каждый день следил за его состоянием и приёмом таблеток. Когда Питер во время депрессивного эпизода пришёл к Тони в два часа ночи. Старк был рядом, пока Паркер плакал, уткнувшись в его плечо; а потом уложил парня спать в своей кровати, и всю ночь сидел рядом и следил за его беспокойным сном, пытаясь успокоить. И были ещё десятки случаев, когда Тони был именно тем, кто нужен, в любое время в плевать каком месте. И его больше нет. Ничего больше не будет. Питер всё ещё сидел на земле и не мог поднять глаза. Он больше не мог смотреть на Старка и даже в мыслях допустить, что это больше не его наставник, а его безжизненное тело. Паркер готов был поклясться, что убьёт того, кто назовёт его 'паучок'. Это право было только у Тони. Так его мог называть только он. Чтобы стало легче, Питеру надо найти кого-то, кого можно будет обвинить в смерти Тони. Так будет легче. Легче? Нет. Проще? Нет. Так просто будет правильно. Так он сможет на кого-нибудь перенести часть своих эмоций – хотя бы ненависть. Остальная часть дня была вычеркнута из памяти Паркера. Он не знал, как долго просидел на поле, не знал, как попал домой, не знал, что произошло с телом Тони. Это было для него слишком. Ещё несколько часов назад он был рядом с ним и помогал одолеть безумного титана. Ещё несколько часов назад он боялся, когда сам умирал. Питер готов был вернуться в тот момент и пережить его ещё сотни раз, лишь бы видеть горящие и живые карие глаза перед собой. Ведь смерть не так уж плоха, если ты знаешь, что родной человек продолжает жить. Но она становится последней сукой, когда приходит за кем-то, кто тебе дорог.***
Паркер не знал, сколько прошло времени. Он разбил свой телефон, когда он начал слишком часто вибрировать от сообщений и звонков. Он не знал, кто это был и что от него хотели. Его это не волновало. Удивительно, но за пять лет его квартира совсем не изменилась. Разве что, стала немного чище. Мэй была жертвой скачка, поэтому это точно кто-то другой. Конечно, глупо было думать, что Тони приходил каждую неделю с тряпкой и моющими, чтобы вытереть пыль и помыть полы в квартире. Но это точно был он. Видимо, кого-то нанял, надеясь однажды, что хозяин дома вернётся. Через несколько дней разгадка пришла сама собой. Из угла спальни выехал какой-то современный робот, которого Питер, конечно, не заметил, и принялся убирать и мыть все зримые поверхности. Паркер увидел фамилию его создателя на боковой грани и снова закричал в подушку. В тот день слёзы не прекращались до тех пор, пока он не отключился. Несколько раз в его дверь звонили. Питер даже не пошевелился. И снова был благодарен Тони за то, что его технологии, которыми он за это время обогатил квартиру, не позволяли просто вскрыть замок и войти без приглашения. Стены и дверь не пропускали крики гостей, поэтому он даже не знал, кто это был. Он перестал пить таблетки намеренно. Он хотел, чтобы боль поглотила его. Он хотел, чтобы она была настолько сильной, чтобы он ощутил её физически. Он не хотел, чтобы ему было легче. Но, как бы он ни старался, она не стала физической. По крайней мере, сама. Он задыхался в беззвучных рыданиях, пока его тело сводили судороги. Он задерживал дыхание до тех пор, пока инстинкт самосохранения не брал верх за секунду до потери сознания. Он избивал стену до тех пор, когда слезала кожа и начинали виднеться белые костяшки. Он курил, сидя на окне, пока кровь стекала по его рукам, а потом тушил окурки о запястья. Он сидел в ванной и смотрел, как вода смывает кровь с его ног, оставляя исполосованную плоть. Вода лилась, не переставая, не позволяя крови задержаться даже на секунду. Он не жалел силы, поэтому каждый раз сидел не меньше часа, и ждал, когда вода из алой превратится в прозрачную, и тело начнёт трясти из-за потери крови. И губы станут бледными. Но этого было недостаточно. Его тело просто стало оболочкой для разбитой души. И, чтобы он ни делал с сосудом, внутри не становилось легче. Сравнения с разбитой чашкой было недостаточно, чашку можно склеить. Собрать же Питера было невозможно. Возьмите чашку. Разбейте её. Соберите осколки в одну ёмкость. Возьмите молоток и начните снова разбивать их. Соберите то, что осталось. Пустите эти осколки под пресс, превращая их в мелкую пыль. Даже этого недостаточно. Разбейте эту смесь на молекулы. На атомы. Возьмите один атом. Это и был Питер. Разбитый. Одинокий.***
Питер не мог даже закричать о помощи. Он онемел. Он стал почти трупом. Но ведь им не бывает больно. Недели и месяцы проходили как очень долгий день. И этот день выматывал. Ушло всё и осталась только боль. Иногда на смену боли приходила пустота. Пустота, которая стягивала все мышцы, органы и кости. Она была сконцентрирована в районе солнечного сплетения и душила изнутри. От неё нельзя уйти. Нельзя убежать. Нельзя закричать – пустота забрала его голос.***
Паркеру казалось, что девятый круг ада покажется ему неплохим местом для отпуска после того, что он переживал сейчас. Он хотел умереть, но был слишком слаб, чтобы сделать что-нибудь. Голоса в голове вернулись спустя столько лет. Но Питера это не волновало. Он проводил дни либо на кровати, либо на полу рядом, обессилев настолько, чтобы забраться на неё. Ему казалось, что он один в этом мире. Во всех мирах. Боль не уходила. Мысли не уходили. Он был бы не против, если бы смерть забрала его здесь. Поэтому просто лежал и ждал, когда она придёт. Его не интересовало, волнуется ли о нём кто-нибудь. Его интересовал только один человек, но он был несколько месяцев как мёртв. Непроглядная тьма это всё, что он видел в перспективе своего будущего. И не существовало ни одного источника света, который эта тьма бы ни поглотила. Что уж говорить о том, чтобы вывести его из неё. Нет. У Питера не было ничего и никого. Он просто лежал и ждал.