***
Серафим думает, о том, как хорошо, что односпальный гостевой диванчик вполне неплохо смотрится на кухне и в принципе существует. Благодаря нему можно выспаться в одиночестве, даже когда тебя навещают гости. А Арсений так не думает. Арсений зависает темной фигурой над Серафимом. Будто бы надеясь дождаться, что хозяин проснется сам. Опрометчиво. Его лицо, с ночным зрением Арсения, отлично различимо в темноте и не выражает никаких эмоций. Не дрожат даже зрачки, как это бывало иногда раньше, когда Арсений также наблюдал за ним во сне. Еще котенком. А сейчас хозяин крепко спит. — Серафим, — скромный тык куда-то в одеяло едва ли исправляет ситуацию. Наверняка он даже не почувствовал. Арсений тормошит чуть сильнее, — Серафим... — Ммм, — Серафим чуть склоняет голову в сторону, будто пытаясь согнать с себя несуществующее насекомое, — Хлеб, соль, хлеб, соль... Андрюша кулебяка... — Я не хочу кушать, Серафим, — расстроено шепчет Арсений. Уже совсем осмелев, тормошит за плечи хозяина, прячущегося подальше под одеяло. Наконец кудрявое нечесанное существо, еще вечером походившее на человека, кажется, просыпается. Серафим вынимает голову из под одеял, вмиг просыпаясь. Почти подпрыгивает на кровати, от вида двух светящихся в темноте глаз. Так и инфаркт можно заработать. А ведь еще и тридцати не исполнилось. Снести желтоглазое нечто на слишком яркий сон не выходить – нечто не рассеивается в темноте, словно песок на ветру. Нечто шевелится и подползает ближе. — Серафим... — Что... Что такое? — смазано хрипит Серафим, едва фокусируя взгляд. — У тебя... — Арсений шепчет совсем тихо и воровато оборачивается на проход, — холодильник страшный. — Холодильник? Едва вдупляя происходящее, Серафим чувствует, как Арсений прокрадывается по кровати. Ползет на четвереньках по ногам, умудряясь придавать каждую косточку, до которой успевает достать. По ощущениям – переломы Серафиму обеспечены. А бывший котенок угрюмо кивает головой, пища что-то о том, что холодильник большой и страшно гудит. Серафим предлагает одеяло Арсению, свернувшемуся в подобие клубочка на второй половине кровати. Тот лишь хмурится, смахивая с себя ненужную тряпку. Уже засыпая, Серафим едва вздрагивает, когда под одеяло проползает ледяное тело бывшего кота. Устраивается под боком греться. У людей, к сожалению, нет согревающего подшерстка. Приходится шить одежду и спать под огромными кусками ткани и пуха. В мгновение перед тем, как провалится в сон, Серафим вдруг слышит мурчание, ощущает эту вибрацию под одеялом. Это сон. Всего лишь сон...***
Звонкий грохот, сменившийся звуком падения тяжелого на пол, заставляет подорваться. В незашторенное окно бьет солнце позднего осеннего рассвета. На кухне кто-то бьется в истерике. Хоть бы не убился, хоть бы не убился, — повторяет про себя Серафим. По времени преодоления расстояния от кровати до кухни кажется, что телепортируется на место происшествия. На полу в окружении кастрюль и прочей самой громкой кухонной утвари сидит зареванный Арсений. С разбитой коленкой. Он роняет крупные из слезы из своих глаз, ставших еще больше. — Ты лазал по столу? — спокойно спрашивает Серафим, присаживаясь на уровень Арсения. — Я-я... Я так больше не буду! — Арсений надрывается. Задыхаясь, стирает с лица слезы, а те все продолжали бежать по щекам. Вот же горе луковое. Последний раз детские истерики Серафим успокаивал... Не помнит когда. Но явно очень давно, когда сам, может, и школы не закончил еще. Был тогда один метод, работающий на сестрах безотказно. Значит, и на Арсении сработает. Серафим, театрально удивившись, ткнул пальцем в футболку. Ранее собственную, а теперь, кажется, принадлежавшей Арсению. Прямо в глазик сердечка на принте. — Что это у тебя такое? Арсений скорее машинально, чем с настоящим интересном, опускает голову. Тут же Серафим хватает его двумя пальцами за нос. Мокрый. Такой же, как и у остальных котят. — Слива, — смеется Серафим, держа красный нос Арсения. Тот всхлипнув, вдруг заражается чужим настроением и срывается смех. — Будешь еще плакать? А? — Серафим легонько щекочет Арсения, и тот, задыхаясь уже от смеха, слабо отбивается. — Не буду, — вертит головой Арсений. Его маленькая ручка стирает последнюю влагу с лица. — А ты ругаться будешь? — Не буду, — твердо отвечает Серафим. — Обещаешь? — Обещаю. — Я в холодильнике суп опрокинул, — заявляет Арсений и вешается объятиями на шее у Серафима.***
За неделю, проведенной в одном доме с малолетним Арсением, Серафим смирился со многими вещами. Например, в ванной всегда была разлита вода, чем именно ребенок занимался, Серафим решил не уточнять. Вероятнее всего, играл в пиратов, которых день и ночь смотрел по телевизору. Потом фильмы про них по СТС закончились, и он начал играть в волшебников. Серафим, не ожидавший от жизни такого вброса, оказался совершенно неготовым к содержанию второго человека в доме. Оказалось, одного Арсения оставлять страшно. У Серафима поплыл график, запись альбома пришлось сдвинуть на неопределенный срок. А еще, оказалось, Арсений должен носить одежду, такую же, как остальные люди. И одной футболкой и трусами, завязанными сзади в узел, чтобы не спадали, тут обойтись не получилось. В детских отделах, на удивление, выбор оказался даже разнообразнее, чем на полках бутиков ДЛТ. Арсений теперь ходил самым модным во дворе. Как и положено всем котикам, Арсений в лице самого настоящего человеческого котеныша, рос не по дням, а по часам. Уже через неделю людской жизни его лицо вытянулось, почти пропали нарочито детские щечки. Но глаза, не смотря ни на что, так и оставались огромными и желтыми. Еще через неделю, Арсений был выше на голову себя двухнедельной давности и Серафиму затылком вот-вот доставал до подбородка. Тогда хозяин решил, что пора социализировать ребенка. В голове крутилась торжественная речь о том, что Арсений уже совсем взрослый мальчик и достоин всего самого лучшего. На деле Серафим лишь достал из ящика свой старый айфон и сгонял в салон за новой симкой. Удивительно. Свой собственный слитый номер гулял по сети больше года, а новую симку Серафим покупает коту. Торжественная речь о взрослении не вышла, как иная любая речь из уст Серафима. Что-то промычал невнятно, вручая мобилу новому обладателю. — Вот, Арсений, э-э-э, – непроизвольный мат приходится проглатывать. Взросление взрослением, а матюкам кота кто-то другой будет учить, – теперь можешь звонить и писать мне сообщения, пока меня нет. — Спасибо, — пролепетал Арсений. Он с интересом взял гаджет, аккуратно подцепляя лапками. Руками точнее. Покрутил телефон перед желтыми глазами. Зрачок у котеныша расширился, словно перед ним оказался какой-то неизвестный артефакт инопланетного происхождения. Серафиму показалось это умилительным. В детских маленьких ручках и без того лопата 12 про, смотрелась огроменной. Телефон Арсений умудрился разблокировать. Видимо подсмотрел ловкое движение по экрану еще тогда, когда был котом. Потыкал по сенсору бездумно. Когда на собственный телефон Серафиму пришло уведомление из его же телеграмм канала, понял, что забыл разлогиниться на прошлом девайсе. «Оалвдуокта», — гласило неведанное послание. — Что это? — поинтересовался Серафим, показывая Арсению экран своего телефона. — Я же не умею читать, — смущенно ответил Арсений, опуская свою рыжую голову. Запись трека пришлось снова перенести. Серафим закупился букварями, прописями и прочими развивашками для дошколят. Можно было бы нанять Арсению репетитора – финансы позволяли, да и справился бы он многим лучше недорокера, который школу закончил лет десять назад, а в универе проучился месяца три. Но как можно было объяснить репетитору, что ребенок, на вид из класса шестого, не знает букв и не умеет банально считать до десяти. Слишком подозрительно. Лучше не навлекать на себя проблемы с законом. Пришлось Арсения учить самому. Ученик оказался смышленым, каждый день они с Серафимом учили по две-три буквы и решали самые элементарные задачки. Серафим проводил диктанты, шагая по кухне туда-сюда, пока Арсений кривовато выводил каждую буковку печатным шрифтом. — Уходя, уходи... Записал? — диктует Серафим. Дождавшись кивка, продолжает, — Никогда, никогда. Два раза. Все, что хочешь возьми, запятая, но отдай мне кота. Перед но запятая ставится. Правило такое... К середине следующей недели Арсений уже мог без ошибок написать свое имя, имя хозяина, и короткие тексты песен. В арифметике тоже показывал успехи. Считал все, что видел на кухне и в комнате, на полках и в шкафах. Самым главным его успехом Серафим считал решенную задачку про сигареты на столе. — В пачке двадцать сигарет, тут так написано, — заключает Арсений. Высыпает на стол остатки винстона. — Раз, два, три. Осталось три. Двадцать минус три... Будет семнадцать! Получается ты выкурил семнадцать сигарет. Правильно? И Серафим от радости едва не прыгал. Подхватив на руки своего ученика, крутил по кухне и чувствовал, что ребенок подрос еще больше. Скоро так легко поднять его не получится. А пока... Пока можно не думать об этом. Можно просто быть счастливым, ощущая чужие достижения, как свои собственные. На практику идут в магазин у дома. Серафим, крепко держит Арсения за руку, будто боится, что ребенок вдруг испугается чего-то и сорвется бежать. А Серафим не догонит, ведь коты, кажется, в разы быстрее людей. Но Арсений ведь не кот. Не кот же? Коты не цепляются за руку также крепко. Коты живут сами по себе. Коты не ходят с тобой в магазин. Коты не люди. А Арсений человек. Шоркает следом по грязному полу пятерочки и едва не ломает шею, стараясь рассмотреть все вокруг. Серафим за достижения Арсения готов выполнить любую его прихоть. Ведет в мясной отдел считать сосиски и складывать ценники. У Арсения желтым загораются глаза. — Ну что это такое, молодой человек? — Серафиму понадобилось с десяток секунд, чтобы понять, что надменного вида старушенция обращается к нему. — Извините? Из-под толстых стекол очков на Серафима недовольно уставились глаза, густо накрашенные тенями с оттенком морской волны. — Парню уже лет четырнадцать. А вы с ним за ручку. Что за отец... Кого вырастите... — Он аутист просто, — хмуро отзывается Серафим. Гениальный ответ пришел неожиданно, но очень вовремя. Старушенцию вырубает – поджав малиновые губы, она поспешно цокает каблуками в отдел с порошками. — А что такое аутист? — безропотно спрашивает Арсений, когда они проходят к колбасе. — Ну...Типа... Особенный... — отмахивается Серафим.***
Арсения стало не так тревожно оставлять одного. Серафим возобновил график записи альбома и пропал на студии, день за днем возвращаясь все позднее и позднее. Сил хватало лишь на то, чтобы заказать еды себе на ужин и Арсению на день. Ели вместе молчаливо. Точнее Серафим молчал – язык болел после сотни переписанных вариантов припева. А Арсений рассказывал о новых мемах в тиктоке, о том, какие песни сегодня послушал и как ему скучно дома одному. После чего Серафим традиционно десантировался на кровать, засыпая под мерцания из экрана чужого телефона в темноте. Что делать с Арсением, Серафим так и не понял. На улицу его одного выпускать было опасно. В школу не отдашь. В садик тоже. Серафим был занят работой – животинка скучала. То есть, человек скучал. Человек. Развлекать его времени почти не было. Находились удачные моменты, когда по графику у Серафима не было записи, а Арсений не спал. Тогда хозяин пытался приучить последнего к любимой музыке. Тогда же и понял, что слушать ее Арсений не хочет. Не хочет слушать Сплин, Кемов, Джареда Лето... Не хочет слушать даже собственные песни Серафима. Арсений хочет слушать русский рэп про богатую жизнь и просит себе колонку. В графике наконец находится выходной. — Ало, да, привет Андрюш, — Серафим резво шагает по квартире с телефоном возле уха. Прекрасно знает, зачем кореш драгоценный ему набрал, — да, дома сижу, нет, не занят... Арсений на полу, до этого увлеченный распаковкой новенькой колонки, вдруг замирает. Серафим снова на себе ловит этот взгляд двух желтых убийц. Весь задор как-то мигом пропадает, даже плечи опускаются, сулят сколиозом. — Э-э-э да-да, я тут, — оказывается завис, пока Андрей на том конце провода что-то сбивчиво говорит о каком-то новом баре недалеко от его дома. — Потусить? Арсений как-то совсем теряет интерес к колонке, смотрит с пола и так снизу вверх, еще и исподлобья вдобавок. Ну вот что ему не так... — Прям на всю ночь? — обреченно спрашивает Серафим, на что незамедлительно получает положительный ответ от Андрея таким тоном, будто тот услышал самую огромную в мире глупость. Арсений драматично вздыхает. У Серафима екает где-то под ребрами. — Знаешь... Я наверное не могу. У меня это... Ну... Там, короче... Голова разболелась... Андрей в итоге угрюмо угукает и говорит, что в следующий раз Серафим так легко не отделается. Серафим думает, что в следующий раз, если потребуется, придумает отмазку пооригинальнее. Шуршат на паркету куски упаковки, где лежала колонка, Арсений по полу лазает на коленях. Так и не отучился, так и выдавал в себе кота, как бы Серафим не помогал ему стать человеком. Подползает ближе и обвивает своим тонкими руками за ноги. Чувствуются его короткие ногти, впивающиеся сквозь джинсу. Словно пытаясь зацепиться, Арсений царапает ткань, пока Серафим думает о... Да ни о чем он не думает... Проводит по чуть отросшим рыжим волосам, чувствуя, как Арсений подставляет голову. Нужно было его в парикмахерскую отвести... Потом, как-нибудь. На телеке Серафим включает какой-то сериал, не особо старался выбрать что-то интересное. Про себя знает, что все равно не досмотрит, переключится на что-то другое. Про Арсения – что заснет на середине первой серии. Он уже благостно пригрелся под боком, носом где-то в районе сгиба на шее, где лукавым взглядом смотрит недобитая Медуза Горгона. Гучи очки сползают на нос. Кажется, в этот раз Серафим заснет раньше, чем главный герой успеет получить первые проблемы на свою задницу. По щеке проходится что-то мокрое и теплое. Серафим подскакивает, вмиг отлетая на край кровати. Касается щеки и стирает чужую слюну. — Это что было? — Я же так делал... Раньше,— виновато пищит Арсений. — Потому что ты хороший... Щеки вспыхивают. И уже не от невинного касания чужого языка. Это, кажется, не очень-то правильно. — Люди, — Серафим говорит с нажимом, — так обычно не делают. — Хорошо, — Арсений грустно кивает. Слово, произнесенное привычным Серафиму голосом, на последнем слоге вдруг срывается едва не на фальцет. Серафим по-доброму ухмыляется: — У тебя голос ломается... Сюжет сериала так продолжает идти своим неспешным чередом. Арсений, подобрав колени под себя, устраивается на кровати и даже с интересом следит за происходящим на экране. Тем временем главные герои решают признаться друг другу в любви навеки и скрепляют узы страстным поцелуем взасос на пол-экрана. Арсений оседает, отводя взгляд куда-то на вешалки, на потолок, на окно, где темно и ничего не видно. Глядя на смущенную мордашку, Серафим тихо хихикает и жмет на кнопку перемотки.***
Оказалось, Андрей и впрямь слов на ветер не бросает. Обещания достать Серафима из-под земли оказались не пустыми. Серафим лупил взгляд в сообщения о том, что такси уже подъезжает, а Андрей уже очень даже соскучился. Короче, соскочить в этот раз не получалось вообще никак. Километры между Андреем и квартирой Серафима незамедлительно преодолевались, Арсений лениво что-то тыкал в ноуте Серафима. Возможно, качал себе очередную игру с вирусами. В доту Серафим ему играть со своего аккаунта не разрешал – испортит рейтинг. А пока Арсений не успел убить компьютер троянами, Серафим убьет спокойствие Арсения. — Подъем, малой, — Серафим тормошит Арсения за плечо, вынуждая снять наушники, — к нам едут гости. Андрей едет. — Андрей? — переспрашивает Арсений. Наушники грюкают на стол, босые ноги шлепают по полу вокруг Серафима. — Это же хозяин Ра. Да? У него теплые руки, он всегда меня гладил, когда ты меня привозил к ним. — Замечательно, — Серафим безучастно подталкивает Арсения к проходу в коридор, — но тебе лучше тихо посидеть в ванной. Арсений в этом же проходе и застывает статуей. — В смысле, почему? — и пусть голос у него уже почти сформировался, а высокие нотки возмущения так и режут по ушам. — Потому что, — отрезает Серафим. — Я хочу познакомиться с Андреем! — Арсений возмущается громко и искренне. — Ну, эй, отстань! На рациональные доводы времени нет, домофон уже разрывается пиликаньем – Андрей приехал. Приходится толкать Арсения активнее – не самая простая задача. Он уже не такой маленький, всего на пол-головы ниже Серафима. Кажется, скоро и вовсе перерастет. Тогда будет совсем беда. С ним и так уже тяжело справиться. Сейчас его не поднимешь на ручки, не получив пары-тройки синяков на ребрах от острых локтей. Арсений упирается как может, кажется, шипит, за дверью ванной комнаты, едва Серафим хлопает дверью перед его носом. В тот же момент открывается и входная, заранее открытая. Андрей с порога шелестит пакетом из Макдональдса, бросает приветствие. На пол аккуратно ставится кошачья переноска, Серафим обречённо вздыхает. — А я Арсению друга привез. А где Арсений? И не успевает Андрей завести шарманку в виде пресловутого «кыс-кыс-кыс», как Арсений вырывается из ванной, оттолкнув Серафима в спину дверью. — Здравствуйте, — здоровается совершенно обыденно, проскользнув ближе к Андрею. У Серафима совершенно обыденно сжимается челюсть. Андрей чуть щурит глаза, будто пытаясь вспомнить, видел ли он человека перед собой ранее. — Привет..? А ты... — А он... — вклинивается Серафим резко, но ответа так и не находит. — А я сосед, — вдруг произносит Арсений невинным голоском. — Ключи потерял, а дома никого нет. Вот Серафим мне и разрешил у него посидеть. — переводит на Серафима взгляд. Увы, совсем не такой невинный, как голос. Арсений гадко ухмыляется, обнажив свои белоснежные клыки. Остается только надеется, что Андрей этого не заметил. — Чудно, Серафим, ты начал общаться с соседями! — Андрей преспокойно снимает куртку, вешает на крючок. Не заметил. Повезло. — А где Арсений то? — Арсений в ветеринарке, — выдавливает из себя Серафим. Выглядеть приветливо очень тяжело, но он старается как может, — его кастрировали. От ухмылочки на милом личике не остается и следа. Арсений бледнеет. Теперь очередь Серафима ухмыляться. — Не рано? — Андрей обеспокоенно склоняет голову в сторону. — В самый раз, — едко цедит Серафим, отчего Андрей решает больше вопросов не задавать вовсе. Доселе не подающий признаков существования, в алюминиевые решетки переноски начинает долбить питомец Андрея. Давно вымахавший в огромного мордоворота, но все еще трогательно именуемый котенком. Котенком Ра. Андрей животное любезно выпускает. Едва отщелкивает замок, как кот выбивает дверь лбом и срывается в сторону спокойно стоящего Арсения. Кот, окраска шерсти которого под стать официальному названию, действительно была словно золотой, карабкается по ноге Арсения, цепляясь коготками. По новым треникам. Будут затяжки. — Он будто тебя узнал, — изумленно проговаривает Андрей. — Так и есть, — невозмутимо соглашается Арсений. Его длинные пальцы зарываются в золотистую шерсть на спине кота. Котенка Ра Арсений забирает на руки. Держит блаженно трущуюся о грудь морду, не обращая никакого внимания на косые взгляды на себе. Все гладит и гладит довольного кота. Его мурчание напоминает трактор и слышится даже из кухни. Арсений оставляет в коридоре Андрея, походившего на зависнувший планшет престижио за три тысячи рублей. И Серафима, чье лицо горело до такой степени, что на нем спокойно можно было вскипятить кадмий, который обычно начинал плавиться от температуры выше семи тысяч градусов Цельсия. На кухне, под шелест картонного пакета, Андрей чуть-чуть отвисает, Серафим чуть-чуть расслабляется. Правда, Арсений, уместившийся на полу у стены с котом на пару, немного напрягает. Ну как немного. Достаточно, чтобы Серафим вместе с куском бургера откусил здоровый кусок бумаги, в котором бургер и покоился. Говорить что-то сам даже не пытался. А вот Андрей был более благостно настроен, пригласил Арсения за стол. Мол, место есть, присаживайся, чего на полу то сразу. Арсений отмахивается. Удобно ему, говорит, на полу. Конечно, удобно. Серафим глотает бумагу. Как объяснять этот перфоманс Андрею, пока не знает... На запах свежего фаст-фуда кот и коточеловек реагируют заинтересованно. Ра тихо мяучет, однако выбраться из слабо придерживающих рук не пытается. Даже удобнее устраивается. Арсений тянется носом к столу Андрей тут же замечает чужой интерес и протягивает коробочку наггетсов. — Угощайся. Арсений с благодарностью забирает еду. И тут же по кухне разносится довольное урчание кота, активно жующего еще тепленький наггетс. — Он вообще-то на сухом корме у нас... — осекается Андрей, в его угасающем тоне все человеческое отчаяние мира. — Его новый корм ему не подходит. Он его совсем не ест. Верните прошлый, — Арсений со своим тоном выглядит совершенно безропотно. А у Андрея брови ползут вверх: — Откуда ты... — Давай покурим, — вклинивается Серафим, врубая шумящую вытяжку. Дым медленно тянется ввысь, Андрей стреляет сигарету у Серафима. Закуривая за ним следом, молча принимает свою дозу никотина. Арсений и Ра на полу также делят одну пачку наггетсов на двоих. Также, как их хозяева делят одну на двоих пачку сигарет. Серафим во взгляде Андрея видит эмоции из разряда – ешкин кот, Серафим, твой сосед мега странный чел. Вероятно, Андрей так и думал. А, возможно, Серафим себя накрутил, ведь Андрей даже решил поговорить первым нарушив тишину. — Бля, на улице холодина такая, я нахуй чуть не примерз там, — рассказывает Андрей отвлеченно, не задумываясь. А Серафим вдруг задумывается, что не матерился при Арсении на разу, с тех времен, когда тот стал человеком. — Хорошо хоть коту, у него шерсть. — Котенок Ра тоже считает, что погода хуйня, — парирует Арсений с пола. Внезапный громкий удар по столешнице раздается по кухне. Ладонь вспыхивает болью, Серафим трет ее, в попытке успокоить жжение. Гремят рядом стоявшие кастрюли, Андрей роняет окурок на пол. Котенок Ра от неожиданности в панике срывается куда-то в коридоре. Арсений жмется к стене. — Ты чего? — Андрей лупит глаза. — Ничего. Нервный тик, — отмахивается Серафим, докуривая из левой руки. Провожают Андрея молчаливо вдвоем. До порога. Серафим крепко сжимает ткань футболки у Арсения на спине. Будто боится, что тот побежит вслед за недовольным котом в переноске. А, может, просто и вовсе не замечает, что мнет чужую одежду. За Андреем дверь закрывается, и Серафим уже вдыхает полные легкие, чтобы высказать Арсению все, что успел про него подумать за этот вечер. А Арсений только грустно поднимает взгляд, зрачки у него черные и огромные. Слова у Серафима теряются на кончике языка. — Прости, я не хотел все испортить, — Арсений обвивает шею как тогда, когда разбудил грохотом на кухне. На щеке Серафим снова чувствует мокрое касание. Говорил же, люди не делают так...***
Мириться со стремительным взрослением Арсения приходилось. Хотелось того Серафиму или нет. А его сожитель или сосед, – как воспринимать Арсения, так и понял, – но явно не питомец, рос быстро, как и любой другой котик. Из несмышленого ребенка Арсений превратился во вполне себе позднего подростка. Возможно, чуть менее несмышленого, но не факт. Потому что тысяча и одна вкладка незакрытого порно на ноутбуке Серафима, смотрелась уж слишком, слишком нелепо. Хозяин девайса закрывал эти осколки бестолковости одну за одной. Попадалось всякое. Казалось, что тот, кто оставил сею картину демонстрироваться всему свету, и вовсе не искал ничего конкретного. Скорее клацал по всем-всем-всем предложенным вариантам в категориях сайта из самого обыкновенного наивного интереса. А Серафим теперь боялся набирать в строке поиска букву «п». Да и не только ее... А потом Серафим не досчитывается трети почти новой пачки сигарет. Нет, он конечно много курит и все такое, но за ночь точно пропал один ряд. Серафим ведет по пачке пальцем с полуразмытой татуировкой, пока Арсений преспокойно шебуршит чем-то в другой комнате. Удивительно. Серафим почти привык к перманентному приглушенному шуму у себя дома. Шуму не от работающего телевизора или из открытого окна. А шуму от другого человека, делящего с тобой на двоих скромные квадратные метры однушки из новостройки Московского района города Санкт-Петербург. — Арсений, ты курил? — пробрасывает Серафим, переключая пультом одну за одной просмотренные серии. В комнате даже будто бы воздух циркулировать перестает. Арсений замирает. Выглядит он так, что, Серафим клянется, останься хвостик у его соседа, он бы тотчас поджал его. А если бы не разучился шевелить ушками, то уже давно бы пугливо прижимал их к голове. Даже, наверное, к лучшему, что Арсений лишился этих деталей – они бы выдавали его сильнее покрасневших щек на веснушчатом личике. — Нет, — отрезает Арсений, проглотив в себя, кажется, любые эмоции. — Понятно, — Серафим по-лисьи щурит глаза, но с вопросами больше не докапывается. Нужная серия наконец находится. И напрасно думал, что и первой не посмотрят – доползли уже до второго сезона. Вступительную заставку можно пропустить, в проигрывателе всегда выскакивает плашка с этой функцией. Но Серафим к пульту не притрагивается. — Кстати, я слышал в браузере есть такая штука, когда ты заходишь, и не сохраняется то, что ты ищешь. Не видел такую? Смотреть за тем, как только недавно побелевшие щеки Арсения, вновь заливаются алой краской интереснее любого сериала. А сериал так и бежит сюжетом вперед, и все возвращается на круги своя. Серафим отвлекается от созерцания Арсения и его стыда, вновь увлекаясь приключениями главного героя на экране. И Арсений тоже. Серафиму кажется, что у него дежавю – тот же слабый свет лишь от телевизора, тот же заинтересованный повествованием Арсений, совсем рядом на кровати, та же без стыда целующаяся пара. А нет, не все также, как было когда-то. Арсений больше не смущается, отводя желтый блестящий взгляд в сторону. Он смотрит точно в экран. Более растерянно он выглядит, когда медленно поворачивается к Серафиму. Последний вновь видит эти фантомные поджатые уши рыжего кота. — Серафим, — зовет Арсений почти шепотом, — а у тебя... Было такое? Очевидно о чем он – пара на экране все еще не отлипла друг от друга. Серафиму от вопроса хочется громко усмехнуться. Приходится давить смешок, прикрываясь кашлем. — Было, конечно. — А у меня нет, — наивно бросает Арсений. Конечно, не было. С кем бы ему... — Упущение, да? — смешок Серафим таки упускает. Выходит нервным. Происходящее с каждой секундой все меньше кажется нелепой шуткой, очередной придурью соседа. Все больше походит на неумелую попытку... Подкатить? И самое фатальное, что Серафиму вовсе не хочется останавливать на корню зарождающееся влечение. Арсений вдруг оказывается совсем близко – пара сантиметров от лица, а сзади подушка. Он подается вперед, касаясь кончика носа Серафима кончиком своего. Носик у него теплый. Арсений плавно ведет им туда-обратно, опаляя дыханием лицо. Бьет запахом сигарет. Серафим замирает на несколько мгновений. Застывает одним большим скоплением напряжения, опасаясь одним неверным движением что-то испортить. — Это что такое было? — не выдерживает Серафим, когда Арсений отплывает назад. Недалеко. Все те же пара сантиметров. — Неважно... Люди, так не делают, — отвечает Арсений, в улыбке обнажив клыки. Серафим наконец показывает ему, как делают люди. Вдыхает воздух, как перед прыжком в толпу со сцены, и приникает к его губам. Совсем нежным. Укусить бы за нижнюю, чтобы Арсений потом зализывал припухлость, вспоминая Серафима. Но нельзя, хоть Арсений и льнет к нему с готовностью... неужели, ко всему? А его неловкие движения лишь по губам. У Серафима настолько по-детски не было даже в детском садике. Там дети, испорченные массовой культурой, все намеревались запихать свой язык тебе в рот как можно глубже. И все же Серафим уже давно не воспитанник государственного учреждения для дошкольников. Можно и намешать в их сюрреалистический коктейль еще пару интересных ингредиентов. Пусть Арсений уже совсем взрослый, а затащить его себе на колени не составляет труда. И так гораздо удобнее. Гораздо удобнее углублять поцелуй, на миг стопорящийся. Арсению ведь впервые. Но он прилежный ученик, и учить его одно удовольствие. Он легко понимает, что нужно делать. Пуская язык Серафима в свой рот, ловко сплетается. Прогибается к рукам на талии с завораживающей кошачьей грацией. Жаль Серафим с прикрытыми глазами не видит этого. Только чувствует. Серафим ловит тонкие запястья Арсения, сжавшие края футболки, задранной почти до груди. А вот это уже... Не надо. — Стой, стой, — метается Серафим, уже чуть было не прижатый к кровати костлявым телом Арсения. — Перебарщиваешь. — Перебарщиваю? — Арсений хлопает глазками и отнимает руки от Серафима также быстро, как они и там оказались. Вопрос риторический, так и остается без ответа. Арсений досматривает последние сцены серии лежа у Серафима на груди. Хороший все-таки сериал.***
После успешного промо альбома и почти двух лямов прослушиваний на какой-то там площадке, всем приличным артистам приходится ехать в тур. Серафим приличным артистом не был никогда, а концерты стройным списком все равно стояли в ряд. Начинались с понедельника. В воскресенье Арсений провожает пламенным поцелуем на пороге и отправляет Серафима в дальние странствия с багажной сумкой для мелких подарков, трусов и нервных срывов. Серафим слышит, как дверь за ним закрывается на замок с той стороны, и все тревожные мысли падают за шиворот холодным снежком. На улице валит снег, прилипая к окнам такси комфорт+. В глаза ничего не бросается. Серый Петербург сменятся серым небом за окном иллюминатор самолета. Серафим впервые оставляет Арсения одного действительно надолго. В туре времени на что-то кроме выступлений да переездов и нет почти. А если есть время – нет сил. Недельные скитания Серафима по концертным площадкам разных городов приносят, конечно, массу впечатлений. Но почти не приносят слов в переписку с Арсением. Волнение за него не уходит никуда, но единственное, что Серафим может сделать – максимум позвонить вечерком, минимум черкануть пресловутое «привет, как дела?». Но Арсений по телефону общался неохотно. Отвечал обыденно, односложно. «Нормально». А большее из него выдавливать совсем не хотелось. По крайней мере, если отвечает, то живой, руки не перерубил блендером. Значит, все хорошо. В бешеный график тура наконец втискиваются выходные. В Питере уже не валит хлопьями снег и не колит щеки морозом. Такси плывет по слякоти, зимние кроссы пачкаются мокрой грязью. Проворачивая ключ в замке, Серафим не ожидает ничего сверхъестественного. Арсений не собачка и с порога не запрыгнет на голову. Он и будучи котом, и будучи человеком, не встречал никогда. Лишь иногда лениво вытягивал голову в проход, ожидая если не вкусняшек, то хотя бы простых ласок по шерстке. Ну, или по волосам. Смотря, о каком Арсении идет речь. Серафим спотыкается о черный мусорный пакет прямо на входе. Неожиданно. — Че до мусорки донести вообще не судьба была? — бросает вглубь квартиры, погруженной в сумеречный мрак вечера. — Эй, Арсений! Невнятное шебуршение на кухне дает понять, что Арсений все-таки не удрал. Уже зайдя внутрь, Серафим понимает, на что ушли все деньги, оставленные Арсению на полторы недели одинокой жизни. Под ноги попадались разбросанные банки из-под энергетиков, каких-то странных слабоалкоголок и бог его знает чего еще. Грязные тарелки по столам и в раковине. Крошки и пыль. Полная пепельница. Одним словом – срач. Вишенка на торте – невозмутимый Арсений с ногами на столе, вливающий в себя остатки Балтики из баночки. Надо же, больше не морщится. — Привет, Серафим, — мурлычит расслаблено Арсений, в его и без того блестящих глазах теперь в два раза больше блеска. Серафим чувствует, как у него начинает дергаться глаз. — Убраться нельзя было? — рявкает Серафим. — Предупреждал же, блять, что возвращаюсь! Арсений жмет плечами обыденно, жмурится от яркого света, когда Серафим щелкает выключатель. И сразу как-то хочется пощелкать им еще раз, чтобы прошла эта навязчивая галлюцинация. Стоило оставлять ему не так много денег. Где вообще Арсений умудрился сделать себе пирсинг? В проколотых ушах болтались модные крестики, серебристые сережки-гвоздики в щеках походили на ямочки, когда Арсений пьяно ухмылялся. Еще и какая-то блестящая еболда посреди ключицы. Серафим даже не уверен, что это штука называется пирсингом. — Ты... Ты что сделал за хуйню вот это? — Серафим мешкается, машет перед лицом рукой, обозначая то, чему, собственно, возмущается. Будто бы и так не было понятно. — А что? — бросает в ответ Арсений. Пальцы его крепко сжимают банку, ногти покрыты черным лаком. Его наглость добивает. Серафим разворачивается, не сказав ни слова. Как сдержал себя, сам не понял. На другого бы давно уже обрушил весь словарный запас и сорвал связки, и без того уже сорванные на концертах. Строил бы из себя ханжу, пригрозил бы повырывать плоскогубцами. Плоскогубцев дома не было, а собственные пирсинги Серафим вытащил всего пару лет назад. Нашелся мирила морали, тоже мне. Да и не в пирсингах дело было то. Арсений... Изменился. Серафим сидел на краю незаправленной кровати и втыкал в выключенный телевизор. Вслушиваясь в тишину, непроизвольно обращал внимание на стуки в другой комнате. Арсений уже давно был человеком, а способность ходить бесшумно так и осталась с ним. Как и еще ряд кошачьих повадок впридачу. Серафим почувствовал эту тревогу от присутствия кого-то рядом, когда желтые глаза в проходе комнаты уставились на него. Арсений снова натянул его шмотки – футболка с сердечком так и висела на худых плечах, свисала безразмерно,но теперь выглядела скорее стильно, чем по-детски нелепо. А штанов Арсений не надел. Оставалось надеяться, что хотя бы трусы на нем не с полки Серафима. — Я скучал, — признается Арсений. — Не заметно, — грустно замечает Серафим. Усталость сама заставляет уронить голову на руки. — Что с тобой произошло? — А ты так и не понял? — Арсений вскидывает брови, такие же рыжие как и его голова. Серафим не понял. Серафим ничего не понял, а Арсений уже сидел на его коленях. И если он нигде не прикарманил пистолет, то у Серафима от себя для себя были плохие новости. Да и не очень походило на пистолет то, что упиралось Серафиму в бедро. — Я повзрослел, Серафим. Серафим что-то бессвязно промычал. Попытка отодвинуться подальше, чтобы неловкость ситуации хоть немного сбавила обороты. Но Арсений нарочно двинулся следом, со всей неприличностью проезжаясь по ноге. — Я могу извиниться перед тобой? — уточняет мягко, голос у него на вздохе и сквозит напряжением. — За бардак. — Ну извинись, — не подумав соглашается Серафим. А когда вдруг приходит осознание КАК взрослеют коты, Арсений уже оказывается между ног на полу. — Я больше так не буду, — заверяет Арсений, и Серафим не знает о чем он: о мусоре на кухне или о языке на джинсах. Арсений явно многого насмотрелся в фильмах для взрослых, раз так уверенно лез под футболку Серафима. Длинные пальцы гуляли там, куда дотянутся, Серафим замер, изумленно наблюдая за тем, чего и представить никогда не мог. Даже тогда, когда они впервые поцеловались, и Арсений все пытался стянуть с него одежду, Серафим не позволил себе ничего. Отгонял от себя отголоски похабных мыслей подальше. А теперь эти самые похабные мысли собрались по кусочкам во что-то материальное и полезли горячими руками Арсения в штаны. Ну не мог Серафим не распаляться от этой желтоглазой бестии. Напряжение между ними в воздухе и так висело, пекло внутри, где-то внизу живота. А сейчас, когда покорность Арсения смешалась с поистине его животным желанием, выбора Серафиму не осталось. Арсений с пряжкой ремня справлялся нерасторопно. В нетерпении Серафиму не принципиально, он сам привстает, стягивая и джинсы, и белье сразу. Проводит Арсению по голове ласково – дальше сам. Арсений дотягивает вещи до колен, наконец нависая над напряженным членом. Дыхание горячее опаляет, еще чуть-чуть и не получится сдерживаться и придется хрипло рассыпаться в просьбах не медлить. И все же Арсений опускается, облизывает снизу вверх, заставляя чуть дернуться от самого первого прикосновения. Он вылизывает член Серафима по-кошачьи мокро и плотно. Серафим дышит тяжело, Арсений мучает его, кажется, сам того не осознавая. Сбив ему дыхание, вбирает в рот головку. И только в этот момент Серафим вспоминает о чужих белоснежных клыках. В одно мгновение становится страшновато – не хотелось бы, чтобы столь приятный процесс неожиданно превратился в кровавое месиво. Но Арсений осторожничает. Член в его рту двигается так гладко, что Серафиму приходится закусить губу до боли. Так нужно было отрезвить себя. Так нужно было не захлебнуться эмоциями. Не получалось. Арсений поднял на него бешеный взгляд. Зрачок в темноте почти полностью залил желтые радужки, но его глаза сияли так ярко, что казалось, будто все это происходит в какой-то другой реальности. Серафима как током ударило. Он берет его голову в две руки и направляет так, как ему хочется, как ему надо. Неглубоко, нежно, но, сука, как же горячо. Кусая, уже почти прокусывая губу, жалеет о том, что Арсений носит стрижку ежик, когда так хочется оттаскать его за волосы, грубо получая от него все, что он может дать. И пусть было бы перебором, Арсений и так весь дрожит от чего-то. Серафим явно это чувствует, когда отпускает его голову и достает до подрагивающих плечей. От этого перемыкает сильнее, чем от того, как Арсений идеально принял темп, который задал ему Серафим. — Сучка, — шипит Серафим и дышит так рвано, что кружится голова, — Бля-а-а-х... Кончая, падает спиной на кровать, едва успевает оттолкнуть от себя Арсения. Неопытный бедняжка бы закашлялся надолго. И без того отдышаться не мог, остро впиваясь в ляжку наманикюренными коготками. — Извинения приняты? — лепечет Арсений, как только его дыхание хоть немного восстанавливается. А голос так и дрожит. — Поднимись, — отрезает Серафим, выпрямляясь. Хлопнув пару раз по коленке понимает, что поздно одергивать себя. Он уже подозвал Арсения к себе, как самого настоящего кота. Но Арсений поднимается как будто все это в порядке вещей. Подчиняется, как завороженный, снова оказываясь на коленях. Серафим приспускает с него трусы, плотно обхватывая его член, уже взведенный до предела. Арсений взвизгивает несдержанно, крепко обвивая руками шею. — Нашел себе кошечку на стороне, пока меня не было? — Серафим шепчет ревность Арсению на ухо. Отчасти и правда захлестывают скрипучие чувства, будто бы его котеныша кто-то успел потискать, а отчасти просто интересно, чем он тут занимался, предоставленный сам себе. — Нет, Серафим, — отвечает Арсений сдавленно, — я ждал тебя... Ай... Серафим проводит большим пальцем по влажной головке. Реакция поражает. Арсений открытый перед ним, дрожит в руках и готов на все. Его зубки больно впиваются в шею, прямо по татуировке, прикусывая нежную кожу. Какой же кошачий жест. Арсений утробно рычит, не размыкая зубов, кончая в кулак Серафиму. Они лижутся друг с другом по-животному, будто бы Серафим сам в одно мгновение стал подобием нечто среднего между человеком и котом. На губах горят ощущение укусов острых зубов. Серафим мечтал искусать Арсению губы, но в итоге зализывает ранки сам на своих собственных. Арсений, отлепившись от губ, вдруг выдает пламенно: — Серафим, ты самый лучший в мире аутист! Истерический хохот Серафима слышно, кажется, через два этажа всем соседям.***
Серафим ведет ладонью по короткой рыжей шерстке кота, развалившегося на груди. Будто и не было этих месяцев. Этих странных месяцев. А Арсений уже взрослый кот. И он с ним. И он вернется. Обязательно вернется.