Whoever You Are (Is All You Need to Be)/ Кем бы ты ни была (это всё, чем тебе нужно быть)

Иногда Мэй чувствует себя девочкой. Она никогда не была супер женственной, всегда была скорее андрогинной и упрощённой, большой поклонницей серых, чёрных и других нейтральных цветов, которые заставляли её физическое тело сливаться с остальными, а не являлись главным признаком её присутствия. Она всегда ручалась за то, что внутри неё самой, за то, что внутри других, и она надеется, что, когда они смотрят на неё, они видят больше, чем просто бледное, нетерпеливое лицо, надеющееся заслужить смех и признательность. Джордж, конечно, знает, каждый раз становится ясно, что она лишь смотрит ей в глаза, а это всё, что нужно Мэй. Мэй позиционирует себя как «девушку, которая любит девушек» в своём последнем стендапе, говоря это чётко и громко. Ничего нового; её не было много лет, и даже если бы это было не так, один взгляд на её обесцвеченную стрижку пикси заставил бы большинство зрителей сделать стереотипный вывод, который Мэй, вероятно, должна возражать больше, чем она сама. Вместо этого её охватывает прилив гордости, направленный на каждую грань той личности, которую она заявляет на сцене, которую она говорила так много раз в стольких ситуациях. И, конечно же, это чувство в основном направлено на сапфическую часть, знакомую причудливость, которую она знает лучше, чем любую другую часть себя, но всё ещё есть чувство чести, окружающее женский аспект. Не так много, но это нормально. Достаточно считать. Кроме того, она всегда была тонкой, всегда тонкой. Она всегда была такой, какая она есть. Иногда Мэй не чувствует себя девочкой. Когда она… нет, поправочка: они; когда-нибудь это подойдёт лучше — наконец, наклейте на это ярлык: слова «гендерная изменчивость» и «небинарность» занимают прочное место в её сознании и стоят рядом с «женским» в любых анкетах, которые она заполняет, совмещаясь аккуратными косыми чертами. Изучение терминологии помимо того, что она слышала её в мимолётных разговорах в гей-барах и на сеансах терапии, что-то зажигает в Мэй, знание пьянящее и осязаемое, но в то же время лёгкое, очевидное, что-то, что даже не похоже на откровение. Часть Мэй знала это о себе с самого начала, так глубоко, что почти не осознавала, что на неё навешивают ярлыки. Но эй, кому вообще нужны ярлыки? Какая в них разница, особенно когда люди так часто существуют без них? Мэй хочет существовать без них — и она вроде как существует — но в то же время они ей нужны. Люди цепляются за ярлыки, за смысл. И Мэй нужен словарный запас, чтобы описать, что она чувствует, как это сжигает и успокаивает, чтобы прожить месяцы и недели дней, которые колеблются во многих отношениях. Затем ей нужно обратиться к Джордж, чтобы сказать ей, что быть принятой как небинарное, а не как женщина, не теплее, не мягче или уютнее, а вместо этого ощущается почти так же. Это подходит так же, как последняя делает в те дни, когда Мэй чувствует себя более гламурно, наносит немного теней или тонального крема вместо гигиенической помады. Несмотря ни на что, она всегда была такой, какая она есть. И когда Джордж держит Мэй за руку, проводит ладонью по её волосам и одновременно называет её красивой и хорошенькой, Мэй находит утешение в себе, в эти моменты, в любви, за которую она ухватилась и крепко держалась. Мэй знает, что она прекрасна, хороша, более чем достаточно. Быть такой, какая она есть, — это всё, что ей нужно.