А через девять месяцев они вспомнили...

      Асока улетела в реабилитационный центр джедаев на следующий же день. Её поселили на средних этажах корпуса, в одной из достаточно уютных комнат. Помещение было относительно скромным, но, всё равно, больше напоминало номер какого-то отеля, нежели аскетичные комнаты в храме на Корусанте. Видимо, считалось, что при лечении и восстановлении сложных травм, служителям света более важен был покой и комфорт, нежели привычная аскетичность. И, по настоянию Энакина, Тано не назначали никаких лечебных процедур, так было проще сохранить в секрете недавний «выкидыш».       Прилетев на планету с приятным морским климатом и, немного освоившись, тогрута тут же отправилась гулять по окрестностям. Ведь в прогулке легче было рассеять свою печаль, от всего случившегося, и именно так проще было обдумать прошлое и будущее. Проблема с Энакином была решена, но проблема с беременностью, всё равно оставалась. И нужно было что-то делать.       Уйти из Ордена? Родить ребёнка и подсунуть в Орден в качестве найденного юнлинга? Таких вариантов было много, но все они не казались женщине годными. В каждом из них был какой-то изъян для неё самой, и Асока уже, откровенно говоря, начинала жалеть, что она вновь обманула Энакина, но так было нужно.       Мирно бредя по уединённой тропе, Тано и сама не заметила, как оказалась на краю скалы высоко-высоко над морем.       Ничего не говоря, тогрута тихо уселась на камни и всмотрелась в даль горизонта.       Где-то внизу огромные волны с сокрушительным плеском бились о скалы, а по широкому синему небу медленно плыли облака. Яркое солнце мягко сияло своими ласковыми золотыми лучами, но почему-то весь этот пейзаж не радовал женщину, а как раз наоборот, навевал тоску.       Она была здесь одна, с неразрешимой проблемой, а где-то там, на Корусанте остался Энакин, позади, в прошлом. Вот только Асока не понимала, почему мысли о нём вызывали в ней такую тоску. Тано всегда считала его учителем, другом, товарищем, который никогда не бросит, поможет в беде, и ей всегда было этого достаточно, но, от чего же тогда так ныла душа, и так болело сердце от понимания, что Скайуокер не любит её, как женщину. Тогрута боялась себе признаться, но, видимо, со всей этой историей с беременностью она стала осознавать, что питать к мастеру только дружеские чувства ей уже было недостаточно, она любила его, сумела полюбить за столь короткий срок жизни, и теперь неистово боролась с этой любовью.       И Асоке было невыносимо больно от того, что Энакин не любит, и никогда не полюбит её.       От осознания этих мыслей, Тано ещё больше сжалась, чувствуя, как холодный ветер проходит по коже, слегка морозя её. Скайуокер был отличным учителем, отличным братом, другом, но он заботился о тогруте только из чувства вины и долга перед ней, а ей уже было этого мало, слишком мало.       Наверное, поэтому, Асока и скрыла от Энакина свою беременность в первый раз, во второй, в третий, ни она сама, ни ребёнок не были нужны мужчине, и это оказалось больно, очень больно.       Руки невольно легли на слегка округлившийся живот, дрожащими пальцами поглаживая его, а по щекам из небесно-синих глаз побежали обильные горькие слёзы, слёзы сожаления, тоски и одиночества.       Тем временем на Корусанте Энакин тоже места себе не находил. Он пытался заниматься делами заместителя гранд-магистра, но все дела Ордена проходили мимо него. Скайуокер всё ещё страдал из-за того, что случилось с ними с Асокой, из-за выкидыша, из-за расставания с лучшей подругой, из-за всего.       Мужчина и сам не заметил, как в какой-то момент бывшая лучшая подруга заняла в его сердце самое важное место, и не потому, что он был перед ней виноват, и не потому, что он должен был о ней теперь заботиться.       Сквозь призму лет и своих былых отношений с Падме, сквозь призму крепкой братской дружбы Энакин никогда не замечал в Асоке женщину, но эта история с беременностью изменила всё. Тано была красива, привлекательна, близка ему, как никто другой, и лишь сейчас он смог рассмотреть в ней именно женщину. Иронично, но именно тогда, когда уже было поздно.       Нет, Энакин не предавал память ни Падме, ни детей. Его первая жена навечно останется его первой любовью, в его сердце, как и маленькие Люк и Лея, и, будь они живы, он бы сейчас был с ними, но… Гибель семьи навсегда меняла его жизнь, во всех смыслах, и лишь теперь, когда он потерял ещё и ребёнка Асоки, и саму Асоку, Скайуокер понял, что в новой любви к кому-то ещё не было ничего плохого. Он не предавал жену и детей, если смог бы открыть сердце для кого-то ещё, одно чувство не заменяло другое, они мирно сосуществовали рядом и совершенно не мешали друг другу.       И сейчас Энакин скорбел о том, что допустил смерть ещё одного своего ребёнка по собственной глупости, что отпустил Тано на край света, понимая, что возможно, они больше не увидятся никогда.       Как он скучал сейчас по ней, как тосковал, как винил себя за то, что не мог оказаться рядом и помочь ей в столь трудную минуту, поддержать. Для него, для отца, было величайшей трагедией потерять своего ребёнка. Так каково же это было для матери?       Почему-то в этот момент и на этой мысли Энакин опомнился. Он, вдруг, вспомнил, как был в больнице, как гладил живот Асоки, ласково утешая её и ребёнка, и на мгновение его осенила идея, что живот тогда не казался таким уж плоским. Тано сказала, что родила ребёнка, и он родился мёртвым, конечно, оставался вариант, что живот просто е спал ещё после родов, но…       Если Асока обманула его один раз, чтобы уберечь от лишних страданий, почему она не могла обмануть его и во второй?!       Шанс был крайне эфемерным, но… Ответ на этот вопрос Скайуокер мог найти лишь в одном месте, в медицинском крыле храма, ответ на этот вопрос знала и хранила лишь Баррисс.       Как заместитель гранд-магистра Ордена мужчина имел права доступа во все уголки храма, а потому, с удовольствием воспользовался своей вседозволенностью и ворвался в мед отсек, словно ураган.       Найдя стол Баррисс с разнообразными карточками, Скайуокер стал хаотично рыться там, разбрасывая по полу записи.       Что ему было до порядка в документах, когда на кону был порядок в нескольких важных для него жизнях? Когда на кону была жизнь его ребёнка!       Вот под руку попались записи о беременности Асоки, отслеживание беременности, последние анализы…       Документы были тщательно скрыты от посторонних глаз, но заместитель гранд-магистра с лёгкостью смог взломать хранилище, и все ценные бумаги дождём посыпались на пол.       Обследования, анализы и прочее… Сейчас всё это было бесполезно, кроме разве что…       Один белый лист плавно упал на пол поверх всех остальных, когда Скайуокер безжалостно потрошил хранилище. И лишь сейчас, в переизбытке чувств и волнения, мужчина заметил дату. Записи гласили о положительных результатах проведённого узи-исследования, подтверждая, что плод был в порядке, и они были сделаны уже после его разговора с Асокой, на следующий день, как раз перед отправкой в реабилитационный центр.       Не в силах оторвать взгляд от почти горевшей огнём цифры, Энакин трясущимися руками поднял листок бумаги и завороженно замер на месте…       Как раз в тот момент, когда в помещение вошла Баррисс.       — Что ты здесь делаешь? И по какому праву навёл такой беспорядок? — справедливо возмутилась она, всегда любящая идеальную чистоту в медицинском крыле.       Скайуокер как будто и не заметил её праведного возмущения.       — Эти данные… Зачем вы мне соврали?! — с ещё более яростным недовольством, чем Оффи, обвинил её он, грозно тряся рукой, сминающей лист бумаги.       Тайна была раскрыта, да, и, честно говоря, скрывать её и сама Баррисс не хотела, она делала всё это для подруги, но выбор её, тем не менее, не одобряла.       Являясь личностью спокойной и стойкой, Оффи достойно приняла удар судьбы и тут же попыталась дать Энакину справедливый отпор.       — Асока и так настрадалась, — в ответ на его обвинения парировала новыми обвинениями женщина, — Она не хочет давить на тебя своей беременностью, потому, что знает, что ты её не любишь. А если любишь, то докажи.       Эти слова прозвенели в сознании Энакина громче всего, спасительным бальзамом на душу, подтверждением, что его ребёнок был всё ещё жив, и огненным будоражащим всю душу побуждением к действию, в желании доказать, что Асока, сама Асока, действительно была ему дорога. Она и их ребёнок, теперь стали для Скайуокера центром его мира.       Ничего не говоря в ответ, и лишь окинув Баррисс благодарным пылающим взглядом, мужчина резко сорвался с места, грубо смяв бумагу с результатами узи и теперь уже бесполезно бросив её на пол. Он должен был увидеть Асоку, он должен был с ней объясниться, он должен был доказать ей свои чувства! Свою… Любовь?       И вот уже Энакин стоял подле магистра Йоды, взволнованный и взбудораженный, в нетерпении ожидая ответа.       — Я хочу полететь в реабилитационный центр джедаев с инспекцией. Мы так давно там её не проводили…       Маленький зелёный гуманоид лишь хитро взглянул на него исподлобья и, как всегда, загадочно усмехнулся, болезненно долго тяня с ответом:       — Разрешаю, магистр, Скайуокер. Займитесь этим.       Все проблемы были улажены, все права на вылет получены, и Энакин буквально молнией устремился к своему звездолёту, в надежде разобраться и со всем остальным в своей жизни. Но пока что, говорить Асоке он ничего не собирался, ничего о том, что знал, что ребёнок на самом деле жив.       Была очередь Риг Немы дежурить в медицинском крыле, и она справлялась с этой задачей очень хорошо. Благо, пациентов сегодня было не много, и женщина решила заняться бумагами, разобрать карточки и сделать некоторые отметки.       Риг и сама не помнила, что ей понадобилось в этой стороне, но, проходя мимо стола Баррисс, она невольно наступила на какую-то хрустнувшую под сапогом бумагу и, заинтересовавшись ей, подняла лист с пола.       Это было одно из обследований Асоки, в котором говорилось… На изумление Немы, что Тано была… Беременна!       От подобного известия голова у медика закружилась, ей стало плохо, и, тяжело дыша, она опёрлась о стол. Но это были не только эмоции, раскрывшийся так внезапно обман, напрочь разбил обман разума, который на неё наложил Энакин.       И Риг вспомнила всё…       Вот она сама обследует Асоку после ранения и ставит той диагноз о беременности, вот она сообщает об этом заместителю гранд-магистра, а он приводит какие-то мутные доводы не сообщать об этом наверх, вот она отказывается, и Скайуокер в наглую безжалостно использует на ней приём обмана разума…       Это было возмутительно! И возмутительно не столько, что заместитель гранд-магистра её обманул, а столько потому, что это всё полностью нарушало все правила кодекса!       Асока была беременна, а Энакин всеми правдами и не правдами зачем-то покрывал её, и Йода непременно должен был об этом знать!       Нема рассказала всё гранд-магистру без утайки уже через пару минут, показала документы и подтвердила диагноз и всё поведанное своими личными наблюдениями, от чего маленький зелёный гуманоид лишь сурово нахмурился.       — Да, не из простых проблема эта, — задумчиво произнёс он, до боли в пальцах когтистыми руками сжимая свой посох от откровенного незнания, что делать, но, спустя несколько мгновений, тут же решительно добавил, — Разберусь с этим я.