***
Сон-хо в обычной паре строго выполнял свою работу, не позволяя себе отвлекаться, но на протяжении всей недели он находился в необъяснимых терзаниях. Иногда перед глазами мерещился раненный Чэён, тем самым ударяя оголенные нервы мужчины хлыстом. Что-то призывало его разузнать о самочувствии парня, но можно ли было рассчитывать лишь на своё беспокойство, когда подлизывающийся на собраниях капитан Кён всё сильнее начинал злить мужчину только из-за обручального кольца? Полковник постоянно задавался вопросом, не имеющим к нему никакого отношения: заботится ли этот альфа о муже должным образом? Мысли о парне с необычным голосом постепенно становились камнем преткновения к сплошной головной боли, мешающей служить на благо родины. Что, если у него будут серьёзные осложнения? Вдруг он не захочет возвращаться к работе? Ыну тоже молчал о случившемся и, похоже не слишком интересовался здоровьем Чэён, поэтому бессмысленная информация из уст мужа заменяла Сон-хо мясорубку для мозга. Утром и вечером после работы его тошнило, но не от быта. Проблема заключалась в утраченном понимании, в одиночной тесноте, нападающей на него как только Ыну открывает свой рот вовсе не для того, чтобы сократить вредящую их близости дистанцию, а для того, чтобы в самый ненужный момент затащить его на очередное унизительное мероприятие, где мужчина обязан целовать зад каждому чиновнику и генералу. После заседания штаба Сон-хо принялся разыскивать младший состав со стопкой приказов в руках. Засранцы вечно отлынивали от работы, часто играли в карты, занимая камеру для допросов, когда та пустовала на перерыве таких стариков по званию как он. — Свинья! — за дверью послышался вопль капитана и чужой неразборчивый крик. — Я спокоен! — дежурный за столиком виновато опустил голову, посмотрев на желтый от света лампы журнал. Полковник, проходящий мимо, озлобленно вздохнул, бросив тому бумаги, дабы поставить на место выскочку Кёна, втихаря избивающего инвалида. Распахнув двери, мужчина приблизился к альфе и, напугав остальных солдат, почти сорвал с него погоны, оттянув подальше от привязанного к стулу больного с уже распухшим лицом. — Вы что тут делаете? — Сон-хо сжал кулак, чтобы не врезать младшему товарищу за отданную с паясничеством честь и без зазрения совести произнесенное: — Учу. Раненный выхаркнул на пол сгусток крови, со страхом узнав грозного по физической силе полковника, предотвратившего недавно вспыхнувшее безумство. Взвыв, как контуженный, он принялся говорить о спасении, но мужчина лишь приказал замершим около двери солдатам вернуть его в госпиталь. Поднять руку на коллегу Сон-хо не мог, хотя очень хотел. Пришлось вытащить неугомонного и как оказалось не очень умного капитана на улицу для личного разговора несомненно причастного к его омеге. — Этот человек был обычным пациентом, — объяснял мужчина глупо кивающему в ответ альфе. Резкое проявление скромности в заведенных за спину окровавленных руках — говорило ему о двуличности парня. Формальным их разговор нельзя было считать и полковник надеялся, что он это хорошо усвоит. — Возможно, всё было подстроено, — оправдываясь, Кён подбирал выражения, но стоял на своём. —- После таких побоев пусть всё осознает, — Сон-хо нахмурился, наполняя легкие едким дымом сигарет. Крупные ветви деревьев зашелестели над их головами. — Допустим, но, — полковник посмотрел на него вовсе не дружелюбно, но тот будто ничего не поняв, натянул фальшивую улыбку. Уходящие в свой корпус медбратья хотели было поздороваться с командиром эскадрильи, заодно угостить его только что завезённым молоком, но увидев сцену больше похожую на выговор, решили поймать удачу в другой раз. — как Чэён отреагирует на ваши действия? — Если честно, не знаю, — он замолчал, приняв к сведению настороженное выражение лица в купе со злостью и усталостью в глазах, а затем продолжил. —- Хуже всего то, что меня не оказалось тогда рядом, поэтому я вышел из себя. В будущем буду осмотрительнее! Простите, — капитан поклонился, и Сон-хо ещё больше захотел поверить в то, что неприязнь к нему мотивирована сугубо рабочим моментом, однако даже у такого образца сдержанности с языка снежным комом сорвались противоречащие всем соображениям слова. — Как бы там не было в этом есть и моя вина. Я бы хотел навестить вашего мужа и извиниться, — между ними повисла гнетущая пауза, впалые глаза Кёна округлились, но перечить полковнику он не смел, поэтому тут же заулыбался, со скрипом выдавливая из себя соглашение: — Да-да, конечно.***
Пустую палату для сотрудников госпиталя на втором этаже обдувал летний ветер, бесшумно раскачивающий старые стеклянные форточки со стороны улицы. Огромные деревья обросшие зелеными листьями заслоняли собой весь вид на территорию, зато не пропускали жгучий солнечный свет. Летом Чэён больше нравилась тёплая, слегка пасмурная погода, рисующая облаками по небу причудливые знаки. Когда повсюду запах цветов, а голые ступни согревает земля. Он прикрывает глаза, заменяя чужой голос на птичье пение, но тот усиливается, напоминая ему о тусклой реальности в которой придётся провести ещё один бессмысленный день в полном одиночестве, когда нежданный родитель, наконец, избавит парня от своего общества. — Зачем вообще приехал? — смотря на лениво качающуюся ветку, поинтересовался Чэён у другого омеги. Рана почти не вызывали дискомфорта, изредка ныла, не более того. — А как же иначе? Моего сына ранили, — говорил он по китайски. — отцу что, нельзя навестить дитя? — Какой ещё отец? — покачав головой, усмехнулся парень. — Сколько раз просил не называть себя так… — кто-то открыл дверь в палату, перебив набирающую обороты речь Чэён, что с опаской приковал испытывающий взгляд к проходу, в котором показался тот, кого он точно не ожидал увидеть. Полковник застенчиво держал в руке небольшой букет из голубых гортензий и бумажный пакет, должно быть с выпечкой. Поклонившись, мужчина молча снял солнечные очки и, сделав пару шагов вперёд, положил подарки на свободную койку. Волнение пока что было терпимым. Парень в больничной белой одежде безмолвно прошептал его имя. — А это кто? — укоризненно покосился на него старший омега, жутко разозлив тем самым не отводящего от военного глаз сына. — Что за вопросы? — напролом чужому недовольству выразился он. — Не хочу больше вас видеть и не приезжайте сюда, вам всё ясно? — отец истерично отставил стул, но таки начал собираться. Сон-хо не понимал о чём идёт речь, однако, было занятно наблюдать за буйствующим амплуа Чэён на другом языке. — Не забывай пить травяной чай, — оставляя перевязанные травы у ног сына, обиженно уходил неисправимый по своей природе омега. Альфа отошел, предоставляя ему выход, но тот решил напоследок опозорить уже достаточно нервничающего парня, уверенно подходя к высокому военному. — До свидания, красавчик, — по ушам проехался корейский с четким акцентом. — Полковник? — он небрежно потрепал его золотые звездочки на воротнике, но не дождавшись ответной реакции поспешил удалиться. Чэён поднялся следом, в сокрушительном замахе выбрасывая чужую подачку в окно. Сон-хо был в замешательстве, но его голос не дрогнул перед бледным лицом, вставшего у подоконника омеги. — Это из-за меня вы были ранены, — мужчина в самом деле был озадачен тем, как это беспокойство воспримет парень, поэтому подолгу смотреть в его глаза он попросту не мог. — Решил прийти и извиниться, — ему всегда тяжело давалось общение, особенно с малознакомыми людьми, ведь трепаться без повода это не редкий, однако своеобразный дар. Но перед ним, полковник ощущал странную потребность в необходимых словах. — Красивый букет, — без причины соврал Чэён, лишь бы он не ушел. —- Я плохо разбираюсь в цветах, — признался Сон-хо, вскользь пробегаясь взглядом по его пластырю на шее и слабой руке на стороне ранения. — Как же быть, — задумался парень грустно улыбнувшись. — нужно поставить в вазу, не то завянут. К огромнейшему удивлению Чэён, полковнику и этого было достаточно, чтобы как мальчишке по первому слову кинуться на поиски дурацкой вазы. Спокойно взяв букет, он вышел из палаты, а затем кинулся побежать к главному кабинету врачей, врываясь туда практически нагло и без стука. Медицинские работники испуганно поднялись со своих мест, отдав ему честь в ожидании какого-то происшествия, но мужчина нервно сглотнул, лишь тихо спросив: — Для цветов у вас случайно нет вазы? Какая ирония, кому скажи — не поверят ведь. Однако, это самое последнее о чём остальным стоило знать. В конечном итоге обежав весь госпиталь, ему удалось собрать только кружку, да ножницы, которыми пришлось обрезать зеленые стебли. Что ж, Сон-хо был доволен и таким исходом. В общей уборной он создал маленькую, но довольно симпатичную миниатюру прежнего пучка цветов, хотя в кружке они вероятнее всего проживут меньше. Закончив, мужчина не обратил и малейшего внимания на оставленный после себя беспорядок, осознанно торопясь вернуться без кощунственно потраченного времени, поскольку через раз в нём мелькало нехорошее предчувствие, словно в любой момент тот идиот Кён может прервать его законную встречу. Когда полковник вернулся, они сели друг напротив друга, а остатки букета теперь украшали деревянную тумбочку между их койками. Парень вёл себя привычно вежливо, но непринужденно. Голову не забивали характерные ограждения, как и движения не сковывали дурные мысли. Теперь Сон-хо читал по его глазам искреннюю симпатию к голубым гортензиям. — Как вы узнали, что я хочу сгущёнку? — держа наготове чайную ложку, Чэён смотрел, как Сон-хо молча открывает жестяную банку со сладостью. Серьезно, разве было хоть раз такое? Не то, чтобы полковник был бессердечной тварью, однако, он никогда не бегал за такими мелочами без просьбы или намёка. — Сколько вам лет? — Кажется, совсем потеряв управление над сходящим с ума разумом, задал вопрос мужчина. Ключ-кольцо в его пальцах мерно резал крышку. — У вас ведь есть резюме моего мужа, — напомнил омега, и полковник сразу поднял на него глаза, вынудив всё внутри сжаться. — Тогда я не обратил на это внимание, — с сожалением произнёс Сон-хо. Упоминание супруга жестоко опрокинуло его обратно. Туда, где он начальник, которому не мог отказать как капитан, так и его муж. Пора приходить в себя. — Мне двадцать три, — Чэён не хотел показаться странным, но вопрос ему понравился. — А вам? — мужчина слегка удивился, но всё же улыбнулся. — Тридцать два. Констатация факта никак не отразилась на омеги. Он давно так не радовался чьему-либо присутствию, и его сердце, если не плечо, кажется, было готово принять пулю как родную ещё раз. — Кстати, тот мужчина, что напал на меня, всё время что-то говорил по-вьетнамски. Я так и не понял, что именно, — за словами, парень не сразу понял, что альфа держит для него открытую сгущёнку на вытянутой руке, поскольку его, ещё не до конца восстановилась. — Помогите мне, — произнёс полковник и Чэён чуть не уронил ложку от резкого удара в сердце. — Он был некоторое время в плену во Вьетнаме, его пытали. — Сон-хо чуть наклонился к нему для удобства. — Кушайте. —А что вы ему тогда ответили? — дабы утихомирить внутренний дисбаланс, омега набрал в рот полную ложку лакомства. — Всё уже закончилось, можете успокоиться, — мужчина позволил себе на секунду раствориться в его смущённом взгляде, как сразу кое-что вспомнил. — Ах да, вот возьмите, — он потянулся к бумажному пакету. — Что там? — Чэён показалось, что там выпечка. — В тот день вы потеряли серёжку, — полковник развернул внутренний свёрток, возвращая находку хозяину. — Спасибо, я думал, что уже не найду её, — парень подобрал украшение, попытавшись одной рукой надеть на ухо сверкающую бусину. Сон-хо заворожённо следил за его нескончаемыми порывами. Кончики пальцев от чего-то начали покалывать. — Вы не могли бы мне помочь? — совсем скоро всколыхнул его сознание голос сдавшегося парня. — Что? — мужчина случайно посмотрел на губы Чэён, умерев при жизни несколько раз. Господи, от стыда, он почувствовал, как кровь перестала поступать в нижние конечности. — А, конечно. — Я вас уже наверное замучил, — омега немного опустил голову, сцепив между собой пальцы, когда альфа, забрав серёжку, присел рядышком. — Совсем нет, — полковник неловко стал подносить золотой наконечник украшения к уху, стараясь не сделать ему больно. — Вот так? — грубые пальцы едва не коснулись мягкого профиля чужого лица. — В тот момент, когда вы направили на него пистолет и приказали отпустить меня, — Чэён смотрел на свои сжатые руки, пропуская каждое слово через преследующее его чувство неправильности. Внимательно слушая парня, Сон-хо никак не мог попасть под ритм бешено стучащего в груди сердца. — Во мне что-то перевернулось.