Рейнис Таргариен
Даже спустя долгие годы брака ей было непривычно делить море и небо. Вода – стихия, противоположная её пламени дракона. Если в начале Рейнис переживала, что она в итоге поглотит её очаг, то сейчас она благодарила судьбу за Корлиса Велариона. Любимый, гордый, и когда-то жадный до власти муж. Он не затушил её огонь, а помогал ему не возгораться слишком сильно, не давал беспощадно погубить все на своем пути. Противоположные стихии, ставшие одним целым, а не взаимно уничтожающие одна другую. Рейнис любила его всем сердцем. И знала, что это взаимно. Он скоро вернётся, ведь на берегу этой земли его ждёт жена, брат и внучки. Ей хотелось поскорее увидеть его, обнять, почувствовать его жадные до женских ласк руки на своем теле. Бросить колкость, что он пропах рыбой и в постель она его не пустит, а в ответ получить долгий поцелуй, что сотрет многие луны разлуки морского змея и его драконицы. Ей больше не понести дитя в своём чреве. Она бы могла, но не будет. Годы неумолимо бегут вперёд. Нужно сосредоточиться на взрослении её внучек. Всадница Красной Королевы лучше посвятит себя им – оставшееся наследие её детей, её последнее спасение от горя и утраты не будет больше брошено ею. Рейнис, единственная дочь Лейнора, была отрадой её сердца. С каждым годом она становилась все увереннее в себе, в чем была безусловно и её заслуга. Она не даст ей пропасть и сгинуть в этом жестоком мире. Закалит её кровь пламенем дракона и солью морских вод. Бейла и Рейна – все что осталось от её любимой дочери. Рейнис давно не видела их вместе – каждый раз Деймон отпускал лишь одну из них к ней, но она не жаловалась. Любую из внучек она рада видеть всегда. Каждая из близняшек с годами все больше походила на мать, деля её лучшие черты между собой. А вот к Джекейрису, Люцерису и Джоффри она не питала той любви и привязанности. Их мать действительно смогла её удивить. Увы, в плохом смысле. Рейнис не успела поговорить откровенно с сыном перед его смертью. Почему получилось так, что только один их с Рейнирой ребёнок обладает кровью Веларионов. Куда они оба смотрели? Пусть Корлис и признал внуков, хоть и понимал их истинное происхождение – как и все, – Рейнис не была согласна с таким положением. Важно имя семьи. Да, она помнила это. Однако кровь имела важное значение, особенно когда её цвет был столь явно противоположным. И, если один из мальчиков унаследует Плавниковый трон, кровь будет иметь значение для лордов Дрифтмарка. Намерения и опасения Веймонда были обоснованы. Рейнис их полностью разделяла, пусть и не показывала этого явно и без пренебрежения. Мальчики Рейниры ни разу не были на Дрифтмарке после похорон её дочери. Она сильно сомневалась, что на Драконьем Камне их кто-то готовит для роли следующего наследника Плавникового трона. Если это действительно так, то Рейнира осложняет задачу не только себе, но и им всем. Глупая. Неразумная. Недальновидная. В своих думах только так её величала нынешняя леди Высокого Прилива. И не страшилась изрекать подобное перед единственным ребёнком Отрады Королевства, которым дорожила. Пусть девочка с такими же черными, как воронье крыло, волосами Баратеонов неловко поджимала нижнюю губу, но по взгляду читалось согласие. Дитя было привязано к матери, и Рейнис её в этом не винила, однако правда была неприятной, а оскорблять в открытую наследницу Железного трона она не смела. С прибытием Рейнис и Рейны она оживает. Её внучки, названные в её честь, сейчас для принцессы настоящая услада. Дрифтмарк опустел без её мужа, как ранее опустел без её детей, вот только Корлис рано или поздно вернется к ней, а Лейна и Лейнор никогда. Не в её характере предаваться унынию. Она не дает себе время на жалость к самой себе. Стоит Корлису покинуть её, она тут же берет все под свой контроль, как делала это всякий раз, когда оставалась одна. Мелеис раздалась приветственным ревом, завидев Морского Дыма. Драконица все еще помнила его, с тех времен, как Лейнор оставил дом, да и сама Рейнис часто навещала их. Ей стоит усилий сдерживать строгий вид, когда она видит внучек, но не проходит и мгновения, прежде чем девочки душат её в объятиях. Губы сами расходятся в улыбке. — Как ваш полет? Это первый раз, когда ты брала с собой второго человека, верно? — старшая из внучек гордо задирает подбородок, тут в стенах отчего дома она вела себя куда более открыто. Рейна, наоборот, сутулит плечи и отводит взгляд, будто провинившись в чем-то. — Пойдёмте, расскажете обо всем внутри, за обедом. Девочка бросает прощальный взгляд в сторону огнедышащего друга и следует за ней. Рейна все еще молчалива, хотя Рейнис считала её милым и болтливым ребенком, в отличие от собранной и прямой Бейлы. К утренней трапезе к ним присоединился сир Веймонд. Несмотря на понурое настроение, черты его лица смягчились после поцелуя внучатых племянниц в щетинистые щеки. — Бабушка, мы можем с Рейной сходить после обеда поплавать? Вчера был не самый лёгкий день, я помню об уроках, но… Девочки выглядели подавленными с первой минуты прибытия, но причину этого из них так никто и не сказал. Рейна, обычно всегда радостная, когда ей удавалось полетать на чьем-то драконе, сидела тише воды ниже травы, и это начинало раздражать. — Что произошло? — Рейнис не нужно было начинать разговоры издалека, чтобы получить нужную информацию от своих внучек. Обе даже не переглянулись. Однако Рейна ещё больше опустила голову, закрывая лицо серебряными прядями. Молчание начинало слегка злить. Ей хватает сейчас проблем с торговцами и рыбаками, что ждут её мужа со своим золотом и серебром. — Рейнис, Рейна, вам обеим задали вопрос, — строгий голос Веймонда раздался за столом. Молчание затягивалось, а времени ждать у нее не было. Смотря на её недовольно поджатые губы и нахмуренные брови, Рейна сдается, рассказывает все как на духу, торопливо и скомкано. Как только история о неудачном приручении дракона заканчивается, девочка тут же кидается в её объятия и клянется больше не совершать глупостей. Конечно, она не злилась. Сейчас, в маленьком грустном лице она видит Лейну и ей стоит усилий взять себя в руки и отогнать морок. — Ты получишь свое яйцо или дракона. Не спеши. Я оседлала Мелеис, когда была старше тебя на три года, время еще есть, — она тактично не напоминает о приручении Вхагар ее матерью. На её утешения Рейна лишь серьезно кивает. С таким выражением лица её легко спутать с Бейлой. К её удаче, девочки не таят друг на друга обиду и хорошо уживаются. Пока Рейнис занята делами Дома, что навалились на неё после того, как Корлис оставил Дрифтмарк, девочек часто видят в компании сира Веймонда. И пусть её не связывали теплые отношения с братом мужа, да и Лейнор в свое время часто ссорился с дядюшкой, едва ли он мог оказать на девочек дурное влияние. Рейна забывала о драконе, которого у неё не было, слушая байки про русалок и кракенов. Рейнис же, как старшая, уже не верила в сказки, но с интересом слушала о городах за Узким морем и людях, что жили там. Их бабка знала, Веймонд не меньше неё недолюбливал Рейниру и её мужа, а потому нянчился с девочками не просто так. Пускай. Они еще малы, а значит, что бы им не говорил двоюродный дед, все можно было опровергнуть. Однако время шло, и Рейнис знала, что и дети скоро вступят в опасную игру, что велась вот уже почти двадцать лет между Таргариенами и Хайтауэрами. И как бы она не любила Рейниру, все же они были одной крови. Рейнис могла бы еще подумать, в другое время, но смотря на своих внучек, понимала – никакой другой стороны нет. Значит нужно думать наперед самой, раз уж Отрада Королевства занята чем-то – или скорее кем-то – другим. Закатное солнце окрашивает мелкие волны и море в красный. Рейнис смотрит на пляж, где её внучки весело убегали от приближающейся воды. Обе девочки лишь в тонких нижних платьях хохотали во весь голос, брызгаясь и толкаясь. Совсем юные, бедные прислужницы лишь бессильно смотрят на неподобающее поведение высокородных дам. Внутри Рейнис разливается тепло, кожа греется в лучах солнца, а ветер колышет её волосы. Ей спокойно. Призрачный покой нарушает мужской голос: — Когда-то мы также смотрели на Лейнора и Лейну, — Веймонд подходит к ней бесшумно. Рейнис не подает виду, что не заметила его, лишь изгибает бровь и смотрит на деверя. Он становится рядом, облокачивается о парапет и смотрит на девочек. Волшебство тает на глазах. Волны бушуют сильнее, поднимаясь вслед за усилившимся ветром. Рейнис и Рейну обдает высокой волной, окончательно заставив намокнуть. И в момент, когда их белые платья плотно прилипают к тонким фигурам, они оба видят одно – Рейнис уже не ребенок, хоть её бабка и считала иначе. Уже сейчас она выше, чем большинство её сверстниц. Бедра хоть и не пышные, но уже довольно женственные, как и небольшая грудь, скрытая за влажными черными волосами. Одна из её внучек неумолимо превращалась в женщину. — Совсем скоро… Рейнис была с ним очень даже вежлива, однако слушать его не хотела. — Я знаю что будет совсем скоро. Предложения о замужестве. У меня была дочь, Веймонд, я знаю порядок дел. — И знаешь, что ошибки, допущенной с Лейной, произойти не должно, верно? В первую очередь нужно думать о союзниках, о доме из которого будет её будущий муж, — заметил мужчина будто невзначай. Она видела – он не хочет давить напрямую, но всем видом показывал, что и ему небезразлична судьба Дрифтмарка. Веймонд всеми силами старался поддержать внучку брата, продвинуть её как наследницу Высокого Прилива. Все это, лишь бы не видеть сыновей Рейниры как лордов, наследующих его дом. Он вытерпит женщину у власти, но не бастардов. Глядя на внучек, она все еще не может представить себе, что кто-то из мужчин заберет их. Она помнит, как они с Корлисом пытались продвинуть Лейну на престол. Помнит, как много позже срывается её брак с сыном Морского владыки Браавоса. Её суженый проявил себя как расточитель и глупец, истративший богатство и могущество своей семьи. Впрочем, на его место тут же находится другой. Деймон. Тогда его кандидатура показалась им самой подходящей. Но что было бы, выбери Лейна другого? Была бы жива её дочь? От подобных мыслей по спине бегут мурашки. Веймонд смотрит на неё внимательно, словно понимая о чем она думала. — В любом случае, необходимо дождаться Корлиса, — она хочет закончить неприятный диалог. — Конечно, его слово важно, но думать нужно уже сейчас. В последний раз он был в плавании четыре года! У нас нет столько времени! — Нас? — её начинает злить его самонадеянность. — У неё все еще есть мать и отец, не забывай об этом! — Только не говори мне о её матери! Об этой шлю… — За подобные речи можно лишиться языка! — не дает она ему закончить гневную браваду. — Или и вовсе головы! Держи свои мысли при себе, я сама буду думать о будущем своих внучек. Неприятный разговор хоть и заканчивается, но не выходит у Рейнис из головы все последующие дни. Её мысли забиты делами Дрифтмарка, однако помимо этого, ночи напролет она не может уснуть, размышляя о будущей партии для юной принцессы. Чтобы облегчить собственные думы, она все же хочет поговорить с внучкой. Но не может произнести и слова, видя, как Рейнис аккуратно заплетает серебряные волосы Рейны, напевая незамысловатую песню. — Бабушка! — Рейна неусидчиво вертится на тахте завидев её. — Сегодня прекрасная погода! Ни облачка в небе! Быть может, мы могли бы… — девочка поджимает губы и строит глазки, надеясь, что жалостливый вид раздобрит её. — Никаких полетов, Рейна! Ты ведь помнишь, что сказал тебе твой отец? Наказание все еще в силе! — вместо неё отвечает её старшая внучка. Принцесса деловито продолжает плести косу, брови её хмурятся. — Но… — хочет возразить Рейна. — Никаких «но», вы подвергли себя опасности, а значит должны нести наказание, — вмешивается наконец леди Высокого Прилива, увидев, как Рейна проигнорировала слова старшей девочки. Принцесса заканчивает прическу, отходит на пару шагов и любуется проделанной работой. Рейнис рада, что именно сводная сестра напомнила Рейне о её проступке. Да, дочь Рейниры едва ли любила Деймона, однако сама Рейнис его авторитет признавала и учила тому же внучку. Деймон был человеком неприятным, острым на язык, но это не отнимало того, что принц был и опытным воином, с мнением которого нужно было считаться. Не хотелось признавать этого, однако отчасти из-за него и его силы, Рейнира могла достойно держать удар зеленых. К тому же, Лейнор всегда выказывал восхищение относительно Порочного принца. Деймон был важным союзником. Да и воспитание дисциплины нужно было поддерживать.***
Дни сменяют друг друга, а головная боль все еще терзает Рейнис. Брак, брак, брак! Мало того, что её собственные мысли терзают ночами, так и тяжелый взгляд Веймонда напоминает ей об их разговоре. Был бы Корлис с ней, быть может все было иначе? Лишь на секунду она позволяет себе побыть слабой и малодушно думает, что решение мужа было бы правильным. Но нет. Она берет себя в руки. Рейнис сама выбрала себе супруга, положившись на себя. Пусть Корлис был много старше неё, пусть часто оставлял дом, отправляясь в плавание. Он был ей опорой долгие годы, и того же она хотела для своих внучек. Всех внучек. Она почти была уверена, что дочерям Лейны придется выйти замуж за бастардов Рейниры. Одной из них точно. Бейла. Это будет Бейла. Девочка с самого детства привязана к отцу. Порой Рейнис кажется, что в ней куда больше от Деймона, чем от Лейны. Однако это не тревожит её. Напротив, она подрастет и точно сможет постоять за себя. Рейнис и Рейна другие. Если для маленькой Рейны время еще есть, то для её старшей сводной сестры, его осталось совсем мало. Необходимо было хотя бы обдумать достойных кандидатов, прежде чем они сами начнут докучать принцессе и посылать письма ее матери. Между тем небо затянуло и вот уже целую неделю дождь лил как из ведра. Вслед за испорченной погодой портится и настроение Рейнис. Во снах она видит свою дочь, впервые за долгое время. Той ночью она просыпается в холодном поту, руки её дрожат. Лейна в её сне истекает кровью, так и не разродившись ребенком. Сама Рейнис не видела этого, но воспалённый разум подкидывает ей настолько реалистичные картины, что утром принцесса душит своих сонных внучек в объятиях. Для себя она твердо решила, что не даст никому из них повторить судьбу Лейны. Она поможет Рейнис выбрать достойного жениха, тут, в Вестеросе, достаточно близко, чтобы в любой момент она могла оседлать Мелеис и наведаться к её мужу в гости в случае, если тот посмеет её обидеть. Она много рассуждает, приценивается к потенциальным женихам как к вещам. Для неё они безлики, главное – это её внучка и её счастье. Но при этом и дом потенциального суженого имел большое значение. Умом она понимала, что-то грядет. Неизвестно когда именно это «что-то» настигнет их, однако они должны быть готовы. Первым делом на ум приходит Криган Старк. Пока ему было только шестнадцать, да и Винтерфеллом заправлял его дядя-регент, но Рейнис понимала, что совсем скоро юный Старк возьмет бразды правления в свои руки. Север – ценный союзник. Старки же издревле прослыли людьми надежными и честными, едва ли Криган обижал бы её внучку. Однако стоит ей подумать о морозе, снеге и расстоянии, что будет разделять их, Рейнис сомневается в этом варианте. Об Эльмо Талли ей говорит Веймонд. И как бы она не хотела прислушиваться к его советам, она все же соглашается, что это неплохой вариант. Риверран куда ближе Севера. Талли – старинный и гордый дом, а их поддержка могла бы существенно укрепить силы Рейниры. Рейнис ничего не знает о юном лорде, но его кандидатуру намотала на ус. Она думает о других домах: Тарли, Бисбери, Костейн. Алан Тарли разменял семнадцатый год, его уже посвятили в рыцари, дом его был богат, а Рогов Холм, фамильный замок Тарли, был огромен и красив. Рейнис наверняка бы понравилось там. Как и её дракону. За бесчисленными думами, она порой ловит себя на мысли, что не хочет, чтобы внучка оставалась тут, в Вестеросе, среди бесчисленных предателей и гадюк. Отправить её за Узкое море, в Вольные города, как когда-то они хотели поступить с Лейной, кажется ей достойным вариантом. Однако ее все еще пугает история ее дочери, которая встретила свою смерть вдали от дома, вдали от нее – своей матери. Когда Корлис вернется, им многое предстоит обсудить. Да, она рассуждала о потенциальных женихах для Рейнис, но не стоило забывать, что и Рейнира с Деймоном могли иметь на девочку свои планы. Это тяготит её. Отчего-то ей кажется, что планы эти отнюдь не добрые. И, глядя на вновь озорничавших девочек, сердце её болезненно ноет.Эйгон
Он смутно осознавал, куда он шел. Эйгон помнил, как вышел из борделя, а затем странствовал по скудно освещенным улицам, мимо жутких темных сводов и подозрительных домов. Женщины с хриплыми голосами и резким смехом окликали его. Пьяные шатались мимо, бранясь и разговаривая сами с собой. Он видел жалкого вида детей, ободранных и грязных, что толпились у порогов, и слышал пронзительные крики и ругательства, доносившиеся из мрачных закоулков. Все это не было ему чуждо. Все это никогда не пугало его, а скорее было неотъемлемой частью его самого. Грязного, дикого и порочного. Эйгон никогда не строил иллюзий касательного себя и своей личности. Он был человеком низким, совсем не королевской крови. Однако сегодня все это претило ему, пугало его. Принц ускорил шаг, кутаясь в плащ. Он вспомнил куда шел. Домой. В Красный замок. К семье. Эта ночь не закончилась бы так, и Эйгон не корил бы себя, если бы не случай с той проституткой. Беловолосой, с тонкими запястьями и пронзительными синими глазами. Принц даже не знал её имени, но один её вид привел его в гнев. Хозяйка борделя хотела угодить юному постояльцу, приведя лисенийскую шлюху, что так похожа на членов его дома. Но все вышло иначе. Эйгон накричал на неё. Ему пришлось сдерживать себя, чтобы не оттаскать её за волосы. Настолько ему было противно. Без объяснений он покинул бордель. Злой и трезвый, терзающийся ненужными мыслями. Он ненавидел предаваться размышлениям. Особенно о себе. Однако мысли все лезли и лезли в голову. С момента их женитьбы с Хелейной, Эйгон больше не спал с беловолосыми девками. Они были ему противны, ведь так напоминали о пьяных ночах, когда он был с ней…С Хелейной… Его сестрой-женой. И каждая ночь была для них обоих пыткой. Их было не так много. К их счастью, Хелейна быстро забеременела, облегчая их супружескую жизнь. Но Эйгон все равно помнил её отчужденное лицо, ровное дыхание, словно её тут не было. Спать с мертвецом было бы приятнее. Не то, чтобы он хотел попробовать. Мрачными думами он встречает рассвет. Снова вне стен замка. Должно быть, Королевские гвардейцы уже ищут его. Или, быть может, нет. Слишком часто он сбегал. Но всегда возвращался. Быть может деду и матушке уже наскучит искать его? Нет. Не наскучит. У главных ворот его уже ожидают. Хоть час и ранний, но стража никогда не спит. Особенно, если их принц пропадает. — Славное утро, да? — он ухмыляется личному гвардейцу. Сир Эррик его показного веселья не разделяет, лишь тяжело выдыхает, да кладет тяжелую ладонь ему на плечо, сопровождая в стены замка. К его удивлению, Эйгона ведут не в покои матушки. Даже не в его покои или их общую спальню с Хелейной. Сердце гулко бьется в груди, а внутри разливается страх и вина. Его ведут в Башню десницы. К деду. В покоях десницы холодно. Даже несмотря на шерстяной плащ на его плечах, кожа принца покрывается мурашками. А пронзительный взгляд деда лишь усиливает мерзкое чувство. Отто был таким всегда. Эйгон редко видел его улыбку, редко слышал тон голоса мягче, чем нужно было. Лишь изредка, когда дед говорил с Хелейной или матерью, уголки глаз его улыбались, а за бородой слегка приподнимались губы. Эйгону он не улыбался, а лишь хмурился. Сир Эррик оставляет их, почтительно кивает его деду и закрывает дверь. Эйгон знает – он будет ждать его, чтобы отвести потом еще и на растерзание матери. Он хочет сесть на одно из кресел, но десница качает головой и рукой указывает на его пыльный плащ. Конечно, Отто Хайтауэр не позволит ему сидеть в его покоях в столь неподобающем виде. Должно быть его неприглядный облик оскорблял только взор десницы. Ему ничего не остается, как под плащом неловко обхватить свое запястье, силясь справиться с волнением. — Где ты провел ночь, Эйгон? — он начинает издалека, хочет как можно дольше растянуть процесс воспитания. Нужно было заниматься этим раньше. Однако в детстве Эйгона деда не было, а когда тот вернулся, было уже поздно, он стал тем, кто он есть сейчас. — На Шелковой улице, — мямлит он. — И что ты делал на Шелковой улице? — он не ждет ответа, вместо этого он повышает голос. — В очередной раз позорил свое имя? Вместо того, чтобы быть с женой и детьми, ты шастаешь по улицам, где тебя могут убить, покалечить или что похуже! Ты забыл, что стало с твоей сестрой? Конечно, он помнил. Принц помнил месячный траур, помнил заплаканную мать и потерянного Эймонда. И помнил день, когда его близняшку признали мертвой, после стольких лет поисков. Он помнил все это, но даже не помнил её лица, лишь сварливый тон, да гадкие шутки. Они были похожи, не только внешне. Хоть мать и хвалила Алерию, внутри она была такой же, как и он, быть может даже хуже. Однако теперь её нет и все нравоучения доставались ему. — Нет, — взгляд его прикован к полу, но десница, видя это, подходит к нему, хватает за плечи и вынуждает смотреть в глаза. Зрительный контакт был невыносим для Эйгона. — Мой принц, — он смягчает тон. Обманчиво мягкий, за ним таится гнев, уж он-то знает, — твоя кровь, наследие, все это важно не только для тебя. Твой отец, мать, они разочарованы в тебе, ведь ты… — Таргариен, — едва ли отцу было до него дело. С каждым годом он все меньше видел его. Иногда ему казалось, что его и вовсе не существует. Лишь рассказы матери и деда подтверждают, что король еще жив. — Не только Таргариен, Эйгон, — он вкрадчив, напоминает принцу лису. Он видел их пару раз, когда выбирался на охоту с отцом. То было давно, когда король был моложе, но он запомнил хитрых и юрких зверей. Таким был и его дед, — ты знаешь историю Вестероса, верно? — Ты хоть что-то знаешь?.. — Эйгон Завоеватель прибыл… — было начал он. Принц никогда не тянулся к учебе. Не привлекали его и тренировки с Колем. Однако глупым Эйгон себя не считал. У него было два таланта, коими он по истине мог гордиться – полеты на Солнечном Огне и знание валирийского, к удивлению его родни. Историю он тоже знал, пусть не так хорошо, как Эймонд. — До Эйгона! Ты знаешь, что было до Эйгона и его сестер? — Древняя Валирия… — и снова нет. — Тут, Эйгон, на этой земле? До прилёта Эйгона Завоевателя не существовало единого правителя. Семь Королевств были разрознены и у каждого были свои короли. Тут, на этом месте, не было ничего: не было Красного замка и Королевской Гавани, все это появилось много позже. Но Старомест, Старомест стоит давно, куда дольше, чем ты можешь представить. И там были короли. Их кровь течет и в тебе. Не только кровь дракона, — дед переводит дыхание, в глазах его огонь, — быть королем, имея дракона, легко. Тебя боятся, уважают, однако дело лишь в огнедышащей твари за твоей спиной. Тебе стоит учиться быть достойным, не опираясь на кровь и своего дракона. Хайтауэры – великий дом, что так же носили корону! — Но я не ношу корону и не буду! — лишь слова о троне вызывают тошноту. Едва ли он был в силах пережить такую ответственность. Слишком много для него одного. — Хочешь ты того или нет. Будет ли корона венчать твою голову или нет, тебе стоит меня услышать. Будь прилежным сыном, хорошим братом и любящим отцом. Сегодня же посети Хелейну и попроси прощения. А если я еще раз узнаю, что ты сбежал из замка… Что же, придется сиру Эррику дежурить у твоей постели. Ты понял меня? Он угрюмо кивает. Речь десницы сковала его сердце и вызвала тревогу. Эйгон будто бы забывал о планах на его будущее. Мать и дед не говорили напрямую о его потенциальной коронации, но иной раз эта тема ненароком все же просачивалась сквозь какой-то разговор и тянулась невидимой нитью, и принцу становилось невыносимо паршиво. Десница отпускает его. Он добился своего, Эйгон плелся за Каргиллом, жалкий и подавленный. Усталость от бессонной ночи разом накатила на него, и сил, чтобы выслушать нравоучение еще и от матери, у него нет. К счастью и его огромному везению, гвардеец ведет его в покои. Не их с Хелейной, а в старые, в которых Эйгон жил до женитьбы. Детские, так их звала его мать. — Её Величество, королева Алисента не знает о Ваших похождениях, мой принц. Сир Отто велел не говорить ей, — его спутник отвечает на немой вопрос, — отоспитесь, а затем ступайте к Вашей жене. Распоряжение десницы. Он презирает его. Его собственный гвардеец не выказывал ни капли уважения. Конечно, он никогда не скажет об этом, не нагрубит ему и верно будет служить своему принцу, но Эйгон видит укор в серых глазах. Это не ранит его. Ничто не может ранить его больше, чем презрение в глазах его собственной семьи. Сон не приносит долгожданного облегчения, лишь голова болит сильнее обычного. Так бывало каждый раз, когда принц получал взбучку от деда или матери. На время он исправится, станет примерным и тихим, пока их бдительность не утихнет, и тогда он вновь сможет жить в свое удовольствие. Пока же принцу придется потерпеть. Впервые за долгое время он наведывается в покои матери, как и велел ему дед. Там же он застает и Хелейну с детьми. Мать, сестра и бесчисленные няньки смотрят на него с удивлением, и от этого ему смешно. Оказавшись внутри, Эйгон, не обращая внимания на всех остальных, проходит к женщинам и падает на толстый ковер, прямо рядом с детьми. Прислуга боязливо смотрит на него, а затем на королеву. — Эйгон, — тишину нарушает детский лепет. У него бегут мурашки. Мальчик не говорил его имени, ему лишь слышится. Он мал, такие сложные слова не для него. Ему неловко от внимательных фиалковых глаз, что уставились на него. Джейхейрис смотрит на него лишь пару мгновений, а затем переводит взгляд обратно к деревянной игрушке, зажатой в пухлой ручке. Дочь продолжает играть сама с собой, не замечая его присутствия. Он и сам не хотел тут находиться. Дети были далеки от него, как и он от них. Любил ли Эйгон близнецов? Сейчас он не мог ответить, но в день, когда Хелейна родила их, он помнил то тепло в груди и слезы на лице. Должно быть, это и звалось любовью. Тогда отчего ему так тяжело тут находиться? Ответ он знал. Близнецы не были его единственными детьми. Одна из шлюх, которую он исправно посещал на Шелковой улице, вдруг пропала на долгие месяцы, а затем объявилась с белокурым младенцем. Чувство страха и вины тут же накатили на него. Прознай об этом матушка или дед, и ему пришел бы конец. Ни за ребенка, ни за его мать он не беспокоится, Эйгон переживает лишь за себя. С проблемой он обращается лишь к младшему брату, и, на удивление, больше о ребенке он не слышал, как и о его матери. На все вопросы Эймонд лишь отнекивался, но отчего-то, Эйгон знал, без помощи Коля не обошлось. Впрочем, он забывает об этом досадном инциденте и вспоминает лишь в те редкие мгновения, когда сам навещает своих законных детей. Он погружен в свои мысли и возвращается в реальность, лишь когда раздается плач его дочери. Её близнец что есть сил бросил деревянную лошадку, попав в сестру, которая сразу же становится красной. Девочка никогда не смеялась, зато исправно плакала. Эйгон помнит, как хотел назвать дочь в честь пропавшей сестры, как детские воспоминания накатили на него, вызывая тоску и грусть. Он никогда бы не признался вслух, но внутри он скучал по Алерии. Сестра была такой же, как и он – неидеальной, а оттого близкой. Не когда она стала капризной ябедой, но в куда более юном возрасте, он всегда предпочитал её компанию. Хелейна на его предложение назвать дочь Алерией лишь помотала головой: — Нам достаточно и одной Алерии в замке, разве не так? Будет неловко, если они столкнутся, — и мягкая улыбка дает ему понять, что Хелейна не здесь, а вновь погружена в собственные бредни. Однако смысл сказанного он видел. Хотел видеть. Если Хелейна и вправду знает хоть что-то, то их сестра жива и где-то там, далеко от дома, ищет путь назад. Следом приходят мысли, что пугают его. Алерия в замке? Быть может, скрытого смысла в словах Хелейны немного? И она говорит напрямую? Эйгон знал множество ходов Мейгора. Темные, мрачные, заканчивающиеся тупиками. Они были выстроены на крови и костях и приводили в ужас даже тех, кто никогда не бывал в них. Принц понимал, как легко в них потеряться, если не знать дороги. — Эйгон, твой брат искал тебя утром, где ты был? — голос матери отрезвляет его, заставляет отвести остекленевший взгляд от детей и прервать мрачные думы. — В покоях, матушка, — за долгие годы он выучился лгать. Ему хотелось верить в это. Верила ли в это его мать? Вряд ли. В любом случае, она поджимает губы и кивает. — Найди Эймонда после, — ладонь её, легкая и невесомая, касается его макушки, аккуратно гладя. Она бы могла быть строже. Могла докопаться до правды, узнать и о борделях, и о бастарде. Но то было раньше. С пропажей дочери Алисента смягчается, даже Эйгон получает свою порцию ласки. Все еще редкой, однако искренней. В такие минуты он льнет к ней как щенок, прося еще. Больше любви и внимания. Эйгон даже рад, что Алерии нет. Будь она тут, его бы любили еще меньше. Как же низки его помыслы. Волосы его короткие, куда короче, чем раньше. Он постриг их сразу после свадьбы, словно сбросив старую шкуру. Пальцы матушки проводят вдоль белых прядей по всей длине и затем отстраняются, оставляя за собой холод. — Останьтесь тут, я распоряжусь, чтобы ужин принесли сюда, — она бы могла приказать одной из нянек передать свои слова на кухню, но выходит намеренно, вместе с прислугой, оставляя Эйгона и Хелейну наедине с детьми. Тишина ощутимо давит на него. Его сестра молчит, занятая вышивкой. Хелейну его общество не тяготит, хотя многие здесь считают иначе. Среди стен Красного замка его слава ужасает. Быть может он и оправдывал многие слухи: блудил, пил и вел праздный образ жизни, но Хелейну он никогда не обижал. Эймонд и дед никогда бы не позволили ему, да и желания сделать с ней что-то неприятное у него не возникало. Эйгон мог быть груб с другими, мог наслаждаться чужой болью и унижением в самые мрачные дни своей жизни. О подобном он никому не говорил, страшась еще большего осуждения. Лишь сир Эррик заставал его, зная и о проститутках, и о бойцовых ямах с детьми. С Хелейной же исключение составляли те ночи, которые они вынуждены были проводить вместе. Принц напивался до ужасного состояния и едва ли мог помнить, что именно делал с женой на брачном ложе. Быть может, он был груб с ней? — Хелейна, — он облизывает губы, нервно пощелкивает пальцами, — я обижал тебя когда-то? Ну, — он мнется, — в те дни, когда мы… — что-то не дает ему закончить. Сейчас перед ним его сестра, простоватая и потерянная, не жена. Она будто не понимает его слов, но спустя мгновение машет головой, заставляя его выдохнуть. Эйгон подается вперед, забыв о неприязни Хелейны к прикосновениям. Девушка тут же уклоняется от его руки, брови её хмурятся. — Я пугаю тебя? — ему страшно услышать «да». Хелейна молчит. Берет на руки сына, прижимает к себе. К детям она относилась иначе, более осознанно. — Не ты, — её пугает не он. Он не хочет спрашивать что именно пугает её. Ему становится зябко от её взгляда сквозь. Ему следует продолжать играть роль хорошего, как ему и наказал дед, но как ему быть хорошим с Хелейной? Когда они были детьми, они с Эймондом и Алерией искали для неё ползучих гадов, но будет ли уместно это сейчас? Чем бы он мог порадовать её? Безделушкой, очередным пауком или может… — Драконы, — он говорит почти шепотом, однако Хелейна тут же смотрит на него, отчетливо расслышав что именно он сказал. Её волоокий взгляд сменяется на живой, заинтересованный, — ты ведь не летала на Гелитоксе после родов? Сердце его радостно бьется. Эйгон любил летать на Солнечном Огне больше всего на свете, оставляя позади и женщин, и выпивку. Эймонд был таким же. После обретения Вхагар, младший из братьев не расставался с ней, посещая её почти каждый день. Хелейна любила полеты – он знал. Пусть они были не столь частыми из-за путаницы в её сознании, а после рождения близнецов совсем прекратились. Принц знал, что она не меньше него хочет воспарить в небеса. — Да, драконы, — мечтательно отзывается она, словно не расслышав его вопроса. Ему и не нужен ответ, он преисполнен в правильности своих мыслей. Именно поэтому, когда их мать возвращается в покои, он тащит Хелейну за собой, оставляя и детей, и королеву. Сестра и не сопротивляется, идет следом, но руку затем все же выдергивает. Эйгон терпеливо ждет, пока Хелейна сменит платье на костюм, а затем спешит во внутренний двор, туда, где скорее всего был Эймонд. Ему непременно хочется, чтобы они поднялись в небо втроем. Хочется похвастаться перед братом, посоревноваться, ведь Вхагар не столь быстра, а Гелитокс, хоть и был молод, но обладал скверным характером. Видеть сестру в костюме для полетов ему непривычно. За последние годы Хелейна окончательно стала женщиной, пусть и молодой. Роды еще сильнее округлили её бедра и налили грудь. Будь перед ним другая, он бы смотрел с вожделением, однако Хелейна… Она всегда была ему сестрой больше, чем женой, и никогда не вызывала желания. Ему были отвратительны обычаи их дома, хоть за ним и ходила слава человека с извращенными предпочтениями. Он первый почти бегом оказывается во дворе. Как он и думал, Эймонд тут, а с ним и Кристон Коль. — Принц Эйгон! Неужели Вы решили почтить нас своим присутствием! — запыханный и красный Коль видит его первым. Эймонд не оборачивается, хочет напасть на гвардейца исподтишка, надеясь, что мужчина отвлекся, но тут же его попытка пресекается, а Коль выбивает меч из его рук. Эймонд, такой же красный и мокрый, совсем не разочарован. Он, как и Эйгон, знает – Коль лучший в своем деле, так что проигрыш не гневит младшего принца. — В следующий раз… — он намеренно не договаривает, давая рыцарю додумать. Тот лишь смеется и склоняет голову. — Непременно, мой принц, когда-нибудь, и я уверен, что скоро, Вы будете опасным противником, — он вытирает взмокший лоб и снова смотрит на нетерпеливо мнущегося Эйгона, — по крайней мере, Вы можете поколотить своего брата уже сейчас. Спускайтесь к нам! — Позовите меня, когда краснеть и потеть придется с дамами, сир Кристон! — на его глупую шутку Коль лишь машет головой, да пожимает плечами. К удивлению Эйгона, рыцарь всегда учтив с ним, осуждения в его глазах, как у сира Эррика он не видит. — Зачем пришел? — голос брата менялся и от того звучал то слишком высоко, то наоборот низко. Эймонд недовольно поджал губы, когда голос вновь сорвался. — Идем с нами! Мы хотим полетать! Эймонд недоверчиво смотрит на старшего брата. И не удивительно. Детские игры давно остались в прошлом, так что время вместе они проводили не так часто. — Полетаем! Все вместе, — тихий голос Хелейны, что возникла за спиной Эйгона, заставляет и рыцаря и Эймонда округлить глаза. Едва ли принцесса покидала замок с момента родов. Старший из принцев довольно подбоченился, наблюдая за реакцией брата. А сердце все бьется в нетерпении, ему поскорее хочется воспарить ввысь, в небеса. — Ты с нами? — торопит он Эймонда. Мальчик лишь кивает, сбрасывает легкий доспех и поправляет повязку на лице. Эйгон хмыкает. Позёр. Он носил её всего месяц. До того, как Эймонд надел повязку, Эйгон и не подозревал, что его брат стесняется увечья, настолько прямо и гордо он задирал лицо, показывая превосходство. В тот день матушка просит его не дразнить Эймонда. Он и не думал. Ему кажется, что так он выглядит лучше, куда более взрослым и суровым. У Драконьего Логова на них смотрят удивленно. Это уже начинает смешить. Да, они не были столь близки, каждый из них выбрал свой путь, но драконы объединяли их. Драконов они любили. Вхагар нет в Драконьей Яме – слишком огромная. Эйгон чувствует легкий ветер. Неестественный, навеянный огромными крыльями. Эймонд смотрит вверх, и следом средь облаков появляется старая драконица, разразившаяся приветственным ревом. Камни на земле мелко трясутся, принц чувствует вибрацию под ногами, когда она тяжело садится рядом. Брат тут же оставляет их, кидаясь к огромной твари. — Она будто урчит, — Хелейна улыбается, смотря на брата и его дракона, — как кошка. Ему не терпится увидеть Солнечного Огня, так что, не дожидаясь, пока драконоблюстители выведут его, он лично спускается вниз, а за ним бесшумно идет сестра. Рев, печальный и протяжный, заставляет его остановиться. Он и забыл, почему все эти годы никогда не спускался сюда, а ждал, пока Солнечного Огня приведут к нему. Пламенная Мечта. Дракон Алерии. Он замирает и всматривается в густую тьму, силясь увидеть зверя в тусклом свете факелов. То, что он видит приводит в уныние. Некогда величественный и опасный зверь совсем не походил на самого себя. Дракон принадлежал еще принцессе Рейне, которую проносил в седле до самой её смерти. В их семье Пламенная Мечта была вторым по размеру драконом, и с такой силой приходилось считаться. Сейчас же от голубизны крыльев и чешуи осталась лишь серость. Заметив непрошеных гостей, драконица даже не разразилась огнем, лишь взвыла страшно и горько. Она чахла без всадника. Чахла без Алерии. Могучий зверь, вынужденный сидеть здесь в цепях из года в год в ожидании своего человека. Не видеть солнечный свет несколько лет, не покорять небосвод. Интересно, не атрофировались ли у нее ещё крылья? Нет хуже пытки для дракона. По своему горю она могла потягаться с их матушкой. И принц не хотел бы знать кому хуже, как и думать об этом дальше. Ногой Эйгон наступает на что-то странное. Чешуйка, большая и гладкая, еще горячая от тела дракона. Как страшно должно быть ей сидеть тут одной, взаперти, не видя неба и своего друга. Сердце сковывает тоска, стоит ему представить, что Солнечный Огонь мог грустить по нему так же. — Жаль, Алерия не с нами, она пропускает такой чудесный день, — шепот Хелейны пугает его. Он больше не смотрит на дракона сестры, а спешит к своему. Они еще никогда не летали втроем. Эйгон замечает, что эта мысль его не расстраивает. Он и Эймонд предпочитали в одиночку делить небо, Хелейна же на его памяти была в седле последний раз больше года назад. Дейрон наверняка холил и лелеял свою драконицу вместо девушек. В этом они с Эймондом были похожи. Дураки! Здесь Эйгон считал себя умнее: зачем отказываться от всех благ и удовольствий и ограничиваться зубрежкой книг, тренировками и полётами? Ничто не могло сравниться с обладанием женского тела, когда член проникает в узкий жар. Как и то мгновение, когда тонна мускулов отрывает тебя от земли, вознося ближе к богам и солнцу. Довольствоваться чем-то одним глупо. Солнечный Огонь отрывается от вылизывания когтей и утробно мурчит, когда Эйгон обнимает его длинную морду. В каком бы состоянии он к нему ни приходил, в каком бы душевном равновесии ни пребывал, дракон всегда принимал его. Любым. Жаль, подобной мудростью не обладали его мать и дед. Принц чесал дракона под шеей, пока драконоблюстители освобождали его от цепей. Эйгон не стал ждать, пока его выведут из подземелья, а сразу залез в седло, наклоняясь, когда Солнечный Огонь крался к выходу из Драконьей Ямы. Снаружи их уже ждали Гелитокс с Хелейной и Вхагар с Эймондом, что так же был на ее спине, смотря на них с сестрой сверху вниз. Маленький гордый говнюк. Ничего. Пусть его старая ящерица и была самой большой, но далеко не самой манёвренной, что Эйгон и собирался ему сегодня продемонстрировать. Когда его золотой дракон поравнялся с драконом сестры, Гелитокс зашипел на них, раскрывая обсидианово-оранжевые гребни. Хелейна, что стояла рядом, сразу обхватила основание шеи, прижавшись к его груди и что-то шепча ему. Пусть чёрный дракон и продолжал смотреть на Эйгона и Солнечного Огня злобно, обнажая ряд острых зубов, рычать он прекратил. Его дракон, казалось, полностью проигнорировал враждебный выпад в свою сторону, спокойно взирая на Вхагар, чьи ноздри раздувались, а глаза неотрывно следили за мелкими, по сравнению с ней, драконами рядом. До Эйгона только сейчас начала доходить мысль, что они, по сути, впервые были вместе так близко. И только то, что их всадники чувствовали себя комфортно рядом друг с другом, сдерживало агрессивный нрав Гелитокса, который, казалось, хотел вцепиться в шею всем вокруг. Кроме его сестры, разумеется. — Хелейна, давай садись уже. Посмотрим, кто быстрее: мой Солнечный или твоя злюка, — Эйгону не терпелось уже подняться в воздух, как и Солнечному Огню, что водил кончиком хвоста вокруг себя, раздражаясь задержкой. — То есть нас вы сразу списали со счетов? — недовольно крикнул Эймонд. И услышал же с высоты своего седла! Только его улыбка выдавала истинное настроение и предвкушение. — Нет, конечно, брат. Я просто подумал, что Вхагар для таких гонок не предназначена. Как бы на полпути с неё песок не посыпался. Ты пожалей свою старицу. Вы сможете вполне комфортно наблюдать за нами сверху. Эйгон надеялся, что брат оценит его шутку, назвав его драконицу именем одного из бога Семерых, в которых Эймонд очевидно верил, как и их матушка. Однако лицо брата на его слова недовольно вытянулось, а Вхагар на такое заявление неожиданно чихнула, сотрясаясь всем телом, обрызгав слюной всех стоящих внизу. Эйгону показалось, что не только слюной, но и соплями, так как в его волосах явно было что-то липкое. Какая гадость! Он презрительно стал отряхиваться, пропуская вязкую жидкость сквозь пальцы, пока Солнечный Огонь когтистыми пальцами крыла чесал правый глаз. Эйгон сейчас ненавидел смех Эймонда. И его драконицу. На Хелейну и Гелитокса едва ли попало, однако чёрный дракон воспринял подобный выпад, видимо, на свой счёт. Принцу оставалось лишь наблюдать, как хранитель его сестры резко поддался вперёд, поднимая крылья, расправляя гребни вдоль шеи и хвоста, и с каким-то странным полурыком, больше походившем на визг, бросился в сторону Вхагар. Драконица брата лишь слегка приоткрыла пасть, всем видом демонстрируя, что не воспринимает мелкого дракона как угрозу. По крайней мере так их поведение расшифровал принц. Возможно, совместный полет и не такая хорошая идея. Конкретно сейчас ему хотелось помыться. Бывало, он засыпал пьяным, просыпаясь весь в грязи, а иногда просто терял равновесие и откровенно падал лицом в лужу, но ничто не могло сравниться со слизистыми выделениями драконов. В этом принц только что убедился. Эймонд натянул поводья, пытаясь увеличить расстояние между драконами, но Вхагар, казалось, вовсе не слышала команд его брата, полностью сосредоточившись на Гелитоксе. Эйгон стал волноваться, как бы она не решила им перекусить. Однако влезать в странные разборки драконов брата и сестры не хотел. Ему и Солнечному Огню уже досталось, спасибо! Да так что в лохани с водой он сегодня проведёт весь вечер. Хелейна, не став испытывать судьбу и терпение последнего дракона времен Завоевания, вмиг встала прямо перед мордой своего чешуйчатого защитника. Гелитокс щёлкнул перед ней пастью, однако тронуть не посмел. Драконоблюстители просили принцессу отойти, но взгляд её был сфокусирован только на драконе. Пусть Эйгон не видел черную морду, чешуя, то вздымавшаяся, то опускавшаяся, говорила о многом. В такие моменты он радовался, что его Солнечный был довольно послушным. Лёгкий ветерок донёс до него едва уловимые слова, что складывались в валирийскую песнь. Эйгон хотел было вновь открыть рот и возразить, что время не ждёт, но запнулся на полуслове, понимая, что вдоль позвоночника бегут мурашки. И увы, не от мерзкой липкости в волосах. — Спи, дракон. Тебе не страшно? Оставлять открытой дверь? Дважды колокол пробьет, Объявляя о пропаже, о тревоге, о печали. Вон какой-то чёрный зверь Притаился в подземелье, Ждёт тебя уже давно. Но ты дракон, тебе не страшно. В тебе пламя, ты силен. Принц не знал, как реагировать на улыбку сестры, что продолжала напевать знакомую ему жуткую колыбель. Когда-то давно её пела их старая служанка, что стала их сиделкой, когда обязанности королевы полностью поглотили их мать. И сейчас его сестра пытается ею успокоить своего дракона, разозлить которого не составит труда даже мёртвому. Была бы его воля, Эйгон бы никогда больше не слушал эту мрачную песнь. От неё веяло печалью. И как можно было с таким радостным лицом петь её дракону он не знал. Принц обвел взглядом всех присутствующих и понял, что в своих чувствах пребывал не один: Эймонд смотрел куда-то сквозь сестру, драконоблюстители же перетаптывались с ноги на ногу, особенно юные смотрители явно чувствовали себя неловко. — Что это было? — неуверенно задал вопрос на кривом валирийском самый молодой парень среди них. Он был едва ли старше Эйгона, а уже состоял в столь почётном ордене. И на его выбритой голове уже красовался свежий ожог. Принц был уверен, что оставил его не Солнечный Огонь. — Юный Гелитокс пытается храбриться перед могучей Вхагар. Довольно свойственное поведение для молодых дерзких драконов – заявлять о себе, о своей силе перед более сильным сородичем, — ответил старший смотритель Ямы. Тот самый, что учил его обращаться с драконом. Он же когда-то учил и Рейниру. И Джейса с Люком. Всех их. Принц его уважал и надеялся, что этот человек с мрачным выражением лица будет обучать и его детей. Так вот оно что. Эйгон думал, что виной тому был сопливый выпад старой драконицы. Глядя на драконов своих брата и сестры, принц еще раз убедился какой прекрасный его Солнечный, что не ведёт себя подобным образом. И не забрызгивает своими отвратительными выделениями все в пределах десяти футов! Солнечный Огонь низко зарокотал, чувствуя прилив нежности от своего всадника. Эйгон в ответ погладил его по золотой чешуе, стараясь избегать тех участков, где уже подсыхала слюна Вхагар. Принц устал ждать, а посему дал команду взлетать под возмущенный возглас Эймонда. Да, нечестно. Но кто его будет судить? Одноглазый брат? Ха! Следом за ними поднялась Вхагар, издавая рык, походивший больше на ворчание. Взмах её крыльев был слышен даже с разделявшего их расстояния. Всадник золотого дракона рассмеялся, направляя Солнечного в сторону города. Пусть люди увидят драконов во всей красе! Эймонд, поняв куда собирается брат, стал снижаться, видимо, чтобы его огромная драконица смогла ещё больше накрыть столицу тенью своих крыльев. Лишь бы покрасоваться! Каков позер! Солнечный Огонь не мог похвастаться своими размерами, однако не зря его дракона уже звали самым красивым из всех, что видел свет. И с этим Эйгон был полностью согласен. Золотая чешуя была воистину прекрасной, переливаясь и сверкая на солнце, как самый редкий драгоценный опал. Принц слышал возгласы восхищения каждый раз, когда он парил над городом. Эйгон оглянулся посмотреть, где сейчас сестра и заметил, что она выше них безмятежно и медленно летела в сторону Черноводного залива. Ее черный дракон будто плыл по небу, настолько легким казалось его длинное тело. Крылья едва шевелились. Перепонки идеально ловили ветер, а мускулы всего корпуса были расслаблены. Идеальный баланс. Не хотелось нарушать их безмятежность, но ему почему-то захотелось убедиться, что на лице его сестры блуждает легкая улыбка – интуиция подсказывала, что она на нем есть, но ему всей сущностью хотелось воочию увидеть столь редкое для него явление. Запечатлеть этот момент, помня, что они едины в полете. Едины в этом наслаждении – быть в небе, выше всех остальных, когда грудную клетку разрывает восторг. Солнечный Огонь издал радостный рык и понес его к Хелейне, оставляя Вхагар, что почти нагнала их. Эймонд поднял голову, не понимая, что послужило смене курса, но не последовал за ними, лишь хмуро наблюдая. — Летим к воде, брат, — Эйгон надеялся, что ветер донесет его слова. Он улыбался так широко, что заболели щеки. Боги, дракон – это лучшее в его жизни. Хотелось подняться выше самих облаков, гор, выше солнца и закричать, как ему хорошо. Он будто был рожден для полетов, а Семеро послали ему Солнечного Огня, потому что крылья не были дарованы человеку. Но были дарованы ему вместе с огнем. Золотой дракон тихо урчал, отражая его восторг. Он поравнялся с Гелитоксом, чья расслабленность в момент улетучилась. Черная тварь приоткрыла пасть, предупреждающе обнажая пасть с острым рядом зубов. Его всадница же не замечала ничего и никого вокруг. Ее глаза были закрыты, а лицо искрилось покоем. Эйгон уповал, чтобы ее видения не докучали ей сейчас. Не портили момент, когда она была… счастлива. Вхагар резко вклинилась между ними, слегка задевая крылом Солнечного Огня. Эймонд повел головой, и старший принц со смехом направил под шею старой драконицы своего золотого дракона. Тот белоснежными рогами мазнул ее свисающую кожу, вызывая недовольное ворчание, но по ее морде было видно, что Вхагар не злилась. Надо же! Старая ящерица не так уж скучна. Как и вечно серьезный брат, что тоже пытался скрывать улыбку, однако получалось откровенно плохо. Они были довольно высоко. Красный замок казался сейчас живым макетом их дома, но был намного меньше, чем макет Валирии в покоях их отца. Руки быстро замерзли, и Эйгон сразу стал греть их проверенным способом – положив на горячую кожу дракона. Хелейна летела выше их всех. Он надеялся, что она не заболеет, ведь, чем выше, тем холоднее небо. Странный и обидный закон природы. Матушка говорила, что это знак того, что людям не следовало забывать свое истинное место – на земле. Небеса – обитель драконов, а не их. Сейчас бы он с ней поспорил, потому что небо было ему больше домом, чем стены Красного замка. Лишь здесь он чувствовал свободу и избавлялся от призрачных оков короны. Снизу показалась водная гладь. Наконец-то! Эйгон прижался к седлу всем корпусом. Солнечный Огонь чуть повернул морду в бок, глядя хитрыми глазами и, когда увидел уверенный кивок своего человека, сложил крылья и под прямым углом стал падать вниз. Принцу не нужно было отдавать валирийские команды – его дракон полностью был с ним одним целым. Они чувствовали друг друга каждой частичкой тела и души. И в небе желания каждого были едины. Он кричал. Кричал так пронзительно, что боялся сорвать голос. Но сейчас было плевать. А когда воды залива угрожали схватить их, Солнечный Огонь быстро раскрыл крылья с нежно-розовыми перепонками и пронесся над водой, оставляя вихрь, что делил воду, образовывая порывом ветра дорожку. Дракон радостно зарычал, вторя своему человеку. Его брат с сестрой не заставили себя долго ждать. Вхагар нырнула следом за ними, пока Гелитокс плавно, но быстро спускался следом. Старая драконица, как и ожидал Эйгон, оказалась не такой манёвренной и не успела раскрыть вовремя крылья, отчего ее лапы опустились в воду. Или, возможно, она сама так хотела. Эймонд с довольным лицом поправлял повязку и волосы. Солнечный Огонь и Вхагар кружили над водой, оставляя столицу позади, почти касаясь морской глади когтями. Черный дракон предпочитал не присоединяться к ним, хотя Эйгон и заметил, что сестра старается поводьями спустить его пониже к ним, однако вредный ящер упрямо рычал, сопротивляясь воле своей наездницы. Ну вы посмотрите! Слова старшего драконоблюстителя начинали приобретать смысл. Черная злюка Хелейны старалась все время быть выше него и Эймонда, будто расценивая их драконов как угрозу. И даже сейчас отказывался быть наравне с ними поближе к воде. Ладно еще Вхагар. Но он-то и Солнечный Огонь не трогали Гелитокса! — Гелитокс, мы не тронем ни тебя, ни твою всадницу, не бойся, — крикнул дракону на высоком валирийском Эйгон, зная, что тварь услышит. Однако стоило черному дракону перевести на него взор кровавых глаз, как у принца внутри все сжалось. Нет, боялся явно не дракон сестры с обсидиановой чешуей. Страшно сейчас стало ему, находясь в поле зрения этого зверя. Эйгон сглотнул. Улыбка спала с его лица, и он инстинктивно прижался к своему дракону, чувствуя его защиту и покровительство. Да уж, лучше оставить сестру разбираться самой. Он попытался! Эймонд нахмурился, но понял, что вмешиваться не стоит. Не с его Вхагар точно – станет хуже. В конце концов, это их первый совместный полет, и требовать доверия от дракона сестры, что прославился скверным характером, не лучшая затея. В следующий раз – а он будет, Эйгон позаботится об этом – дракон Хелейны будет более расположен к ним. Принц на это надеялся. Красный замок почти скрылся за горизонтом. Нужно было возвращаться, пока они не залетели слишком далеко в воды Узкого моря. Эймонд, будто слыша его мысли, развернул Вхагар и с легкой улыбкой обрызгал взмахом огромного крыла своей ящерицы золотого дракона и его всадника соленой водой. Правая штанина была безнадежно вымокшей, а холод моментально окутал тело. Однако Эйгон лишь рассмеялся, направляя теперь недовольного Солнечного Огня обратно к Королевской Гавани. Принц немного разделял его чувства – сначала эта старая драконица оросила их слюнями и соплями, а теперь и черными водами залива! Эйгон поймал себя на мысли, что сейчас был слишком счастлив, чтобы возвращаться. Хотелось продолжить лететь вдаль. Подальше отсюда, с этих земель, кои не приносили ему радости. Оставить все позади. И хотелось, чтобы Эймонд и Хелейна последовали за ним. Им бы понравился Эссос с его жаркими землями. Никто из них там никогда не был, но принц был уверен, что они были бы там счастливы. Перед глазами появились Дейрон и Алерия, и сердце предательски заныло. Забрать бы младшего брата, да отправиться прочь подальше отсюда. Оставить позади Семь Королевств и обрести свободу. Вздохнуть полной грудью и наконец-то задышать. Эта мысль была столь сладка, сколь же отчаянна. Она преследовала его всю дорогу, не отпуская. А посему, когда три дракона приземлились на пески близ пляжа Красного замка, Эйгон не торопился спешиваться. Всей душой он был уже там – за горизонтом. — Брат? — Эймонд, заметив его замешательство, окликнул его, уже стоя на земле и поглаживая морду своей драконицы, которая начинала дремать на мягких песках. Хелейна же ласкала шею Гелитокса, шепча тому что-то с улыбкой на лице. Эйгон надеялся, что не ту жуткую колыбельную. Старший принц, наконец решившись озвучить свои желания, спрыгнул и в мгновение ока оказался перед младшим братом. Он переводил взгляд с Эймонда на Хелейну, пытаясь понять, как лучше сказать. Однако в голове стало пусто. Было просто желание, что уже вырисовывало в мыслях красочные образы двух свободных принцев и одной принцессы. И, конечно, трех драконов, что кружили над Дотракийским Морем. — Может, не будем возвращаться? — прошептал он брату. Эймонд лишь поднял бровь над единственным глазом, не понимая, что брат имеет в виду. Эйгон поспешил пояснить: — Давай улетим. Ты, я и Хелейна. Можем забрать Дейрона, если он захочет присоединиться к нам. Полетим подальше отсюда. В Эссос! — он схватил брата за плечи, замечая краем сознания, что тот почти дорос до него. — Что здесь нас ждет? Рейнира взойдет на трон, и Красный замок станет ее домом. И наших племянников с дядей. Ты хочешь каждый день их видеть? — Эйгон, что ты… — Мы не унаследуем ни земли, ни фамильное оружие, ни корону. Мы не получим ничего, — перебил брата старший принц, с удивлением понимая, что голос дрожит, — что, если дед прав и нас просто убьет дядя? — Вот поэтому я и тренируюсь! Поэтому я и заявил права на самого большого дракона! Чтобы защитить всех вас! — крикнул на него Эймонд, но руки с плеч не скинул. — А ты вместо того, чтобы делать тоже самое предпочитаешь выпивку и трахать шлюх! Эйгон не обиделся, признавая правоту брата. Однако отступать был не намерен. — Мы можем быть счастливы, а не жить в постоянном напряжении, ожидая дня, когда наш отец не проснется. Но для этого нужно пересечь Узкое море и… — И что? Что мы будем делать? На что существовать? Ты откажешься от вина и яств? — из уст Эймонда вырвался истеричный смешок. — Как нам жить? — Продадим сапфир из твоего глаза. Шутку брат не оценил. Как и всегда. Младший принц обхватил ладонями лицо брата и тихо сказал то, что выбило почву у Эйгона из-под ног: — Мы обретем свободу за морем. Но погубим нашу матушку здесь. Она потеряла одну дочь. Ее младшего сына забрали от нее. А теперь ты, ее первенец, последняя частичка Алерии, предлагаешь отнять у нее все и сразу. Милосерднее будет воткнуть клинок ей в грудь, чем сбежать. Глаза Эйгона заслезились. Он быстро отбросил руки брата с лица, чтобы тот не заметил предательский блеск. На помощь, как ни странно, пришла сестра. — Мне понравилось. Спасибо, Эйгон, — Хелейна на секунду сжала его запястье и сразу отпустила. Однако и этот быстрый жест вызвал тепло в его груди. Принц так и стоял, потупив взгляд, пока за ним следили две пары драконьих глаз и его брат с сестрой. Он тяжело вздохнул, признавая поражение. Ему – им всем – еще долго быть взаперти здесь. А значит нужно смириться. Эйгон не хотел, чтобы его матушка страдала еще больше. Хелейна неловко потирала бедра, чуть хмурясь. Братья сразу поняли в чем дело. — Посидим немного. Скоро солнце сядет. Посмотрим, — Эймонду было неловко предлагать посмотреть на закат втроем. Эйгон был благодарен, что не ему пришлось это озвучить, так как он сам хотел того же. Их день подходил к концу. — Сильно болит? — смущенно спросил старший принц сестру. Он понимал, как могут болеть мышцы, если долго не сидишь в седле, а после отправляешься в полет. А Хелейна не летала очень давно. Сестра отрицательно помахала головой и присела на песок ближе к воде, вытягивая ноги. Ее руки тут же стали блуждать вокруг в поисках ракушек. Или букашек. Эймонд хмыкнул и последовал за ней, садясь чуть поодаль, помня о нежелании и нетерпении прикосновений его сестры. Эйгон так и остался стоять, глядя в затылки им двоим, пока его в спину не толкнула морда Солнечного Огня. Младший брат, услышав странное шевеление сзади, мотнул головой в их с Хелейной сторону, приглашая Эйгона присоединиться. Всадник золотого дракона погладил чешуйчатого друга под челюстью и сел подле Эймонда, скрестив ноги. Солнечный Огонь прилег сзади них, опустив голову у ног своего человека и тихо заурчал, когда на нос легла родная рука. Гелитокс же продолжал недовольно на них смотреть, отказываясь подходить ближе. Ну и пусть. У них с братом еще будет время подружиться с ним. Главное, что Хелейна сейчас счастлива и в безопасности подле них. Ее дракон это знает, а значит примет их рано или поздно. — Тебе бы помыться. Что? Эймонд научился шутить? Видимо, он мог это делать только на пару со своей драконицей. Хелейна стала рассматривать волосы Эйгона, а после тихо хихикнула в ладонь. За ней последовали братья, громко смеясь. Закат вправду был красивым. Тоску вызывала лишь мысль, что они могли быть здесь впятером. Позже, возвращаясь в замок, Эйгон прокручивал в голове слова сестры. И мурашки медленно покрывали его тело по мере приближения к дому.***
Затея все ещё казалась ему бредом. Несусветным бредом. Такой же чушью, как и то, что говорила его сестра-жена. Хелейна всегда несла что-то неразборчивое и неясное ей самой. Так ведь? Эйгон сглотнул, прежде чем войти в потайной ход, ведущий на развилку других проходов, что находилась по его меркам под библиотекой. Сколько раз он тут уже был? Много. Какова вероятность, что что-то случится? Никакой, правильно. Тогда почему он так неуверенно и медленно идёт по ступеням вниз, стараясь не дышать и прислушиваясь к каждому шороху? Ему кажется или сегодня факел освещает путь не так сильно, как ранее? Тебе не кажется. Почему голос в голове шепчет, как его исчезнувшая сестра? Всегда ли она озвучивала его мысли? Давно она стала такой напуганной? Слух обострился из-за снижения остроты зрения, ловя каждый шорох его сапог и тихий вой сквозняка. Просто ветер. Просто его шаги. Просто коридор. Принц мотнул головой и поплотнее завернулся в плащ. Он не планировал выходить из замка. В туннелях было холодно, ясно? Он вовсе не пытался стать незаметнее. Слиться с этими стенами… Как кости и плоть строителей, что их возвели. Чья кровь навеки впечаталась в них. Эйгон чуть отошёл от тёмного камня. Однако идти вдоль стены казалось безопаснее. А чего ты боишься? Чушь! Ему нечего бояться! Он столько раз уже тут ходил и… Треск раздался под сапогом. Оглушающе громкий, как и его крик, что пронёсся по лабиринту эхом. Эйгон сразу отпрыгнул, едва не выронив факел, ударившись спиной об стену. Сердце стучало как бешеное, вместе с кровью в ушах. Он дышал рвано, крепко зажмурив глаза. Ноги не слушались и приросли к пыльному камню пола. Тишина казалась оглушающей. Только стук его сердца. И всего. И дыхание. Его дыхание, не чужое, ласкающее волосы сзади. Просто капюшон плаща слетел, когда он отпрыгнул. Эйгон открыл глаза, быстро оглядывая пространство вокруг, резко водя факел вокруг себя. Слишком быстро. Он ничего не сумел разглядеть вокруг, но был бы кто-то рядом этого бы хватило, чтобы увидеть силуэт? Нет, он был тут один. Стоял тут, смотря в тёмную пустоту, что окружала со всех сторон. «Говорят, неупокоенные души бродят в этих лабиринтах и скребут, ищут жестокого короля, что заточил их бродить там вечность. Иногда слуги слышат голоса из красных стен, что зовут на помощь. Слабые отчаянные голоса, что никогда не упокоятся с миром, кои будут ходить по бесконечным коридорам в поисках выхода. Они не помнят своих имён, они не помнят, как туда попали, однако они помнят, как строили свою же тюрьму. Из своей собственной плоти». Принц проклинал ту старую сиделку, что читала им в детстве рассказы о рыцарях, дальних берегах и шептала в ночи истории о Белых ходоках за Стеной. Он проклинал Эймонда и Дейрона, что просили каждый раз что-то страшнее. Почему он вообще слушал бредни этой женщины? Она говорила, что тайные ходы Мейгора Жестокого лишь слухи. Но ты сейчас в них. Так почему ты решил, что остальное ложь? Нет! Это просто нелепость! Да, лабиринты его предка оказались не сказкой, но остальное, что несла эта старая ведьма точно бред! Нет здесь никаких неупокоенных душ! Никаких Белых ходоков за Стеной! И его пропавшей сестры тут нет! «Нам достаточно и одной Алерии в замке, разве не так? Будет неловко, если они столкнутся». Слова Хелейны раздались эхом в сознании. Набатом били в голове и вырвались вместе с его хриплым смехом. Семеро, какой он идиот! Он действительно спустился сюда проверить ту несусветицу, что ляпнула его жена! И что он нашёл? Эйгон посмотрел под ноги и увидел причину своего испуга. Всего лишь крысиные кости. Таких здесь полно. Не раз видел, только наступил и раздавил впервые. Принц ещё громче рассмеялся. Он хохотал во все горло, пока слезы не потекли из глаз от длительного смеха, а в груди не стало печь. Звук его голоса разносился по всему подземелью. Боги, если здесь и обитают мёртвые, то уже должны были проснуться и идти к нему! Крыс он точно распугал. Отдышавшись юный дракон решил продолжить свой путь. Он просто пройдёт до конца известного ему пути и вернётся назад. Он просто убедится, что здесь нет никого, кроме него. Он просто… Отчётливо заметил боковым зрением движение слева от него! Эйгон резко повернул факел, распахнув шире глаза, пытаясь разглядеть что это было. Сердце вновь пустилось в галоп. Ничего. Просто тени, танцующие от огня. Как же здесь холодно! Он впервые это заметил. Это просто холод, и мурашки также от него! Как здесь вообще живут крысы? Они не мёрзнут? В них же нет огня, как в драконах. Чем они питаются? Остатками чьей-то плоти, Эйгон. Это же крысы. Какой ещё плоти? Здесь никого, кроме него! Он единственный кто здесь ходит! Эти твари жрут друг друга. Вот логичное объяснение! Перебирая в голове все слухи и ужасы этого места, Эйгон дошел до разветвления. Один проход казался с годами все уже, будто стены хотели срастись, навсегда похоронив тайны туннеля. Принц не знал куда он вёл. Как и тот, что был справа от него. Его интересовал всегда тот, что дарил свободу от этого душного замка. Мне в ту ночь он не подарил свободу. Он заточил меня. Да, заточил! Её похитил кто-то из иностранных торговцев! Его сестры тут нет уже несколько лет. Что он пытается доказать? Что Хелейна не окончательно сошла с ума? Что он не трус? Слева от прохода в город была старая деревянная дверь. Насколько Эйгон помнил, она вела в темницы замка. Именно после этого прохода он решил ещё несколько лун назад не проверять остальные. А стоило бы… Сколько было ярусов у темниц? Почему он не слушал тогда мейстера Орвиля? Пять? Нет, четыре. Их было четыре. И только первый и второй ярус использовались стражей. Последние пустовали много лет. В них не было необходимости. Разве что?.. Холодная отчаянная мысль лизнула его мозг, обжигая своей догадкой. Если бы он хотел кого-то спрятать, то есть ли место лучше? На четвёртом ярусе были расположены пыточные камеры. Если бы кто-то звал на помощь, то ни одна душа в замке не услышала бы. Эйгон выдохнул, стараясь прогнать подобные думы прочь. Желание вернуться в постель становилось все больше. Вернуться и накрыться одеялом с головой. А завтра с утра посмеяться с самого себя. Он подошёл ближе к темной двери, которая больше напоминала неумелое и кривое соединение досок. Уже было потянулся к пыльной ручке, но… Её не было. Эйгон до крови прикусил язык. Во рту почувствовался металлический неприятный привкус. Он мог поклясться всеми богами, отдать на отсечение собственную голову и крыло Солнечного Огня, что точно знал, что там раньше была ручка! Ещё в первый раз, несколько лет назад, когда он впервые тут оказался, он обратил внимание на эту дверь – единственную дверь из четырех проходов на этой проклятой развилке – и с уверенностью мог сказать, что ручка была! Такая же старая пыльная и гнилая. Самая простая, без витиеватых узоров и позолоты. Она была здесь. Как давно её нет? Принц подсветил факелом пол под ногами, надеясь найти там гребаную ручку, которая скорее всего была слишком ветхая и просто отвалилась от двери. Однако под ногами и подле не было ничего. Ему уже было не смешно. Голова начинала болеть от напряжения. Если он сейчас вернётся в свои покои – безопасные покои, – то не уснёт. Может позвать Эймонда? С братом, что столь усердно тренировался последние годы, было не так… страшно. Почему он вообще решил пойти один? Чтобы его сердце остановилось, и он стал ещё одним холодным трупом, чей призрак будет одиноко ходить здесь, пока красные стены не падут? Ручка явно была вырвана, понял принц. А значит не только он здесь ходит. И не приведение! Кто-то из плоти и крови. Кто-то кого он ни разу не видел за все время. Могло ему так вести? Или нет? Или кто-то сейчас наблюдает за ним из тени? Кто-то кто пришёл на звук его смеха? И сейчас смотрит, как он мнется тут? Прежде чем он успел окончательно взвесить все мысли в голове, его ноги уже стояли по ту сторону двери, что скрипнула так громко, будто стараясь оповестить кого-то, что он вошёл. Объявить кому-то внизу, что он здесь. Эйгон поправил капюшон и стал спускаться. Запах здесь отличался. Помимо пыли пахло чем-то затхлым. А лестница, казалось, сужалась с каждой ступенькой, делая проход уже. Он долго шёл. По его меркам спускался точно не меньше пятнадцати минут. Как глубоко он сейчас под землёй? Найдут ли его, если он заблудится? Он не сворачивал никуда, верно? Просто спускался все глубже. «В темноту бежит дорога. Что же ты ещё не спишь? Пауков в углу боишься? Крыс в подвале? Нет, глупыш! Это мелочи… Ты злишься?» Нет, он не злился, а дрожал, как лист на ветру. А теперь ещё и эта проклятая колыбельная звучала в голове устами Хелейны. Сегодня обе сестры решили его свести с ума! Если его сердце сейчас разорвётся, то это будет целиком и полностью их вина! Эйгон остановился, слушая не идёт ли кто-то сзади. Ему нужно было убедиться, что он вошёл сюда один. Нет, никого. Можно продолжать путь. Что он и сделал. Когда последняя ступенька оказалась позади, перед Эйгоном оказалась просто стена. Однако принц сразу увидел чуть кривую кладку камней выше головы и сразу надавил на нее, как делал не раз. Такой же принцип, как у других потайных проходов. Надавить, вставить ладонь в образовавшуюся щель и сдвинуть каменную дверь. На практике это было легче. Будто для таких тайников использовался более лёгкий материал, ничем не уступая визуально тяжёлым камням. Принц медленно стал осматривать помещение, в которое только что протиснулся. Небольшая комната, явно давно не посещаемая. Два стола и четыре скамейки, покрытые такой же пылью, простая деревянная дверь у противоположной от него стены. Небольшой стол в углу и пара кружек. Эйгон подошёл и взял одну из них. Нет, такие же пыльные с корочкой плесени. Это успокоило. Он начал оглядывать стол: деревянная миска, какой-то железный прут, поломанная ложка и та самая ручка. Которая должна была быть вставлена в ту дверь наверху, ведущую сюда. Принц, казалось, перестал дышать. Он молча уставился на неё, медленно пододвигая факел ближе. Это точно была она. Сомнений у него не было. Но зачем кто-то вырвал её и оставил здесь? Кто ходил кроме него тут? Паника медленно подступала, однако Эйгон старался глубже дышать. Дышать, дышать и дышать. И думать рационально, как учил дед. Он ни разу ни на кого не наткнулся в лабиринтах Мейгора Таргариена. Да, но с чего ты решил, что никто не наткнулся на тебя? Всё! Он и так зашёл далеко, ещё подниматься обратно. Нет здесь его сестры. С чего вообще он решил её здесь искать? Это просто бред! И его воображение! Ничего больше! За дверью этой комнаты наверняка были камеры темницы. Такие же одинокие и зловещие, как и это место. Он не станет их проверять. Ему хватило на сегодня! Эйгон решительно отправился обратно, быстро взбегая по лестнице, оставляя эту каменную могилу позади. Поднимался он, казалось, быстрее. Пусть он и порядком запыхался, но чем ближе был выход, тем становилось спокойнее. Да и лестница не казалась такой бесконечно длинной. Дойдя до ветхой двери, принц уже хотел оттолкнуть её и войти на привычную развилку, однако отчётливо услышал шаги за ней. Медленные и шаркающие. Это точно были чьи-то шаги! Все же он здесь не был один. Эйгон аккуратно и, насколько мог, тихо отступил на пару шагов назад, боясь, что сквозь щель этот кто-то увидит свет от факела. Или услышит стук его сердца, потому что сейчас ему казалось, что его слышит всё подземелье. За дверью кто-то остановился. Прям рядом с ней. Если сейчас откроет, то не заметить его будет невозможно. Бежать вниз смысла тоже нет. Он не знал, как выбраться из нижнего яруса, а учитывая многолетний слой пыли искать его там никто не будет. Ещё один пропавший близнец. Услышит ли он бой колоколов до того, как ему перережут горло и навсегда оставят тут его бездыханное тело? Принц знал, что ответ отрицательный. За дверью раздался тяжёлый вздох, а после кто-то возобновил шаги, все дальше отдаляясь. Всё дальше уходя, оставляя принца здесь. Если он верно услышал, то незваный гость пошёл в противоположное направление от выхода – в тот туннель, который вёл в город. Это успокоило, но не сильно. Только у этого прохода была дверь. Холодный пот прошиб его от мысли, что, пойди он в другой туннель, то сейчас бы столкнулся с этим кем-то нос к носу. Он бы не смог спрятаться в тени с факелом, а быстро бьющееся сердце и стук зубов выдали бы его моментально. Нужно выждать ради своей же безопасности и бежать в свои покои. Бежать тихо и быстро. Пока его пропажу не заметила стража или пока этот кто-то не решит вернуться обратно. Теперь Эйгон точно был уверен, что не только он пользуется этими ходами. Не только он знает о них. И если ручка этой проклятой двери, от которой он не мог сейчас оторвать взор, стоя наготове, как натянутая струна, не была весомым доказательством, то дыхание и шаги незнакомца являлись таковыми. Он стоял тут, пока ноги не отекли, а напряжённая спина не заболела. Челюсть, что была стиснута, чуть расслабилась, и принц наконец решил толкнуть дверь и выйти из своего укрытия. Эйгон не стал проверять есть ли здесь кто-то ещё, стоит ли кто-то в углу, ожидая, пока он покажется. Нет, он сразу побежал в сторону своей спальни. Беги быстрее, Эйгон. Или сгинешь тут. И он бежал. Как никогда быстро. Не оглядываясь и не прислушиваясь. Просто бежал, держа факел на вытянутой руке. Главное, чтобы огонь не потух. Главное успеть. Главное дышать. Принц сразу затушил огонь, когда увидел знакомую стену впереди, что вела в его спальню. В его покои, где за дверью стоит Королевский гвардеец. В место, где он в безопасности. Задвинув потайной ход, Эйгон убедился, что тот точно закрыт. Кое-как сбросив одежду, он тут же забрался на кровать, нырнув под одеяло. Сердце все ещё громко стучало. Паутина и пыль на волосах не беспокоили его, когда под утро он стал наконец засыпать. Эйгон убеждал себя, что, жмуря глаза, он не слышал голос Алерии из-за стены, которая просила помочь – открыть дверь. Это было его воображение. Ничего более. Он был один в комнате.