BR☠KEN HEΛDS

Алекс входит в зал и замечает на диване сиделку Джека — та тут же откладывает книгу и встает: — Здравствуй, Алекс. — Привет. Мы могли бы переместиться в какое-то помещение, где нас никто не побеспокоит? Женщина некоторое время задумчиво хмурится, но потом соглашается и быстро идет к Джеку. Она наклоняется и говорит ему что-то, после чего берет коляску за ручки и кивает Алекс в сторону. Алекс идет за ними по коридору, направляясь в самую глубь здания, пока коридор не заканчивается. Сиделка достает связку ключей, открывает дверь по левую сторону, и они оказываются в небольшой комнате с огромным стеллажом во всю стену, полки которого уставлены коробками, книгами, папками со стопками бумаг. Каждая полка подписана. Это место чем-то напоминает ей место хранения вещественных доказательств в участке, только гораздо меньше. Женщина берет стул и стряхивает с него пыль, но Алекс отказывается садиться — она идет к подоконнику, напротив которого поставили коляску Джека, и садится туда — почти напротив него. Женщина какое-то время смотрит на Алекс и, видимо, окончательно убедившись, что та не собирается садиться на стул, садится на него сама. — Ты сказал Харви, что больше не пьешь лекарства? — Она и так это знает, — ворчит Джек. — Этой девочке необязательно говорить очевидные вещи. — Ты не говорил с ней. — Я говорил. Алекс смотрит на него, снова прокручивая день. Она уверена, что они не говорили, потому что все время находилась рядом с Харви. — У вас телепатическое общение? — А у вас нет? — он переводит на нее хмурый взгляд. — Мне нечего ей сказать. — Она даже не в курсе, что ты способен говорить, а не орать. Джек фыркает и бьет пальцами по подлокотнику. — О чем ты хотел поговорить? Джек переводит на нее взгляд, кустистые брови опускаются вниз. Он снова смотрит в окно. — Все циклично. Все повторяется. Хочу, чтобы ты поняла. Я тебе сказал вчера. — Да, ты сказал, — подтверждает Алекс, хотя это было далеко не вчера. — И что это значит? Челюсть Джека начинает двигаться, а ноготь трет кожаную обивку подлокотника. — Когда Джеку было пятнадцать, — начинает говорить его сиделка. — Ты бы еще с детского сада начала! — он хлопает рукой. — Джек, — женщина накрывает его плечо рукой и сжимает, — я начну, а если тебе будет, что добавить, то ты это сделаешь. В старшей школе Джек познакомился с девочкой. Её звали Руби. Они быстро стали хорошими приятелями, хотя у них были совсем разные увлечения. Руби не очень нравилась любовь Джека к мотоциклам. Она тогда не знала, что Джек был сыном главаря банды. — Я просто уточняю, я сейчас буду слушать биографию Джека? — Не совсем, — женщина чешет нос и косится на затылок Джека. — Я думаю, что Джек хочет, чтобы ты… — Ты слишком близка с моей дочерью, — вмешивается Джек. — Мне надо было грохнуть твоего папашу, когда была возможность, но я… — он скалится, словно подбирая слова, — я должен был, но я этого не сделал. Он чуть не убил мою дочь. — Много кто чуть не убил твою дочь, Джек, но ты ничего не предпринял, — отвечает Алекс чуть более резким голосом, чем планировалось. И Джек смотрит на нее. Его голубые глаза сканируют её лицо: кажется, что он не понимает, о чем идет речь. — Алекс, — мягко вмешивается его сиделка, — я думаю, что он не знает этого. Он живет прошлым, иногда настоящее прорезается, но я не думаю, что все события надолго задерживаются в его голове. — Лонг чуть не убил твою дочь, Джек, — Алекс не должна этого говорить, но она говорит и наблюдает за реакцией Джека: тот фыркает и отмахивается пальцами. — Этот кусок говна не способен навредить никому. Он завистливый трус. Завистливый мешок с дерьмом. Крыса. Я проучил его. — Нет, не проучил. — Алекс, не надо, — женщина тянется к ней рукой и качает головой. — Просто выслушай, и всё. Я не знаю, что ты должна будешь вынести из этой истории, правда не знаю, но Харви — часть твоей жизни, поэтому ты можешь посчитать, что это имеет какой-то смысл. — Ладно, — соглашается Алекс. Она права. Если речь пойдет о Харви, то она согласна, что это будет иметь какой-то смысл для нее. — Джек подружился с Руби. — Да, — кивает сиделка. — Во все времена хорошие девочки влюблялись в плохих мальчиков. Мальчики, конечно, всегда пользовались этим. Пользовались своей популярностью среди девочек. — Я был красавчиком. — Ты и сейчас хорошо выглядишь, Джек. Тебе не помешало бы побриться, — она снова касается его плеча. — Я был красивым, я нравился девушкам. Девушки вешались на меня. Мне это было неинтересно. До какого-то момента не знал, почему мне неинтересно. Почему мне неинтересна Руби, которая во мне души не чаяла. Она была хорошей девочкой. За всю мою жизнь она была самым лучшим человеком. Она даже не ревновала ко всем другим девочкам. Она была добра и со всеми любезна. Она стала мне близким человеком, несмотря на то, что даже подходить боялась к мотоциклам. А мотоциклы всегда были важной частью моей жизни. Ты понимаешь это, Алекса? Алекс. Ты понимаешь это, Алекс? — Я понимаю. Руби была вашей противоположностью, но вам это не мешало. — Да. Всё верно. Таких людей, как она, мало. Среди тех, что окружали моего отца, таких точно не было. Не было и среди ровесников. — Медленно и меланхолично продолжает Джек. — Гребаные мешки дерьма. И я был мешком дерьма. Банда моего отца — все хреновы Головы — были сраными мешками с дерьмом. Она первая, кто заставил меня посмотреть на мир под другим углом. Я приехал со своим отцом в гараж, где разбирали угнанную тачку. Мистер Бат разбирал тачку со своим сыном. Мне хватило пяти минут, чтобы я понял, почему ни одна девочка, включая потрясающую Руби, не привлекала меня. Хватило одного нахального взгляда этого пацана, чтобы все встало на свои места. — Не-е-ет, — медленно тянет Алекс выпрямляясь. — Господи, ради бога, нет! — она встает на ноги. — Какая… что… нет, боже. Алекс словно ребенок реагирует на то, что сейчас услышала, но все внутри нее взрывается протестами и возмущением от услышанного. — Грег был далеко не красавцем. Я бы даже сказал, что он был вообще некрасивым, — словно не замечая реакцию Алекс, продолжает Джек. — Но что-то произошло. Случилось то, что не случалось ни к кому до него. Странно, но я даже не спорил и не торговался с собой. — Святое дерьмо, Джек, ты говоришь мне, что ты гей? Харви знает? — Я не думаю. — С моим отцом?! — Нам было по девятнадцать. У тебя не должно быть с этим проблем. Ты ведь… — он смотрит на Алекс оценивающим взглядом, — ты ведь такая. Алекс в ответ таращится на него, накрыв лоб рукой. Она была готова услышать что угодно. Серьезно, что угодно, но не это. — Джек хочет сказать, что Грег не был привлекательным, — поясняет сиделка. — Джек о нем отзывался как о замкнутом, грубом молодом человеке. В отличие от Грега, Джек, наоборот, очень просто сходился с людьми. Он сразу же перешел в наступление. Он легко нашел с ним общий язык. — Это было нелегко. Грег был необщительным, хамоватым говнюком с низкой самооценкой и гигантскими амбициями. Как все это в нем уживалось, было загадкой. — Джек хочет сказать, что, несмотря на то, что Грег был необщительным и замкнутым, им все равно удалось стать друзьями. Уже через месяц Джек сказал Руби, что между ними может быть только дружба. Также он заявил Грегу о своих чувствах. Думаю, что для этого потребовалась большая смелость, но Джек утверждает, что это было легче, чем может показаться. Я все же придерживаюсь мнения, что сказать что-то подобное другому молодому человеку, особенно в те годы — довольно смелый поступок. — Грег мне дал в лицо, когда я ему это сказал. Он сказал, что я больной. Я засмеялся и сказал ему, что в таком случае — он тоже. С моей стороны это не было смелостью. Это была чрезмерная уверенность в себе и… глупость. Есть люди, которые делают даже умного человека очень глупым. А я не блистал умом, меня сделать глупым было несложно. Женщина смотрит на Джека, ожидая, что он продолжит. Джек говорит хоть и медленно, бубня себе под нос и периодически эмоционально выделяя какие-то слова, тем не менее, говорит понятно. Алекс полагает, что он мог бы и сам рассказать то, что хочет. С другой стороны, он может подключаться, когда слышит то, что ему хорошо знакомо. Но сейчас Джек не выглядит так, словно готов продолжить, поэтому Алекс переводит взгляд на его сиделку. — Между ними завязались отношения, но Грег дал понять, что если об этом кто-то узнает, то он убьёт Джека. Джек не поверил угрозам, но через год… — Раньше, — перебивает Джек. — Грег был полон дерьма. Он быстро дал мне понять, что то, что между нами происходит — это развлечение. Мне вообще было все равно, как это называется. Грег верил, что его ждет большое будущее. Что его будущее не будет связано с криминалом. Он верил, что его ждет большой город. Был уверен, что он не педик. Он называл меня педиком, когда злился. «Не будь педиком, Джек!». Как-то он сказал, что меня запинают до смерти на районе. Я сказал: «Мне поебать». Грег, наверное, испугался, что я буду говорить не только за себя. Он пришел и рассказал моему отцу. Сказал ему, что я педик. Отец и мой старший брат били меня два часа. У меня была сломана рука и сломаны три ребра. Грег пришел ко мне. Он пришел и спросил: «Ты понял, Джек?». Я ему ответил: «Я понял». Я понял, что Грег трусливый кусок говна. Я уверен, что понял именно это. Но в тот момент я сказал то, что он от меня хотел. — Почему ты с ним общался? — Алекс слышит свой сдавленный голос. Она вообще поверить не может, что так легко вовлеклась в то, что слышит. Грег из этого рассказа, конечно, мало ассоциируется с её отцом, может, потому что речь идет о молодом парне, но он точно полный мудак. — У меня были чувства. Я никогда не мог себе ответить на вопрос, почему они были. Но я мог ответить себе на вопрос, почему не бросал его. Я был зависимым от этого чувства. Мне нравилось чувствовать то, что я не чувствовал раньше. Я был уверен, что никогда ни к кому не почувствую этого. Я был уверен, что дело в нем. И я не мог отказаться от этого. Мне казалось, что это того стоило. Меня окружали говнюки, и он был не худшим их представителем. Женщина встает: — Я принесу попить. Алекс, ты хочешь что-то? — Нет, спасибо. Они сидят в тишине, просто рассматривая друг друга. — Ты подросла, — говорит Джек. — Сколько тебе сейчас? Ты старше Харви на год. Тебе двадцать четыре? — Не совсем, — отвечает Алекс. Если он теряется во времени после аварии, то нет никакого смысла поправлять его. Если, по мнению Джека, Харви двадцать три, то, получается, прошел год после аварии, хотя по факту прошло уже больше трех лет. Интересно, в воспоминаниях Джека сохранилось хоть что-то из последних событий? Или они совсем исчезают? Или просто хаотично возникают? Алекс не уверена, что хочет углубляться в это. — Сколько Харви сейчас лет? — Двадцать четыре. Ей двадцать четыре, скоро будет двадцать пять. Джек смотрит за окно, медленно кивая. — Время рассеивается, Алекс. Я очень хотел быть хорошим отцом. Она еще так молода. Она не готова. Она не готова, и ей бы продолжать на байке скакать, словно заяц, но я забрал у нее это. Она выросла, а я не заметил. Все пошло под откос. — Нет, Джек. Ты не прав. Он переводит на нее вопросительный взгляд, но там читается больше, чем просто вопрос. В его взгляде она сейчас видит ясно проступающее сознание. Или ей просто кажется? В конце концов, все еще не настолько плохо. — Ты помнишь что-то из своего детства? Алекс пожимает плечами: — Не особо. Что-то, может, и помню. — Очень похоже на мои последние годы. Что-то, может, и помню, — он снова отводит взгляд к окну. — Ты говоришь, что я не прав, — констатирует он. — Хочу, чтобы ты знала все. Если ты скажешь, что я не прав, то это будет то, что я хочу слышать. После, но не сейчас. — Почему я? — Алекс снова пытается поймать его взгляд. — А вот и я. Джек, возьми, — сиделка открывает бутылку воды и подает Джеку. — Как вас зовут? — спрашивает у женщины Алекс. — Вы ведь Руби, да? Мне показалось, что то, что вы говорили, было личным. Женщина смотрит на нее, в то время как Джек забирает воду и пьет: — Для меня все еще чужд мир, в котором живет Джек, но он мне все так же близок. Даже спустя столько лет. Я сейчас там, где должна и хочу быть. — Вы ведь не мама Харви? — Нет, что ты, — женщина улыбается, забирая бутылку у Джека. Она садится на стул, — детей у меня нет. Джек, мне продолжить? — Нет. С прошлым я и сам справлюсь, — отвечает он и молчит какое-то время. Его пальцы начинают постукивать по подлокотнику, словно он задает темп, или это помогает ему думать, или он так делает, когда размышляет. В любом случае, Алекс смотрит на его пальцы, прыгающие в каком-то сбивчивом ритме. — Я угонял машины, а Грег их разбирал. Мы делали это сами. Я думал, что я могу. Могу сам, без банды. А Грег меня подначивал. Он меня подначивал, но в то же время всегда с презрением отзывался о том, что мы делаем. «Ничего, скоро мы соберем деньги и начнем новую жизнь». Он постоянно говорил об этом. Говорил о какой-то жизни, которой я, в отличие от него, не видел. Меня устраивала моя жизнь. Но я не подвергал сомнению его слова. Иногда он говорил это без озлобленности на то, что его окружает, и на нашу жизнь. Говорил, запрокинув голову к небу и улыбаясь. Мне нравилось, когда он так делал. В эти моменты я понимал, что жизнь, которую он видит, выглядит именно такой — когда твои глаза светятся, а на лице улыбка. Если он будет всегда таким, как когда фантазирует об этом, то я только за. Я сделаю все, чтобы помочь прийти к этому. А сам я и понятия не имел, что там за жизнь такая в его воображении. Для меня жизнь в большом городе, жизнь в мегаполисе — это точно не предел мечтаний. Не понимал я, что в этом хорошего. Что хорошего в бизнесе, который он так хотел открыть. Деньги? Да мы могли бы заработать много бабла, стоило только втянуться в дела банды. Когда мой отец говорил, что дела идут в гору и скоро будет немерено бабок, я верил в это. Когда Грег говорил что-то подобное о своем будущем воображаемом бизнесе в мегаполисе, я не верил в это. Но я слишком сильно хотел видеть его счастливым. Быть ближе. Ты ближе всего к человеку, когда делишь с ним его стремления. Когда он понял, что я их разделяю, то его глаза загорелись ярче, а говорить он стал больше. Иногда он часами не затыкался. Я ни слова не понимал из того, что он нес. Может, я и не пытался понять смысл его слов. Я просто ждал, когда он заткнется, и мы, наконец, потрахаемся. Когда он был счастлив, он трахался. Когда он был несчастлив — он называл меня долбаным педиком. Он стал так часто употреблять слово «мы», что это не могло не вдохновлять. Он стал постоянно говорить: «мы». А когда я понял, что для Грега есть только «мы», я был согласен сделать для него что угодно. Даже бросить здесь все и уехать с ним в другой конец страны. Нью-Йорк, Филадельфия, Балтимор, Вашингтон. Мы объездили все города. Выбор пал на Вашингтон. Я задыхался в этом городе. Я ненавидел каждый из этих городов. Я ненавидел то, как люди смотрели на нас. Я не вписывался, как и Грег. Но он только и повторял: «Это то, что нам надо». «Ты посмотри вокруг! Наша жизнь круто изменится!». Деньги кончались. Грег предложил мне: «Угони что-нибудь, что тебе стоит?». Я нахохлился как петух, словно мне ничего это не стоит. Но каким бы идиотом я ни был в том возрасте, я понимал, что это может мне стоит многого. Нет связей. Нет знания города. Нет своих точек. Нет ничего. «Ты долго будешь тянуть, Джек? Нам нужны бабки!». Да, на его новую жизнь нам нужны были бабки. «Мы откроем здесь мастерскую! Мы откроем здесь сервис!». В его фантазиях мы все время что-то открывали, и бизнес шел в гору. Я угнал тачку. В лесу мы вытащили из нее все, что смогли. Без связей многие детали так просто не продать. И это была такая мелочь, что было смешно рисковать оказаться в тюрьме. — В конце концов, мне пришлось шевелить мозгами. Пока Грег фантазировал о своей новой жизни и заглядывался на высотки, витрины и людей, жизнью которых хотел жить, я только и думал о том, где достать бабки. Грег не умел заводить знакомства. Он не умел общаться с людьми. Он не умел находить с ними общий язык. А я умел. Я изучил город. Я заводил знакомства. Со всеми, с кем только мог. Полезные они или нет — это еще предстояло выяснить. Конечно, оказалось, что многие знакомства оказались полезными. Я мог убедить людей верить мне, совершенно не заявляя этого напрямую. Я мог договориться, не договариваясь. Это своего рода манипуляция. Умение вовлечь человека во что-то с целью получения выгоды. Они сами решали, что хотят того же, чего и я. А я был даже небрежен порой, соглашаясь вписать человека в своё дело. Мне действительно пришлось повозиться. Я угнал старенький Форд. Мы продали всё, каждую его деталь. Слишком много людей было подключено. В конечном итоге моей целью было сузить круг лиц до трех человек. Создать свою маленькую банду в Вашингтоне. Нам нужны были заказы. За год мне удалось продвинуться в этом, и они стали появляться. Нам удалось снять хорошую квартиру. Не в центре, конечно, но в хорошем районе. Удалось достать нужную сумму, чтобы Грег мог открыть мастерскую. Он ничего общего не хотел иметь с тем, чем я занимался: «Ты делай то, в чем ты хорош, а я займусь тем, в чем хорош я». Он был хорош в том, о чем понятия не имел, — фыркает Джек. — Его мастерская загнулась уже через три месяца. Он стал требовать деньги на мойку. «Это хорошее место, Джек! Здесь нет конкуренции, Джек!». Признаться, мне было абсолютно плевать, была там конкуренция или нет, и на его бизнес-планы, которые он мне показывал, мне было тоже плевать. Я просто хотел давать ему то, что он просил. И делал для этого все. Когда все, за что брался Грег, разваливалось, когда он терял бабки, когда становился банкротом раз за разом, я не удивлялся. И я кивал, поддакивал, когда он говорил: «Это все не то! Я научился, теперь я знаю». И снова идеи. Когда я предложил нанять того, кто поможет ему создать бизнес-план, он отреагировал с такой агрессией. Я больше не предлагал. Ему нравился сам процесс. Ему не нравилось терять, но ему нравилось начинать. Его желания стоили больших денег. Не сказать, что я страдал, нет. Я угонял тачки, я занимался тем, чем занимался бы в Глендейле или Финиксе. Какая разница, если я уже знал Вашингтон и чувствовал его улицы так, словно вырос на них. Моя жизнь была адреналином, а его — вечными фантазиями, которые он собирался воплотить в реальность. Он хотел жить, как жили люди вокруг нас. Он хотел жить так: не марать руки и иметь кучу бабла. Хотя он мог просто брать это бабло, а не спускать его на все… это. Он понятия не имел, что делал. Когда он начал это осознавать, все изменилось. Он стал вечно недовольным, агрессивным и брезгливым. Брезгливым — к моим делам. «Я тут решил, что надо вычеркнуть твое имя из всех документов. Ты не должен числиться в арендаторах. Не должно быть дорог, которые копов приведут ко мне, если ты вдруг попадешься». «Ты приперся сразу, после дела, сюда?! Джек, ты мудак, что ли?!» Он выглядывал в окно и носился, как бешеная собака, по квартире — от окна к окну, словно за мной гонятся копы. Словно ему было что терять. У нас не было ничего. Прошло больше года, а у нас не было ничего, что мы могли бы потерять, потому что он все спустил. Он стал требовать крупную сумму, чтобы открыть сервис в хорошем районе. Это значило, что мы могли привлечь внимание налоговой. Грегу было плевать. Это был первый раз, когда я перестал просто с ним соглашаться. Мой отец всегда втирал мне про налоги. Я просто знал, что это важно. Когда ты гребаный вор, и у тебя есть бабки, рви задницу дальше, чтобы отмыть их, если хочешь их тратить. Потрать мы такую сумму — это точно привлекло бы внимание. Я был уверен в этом. А Грег решил, что я просто не хочу ему давать такие огромные бабки. Что я зажал их. Мне зажимать нечего было, у нас не было нихуя, он все просрал. Тот вечер помню, словно это было вчера. Мы зависали в каком-то баре на окраине города. На протяжении часа мы пили, не обмолвившись ни словом. Все изменилось. Я не мог понять, что именно, но, после моего отказа помочь ему с этим, что-то переломилось, да. Тогда я не понял. Я понял позже, что та ссора была переломной. Грег был разочарован во мне, и он не мог понять моих опасений. «Мало ли откуда у нас бабло, Джек? Кому мы нахер сдались с этим сервисом? Откроем и будем платить им баблишко, как порядочные граждане». «Нет, Грег. Начни с малого. Я могу помочь тебе связами». «Пошел на хуй, Джек!». Как же он презирал любую помощь. Презирал меня, когда я заикался об этом. А тот вечер в баре… За столиком сидели три девушки. Одна из них, признаться, даже мне, не ценителю женской красоты, показалась сказочно красивой. Нет, не кукольно-красивой. В ней было что-то… — Джек стучит пальцем часто-часто, подбирая нужное слово, — что-то хищное. Её прямая осанка. Взгляд: как она смотрела на подруг, на людей вокруг, на меня, когда наши взгляды пересеклись. Её взгляд был очень проницателен, хотя она и не пыталась узнать больше, чем видела. Хотя могла. Мне показалось, что она видит меня насквозь. Чёрт побери, она смотрела на меня несколько секунд, а мне показалось, что она все обо мне знает — настолько её взгляд был пронизывающим. Джек замолкает, и Алекс кажется, что его глаза потухают, хотя он продолжает смотреть в то же место за окном, что и последние минут десять. — Это была мама Харви? — Нет, Алекс. Это была твоя мама. Джек поднимает руку и проводит пальцами по лбу. Кажется, это первый раз, когда он оторвал руку выше, чем несколько сантиметров от подлокотника, кроме того момента, когда пил. Алекс не знает, какого продолжения ей ожидать, особенно после того, что она сейчас услышала. Она и думать даже не хочет о том, что может сейчас услышать, но дышать становится труднее. Она просто сидит и ждет. — «Что, у тебя встал?», — это первое, что мне сказал Грег за все время, пока мы там сидели. Я пялился. Да, я пялился на эту девушку. Не думаю, что Грег ревновал. Он был словно скорпион, и единственное, что он хотел — это жалить. Где-то еще через час одна из девушек ушла. Им принесли счет, и оказалось, что их подружка унесла с собой двадцатку, которую они планировали потратить в баре. Я вызвался оплатить их выпивку: конечно, Грегу это не понравилось. «Тебе некуда бабки девать? Сдались тебе эти шлюхи». Грег так и не понял, что знакомства — это связи. Он так и не понял, что все, что он ел, все, чем мы платили за аренду квартиры, за его шмотки, спускали на его неудачи — этого не было бы без знакомств. Да, скорее всего, от этих девушек толку и не было бы, но я всегда мыслил иначе. «Не будь придурком, Грег», — отозвался я и подошел к их столику, прервав их неловкий разговор с официантом. С девушками как: если ты ведешь себя как навязчивый придурок, то ты становишься нежелательной компанией. Есть исключения, когда девушки знают, что делают, особенно в барах, когда соглашаются на компанию навязчивого кавалера. Кавалер может быть источником бесплатной выпивки. Она окликнула меня. Она вежливо представилась. «Роуз. Роуз Тейт», — сказала она, встала и протянула мне руку через стол. «Джек. Джек Кларк», — ответил я, пожимая её руку. Я сдерживал улыбку. Мне хотелось улыбаться. Она была очаровательна. Действительно так и было. Я не знал её, но видел в ней интересную компанию. Я видел в ней полезную для себя связь. Она могла быть полезна мне — хотя бы как приятный собеседник. Так она выглядела. Я вежливо предложил им выпить еще. Я был честен, когда сообщил, что мы вовсе не собираемся навязываться, и, если им будет некомфортно, мы сразу уйдем. Роуз согласилась. Грег выглядел мрачнее тучи. Он выглядел так, словно ему пришлось сесть не на стул, а на кучу дерьма. С таким лицом он сидел. Самое странное, что с момента, как он сел за стол, Роуз не могла свести с него глаз. Я все думал: что она в нем видит, что заставляет её снова и снова возвращаться к нему? Она словно хотела встретиться с ним взглядами. С ней была подруга, да, я уже сказал. Я не сразу заметил её. Когда заметил… Когда остановил на ней свой взгляд… Господи, меня вдруг как молнией ударило. Эти две девушки — словно наше зеркальное отражение. Луис. Вторую звали Луис. Девушка, сидящая рядом со мной, девушка, которая выглядела такой же тучей, как и Грег, сидела на стуле так, словно это был не стул, а куча дерьма. Но между ней и Грегом была весомая разница. Грег был неотесанным парнем с манией величия. А вот она… Опрятно одета. Её причёска. Её поза. Её макияж. Все говорило о том, что она точно не самозванка в мегаполисе, в отличие от Грега. Она была непривлекательна внешне. Прямо скажу: она была несимпатичной. Но в её чертах лица отчетливо был виден характер. Она с таким же презрением смотрела на все окружающее, как и Грег. Еще пинта пива — и я бросил вызов себе. Луис была вызовом. Её надменный взгляд. То, как она меня втаптывала своим взглядом — это самый настоящий вызов. Как я уже сказал, переломный момент уже был. Это знакомство изменило наши жизни навсегда. Ты очень похожа на свою мать, Алекс. Не знаю, что она нашла в Греге. Я не знаю, что я нашел в нем. Она влюбилась в него. Я упустил это. Я был так увлечен переменами, которые мне показались приятными, что не заметил момента, когда мой мир стал рушиться. Где-то через два месяца Роуз пригласила нас в свой дом. Это был тот момент, когда я понял. Я стоял на пороге светлого большого дома в Хановере, неподалеку от Балтимора. Стоял рядом с Грегом. Когда я закончил изучать ухоженный участок, красивый дом и какого-то плюшевого зверька, висящего рядом с входной дверью, я перевел взгляд на хозяйку: её глаза горели. Я посмотрел на Грега — и его глаза горели тоже. Глаза Роуз горели, когда она смотрела на Грега, в то время, как его глаза горели, когда он смотрел на её огромный дом в Хановере. «Ты здесь живешь одна?». «Да. Родители подарили дом. Сами они живут в квартире, в Балтиморе. Тебе нравится? Внутри довольно уютно. Заходите!». Я сидел на её диване, который выглядел как лучший образец в магазине мебели. И я смотрел на своего парня. Я знал, как горят его глаза, когда у него зарождается какой-то очередной тупой план по сливанию бабла. Я наблюдал, как его глаза загораются все ярче и ярче — так, словно он познал истину, чёрт его дери. Роуз принесла чай, и он улыбнулся ей так широко — это было самое шокирующее зрелище. Наверное, в их обществе не было принято интересоваться чем-то слишком личным, поэтому вопрос о том, чем мы занимаемся, прозвучал только через два месяца. «У нас свой бизнес. Свой сервис. Планируем создать сеть». «Это так здорово, Грег. А мы учимся в полицейской академии. Еще год — и будем офицерами полиции». Пока она самодовольно, гордясь собой, улыбалась, у меня в голове слово «полиция» пронеслось по кругу сотни раз. «Ты что, действительно не понимаешь, Грег?!», — потом кричал я. Я редко повышал на него голос. Но в тот момент, когда мы вернулись домой, я буквально орал. Он действительно не понимал. И разговор наш быстро подошел к тому, что он сказал мне: «Просто держись подальше со своими делами, Джек». «Держись подальше?», — не понял я. «Я не нарушаю закона, Джек. Этот союз перспективен. Я не собираюсь проебать такой шанс из-за того, что ты… преступник. У нее есть связи! А ты, занимаясь тем, чем занимаешься, рано или поздно все равно окажешься в тюрьме. Просто не тяни меня за собой». «Мы же вместе, Грег», — я промямлил что-то жалкое в ответ на то, что он сказал. «Я не педик, Джек!». «Ты сказал, что любишь меня». «И что? Мало ли, что я люблю? Я кончу свою жизнь как ты. У меня, в отличие от тебя, есть амбиции. Мы можем быть вместе, Джек, но надо быть умнее. Ты сам говорил, что ступени наверх — это люди. Связи. И все в этом роде». Я не стал ничего ему отвечать. В этом не было никакого смысла. Я был с ним вместе так долго, но так и не понял, чем забита его башка. Я был идиотом и признавал это, а он был идиотом и был уверен, что он умнее меня и всех, кого оставил в Глендейле. Он не перестал требовать от меня денег. Мы ведь вместе. Это ведь наша общая цель и общий план, — Джек оглядывается, и женщина тут же вскакивает, протягивая ему бутылку с водой. — Какого хера? — Алекс пользуется этой паузой, чтобы отреагировать. — Ты… Ты говоришь о том, что тебя использовал какой-то пацан? Чувства не могут делать человека настолько слепым. — Он не использовал меня, Алекс, — качает головой Джек. — Он искренне верил в то, что делал. И я не видел это так, как видишь это ты. Я не ревновал его. Я знал, что он не любит эту девушку. Я восхищался Роуз, в то время как Грег видел в ней путевку в свою воображаемую жизнь. Не знаю, способен ли я вообще был его ревновать. Он иногда напоминал социопата. Как можно ревновать человека, который вообще не испытывает ни к кому привязанностей? Я это видел. Я это знал. Я был исключением. Но что бы он ко мне ни чувствовал, он ни разу не задумался о том, чтобы остановиться на этом. Я был как придаток к его жизни. Неудобный придаток, потому что я был преступником. Словно он хотел избавиться от шлейфа своего прошлого, где нищета, драки, воровство, и, если ты не член банды, то будущего нет. Я напоминал ему об этом. Он ненавидел это. — У тебя отец был главой банды. Насколько я знаю, Хедсы и в то время имели авторитет. У тебя могла быть своя жизнь. Если ты занимался угонами, то зачем это делать, будучи лишь придатком для кого-то? Я имею в виду, что не понимаю, как можно строить свою жизнь вокруг другого человека, абсолютно забив на собственную. Я не прошу отвечать на это, я просто немного… Я вижу это чем-то неправильным. — Я не сказал, что этот период моей жизни был правильным. Луис, та самая подруга Роуз, оказалась настоящей машиной. Таким человеком, который прет, не видя препятствий к своей цели. Она очень напоминала Грега со своими амбициями и целеустремленностью. Верой в то, что её ждет большое будущее. Но, в отличие от Грега, она знала, что делает. Она была отличницей. Она была одной из лучших. У меня быстро прошел интерес узнавать её лучше и располагать к себе. Но так получалось, что мы были одним целым. Роуз, Грег, я и Луис. Мы так часто виделись вчетвером, что у меня складывалось впечатление, что мы компания близких друзей. Грег активно флиртовал с Роуз. Я даже не знал, что он так умеет. Не знал, что он умеет быть настолько мягким, любезным и вовлеченным в общение с кем-то. Это было поразительно. Он точно знал, каким она хочет его видеть. Может, это сработало бы с любой влюбленной женщиной? Скорее всего, так и есть. Его галантность порой шокировала меня. Их отношения едва не стоили мне тюрьмы, когда я пытался достать Челенджер, продажа которого принесла бы хорошие бабки. Да, ему все еще нужны были бабки, но теперь для поддержания имиджа. Её связям он верил. Верил, что её контакты в будущем сыграют ему на руку. Это не преступники — это другой сорт людей, среди которых хотел быть и он. Он, конечно, хотел большего, но говорил, что для начала и этого будет достаточно. А мы с Луис что? Мы иногда занимались сексом и делали вид, что у нас тоже есть отношения. Она не считала это серьезным, потому что много училась, и её мысли были всегда о другом, ну а я, по понятным причинам, не был вовлечен целиком и полностью в это. Луис все чувствовала, и её это устраивало. Нас это устраивало. Два друга нашли себе двух подруг. Идеальная картина. Грег снова стал пребывать в хорошем настроении, когда мы были наедине, но при этом поставил условие, что я свои «грязные дела» делаю подальше от него. Роуз забеременела. Эта новость была для меня шоком. Для Грега — шансом. Он сделал Роуз предложение в тот же день, когда узнал. Он любезно предложил ей переехать в его квартиру, где он жил один, конечно же, а не со мной, а она в свою очередь предложила ему переехать к ней. Конечно, он знал, что она не переедет в квартиру, где мы жили. Но его не устраивало и жить в этом доме. Теперь он казался ему маленьким для семьи с ребенком. Она согласилась с этим. Он предложил ей взять дом в кредит. Она продаст свой дом, он вложит свои деньги с продажи сервиса, который оказался, как он сказал, неприбыльным, и сейчас продать его самое время, и дальше они будут выплачивать остаток по кредиту вместе. Они действительно выглядели как счастливая молодая семья. В какой-то момент я даже поверил, что он действительно этого хочет. Он устроился на работу механиком. Там хорошо платили. Все шло так гладко, что я стал привыкать к этому. К такой повседневности. Я занимался своими криминальными делами, чтобы вкладываться в наше с ним будущее, которое он строил с Роуз. Самым абсурдным во всем этом было то, что он снова стал мне говорить, что любит меня. Он снова говорил «мы». Я подозревал, что у него есть опасения, что я просто свалю, но мне было плевать. Признаться, да, мне было плевать. Было плевать, что он с Роуз, но мне было не плевать, что у него будет ребенок. Иногда это не давало мне спать, я терзался мыслями по ночам. Но Грег меня убеждал, что это и есть та жизнь, которая нам нужна. Семья и кто-то на стороне, для души. Я был тем самым «для души», ну и заодно — финансовой поддержкой. Меня устраивало. У меня все было схвачено. У меня были свои друзья, у меня была девушка, с которой я делал вид, что встречаюсь, а она делала вид, что встречается со мной. Она не лезла в мои дела и не знала, что я преступник, а я не лез в её дела и не зацикливался на том, что она будущий коп. Когда у них родилась дочь… — Джек замолкает. Он хмуро смотрит на свои ноги. — Когда родилась дочь. Когда Грег взял тебя на руки. То, как он на тебя смотрел. То, как он говорил. Он никогда ни с кем не говорил таким голосом. Не смотрел так. Я действительно поверил в это. Он действительно что-то настоящее чувствовал. Он стал повторять, что того, что он делает, недостаточно, что пора получать больше. Теперь у него есть дочь, и этого недостаточно. Он снова загорелся. Это меня напугало. Я пытался ему донести, что сейчас все хорошо, что уже есть дорога, по которой надо просто идти. Но он снова видел перед собой какую-то лестницу, на которую необходимо было запрыгивать. Тем не менее, все обошлось, потому что на этот раз он стал обрабатывать своего начальника, чтобы тот продал ему сервис. Он предложил ему цену выше рыночной, и тот продал. «Алекса, у тебя будет всё!». «Алекса, я дам тебе всё!», — повторял он, пока вертел тебя, а ты смеялась. Его лицо менялось, когда я брал тебя на руки. Словно мои руки грязные. Так он смотрел на это. Словно я могу тебя испачкать своими преступными руками. «Грег, нам необязательно вызывать няньку, Джек прекрасно справится. Да, Джек?». «Да, дорогая, конечно, он справится», — неискренне улыбался он. Мне было нормально, меня устраивало все, но в такие моменты я чувствовал что-то новое. И мне не нравилось это чувство. Луис забеременела случайно. Конечно, случайно. Она забеременела в тот момент, когда я стал сомневаться во всем, чем живу. Я впервые задался вопросом, а что я собственно здесь делаю? И в это же время Луис подходит ко мне и говорит: «Я беременна. Сразу говорю, что замуж я не собираюсь. Я бы сделала аборт, но, из уважения к тебе, ставлю тебя в известность». «Я думаю, что хочу этого ребенка», — ответил я. «Да?», — удивилась она. — «Ты знаешь, мне это не нужно». «Мне это нужно», — уверенно ответил я. У меня даже не было времени подумать. Я не хотел думать. Я хотел получить ответ на свои сомнения и будто получил его. «У меня есть деньги содержать ребенка», — добавил я. «Я знаю, — ответила она, — но это абсолютно не то, что мне нужно, Джек». Мне нужно было соображать быстро, и я старался. «У меня есть деньги и желание. Мы можем попробовать создать семью. Лучшую партию, чем я, тебе не найти. Нам вместе хорошо. С кем, если не со мной? Ты сказала, что ты любишь меня. Ты говорила, что тебе удобно и хорошо со мной». «Это ребенок, Джек». «И я хочу этого ребенка, Лу». «Хорошо». Её «хорошо» звенело у меня в ушах весь следующий месяц. «Отличная новость, Джек! Теперь ты поймешь, что такое любовь». Даже эти слова не заглушили «хорошо» в моих ушах. Мне уже было все равно на реакцию Грега. Я был в предвкушении. Я никогда раньше не хотел детей, и у меня так и не появился ответ на вопрос, почему это «хорошо» было лучшим словом, которое я когда-либо слышал.