BR☠KEN HEΛDS

Уже проходит минут пять, а все так и стоят, молча пялясь на девушку: та все еще на коленях перед домом и глядит на них в ответ. Алекс смотрит на землю с пятнами крови. При ней никому еще не вышибали мозги. При ней вообще еще никого не убивали. Она видела трупы, да. Но это… Это было совсем по-другому. Она раньше представляла, каково это — участвовать в перестрелке. Видеть, как пули попадают в человека. Как ранят коллегу. Она думала о том, что будет, если выстрелят в нее. Или… если ей самой придется стрелять в живого человека. Ведь реакция — это все просто предположения. Мысли почти никогда не соответствуют реальности. Кто-то думает, что в критической ситуации будет орать и звать на помощь, а в реальности стоит в оцепенении и не может издать ни звука. А кто-то уверен, что знает, что делать. Но ей известны истории, когда полицейский замирал. Замереть, когда надо действовать — это одна из тех самых стремных вещей, которые могут произойти с копом. Замереть — это лишиться способности брать все под контроль, в том числе и себя. В работе Алекс это может закончится смертью. Её собственной или же её коллеги. Она знает одно — надо действовать. Всегда надо действовать. Даже осознано стоять на месте и ничего не предпринимать — это тоже своего рода действие. Понимание ситуации. Если тебе говорят: «Не беги», когда это может повлечь за собой смерть — важно стоять, а не поддаваться панике и не бежать. Но если по ситуации необходимо бежать — значит надо перестать стоять столбом. Все просто. И она все сделала правильно. Может, её тело изначально и отреагировало иначе, но она ведь не была парализована. Ведь так все было? Она все сделала так, как надо, потому что… А что она могла бы еще сделать? Боже. Хуже всего то, что соображать в этот момент было практически невозможно. Действовать. И Алекс с этим справилась. Вот только… Если бы она могла еще и думать, может быть, она смогла бы сделать хоть что-то? Сказать что-то… Высказать какое-то предложение, которое спасло бы те две жизни? Но даже сейчас… Сейчас, пялясь на пятна ещё не высохшей крови, Алекс не знает, что она могла бы сказать и предложить, чтобы этого не произошло. Оставить в живых их и… И что? А что, если бы она действовала не так, как требуют установленные для нее правила, согласно которым она должна лишь наблюдать? Она бы сделала что-то? Она бы бросилась вперед? Или после всего: она бы бросилась вперед, поддавшись импульсивности, как это сделал Майкл? А ведь он был вооружен только словом «хватит». И всё. Но именно эти слова изменили ход событий. Если бы он не вмешался, может быть, Раф просто бы закончил смеяться и выстрелил. Да, скорее всего, так бы и было. Алекс сделала все правильно. Она сделала все правильно, потому что совсем не важно, что она могла бы сделать, не будь она связана работой. Важно, что она справилась с этим. В груди все сжимается. Нет. Вранье. Все было бы так же, даже будь она той, кто в легенде… Она бы разве что-то сделала? Голос внутри нее так же орал бы ей, чтобы она стояла. И она бы его послушалась. Потому что кто она против толпы вооруженных людей? Против человека, который так легко стреляет в голову другого. Страх. Вот что она чувствовала. Страх. Но разве в нем есть что-то плохое? Нет, совсем нет. Бояться нормально. Страх управляет инстинктом самосохранения. Страх и понимание опасности ей диктовали то, что она должна делать. А никакая не работа. Боже, хоть раз за все это время она делала так, как того требует её работа? Нет. Вранье. Просто сейчас очень к месту прикрыться тем, что она просто должна была наблюдать. И, может быть, Харви права, и Алекс даже сама не понимает, когда врет себе. Харви. Алекс переводит взгляд на девушку. — Что мы будем с ней делать? — наконец спрашивает Николас. — Не отпускать — это точно. Во всяком случае, до ноября, — отвечает Лонг. — С тобой все нормально? Алекс смотрит на Майкла: — Да. А с тобой? — Ну, — он округляет глаза, — такое себе, знаешь. Я разное повидал, но хладнокровное убийство наблюдал впервые. — Он отводит взгляд. — Надо не забывать о том, как я должен выглядеть рядом с тобой. — Ну, не думаю, что кому-то сейчас есть дело до этого. — Лонгу есть дело до всего, что перед его носом. Дальше он, к сожалению, не видит. Поэтому буду на тебя смотреть хмуро и мрачно. Или как-то вроде того. Алекс улыбается ему и отводит взгляд к… И перестает улыбаться. С ней все нормально вообще? К слову, о девчонке. Алекс идет к Лонгу, который негромко переговаривается с Николасом. — Слушай, — тихо обращается она к нему, но, чтобы никто рядом не слышал, пришлось бы шептать ему на ухо. — Я бы хотела её расспросить. Опыта пытать людей у меня нет, но мне хотелось бы… — Она сказала, что она девка Харви. Ты об этом? — Ага. — Мы решили пока её держать в подвале. Нам её пытать не о чем. Во всяком случае, пока. Если у тебя есть вопросы, — он прищуривается, обдумывая то, что уже готов сказать, — я думаю, что не возражаю. Все что угодно, если это поможет тебе сделать то, что мне нужно. — Конечно.

***

Встав в дверном проеме подвала, Алекс смотрит на девушку, которая сидит в углу — привязанная к трубе и с кляпом во рту. На вид ей лет восемнадцать. Смотрит она на Алекс злобно, исподлобья. И выглядит так, будто готова разразиться угрозами или оскорблениями, стоит лишь вытащить из её рта кляп. Но Алекс все же придется освободить ей рот, чтобы поговорить. И хотелось бы обойтись без монолога с угрозами. Да и вопрос у Алекс всего один. Ей хотелось бы знать реальную степень близости Харви и этой девушки. Эти знания помогут ей понять, что делать дальше. И это… Мысли о том, на что это повлияет, заставляют Алекс почувствовать отвращение к самой себе. Но она в такой ситуации, которую нужно просто принять как есть. Алекс наконец перестает играть в гляделки с девушкой, заходит внутрь и закрывает за собой дверь. Она подходит к ней и садится на корточки. Что же. Позволить пленной выговориться, не перебивая её, после всего, что та пережила — это Алекс, пожалуй, может ей дать. Она отдирает скотч с её щек и достает кляп изо рта, весь пропитанный слюной. Девушка молча разминает рот, не сводя с Алекс злобного взгляда. И наконец, спустя секунд тридцать, её рот закрывается. А потом приоткрывается: — Тебе пиздец. Это все, что она говорит. Но в её голосе столько угрозы и уверенности, что это короткое предложение звучит объемно и действительно угрожающе. Надо отдать должное — это было неплохо. Они снова молча смотрят друг на друга. И Алекс думает, что ей следовало бы испытывать жалость, сочувствие и желание утешить пленную. Успокоить. Убедить, что той ничего не угрожает. Но Алекс не чувствует этого. Она не чувствует этого вовсе не из-за того, что та не умоляла о пощаде, и не потому, что та не ревет. А потому что она произнесла имя, которое не должно было вообще прозвучать. Из-за нее изо рта Рафа прозвучало: «Харви». Из-за нее. Судя по словам Рафа, он и так знал это имя. Его уже произносили — пока били Леонарда. Его произносили и на его точке в Финиксе, иначе это никак не объяснить, если только люди там не знали её в лицо. Алекс не знает, что и как было в Финиксе, но ей достаточно, что сегодня, несмотря на все это, Раф именно из-за этой девушки произнес имя Харви. Девушка делает попытку дернуться к Алекс. Но что она может со связанными руками? — Тебе и всем вам пиздец. Ты поняла? — Я поняла, — спокойно отвечает Алекс и поднимается на ноги. Она отходит к стене и садится на землю в метре от пленницы, подтягивая ноги коленями к себе. — Как тебя зовут? — Пошла на хуй. — А я Алекс. Знаешь, она ведь не придет за тобой, — Алекс вытягивает руки и кладет их на свои колени. — Харви. — Пошла ты. Иди на хуй, понятно, Алекс? Тебе пиздец. — Не придет она. Не придет кто-то другой из них. Потому что никто не знает, что ты здесь, — Алекс небрежно пожимает плечами. — Она будет меня искать! Понятно тебе, сука ты тупая? Она будет меня искать и найдет. И тебе пиздец! — Она будет тебя искать? — Алекс легко улыбается ей. — Потому что… ты её девушка? Пленница, рыча, дергается к Алекс: — Я тебя сама убью. Тебя первой. Понятно? — Я поняла, да. Мне пиздец. Но я хочу, чтобы ты тоже поняла, что… Я знаю, что Харви — не твоя девушка. Более того, — Алекс дергает плечом, — я думаю, что это к лучшему, потому что стремно так подставлять человека, с которым ты в отношениях. Говорить что-то подобное тому, кто только что на твоих глазах вышиб кому-то мозги. Ты здорово её подставила, выделив таким образом. Здорово подставила, потому что из-за тебя Лонг сказал то, что сказал. Из-за тебя, — Алекс стискивает зубы, — Харви в большей опасности. — Пошла на хуй! — девушка снова делает выпад в сторону Алекс. — Пошла ты! Она их всех грохнет. И тебя! И их всех. Она… — Она, — Алекс встаёт, быстро приближается к ней и, хватая за волосы, дёргает назад. Она держит её за волосы, словно котёнка за шкирку и сжимает сильнее, — она не убивает. Была бы ты её девушкой, то знала бы это, — рычит Алекс ей в лицо. Не отпуская её голову, Алекс протискивает руку в задний карман. Она разблокирует телефон и открывает галерею. Открывает фотографию, сделанную в комнате клуба. На фото Харви кусает её за щеку. — Смотри сюда, — она дергает девчонку сильнее. Но та лишь матерится и пытается вырвать голову, потому что шея её болезненно выгнута. Алекс подносит телефон к её лицу, и та, явно не испытывая такого желания, лишь на мгновение смотрит на экран и отводит взгляд. После чего её оскал ослабевает, а взгляд возвращается к экрану. Она смотрит на фото. Смотрит, а её рот расслабляется. Её шея обмякает, и Алекс уже не требуются силы, чтобы держать голову. Алекс отпускает её и встает на ноги. — Это хрень какая-то, — шепчет девчонка. — Хрень какая-то. Это… Я не понимаю. Алекс глядит на нее через плечо: — Кроме того, если бы все поверили, что ты её девушка, то поводов пытать тебя или использовать явно было бы больше. Как тебя зовут? — Дакота. Меня зовут Дакота, — тихо отвечает она. — Вы… Разве вы не враги? Разве… Я ни черта не понимаю. Это прикол такой, да? — Почему ты сказала, что она твоя девушка? — Потому что я знаю, что её многие боятся. Потому что… Это же Харви, — Она смотрит на Алекс, словно та глупая. — Тот человек понятия не имел, кто она такая, и уж точно: он её не боится. — Спасибо, — огрызается Дакота, — я уже поняла. И что? Мне надо было молчать?! Что я должна была сказать?! Умолять его? Пошел он на хуй! Если бы он знал её, знал их, то точно бы подумал миллион раз, прежде чем стрелять. Больной… Больной уебский сукин сын. — Но ты должна была это знать. Ты должна была знать, что он чужой. Дакота молча смотрит на нее. «Разве вы не враги? Я ни черта не понимаю», — вот что она сказала. Алекс разворачивается к ней всем телом: — Как давно ты здесь? — Что? — Как давно ты в этом городе? С Хедсами. Ты ведь… Ты недавно здесь. — Я… Я давно здесь! И с Хедсами давно! — Нет, — Алекс качает головой. Если бы Дакота была местной, то сказала бы то, что сказала, без каких-либо сомнений. — Ты здесь недавно. Откуда ты? — Из Финикса. — То есть, ты здесь меньше недели? — Алекс не скрывает удивления в голосе. Дакота на глазах становится растерянной. Она явно пытается сообразить, что ей отвечать. Какие ответы ей помогут. Будто от времени её нахождения среди Хедсов зависит её жизнь. — Неделю ты с Хедсами или год — это никак не повлияет на ситуацию сейчас, — заключает Алекс. — Ты здесь будешь сидеть до ноября, пока они, — Алекс кивком головы указывает вверх, — не разберутся между собой. — Ты с ними вернулась из Финикса? Дакота ничего не отвечает. И она слишком выразительно думает. Алекс вообще-то узнала уже все, что хотела. Эта девушка, можно сказать, никто для Харви. Просто одна из десятков их людей. Да и к тому же — новенькая. Это облегчает всё. И это ужасно. И Алекс на грани того, чтобы возненавидеть себя за собственные мысли. Ведь будь она для Харви кем-то близким, то имела бы большую ценность. Будь на её месте кто-то, вроде Рыжей… Она имела бы большую ценность как человек, смерть которого могла бы причинить Харви боль. Но… Это просто новенькая. Просто одна из. Да. То, что изначально заявила Дакота… Действительно могло на что-то повлиять: во всяком случае, это могло повлиять на Алекс. А вот для остальных она могла бы стать объектом, из которого можно было бы вытянуть что-то полезное. Алекс идет к выходу. — Скажи ей, что я здесь! Скажи ей! Она… Они придут! Алекс выходит и закрывает дверь. Она не уверена, что хочет говорить Харви. Ей надо обо всем подумать.