Doesn't Really Matter

Уилбур помнит — он должен прийти просто так, без особой причины, без надежды и без награды, оставив в подземельях своего изгнания свои амбиции и планы, прийти, будучи просто собой. Стучит четыре раза в дверь какой-то ветхой хижины на краю никому не нужных земель, и ждёт. Ему открывают — из дверного проёма вырывается жёлтый свет и тёплый воздух, обдающий замёрзшие щёки. — Я пришёл, — поднимает руку в перчатке без пальцев, — как ты и говорил. Без особой причины. Его затаскивают внутрь без единого слова и прижимают к себе, словно не веря, что это всё по-настоящему, но из-под улыбающейся маски не доносится ничего, кроме дыхания. Уилбур осторожно трогает шею Дрима заледеневшими пальцами, хихикая над его шипением. — Ты ребёнок. — Я безумец, — поправляет Уилбур, стягивая коричневое пальто и бросая на пол. В хижине тепло — достаточно, чтобы не окоченеть ночью. Дрим сбрасывает на пол плащ: — я мог бы справиться с этим сам. — Я тебя не останавливаю. Уилбур любопытный: тянет шнуровку Дримовой рубашки, стаскивает её через голову, наблюдая, как сильное тело под ней покрывается гусиной кожей от неожиданного холода. Дрим поддевает пальцами низ его свитера и снимает его, касаясь пальцами кожи Уилбура — тому кажется, что это один из самых интимных моментов в его жизни. Они садятся на ковёр перед камином, и на круглой маске Дрима пляшут оранжевые отсветы пламени. Уилбур кладёт руки на маску, но не снимает: только смотрит, и Дрим по-настоящему смущает этот пристальный, острый взгляд. — Мне нечего тебе дать. — Мне ничего от тебя не нужно. Дрим прижимает его к себе и запускает руку в его штаны, затем стягивает их: — Почему они такие узкие? — Нельзя же прятать красоту от всего мира, это эгоистично, — мурлычет Уилбур, подаваясь вперёд в такт движениям руки Дрима по его члену. — Ты невыносим. — Буду думать, что это комплимент. У Уилбура пылают щёки, но он по-прежнему наглый придурок, и Дрима бесит это настолько же, насколько заводит. Он переворачивает своего любовника на живот и поглаживает выгнутую спину, осторожно вводя палец и за ним второй. Уилбур постанывает, уткнувшись лицом в пыльный ковёр, и выгибает спину сильнее, нетерпеливо ёрзая. — Ночь не резиновая, — выдыхает он, и Дрим повинуется его завуалированному приказу, как заворожённый. Уилбур вдыхает пропахший сыростью воздух и на вдохе принимает в себя член Дрима, понемногу подстраиваясь под его неспешный темп. Дрим просовывает руку так, чтобы обхватить его член, и проталкивается глубже — осторожно, понемногу и невозможно медленно. — Быстрее, — просит Уилбур, сжимая в пальцах серый ворс ковра. — И жёстче. Дрим ускоряет темп, но остаётся так же мягок и осторожен, свободной рукой поглаживая Уилбура по спине, словно бы успокаивая. — Не оборачивайся. Уилбур слышит, как рядом с ним на ковёр падает маска, и чувствует, как к егоплечам и лопаткам прижимаются горячие сухие губы, и распаляется только больше от этой украденной у Дримовой скрытности нежности, охает, вжатый щекой в ковёр, пока поцелуи жгут его спину. Он хочет обернуться — и не хочет одновременно. Хочет увидеть его лицо и хочет оставить этот секрет у Дрима — в конце концов, этой ночью Уилбуру от него действительно ничего не нужно. В конце концов, он уже получает больше, чем может себе позволить. Дрим делает два последних отрывистых движения внутри него и кончает ему на спину, продолжая водить рукой по его члену, пока Уилбур не изливается ему в кулак с тихим глухим скулежом. Быстро дышит, запечатлевает последний поцелуй на плече Уилбура и поднимает маску. Уилбур лежит на ковре, поджав ноги к груди, и смотрит на потрескивающие сучья в камине. Дрим ложится рядом, обнимает его за талию, и он долго лежат, ничего не говоря. Уилбур ворочается в его объятиях, поворачивается к нему лицом и с усмешкой целует маску в уголок широкой нарисованной улыбки, прежде чем высвободиться из чужих рук и начать одеваться. — Это ничего не значит, — врёт он перед тем, как исчезнуть за дверью в занимающемся рассвете.