Терпишь?

Они больше не говорили про их отношения, и Лизе кажется, что говорить не о чем. Они пара, что ж ещё? Прошел месяц с начала их отношений, а потом второй, третий. Началась невероятно прекрасная пора года, именуемая осенью. В Калифорнии тепло, Вивьен до сих пор любит брать доску и нырять в море, пусть оно стало слегка холоднее. Но, у них никогда не доходило дальше поцелуев. Эйвери не давила, показывая Лизе, что они сделают это, как только станет комфортно. Андрющенко было комфортно, просто она не знала что делать, и стыдилась этого. Одним утром Лиза просыпается, видит перед собой Вивьен, одетую в домашнюю футболку, от чего становится невероятно атмосферно и девушка улыбается. Виви сидела на краю кровати и держала любимую за руку, ее лицо, слегка загорелое, будто цветок, наклонилось над лицом Андрющенко. Эйвери видела, что Лиза уже не спит и ее губы с утонченной нежностью спустились к губам девушки. Ее губы были невероятно мягкими и нежными: поцелуй мог вернуть к жизни даже совсем отчаянного. — Я уже приготовила завтрак,— сообщает Вивьен, улыбаясь и вставая с кровати. — Конечно, это не сравнится с твоей едой, но я тоже кое-что умею. — Спасибо,— Лиза улыбается, потягиваясь на кровати и встаёт, наслаждаясь прекраснейшим запахом панкейков, предчувствуя прекрасный день. День и правда вышел прекрасным. Лизе одобрили заявку в университете Германии и она радостная кружилась по комнате, рассказывая об этом Вивьен. В честь такого события они даже сделали себе небольшой отдых — романтический ужин на террасе. Вкусно пахнущий стейк разносил свой запах на абсолютно всю террасу, а красное вино дополняло его, придавая таинственности и романтизма их ужину. Свечи раскинулись на краешках стола и полу. Вивьен сидела в открытой рубашке, из-за чего было видно ее татуировки. Боже мой! Это была самая красивая вещь, что Лиза видела, кроме самой Виви. На них невозможно было смотреть, что бы не думать про губы Эйвери. И невозможно было думать про её губы, что бы не захотеть их поцеловать. Будто эта рубашка сама дала толчок о постыдной мысли, которую Лиза попыталась скрыть, садясь и улыбаясь любимой. — Приятного аппетита,— говорит Вивьен, смотря прямо, с открытой любовью и невероятной нежностью. С ней Лиза дышала полной грудью и пусть у нее есть тысяча возможностей промолчать, но она снова и снова отвечает Виви, целует её нежно, потому что их любовь — как арабская связь, окутала и вплела девушек в сотканный прямо на их глазах реальный мир. С каждым поцелуем, с каждым движением дрожащий поток страсти забрал их с головой и Вивьен уже держала Андрющенко на руках, неся к спальни. — Ты точно готова? — тихо шепчет Эйвери, нависая над девушкой. И Лиза отвечает "Да". Потому что она уже не может тупо сдерживаться и если ты уже начал что-то делать, то лучше уже делай. В этот же момент она ощущает горячие поцелуи на своей шеи, вздрагивает от нахлынувшего волной тепла. Футболка и шорты Лизы летят в сторону и родные руки продолжают изучать ее тело, исследуя каждый сантиметр , принося не столь физическое удовольствие, сколько моральное. Рубашка Вивьен полетела туда же, куда и одежда Андрющенко пару минут назад. Как только губы Эйвери оказываются внизу живота, трезвая последовательность мысли ломается, будто ты резко перескакиваешь на новую, фантастическую траекторию чувств. Она бережно стягивает тонкие кружева с возлюбленной, довольствуясь очаровательным видом, а следом припадает губами к неприметной чувствительной горошине, оставляя вокруг несколько смазанных поцелуев. Вивьен осторожно проводит языком меж половых губ, раздвигает их и слизывает поступившие в порыве возбуждения выделения. Она акцентирует внимание на бусине клитора, периодически толкаясь в него языком, всасывая и полизывая, делая все, чтобы довести Андрющенко до исступления. Ноги у Лизы задрожали и она задохнулась в собственных стонах, нащупывая волосы Эйвери и притягивая к себе целуя. Это такое слепое и грандиозное возбуждение, что волноваться чем-либо просто невозможно. При этом, возбуждение имеет свою глубину и спокойствие. В нем нет намека на грубость или непристойность. Это глубокая, любовная эйфория, после которой наступает искренне умиротворение. — Я люблю тебя,— шепчет Вивьен, а в ответ получает лишь улыбку и спокойный взгляд Лизы, полный неясного, доброго чувства.— Я останусь с тобой навсегда. — Послезавтра вылет в Германию,— шепчет ей Андрющенко, поглаживая по волосам. — Полетишь со мной? — Конечно,— глаза Эйвери горят любовью, потому что она не может придумать себе большего счастья, чем быть с Лизой.

***

В Германии дожди, но Лизу это не смущает. Она смеётся, держа Вивьен за руку, и они вместе оглядывают новую квартиру. Позже она едет в университет, подавая документы, разговаривая пока-что на английском, но в планах у неё было выучить немецкий. Для Эйвери работа здесь тоже была, потому что оказывается, девушка по образованию официантка.

***

Их совместная с Вивьен жизнь проходит в полном спокойствие. Теперь Лизе двадцать и она на третьем курсе университета. Германия — прекрасная страна, тем более, для однополых отношений. Скоро фамилия "Андрющенко" сменится на "Эйвери", пусть иногда Лиза жалеет о том, что они хотят обручиться. Просто не знает, как сказать об этом самой Вивьен. Она не ощущает любви, будто слишком резко осознав, что можно удалить переписку, номер, поменять страну, но воспоминания останутся навсегда. И что чувства искоренить слишком сложно. И Лиза скрывает это, боясь навредить дорогому человеку для себя. Но иногда Андрющенко уж слишком кажется, что она не в том месте, не с тем человеком и не счастлива. Лиза ощущает, будто чего-то в ее сердце не хватает. Будто губы Эйвери совсем чужие, будто этот университет и учеба на переводчика никогда не дадут ей той самой радости жизни. В такие моменты она выходит на крышу, садясь на край, и смотря на небо пока в ее душе не произойдет невероятный переворот и все не станет на свои места. Сегодня произошла похожая ситуация, потому что Андрющенко нашла старую резинку и едва-ли не расплакалась. Это резинка Киры, которой она завязывала свои блондинистые волосы. Расслабиться на крыше ей помешала какая-то девушка, сидящая в пол оборота на краю и смотрящая в даль. Лиза уже хотела было уйти, но невольно засмотрелась, и поняла, что она напоминает ей кого-то. Слишком уж знакомые короткие волосы, слишком уж ясный взгляд. Тихий голос напевает какую-то немецкую песню: «Wenn ich , von deinem Anschaun tief gestillt , Mich stumm an deinem heilgen Wert vergnuege , Dann hoer ich recht die leisen Atemzuege Des Engels ,welcher sich in dir verhuellt..» И услышав голос, Лиза понимает, кто это. Андрющенко смотрит на девушку, которая сидит настолько близко к краю, что буквально может сорваться в любой момент. — Юля? — тихо окликивает ее Лиза, тяжело сглатывая. Девушка оборачивается. Значит, это она. — Почему ты здесь? — спрашивает Андрющенко, не решаясь подойти к девушке, которая так близка к смерти прямо сейчас, и явно не боиться этого, именно поэтому даже не оборачивается, пока сидит на краю крыши. — Потому что сегодня мне исполняется двадцать один, — отвечает знакомая Чикина, начиная смеяться.— Подожди, Лиза? — Да, да, это я,— Андрющенко медленно подходит к ней. — Что ты задумала? — Как видишь, сброситься,— Юля снова смеётся, смотря вниз. — Но кто-то явно хочет поменять мои планы. — Конечно хочу, потому что это мое любимое место, и мне не хочется сидеть там, где кто-то умер. Ладно, я не умею красиво говорить, но если ты не умрёшь,— Лиза закатывает глаза, но потом смотрит настороженно, и даже по доброму. — Я расскажу тебе, как испечь вкусный пирог и даже накормлю ним. — Похоже, придется отложить смерть,— Чикина встаёт, будто действительно удивлённая таким предложением, смеясь над собственным горем и подходит к Андрющенко. — А ты все такая же чудная. — Пошли, расскажешь, чем тебя жизнь потрепала, раз уж ты решила покончить с собой,— Лиза улыбается ей, заводя в свою квартиру, даже не замечая, как она скучала за старыми знакомыми.

***

— Ну, вот так вот я здесь и оказалась, а потом долги и так далее,— отвечает ей Юля, попивая чай. — Я даже не подозревала, что ты начнёшь встречаться с Кирой,— Лиза задумывается, а потом улыбается, представляя старую знакомую. — Я помню, она говорила, что встретила какую-то девушку, но ты была моего возраста и я сказала ей, что это слишком большая разница. Кто же знал, что она дождется... — Дождаться дождалась, но я жалею об этих отношениях,— отвечает Чикина, вздыхая, и смотря в пол. — Она добрая и искренняя, но уже не та. Будто в ней что-то поменялось. Ещё и Кристина... — Кристина? — У Лизы загораются глаза, но она прячет этот взгляд за обычной любопытностью, смотря куда-то в бок. — Да, говорят, ей наверное, недолго осталось,— Юля видит этот взгляд, но делает вид что не заметила, усмехаясь. — Ещё когда я год назад покинула Россию, она уже кололась. — Она снова принимает? — У Андрющенко ломается голос от безнадёжности. Она представляет перед собой ту самую Кристину, боясь даже подумать, что сделали с ней наркотики. — Не знаю, почему она снова это начала, но да,— Чикина встаёт, улыбаясь и хлопая Лизу по плечу. — В любом случае, спасибо за разговор. Если бы не ты, меня бы уже нашли мертвой. — Обязательно приходи еще,— выдавливает из себя Лиза, находясь далеко в своих мыслях, но слышит звонок телефона. Андрющенко поднимает трубку и спустя несколько минут ее лицо резко бледнеет, а глаза расшириваются. Юля вопросительно смотрит, как Лиза дрожащими руками кладет телефон на стол. Внутри ее мир перевернулся, она берется за руку Чикиной, прося не уходить, прося остаться хоть кого-то. — Мама умерла,— шепчет девушка, присаживаясь на стул. — Нужно ехать в Россию на похороны.

***

Слышится стук в двери. Кира заходит в квартиру, наблюдая за тем, как смотрит в потолок Кристина. Захарова думала про какую-то неизвестную ей поляну, пытаясь отвлечься от желания принять наркотики. Ничто другое ее не интересовало, только большая нужда в кокаине. Она хотела их физически, хотела так, будто до этого ничего в жизни было не нужно. Так же их требовал её разум. Наркотики, только наркотики, могли бы освободить ее голову от всей этой паники и подсказать путь, как выбраться с дерьма. Но больше всего она хотела их морально. Ей было не достаточно одной мысли, что бы выстоять перед этой неожиданной стрельбой наркотической зависимости. — Говорят, мамка Лизы умерла,— говорит Кира, наблюдая за полностью отсутствующей реакцией Кристины. — И? — Крис разворачивается к Медведевой, с непониманием смотря. Захарова достала неожиданные удары абсолютной усталости. Наркотики поправили бы ее дела. Остальное просто не помогает. Все, что случается вокруг, вызывает желание сделать занюшку, а каждая занюшка способствует тому, что что-то происходит. Будто ты не можешь утечь з клетки, а сама запутанность состояние вызывает... Необъяснимое чувство, потому что мозг разом перестает работать. — Ну, нам бы по человечески на похороны прийти,— говорит Кира, тяжело вздыхая. — Мы ведь знали ее. — Не хочу,— у Кристины действительно нет желания, а ещё есть большая тревога. Ее волнует, догадываются ли люди, что она принимает и могут ли они сделать что-то плохое. Она всегда ждёт от людей какого-то плохого поступка и это совсем не недостижимая идея. С того момента, как Лиза ушла, Захарова увидела больше подлости и плохих людей, чем за всю ее жизнь до этого. — Крис,— Медведева берет ее за руку, смотря в голубые, полностью безжизненные глаза. — Тебе нужно выйти хотя бы раз в месяц на улицу. Мы не будем там долго. Ты не принимаешь уже целых два месяца, и тебе нужно развеяться, потому что я не понимаю, откуда ты вообще берешь силы что бы не сорваться. — Представляю в голове Лизу и как она ругает меня за наркотики,— улыбается Кристина, но уже через секунду ее взгляд снова становится пустым. — Ладно. Пойду. Когда? — Через четыре дня, в понедельник,— Медведева улыбается, встаёт, и собирается домой, перед этим оставив на тумбочке Крис еды.