Расцвет лилии

      В мыслях у очаровательной и добродушной сестры Беатрис из ордена Крестового Меча было пусто, совсем ничего, кромешная тьма. И так происходит каждый раз, когда она стоит на коленях перед Ковчегом, в котором несколько недель назад пропала Эва, взывая к Богу, в реальной мощи которого она усомнилась с освобождения Адриила, псевдо-ангела, оказавшегося тщеславным воплощением древнего зла. Ковчег за это время не изменился, лишь его местоположение. Орден перевез его из Храма Адриила обратно в поместье Джиллиан вместе со всеми секретами воинственных монашек, сделав пристанищем всех оставшихся в живых Монахинь. С тех пор жизнь кипела — демоны продолжали появляться, их продолжали сокрушать, с большим трудом, конечно; АркТек работает над новым источником энергии, который мог бы запустить портал, а отец Винсент на пару с Матерью Суперион запустили новый «кастинг» для восполнения рядов. В общем, все старались быть на своем месте, и лишь Беатрис чувствовала себя не в своей тарелке. Она так же тренировалась, доводя себя до исступления, ходила на занятия по церковному воспитанию и вела свой ежедневник, делясь с невидимой Эвой всеми происшествиями своего дня.       Ну, и, конечно, она ходила к Ковчегу. Ближе к вечеру, когда все ученые расходились, она попадала в Центральный Зал, кивала Джиллиан, сидящей почти круглосуточно перед компьютерами за стеклянной дверью, ловя каждую активность своего изобретения. Джиллиан задумчиво отвечала таким же немым кивком и опускала глаза обратно, пока сестра Беатрис устраивалась на коленях перед Ковчегом на мягкой подушке, которую никто не сдвигал, уважая прихоть юной служительницы церкви. Би брала свои чётки и зачитывала стандартное вступление вслух, а потом уходила в едва слышную мольбу, взывающую вернуть так необходимую ей Монахиню-Воина. И, если до всех этих событий она чувствовала какую-то энергетическую отдачу, которая и держала ее веру непоколебимой, то сейчас Беатрис чувствую всепоглощающую пустоту, игнор, если можно выразиться на слэнге молодежи. Будто бы кто-то читает сообщение и не отвечает. Но она не теряла надежды и проводила многие часы до глубокой ночи, внимая призрачному чему-то где-то там в пространстве, пока Джиллиан мелодично летала пальцами по клавиатуре и засыпала за той же самой клавиатурой. Казалось, что только им обеим реально было важно вернуть Эву в наш мир. Но это была игра в одни ворота, ведь они даже не знали, осталась ли та жива после такого серьезного ранения и путешествия сквозь миры.       И время шло — минуты превращались в часы, часы в сутки, а сутки в недели. И, зная рассказы Лилит о том, что время там течет куда дольше, Беатрис больше всего боялась, что, даже, если Эва жива, она не вернется такой же юной, какой туда попала. Математически точно они не могли рассчитать, сколько прошло времени для обитателей другой вселенной за этот короткий период. Лилит вернулась, постарев всего на пару лет, а Майкл на полноценные 14. И это было тем, чего Беатрис боялась больше всего, потому что, вернись Эва домой в преклонном возрасте, нимб бы перешел ей, а сама Эва, скорее всего, умерла бы от потери магической силы, что когда-то вернула ее к жизни. Но это все теории, а в нынешней действительности есть только она, сестра Беатрис, поклявшаяся себе нарушить все обеты, если Эва вернется в том виде, в котором ушла. И она верила, она надеялась, она ждала.        В Зал через плотные багровые портьеры, похожие, будто их только что сняли с театральных занавес оперного Ласкала, проникали первые едва розовые, но, в основном, иссиня-фиолетовые лучи рассвета. Утро было холодным, поэтому на мраморном полу близ окна образовался конденсат, а окна чуть запотели от тепла, что таилось в глубине дома. Сестра Беатрис, как это уже принято, прикорнула в сидячем положении у пьедестала Ковчега, опустив тяжелую голову на руку, второй, машинально во сне продолжая перебирать чётки. Джиллиан спала в похожем положении за своим столом, направив лицо в сторону злополучного кольца-портала. Первый луч полноценного почти алого зарева, злобно издеваясь над ней, упал точно на лицо, разбудив гения инженерии. Едва она поморщилась, убрала светлые пряди с лица и откашлялась, поежившись от прохлады, в Зале появилось дополнительное, неестественное голубое свечение, вспыхнувшее из центра портала. Следом за ним сгустилась дымка, и свет стал невероятно ярким, что разбудило и ошарашило Беатрис, вскочившую и отпрянувшую в сторону к стеклянным стенам кабинета Джиллиан. Сестра Беатрис не могла оторвать глаз от Ковчега, вжалась спиной в дверь и перекрестилась. Было страшно, но тягучее ожидание было сильнее. И вот, когда едва можно было различить какие-то непонятные силуэты по ту сторону импровизированного портала, он выплюнул что-то и резко закрылся. Это что-то определенно было человеческого происхождения, но все покрытое большим количеством копоти, что едва отделяло одежду на нем от кожи и волос. Человек сжался в клубок, повернутый спиной к ошеломленным девушкам. Вдруг послышался кашель, и Би распознала в нем до боли знакомые нотки голоса, что с естественной хрипотцой кашлял так же, учившись курить в маленьком городке в Швейцарии. Она ринулась к ней, скользя последний метр на избитых от долгого стояния коленях и хватая родную голову. Повернув ту лицом к себе, Би постаралась оттереть сажу с глаз, рта, распадаясь на маленькие кусочки стекла того длительного ожидания, которое казалось вечностью. Это была Эва. Едва она смогла открыть глаза и увидеть лицо, полное слез счастья, такое знакомое, такое родное, она заулыбалась, начиная плакать сама. Эва хихикнула, снова закашлялась и подняла черную, как смоль, руку, оставляя отпечаток сажи на лице Беатрис. И они рассмеялись, долго и безудержно хохотали, продолжая лить слезы и пачкаться в копоти. Ни единого слова, лишь взгляды, улыбки и слезы. Так выглядело само понятие облегчения.       Эту картину прервал нервный смешок Джиллиан, которая опустилась в нескольких шагах от девушек на колени и продолжала держать в руках очки, сломав от напряжения их пополам. — Эва? Это правда ты? — ее голос был надломлен, хрип, походил больше на шепот.       Эва кивнула, стараясь приподняться на локтях. — Сколько для тебя прошло лет? — Джиллиан умирала от любопытства и счастья. — Пять. — Би удивленно подняла брови, услышав немного огрубевший, скорее даже повзрослевший голос Эвы, которая совсем недавно стала бы совершеннолетней, если бы не ее смерть, нимб и прочие неприятные события. Теперь они были почти ровесницами за исключением того, что младшей стала сама Беатрис.        На шум в Зале сбежались все. Забежавшая с мечом наперевес Мать Суперион и сестра Камилла с винтовкой ахнули, чуть не выронив свое оружие прямо на пороге комнаты. Винсент шел следом, делая шаг в сторону, думая, что это лишь шутки разума, тоскующего по их Воительнице. Лилит материализовалась со стороны окна, успев лишь воинственно выставить крылья с острыми, как лезвия ножей дьявольскими перьями. В принципе, это была ожидаемая картина для неожиданного гостя в раннее воскресенье. А Би, она продолжала улыбаться и плакать, не отрывая глаз от своей Монахини-Воина, на что получала идентичную реакцию. Эва просто не имела сил оторвать глаз от нее, так уж лучезарно Беатрис выглядела этим утром. Так молодо, так красиво, так чисто и невинно, что сердце воина уже было у ее ног, как и она сама. Сестра Ясмин, единственный свидетель прощания Беатрис и Эвы в Храме Адриила, вошла в Зал последней, роняя свою ручку с блокнотом на пол, а потом расцветая в хитрой улыбке. У нее у единственной нашлись силы, чтобы проронить слова в этой немой сцене: — Так, девочки и Винсент, самое время выдохнуть, настроиться на позитивный лад! Нам бы стоило, как приличным сестрам, расступиться, подготовить покои для Эвы и дать ей хотя бы переодеться перед серьезным разговором. — Все непонимающе покосились на нее, считая затею одновременно глупой и гениальной. Камилла медленно кивнула и сразу же помельтешила вглубь дома, собирая по комнатам одежду, постельное белье.       Когда накал страстей вокруг все еще измазанной сажей Эвы спал, Беатрис, скрепя сердце и томно выдыхая, поднялась, помогая девушке встать. Та, словно бы на ватных ногах, практически сразу повалилась на уже младшую монахиню, столкнувшись нос к носу. Сердца обеих пропустили удар. Они опустили это мгновение, стараясь медленно выйти из Зала в сторону комнаты Беатрис. Мать Суперион едва ли успела остановить всех остальных, перегородив проход своей тростью и неодобрительно смотря на полную энтузиазма Камиллу, успевшую вернуться.       Как только дверь стала полноценным барьером между вопросительными взглядами и воительницами, Беатрис выдохнула, потерев глаза. Эва, все еще улыбаясь до ушей, мягко отпрянула от той, делая несколько шагов вперед, ступая по мягкому ковру к окну, наслаждаясь утренним прохладным солнышком. Би хихикнула, заметив отпечатки сажи от маленьких ног Эвы, указывающих путь, проделанный ею. Ее сердце сжалось, когда она поняла, что это не сон, и ее Монахиня-Воин снова с ней. Как и покраснели ее щеки, вспоминая самые непристойные для монашки мысли и обещание нарушения обетов. В общем, ее голова томилась на максимальном огне от всех тех мыслей, что крались с той секунды, как она услышала самый родной кашель в своей жизни. Эва, обернувшись на хохот подруги, если так правильно назвать их отношения, заметила, над чем та смеётся, и закатила глаза. Сейчас абсолютно все, до чего она бы ни прикоснулась, стало бы таким чумазым, как она сама. И белому ковру ни за что не избавиться от отпечатков сажи от пламени, в котором побывала Эва. — Тебе стоит раздеться и принять душ. — голос Беатрис был весел, хоть и тих. Она все еще боялась, что все это будет лишь наваждением от тоски. — Камилла уже заправила постель и добыла тебе полотенце. — Могу сказать тебе тоже самое, Би. — сестра Беатрис повернула голову к зеркалу, смотря на смазанный, но отличимый отпечаток ладони на своем лице, на мазки сажи на шее, на четкие следы по всей безразмерной кофте и брюках. Ее отличие от Эвы заключалось лишь в том, что та была покрыта сажей практически полностью от макушки до кончиков потрепанных кед. — Ты не могла бы мне помочь?       Би сглотнула, но ком в горле не ушел. Эва немного хитро улыбнулась, но болезненно застонала, пытаясь снять с плеч куртку. Тогда ее верная Сестра-Воин ринулась на помощь, чуть не споткнувшись о тот самый мягкий, безвозвратно грязный ковер. Эва повернулась спиной к подруге, а та начала медленно снимать прилипшую к коже куртку. Видимо, температура была настолько горячей, что в некоторых местах ткань сплавилась с нежной и бархатистой кожей Эвы. Мысли о том, что же произошло, не успели осесть в голове у сестры Беатрис только потому, что, чем ниже падала куртка, тем легче было увидеть накачанную спину, покрытую ветьеватыми узорами татуировок, скрытыми лишь тонкой тканью майки. Эва не просто стала взрослее, она стала сильнее во всех параметрах, и ее крепкие мышцы переливались под тонкой, обожженной кожей. Когда грязные остатки верхней одежды упали на пол, Би трясущимися холодными руками провела по узорам, гадая, для чего они предназначены. Они, словно волшебная тропинка, вели к центру спины — где покоился шрам хранителя Нимба. И тот засиял от первого едва ощутимого касания монашки. Эва едва повела плечом, поворачиваясь лицом к Беатрис. — Это защитные руны, что увеличиваю силу Нимба и мой контроль над ним. Рейя распорядилась, чтобы мне нанесли их на все тело, как только я встала на ноги после отравления Дивинием. — Эва аккуратно зацепилась за талию Беатрис, сохраняя расстояние, насколько это нужно ее подруге. — Я потратила все это время на укрепление своих сил, чтобы пробраться обратно домой. Обратно к тебе. — Эва прикусила язык, испугавшись, что отпугнет сестру Беатрис, которой эти чувства и так даются с острой болью неприятия. — Ты выглядишь… — Би замешкалась, смущаясь. — Очень горячо. — Я и не знала, что тебе можно так думать, сестра Беатрис. — Эва расслабила плечи, чувствуя, как весь груз сползает с них. — Разве это не должно быть преградой для данного разговора? — Я… Я думаю, надо снять с тебя остатки одежды, пока ты не заляпала мои любимые шторы. — Щеки Беатрис пылали огнем, она была готова ко всему в теории, но не на практике, как оказалось. — Так зачем мы отвлеклись? — Ком в горле Эвы был таким же пылающим, но она старалась держаться увереннее, потому что провела пять лет в ожидании этого разговора.       И Беатрис продолжила, она опустилась на одно колено, все еще не отводя глаз от лица Эвы, которая заметно напряглась. Би аккуратно подняла ногу девушки, поставив на свое колено и начиная развязывать шнурки, получалось медленно, так как руки не переставали дрожать, а пальцы путаться в шнурках. И так, потихоньку, она сняла один кроссовок, второй и откинула их в стороны, вздыхая, словно набираясь уверенности перед следующим шагом. Ее взгляд лишь на секунду опустился к ширинке штанов на бедрах Эвы. Би, все так же стоя на коленях, повела ползунок вниз, хватаясь за ослабившиеся края и стягивая миллиметр за миллиметром задубевшую горелую ткань. По бедрам Эвы располагались такие татуировки, что и на спине, но они так же перекрывали большие борозды шрамов и ожогов, которые появились за эти загадочные годы в другом мире. Беатрис нашла в себе силы провести холодными руками по ним, чувствуя рубцы каждой клеточкой. По телу Эвы пробежали мурашки, и она поймала подбородок Беатрис рукой, поднимая к себе и прижимая за талию так, что между ними не осталось расстояния. Вышагнув из штанов и оставшись лишь в белье и майке, она все так же заговорщически улыбнулась. — Тебе тоже определенно нужен душ, а я с удовольствием потру спинку. — Беатрис закатила глаза. — Это чертовски плохая идея, судя по твоему крайне импульсивному настрою. — Но взгляда от губ Эвы она отвести не могла, закусывая свои. — Мне есть, что тебе сказать.       Эва опустила указательный палец на ее губы, призывая к молчанию. Беатрис попыталась его укусить, за что получила щелчок по носу и тихий смешок в отместку. Эва взяла края свитера монашки, так же тягуче медленно поднимая ее и наслаждаясь едва заметными кубиками пресса под загорелой кожей. Беатрис тоже не теряла времени зря. Свитер слетел на пол, оставляя монашку лишь в спортивном топе и широких спортивных штанах, развязка которых уже слабела под напористыми и сильными руками Эвы. Едва эти самые руки заскользили по спине ниже, чуть царапая поясницу и спуская штаны, дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась Камилла с Ясмин, раскрыв рты и закрывая друг другу глаза руками. — О. МОЙ. БОГ. — Камилла опустила руку Ясмин со своего лица, гневно смотря на Беатрис, поймавшую свои штаны и Эву, прячущуюся за ее спиной. — Не прошло и часу с возвращения, как Сестра-Воин решила предаться плотским греховным утехам вместе с Монахиней-Воином. ВЫ, ЧЕРТ ПОДЕРИ, СЕРЬЕЗНО? — Ясмин засмеялась, шикнув на Камиллу за чертыхание. — А как насчет каминг-аута там, пары свиданий? Хотя бы дома, переполненного монашками постыдились бы! — Камилла успокойся, Бог всегда не против взаимной бескорыстной любви. — Ясмин едва сдерживала смешок, раскрасневшись. — Я просто помогала Эве снять обгоревшую одежду! — Би слабо пыталась снизить разгорячившуюся Камиллу, которая уже поднимала вопрос о влюбленности Беатрис. — Вместе со своей заодно! Я тебе уже говорила, что это не простой союз… Тебе снова будет больно, так или иначе. — Такого Эва потерпеть не могла, выходя из-за спины сестры Беатрис. — Я никуда больше не денусь и умирать планирую еще очень не скоро, Камилла. Перед Богом я в ответе, поэтому даже не смей. Мы все в праве решить, какой путь избирать. — Камилла фыркнула, но согласно кивнула. — Мы зашли сказать, что через час близится завтрак, а потом Джиллиан нужно будет провести несколько анализов. Ну, и, конечно, мы все жаждем услышать твой рассказ. Поэтому, когда я зайду в следующий раз, будьте хотя бы в одежде! — Камилла развернулась на пятках, отправляясь гордой походкой вдоль по коридору, а Ясмин одобрительно подняла два пальца вверх, закрывая за собой дверь.       Едва шаги стихли, девушки снова рассмеялись, обнимаясь за плечи. Беатрис, которая всегда казалась выше и сильнее, чем Эва, оказалась в теплом омуте крепких объятий, которые дарили ей покой. Забывшись, она отпустила штаны, которые предательски опустились по ее худым ногам вниз. От глаз Эвы это не укрылось, и она снова обхватила девушку за талию. Она, все еще улыбаясь, ткнулась носом в нос девушки, закрывая глаза и выдыхая. — Моя тоска по тебе не сравнима ни с чем, что существует в этом мире. Я не надеялась, что смогу вернуться. — Но ты здесь, и это единственное, что имеет значение. — Беатрис боязливо приблизилась к губам Эвы, оставляя последний шаг за Воительницей.       И Эва отпустила себя. Она опустила ладонь на еще не испачканную щеку Би, впиваясь нежным, но сильным поцелуем. Ее руки оставляли на обнаженной коже новые следы сажи, вырисовывая всю свою боль, любовь и трепет от простого соприкосновения их губ. Беатрис не уступала, жмурясь, улыбаясь и крепко сжимая шею Монахини-Воина, оставляя маленькие царапинки, которые под слабым освещением Нимба сразу заживали. Эва закусила нижнюю губу монашки, чуть оттянув, а потом едва проведя по ней языком, и снова углубила поцелуй, растворяясь во вкусе апельсинового сока, что Би пила еще перед молитвой у Ковчега. Это походило на Голод, неистовый, жадный, безумный. И это же было Жаждой, в которой они утопали, не имея возможности насытиться друг другом. Эва чуть зажмурилась, перенеся их в ванную с помощью Нимба, толкая Би к прозрачной стенке душа и переходя пылкими поцелуями на шею. Би не могла сопротивляться, лишь путаться пальцами в испачканных волосах, отдаваясь ощущению. Сестра Беатрис почти отдалась чертовски соблазнительным рукам, что уже тянули вниз по бедрам ее белье, когда набралась смелости и легонько толкнула в крепкие плечи Эву. — Не сейчас. Не так. Позже. — Ей тяжело давались слова, как и ровное дыхание, но Эва послушно вернула белье на место, все еще улыбаясь и оставляя более мягкий поцелуй на припухших губах монашки. — Тебе надо привести себя в порядок.       Эва испытывала ее так же, как эти годы испытывали саму Монахиню-Воина, поэтому сделала шаг назад, стягивая с тела майку, под которой не оказалось лифчика, и трусики, исчезая почти в мгновение за дверью душевой, оставляя Беатрис с этой картиной, от которой ее мысли теперь точно не убегут. Би смогла на ватных ногах, ощущая собственное возбуждение, сделать несколько шагов к раковине и посмотреть на себя в зеркало. Она улыбнулась нескольким меткам, что успела оставить Эва, смущаясь до безумия своих мыслей. Было слышно, как в душе включилась вода, и стенка быстро перекрыла обзор на тело Эвы. Тогда Беатрис, наконец, выдохнула сама. Она прочистила горло. — Я хотела тебе сказать одну вещь… — Было слышно, как Эва убавила напор воды, чтобы услышать свою подругу. — Когда я молилась у Ковчега, я дала себе одно обещание… Если ты вернешься не сильно пострадав от временной разницы и останешься моей… Монахиней-Воином, я пересмотрю свои взгляды на данные мною обеты… Все обеты. — Прожигающий взгляд Эвы можно было чувствовать даже сквозь стекло. Беатрис улыбнулась настолько обольщающе, насколько она умела, и вышла из ванной, почти падая от своей стойкости сразу же за дверью. Для нее это было не просто много, это было чересчур.       Сестра Беатрис из Ордена Крестового Меча была верна своим принципам от и до, однако только Эва заставила ее усомниться в правоте ее идеалов, как и в том, что она неправильная. Только рядом с ней Би хотела просто быть, а не казаться. И эти чувства сводили монашку с ума. Или после этого она уже не совсем монашка?