Затянуть раны

      Ординаторская стремительно пустела, ознаменовывая конец рабочего дня. Берт расслабленно сидел за столом, неспешно заполняя больничные карты, и изредка поглядывал в окно. Моросящий дождь мелким постукиванием погружал в состояние полусна.       — До свидания, доктор Хаутдезерт, — недавно устроившаяся интерном студентка накидывала пальто, собираясь идти домой.       — Приятного вечера, хорошенько отдохни, — отозвался Берт, откладывая в сторону ручку.       — Спокойного дежурства! — воскликнула девушка и тут же в панике прикрыла лицо ладонью.       — Спасибо, но не стоило, — стараясь сохранить спокойствие, улыбнулся Берт.       — Простите пожалуйста! Я не хотела… извините! Давайте я останусь? Я буду всю ночь дежурить, глаз не сомкну! — залепетала интерн, нервно стряхивая с себя пальто.       Врачебная примета, известная всем не понаслышке, гласила, что ни в коем случае нельзя желать «спокойного дежурства», иначе быть беде. Беда состояла в бесконечном потоке больных или внезапных осложнениях у уже лежавших в хирургическом отделении. Берт был одним из тех, кто верил в приметы, но ругать интерна не видел смысла.       Берт встал из-за стола, подошёл к девушке и остановил её, сказав:       — Не надо. Иди отдыхай. Ты мне завтра живая нужна. Не волнуйся, будем надеяться, что обойдётся.       «Но пару стаканчиков кофе всё же выпью», — подумал мужчина, продолжая излучать добродушную и уверенную улыбку.       Разомлев под взглядом добрых тёмных глаз, девушка не без тени вины на лице снова оделась и выскочила из ординаторской. Берт вернулся к столу, закончил заполнять документы и вышел в коридор.       Ему нравилась эта умиротворённая тишина в отделении, когда уставшие от монотонного дня пациенты разбредались по палатам; щебетание медсестёр смолкало, а свет в отделении приглушался. Он подошёл к автомату с кофе, нехитрой манипуляцией выбрал самый крепкий напиток с максимальной долей сахара и принялся ждать. Спустя минуту, автомат пискнул, оповещая о готовности. Вернувшись в ординаторскую, врач наслаждался горячим бодрящим кофе, лениво листая новостную ленту в телефоне.       Внезапно дверь в ординаторскую с шумом раскрылась, и в проходе появилась дежурная медсестра, вид которой кричал о нарастающей панике:       — Доктор Хаутдезерт, там пациент, скорее!       «Понеслась», — обречённо поставив недопитый стакан на стол, хирург стремительно вышел в коридор вслед за коллегой.       Краткий анамнез был неутешителен. Роберт Штицхен — полицейский. Сквозное ранение в области живота в результате задержания преступника.       Зайдя в операционную, доктор Хаутдезерт, как и полагается, собрал длинные волосы, вымыл руки, затем надел перчатку сначала строго на правую руку, другую на левую. Быстро поприветствовав коллег, Берт приступил к операции.       Обладая невероятным талантом, Берт справлялся ловко. Однако в этот раз всё было несколько иначе. Мужчина был очарован своим пациентом, хоть и находящимся в бессознательном состоянии. Сердцебиение доктора участилось, взгляд то и дело притягивала внешность Роба.       Берта привлекал волевой подбородок мужчины, очерченные скулы, подтянутое спортивное тело. Хирург тяжело вздохнул, чем вызвал удивлённые взгляды коллег, ведь операция шла успешно. Закончив, Берт снял перчатки, переоделся и ушёл в ординаторскую. Он несколько раз перевернулся с боку на бок, вышвыривая из головы образ самого красивого пациента, повстречавшегося ему за последние пару лет.       Через пару дней он навестил недавно прооперированного пациента. За ним в палату семенила вчерашний интерн. Девушка виновато держала голову опущенной, стараясь лишний раз не надоедать врачу. И сколько бы Берт не убеждал её, что всё в порядке, она чувствовала себя виноватой.       — Доброе утро, мистер Штицхен. Как ваше самочувствие? — с улыбкой спросил врач, не глядя принимая в руки его карту.       — Как у убитого, — коротко отозвался полицейский и, морщась от боли, принял удобное положение, чтобы лучше видеть врача.       — Шутите… Это хорошо, значит — живой! — лучезарно улыбнулся Берт и впервые за всё время нахождения в палате посмотрел мужчине в глаза.       Этого мгновения хватило, чтобы перенести Берта куда-то высоко, окрыляя. Чистый небесно-голубой оттенок радужки глаз Роба притягивал будто магнит. Взгляд врача проследовал дальше, по скулам, волевому подбородку с лёгкой небритостью, метнулся к каштановой шевелюре. Казалось, будто Берт пытался запечатлеть в памяти образ мужчины, чтобы потом с болью и теплом вспоминать о нём.       «Удивительное сочетание мужественности и красоты. Так, Берт, соберись!».       — Долго мне здесь придётся лежать, док? Мне б поскорее вернуться к работе.       Берта испугал этот внезапный вопрос. Он был всегда рад, когда довольные и здоровые пациенты выписывались, но общество Роба он хотел бы испытывать намного больше. Оставаясь внешне совершенно спокойным, он ответил:       — Неделю вам точно придётся здесь полежать, — Берт снял с шеи стетоскоп, стал греть в руках акустическую головку и добавил:        — Это если швы будут хорошо заживать. Поднимите футболку, я вас послушаю.       Медленно, но чётко выполнив просьбу, полицейский оголил грудь, и Берт приступил к осмотру, вновь поражаясь идеальной атлетичности мощного тела блюстителя закона. Осмотрев прооперированное место, Берт довольно кивнул, обрадовав Роба тем, что уже с завтрашнего дня начнутся перевязки.       Маленький диалог зарядил доктора Хаутдезерта позитивом. Он и без того был иногда излишне активен и весел, а сейчас коллеги даже завидовали его нескончаемой бодрости. Активно работая, днём он заглянул к пациентам в палаты, в том числе и к Робу.       Вечером следующего дня, после отработанной смены, доктор Хаутдезерт собирался домой. Накинув пальто и попрощавшись с коллегами, он вышел из ординаторской и направился в сторону выхода, когда заметил неловко оглядывающегося Роба.       — Мистер Штицхен, что-то случилось? Вам плохо?       «Какой участливый, хороший врач», — подумал Роб, подойдя к доку.       — Можно просто Роб и, нет, мне просто… курить хочется. Я уже, наверно, вечность не курил.       — Роб… — едва слышно протянул Берт.       Борясь с внутренним профессионализмом и личной симпатией к пациенту, Берт в итоге сказал:       — Подождите меня здесь, я сейчас.       Хирург отсутствовал буквально две минуты, а когда вернулся, кивнул Робу, чтобы тот следовал за ним. Они пошли к аварийному выходу. Пройдя лестничный пролёт, вышли на небольшой балкончик. Чаще всего его использовали престарелые медсёстры, выкуривая по полпачки сигарет за раз. Ух и доставалось же им от Берта, когда они это делали в его смену.       Доктор Хаутдезерт не был ярым защитником здорового образа жизни, но от пациентов всегда требовал ответственного подхода. Пряча нос в ворот длинного чёрного пальто, он ждал, пока пациент наконец-то закончит наслаждаться своей вредной привычкой.       — Ух, спасибо док. Думал, умру.       Берт тихо усмехнулся абсурдности слов Роба и, пригладив развевающиеся на ветру непослушные волосы, ответил:       — Можешь звать меня Берт, и… на здоровье что ли.       Роб кивнул и, заметив, как мужчина пытается уложить непослушные чёрные пряди, спросил:       — Мешают?       — Нет, всё в порядке, запутались слегка, — хирург беспомощно пытался вытащить из волос резинку.       Роб к тому времени уже докурил и, потушив сигарету о край балкона, выкинул окурок. Подойдя к уже отчаявшемуся победить запутанную шевелюру Берту, сказал:       — Давай помогу.       Промелькнувшая мысль о том, что крепкие руки полицейского будут трогать его волосы, пустила по телу Берта приятную дрожь. Конечно за ней поспешила и следующая, отнюдь не утешительная мысль:       «Нельзя так близко подпускать к себе пациентов. А уж тем более тех, к которым испытываешь влечение… Какой же ты врач, Хаутдезерт»?       Берт уже хотел было отказаться, но жесткие тёплые ладони Штицхена уже разбирались с насущной проблемой. Прикосновения полицейского были приятны и аккуратны несмотря на внушительные габариты его тела. Чуть повернувшись к Робу спиной, Берт чуть откинул голову, чтобы ему было удобнее.       «Какие мягкие волосы. И характер, наверно, такой же», — подумал Роб, медленно распутывая прядь за прядью.       Спустя пару минут объявил:       — Готово.       Хаутдезерт обернулся и, надеясь, что в темноте вечернего города не видно его покрасневших щёк, улыбнулся, сказав:       — Спасибо. Наверно, надо постричься, — вновь завязав сзади тугой хвост, попытался оправдаться Берт.       Роб пожал плечами, ответив:       — Я бы не стал, будь у меня такая шевелюра. А вам ещё к тому же и идёт.       «Так, пора завязывать и идти домой, пока я не натворил бед», — Берт спрятал смущённый взгляд и посмотрел на наручные часы:       — К сожалению, мне пора домой, а вам в палату. Я и так достаточно нас обоих задержал.       Полицейский кивнул, и они ушли обратно в хирургическое отделение. Договорившись, что по вечерам будут вместе выходить на балкон, распрощались. Поздним вечером, Роб, лёжа на койке в своей палате долго перебирал пальцами, невольно вспоминая мягкие гладкие волосы врача. Сжав кулак, отбросил ненужные мысли в сторону, надеясь, что в ближайшие дни сможет вернуться к службе. А Берт впервые за долгое время усердно приводил волосы в порядок.       Спустя ещё пару дней, к удивлению доктора Хаутдезерта, его пациент быстро пошёл на поправку. С оседающей песком печалью в душе, Берт отсутствующим взглядом смотрел в окно, сидя в перевязочной. Как врачу, ему было радостно, что ещё один пациент вернётся домой здоровым, но как мужчине ему хотелось выть от мысли, что придётся расстаться с Робом. Каждый разговор, каждое мимолётное касание было для Берта весьма ценным, и он не представлял, что можно настолько быстро проникнуться симпатией к малознакомому мужчине. А уж тем более — к пациенту. Хирург ругал себя за неподдельный интерес к Штицхену, но зарождающиеся чувства не заглушал, давая им всё больше прорастать с каждым днём.       Полицейский бодро вошёл в медкабинет. Выучив последовательность хода процедуры, снял футболку. Берт, по обыкновению, не переставал про себя восхищаться изгибами мышц полицейского.       Роб лёг на кушетку, внимательно наблюдая за действиями врача. Ощущая прикосновения тонких, почти холодных пальцев на своём теле, он не испытывал дискомфортных ощущений. Даже женщины порой не были столь аккуратны как Берт.       «Он просто хороший врач, знающий своё дело», — повторял про себя Роб, замирая каждый раз, когда Берт аккуратно разглаживал пластырь.       Сменив повязки, хирург сказал:       — Рана заживает очень быстро, потрясающе. Завтра тебя выпишу, поздравляю, — надев маску добродушного врача, Берт улыбнулся и тут же отвёл взгляд от Роба, принявшись снимать перчатки.       — Спасибо. Работа ведь не ждёт, — надевая футболку, сказал Роб.       — Такое серьёзное дело?       — Любое дело серьёзное, в той или иной степени. Вообще, нам не разрешено об этом распространяться, но тебе расскажу сегодня, за сигареткой.       — Спасибо за доверие, буду с нетерпением ждать вечера, — поняв намёк, ответил Берт.       — Ты же мне жизнь спас, в конце-концов. Почему-то захотелось быть благодарным.       Берт улыбнулся ещё раз и эта улыбка отличалась от всех остальных подаренных людям. В их «прощальный вечер» они как обычно стояли на балконе. Прикурив вторую подряд сигарету, Роб, глядя на усыпанное звёздами небо, заговорил:       — Наш город — проклятое место. Наркоманов и уж тем более наркодилеров здесь больше, чем бездомных кошек. С недавнего времени мы начали ловить ещё одного. Вёрткий оказался, ни в какую не хотел попадаться. А когда мы всё же его накрыли, он сбежал, а я от его дружков получил пулю. Эта гнида до сих пор на свободе, мои ребята ищут его, но пока безуспешно. А самое страшное — он наркоту детям начал продавать. Урод… — Роб со злостью пнул бетонную стену и выкинул подальше докуренную сигарету.       — Это ужасно. Надеюсь, вы его поймаете, — сказал Берт с искренней верой в успех операции. Затем, немного подумав, добавил:       — Будь осторожен.       — Ты ведь меня подлатаешь, если что, — усмехнулся Роб, случайно взглянув на тонкие пальцы хирурга.       «И эти изящные руки вытащили меня практически с того света. Удивительно…»       — Я серьёзно. Не хочу, чтобы тебя ранили, а уж тем более, убили! — мужчина подошёл ближе, взглянул Робу в глаза, подтверждая всю серьёзность своих слов.       — Ты слишком беспокоишься о своих пациентах, никаких нервов не хватит, — ответил Роб.       Он впервые стоял так близко к Берту. В серо-голубых глазах отражались новые зажигающиеся на небе звёзды и искреннее беспокойство за его жизнь. Роб понимал, что мужчина, стоявший перед ним, беспокоится о нём в силу своей профессии, но ему всё равно было приятно. Эта забота и тревога за него была настоящей, грела душу. Роб похлопал доктора по плечу, но ответная реакция на этот знак признательности ввела полицейского в ступор.       Стремительно сократив расстояние между их лицами, Берт, прикрыв глаза, прильнул к обветренным губам Роба. Проведя по ним языком, он положил ладони на предплечья полицейского. В нос ударил запах табака, но Берту не было противно: он наслаждался этим запахом. Всё длилось не более двух секунд, прежде чем Штицхен с силой оттолкнул от себя мужчину. Ударившись спиной о стену, Берт неверящим и испуганным взглядом уставился на Роба.       «Идиот! Дурак!»       — Что за шутки? — с яростью в голосе спросил Роб, вытирая тыльной стороной ладони горящие от столь нежного поцелуя губы.       — П-прости. Я думал, что я тебе тоже нравлюсь и…       — «Тоже»? Нет, ты, конечно, классный мужик и врач вон какой, — полицейский махнул рукой в сторону своего ранения, как бы подтверждая профессионализм Берта, — но, извини. Мои чувства к тебе не такие. Ты, это… Не обессудь, но не подходи ко мне больше. И завтра пусть меня кто-нибудь другой выпишет.       Полицейский быстрым шагом покинул балкон, оставляя доктора в одиночестве. Берт сел на корточки, устало запустил пятерню в волосы и взлохматил их. Как же ему хотелось напиться и забыть обо всём…