Словарь ненавистных слов Чон Чонгука

      Ему было некомфортно возвращаться в Корею, здесь словно бы сам воздух давил консерватизмом. Отцу, разумеется, Чонгук ничего говорить не стал, и о том, чтобы появиться дома, даже не думал. Поэтому, еще из Штатов позвонил и забронировал номер в отеле, решив, что отдохнет там после долгого перелета.       Уже по прилете взял машину напрокат и, первым делом, заехал по адресу, где в студенческие годы жил Тэхён. Ключевое слово — жил. Больше нет. На звонки тот по-прежнему не отвечал, и Чонгуку не оставалось ничего иного, как назавтра пойти в указанный на приглашении ресторан к назначенному времени.       Помывшись в номере, он честно попытался поспать, но взбудораженный мозг никак не желал отключаться. Чонгук закипал буквально от всего, его раздражали люди, запахи, казавшиеся слишком сильными и приторными. Он нарычал на альфу-администратора на ресепшене, прогнал омегу, который пришел обслуживать номер… Агрессия клокотала в груди, и, когда ему позвонили с предложением прислать того, кто мог бы «помочь справиться с гоном», Чонгук так резко положил трубку, что телефонный аппарат жалобно звякнул.       Чонгук хотел секса, его ломало, по телу прокатывались волны жара, а по позвоночнику будто шли разряды тока. Альфа в нем бесновался, рычал, требовал-требовал, хотел взять, пометить, толкнуться в жаркое нутро… или ощутить горячий член в себе. Уставший Чонгук держался на кофе и ничуть не помогающих блокаторах. Он не спал и не ел вторые сутки, чувствуя, как сознание обманывает его, искажая восприятие действительности — цвета казались слишком яркими, звуки резали по ушам и бесили до невозможности. Но Чонгуку не нужен покорный омега с текущей задницей. Чонгуку нужен Тэхён.       Ночью ему удалось ненадолго отключиться, только вот пришедшие сны — сумбурные, словно обрывочные видения — не принесли облегчения. Ему снился Тэхён. Чонгук то заново переживал их поцелуй, реалистично, словно все происходило наяву, то смотрел на чертово приглашение, вглядывался до рези в глазах, а надпись из «приглашение на свадьбу», расплываясь, превращалась в «ты все потерял».       Распахнув глаза, Чонгук не сдержал стона — член стоял, а дыхание вырывалось с хрипами. Он потерся о зажатое между ног одеяло и всхлипнул от болезненного возбуждения, прокатившегося по венам. Душно. Плохо… А в голове набатом лишь одно имя и один образ — не вырвать, не выжечь, не перекроить. Надрачивая, грубо, резко, преследуя цель не получить удовольствие, а лишь сбросить напряжение, Чонгук вспоминал пряный цитрус и представлял на члене чужие пальцы — тонкие, красивые. Кусая губы, Чонгук кончал в ладонь, шепча тихо-тихо, словно стыдясь своего порыва.       — Тэхён…

***

      Омега, дежуривший на входе в ресторан, скептически осмотрел Чонгука, втянул воздух носом, явно чувствуя его состояние. С таким же раздражающе-насмешливым выражением взглянул на склеенное скотчем приглашение, но комментировать, к счастью, не стал. Чонгук был просто не в состоянии сейчас вести вежливую беседу, хоть и не хотел хамить.       — Проходите, — вернул ему измятую картонку и открыл перед ним дверь, — гости должны прибыть в течение часа, а затем начнется церемония бракосочетания, — предупредил, — вы пока можете пообщаться с уже прибывшими или выпить, если пожелаете. Бар для вас открыт, напитки оплачены.       Чонгук кивнул и вошел внутрь, оглядываясь. Народу пока было не очень много, и ни одного знакомого лица. Несмотря на то, что присутствующие, в основном, были корейцы, Тэхён, судя по всему, решил не придерживаться традиций и организовал все по-своему. Что ж… Тот всегда шел против — традиций, правил, иногда, даже законов, именно этим когда-то и зацепив выросшего в консервативной семье Чонгука.       Пока шел через весь зал к бару, он поймал на себе множество любопытствующих взглядов. Судя по всему, все здесь были знакомы между собой, неудивительно, что Чонгук привлекал внимание.       — Чего желаете? — с улыбкой поинтересовался бармен.       — Виски, — отрезал Чонгук, усаживаясь на высокий барный стул. В голове стоял непрекращающийся гул, усталость давила на плечи, и ему стоило немалых усилий держать спину прямо.       На самом деле, алкоголь во время гона — не лучшая идея. Тот не слишком-то хорошо сочетается с блокаторами, да еще и крышу рвет от него, порой. Но Чонгуку было уже плевать… Ему просто нужно продержаться, нужно увидеть Тэхёна, чтобы... Что? Черт, да он до сих пор не имел понятия, зачем прилетел и что вообще собрался сделать. Объяснить Тэхёну, что не был с тем омегой? Тэхёну, у которого свадьба? Боже, что за бред?       Залпом выпив содержимое стакана, Чонгук попросил повторить.       — Привет, — раздался рядом мелодичный голос, а в нос ворвался запах сирени.       — Привет, — Чонгук не хотел ни с кем общаться, но грубить все же не стоило.       — Ты Чон Чонгук, да? — омега, устроившийся на соседнем стуле, тепло улыбался ему, да и в целом выглядел дружелюбно.       — Знаешь меня?       — Да, Тэхён говорил, что пригласил тебя.       Тэхён?       — А ты?..       — Я Пак Чимин, — протянув руку для рукопожатия, — омега Тэхёна.       Чонгук, который как раз взялся за чужую ладонь, замер. И по-новому посмотрел на сидящего перед ним парня. Красивый. Воздушный. С легкой улыбкой на пухлых губах и теплым взглядом медовых глаз. Чонгук только сейчас соизволил обратить внимание на то, что костюм у Чимина явно слишком нарядный для простого гостя — белоснежный, подчеркивающий талию и идеально облегающий крепкие бедра. Значит, с ним Тэхён хочет связать свою жизнь? Его ласкает в постели, ему шепчет признания в любви?       Чимину.       Не Чонгуку.       Грудь сдавило взметнувшейся ревностью — колючей, обжигающей, черной. А еще ненависть — необоснованная, глупая, омерзительная. Чонгук понимал, что не имеет никакого морального права злиться на Чимина, но не мог подавить свои чувства. Они грызли изнутри, подобно паразитам, и Чонгук сжимал зубы, чтобы не сказать лишнего.       — Ты делаешь мне больно, — негромко произнес Чимин, глядя на него округлившимися глазами.       А Чонгук отдернул руку, поняв, что неосознанно сильнее необходимого сжал чужую ладонь.       — Извини, — искренне попросил он, — не рассчитал силу.       И чтобы скрыть свое состояние, взялся за стакан с виски, поставленный перед ним барменом.       — Обижаешь моего омегу, Чонгук?       Низкий голос прошелся огнем по венам, а кисло-горький цитрус наполнил легкие, оседая на губах. Чонгук чувствовал вкус Тэхёна, и даже крепкий виски был не в состоянии его перебить. Сердце пропустило удар, просто заглохло на мгновенье, а затем заколотилось, сильно-сильно, отдавая грохотом в ушах. Чонгук вскинул взгляд, да так и замер, жадно пожирая глазами того, кого так сильно любил. В ком так отчаянно нуждался сейчас.       — Я извинился перед… — произнести вслух «твоим омегой» просто не поворачивался язык, — Чимином.       — Только поэтому мы с тобой вежливо беседуем, — резко ответил Тэхён. Чонгук проследил, как тот скользнул ладонями по плечам Чимина, с трудом гася вспышку ревности. — Прости этого хама, хорошо? — обращаясь к омеге, — сам видишь, в каком он состоянии.       — Чонгук ничего не сделал, правда. Не переживай, — Чимин улыбнулся и накрыл своей рукой ладонь Тэхёна.       Чонгук сцепил зубы. Его разрывало от ревности, корежило, ломало. Альфа рычал, грыз изнутри, а в голове на повторе «мое, мое, мое». И тяжелым осознанием пришло — «не мое, чужое». Чонгук задыхался, казалось, что в помещении слишком жарко, невыносимо, а вместо необходимого воздуха один лишь цитрус, от горечи которого во рту скапливалась слюна.       Чужое.       Не его.       Треск стекла отрезвил, резанув по нервам, и Чонгук перевел недоуменный взгляд на стакан, который держал в руке. На то, что от него осталось… Крупные осколки звякнули о барную стойку, по лакированной поверхности растекалось виски, а по коже заструились тонкие потеки крови.       — О, боже, — Чимин вскочил со стула. — Ты порезался. Надо найти аптечку и…       — Иди к гостям, ладно? — перебил его Тэхён. — А я позабочусь о своем… госте. — И, обращаясь уже к нему: — Пойдем, Чонгук.       Он поднялся со стула и, не глядя на Чимина, последовал за Тэхёном, который вел его куда-то в подсобные помещения. Прошли по длинному коридору мимо кухни и дальше, в… судя по всему, кабинет управляющего или еще кого-то. По крайней мере, наличие стола, на котором стоял компьютер и стеллажа с папками, наводило на такие мысли. Что примечательно, по пути им никто не встретился — ни официантов, ни кухонных работников, никого.       — Руку дай, — потребовал Тэхён, выудив аптечку из ящика стола.       — Я смотрю, ты свободно ходишь, где пожелаешь, — хотелось бы ему звучать спокойно, однако, голос дрогнул, стоило ощутить прикосновение Тэхёна. — Я сам могу обработать…       Игнорируя его слова, Тэхён щедро ливанул из бутылки с антисептиком. Порезы зажгло, но эта боль была абсолютно ничтожна по сравнению с той, другой, которая разрывала грудь. Близость Тэхёна будоражила, ему хотелось впитать запах цитруса каждой порой, уткнуться носом в шею, вцепиться в плечи, вжимая в свое тело. И касаться, чувствуя голую кожу.       Как же он скучал, черт.       — Зачем ты приехал? — закрепляя на ладони повязку, негромко поинтересовался Тэхён.       — Не ты ли меня пригласил?       — И что, поздравишь с бракосочетанием, поешь, выпьешь и уйдешь? — Тэхён отпустил его руку и шагнул ближе, вклиниваясь в личное пространство. — Или может, решишься уже на что-то?       Не мое… Чужое.       Чонгук сглотнул и попытался отступить, но Тэхён не позволил, сжав в кулаке ворот его рубашки.       — Я не… — слишком близко, слишком, для Чонгука, который в гоне, который и прежде сходил с ума, а теперь и вовсе окончательно рехнулся от своей любви к Тэхёну. Такой неправильной любви. — Я не знаю, зачем я приехал, Тэ, — он судорожно выдохнул, борясь с собой, с теми желаниями, что сейчас полыхали внутри. — Просто… хотел объяснить тебе, что не спал с тем омегой.       — Тц, — Тэхён цыкнул и растянул губы в злой, какой-то разочарованной улыбке, — ты спал с другими, Чонгук. И я тоже. Почему сейчас тебе вдруг захотелось что-то мне объяснять?       — Ты признался мне в любви, а потом этот омега, и тебе, наверное, было больно…       — Какая тебе разница? Какое тебе дело, до того, что я чувствую? Тебе же наплевать!       — Нет! Мне никогда не было плевать, я…       — Почему? — перебил Тэхён.       — Что?       — Почему тебе не плевать? — Чонгук молчал, ошарашенный напором, а Тэхён, тряхнув его за отвороты рубашки, потребовал: — Скажи. — Приблизил свое лицо к лицу Чонгука. — Говори же!       — Отъебись, — он сбросил с себя руки Тэхёна и толкнул его в грудь, вынуждая сделать шаг назад. — Какого черта ты на меня орешь?!       — Да потому что ты приехал и строишь из себя святошу, Чонгук. Тебе три года было похуй до моих чувств, а тут, вдруг, решил пооправдываться? Не смеши меня, блять. Я признался тебе в любви, Чонгук, на что ты послал меня прямым текстом, не особо переживая за мои чувства. Так что изменилось, Чонгук? Что случилось такого, что заставило тебя вернуться в Корею и прийти сюда?       Чонгук сжал зубы, так сильно, что на лице заходили желваки, он шумно и часто дышал носом, силясь совладать с собой.       — Молчишь? — кривя губы, выплюнул Тэхён. — Ты за этим сюда пришел? Помолчать? Даже сейчас не можешь найти в себе сил признаться?! Ты трус, Чон Чонгук!       — Заткнись.       Тэхён альфа. Альфа, который проявлял явную агрессию к нему, который сшибал его своими тяжелыми, горькими феромонами и злил. Альфа, которого он хотел до безумия.       — И не подумаю, — хмыкнул тот. — Тебе не хватает смелости сказать, что ты с ума по мне сходишь! Так кто ты, если не трус, Чонгук?       — Ты понимаешь, что провоцируешь меня? — медленно цедя слова сквозь зубы.       — Естественно, — криво усмехнувшись. — И что ты сделаешь? Опять сбежишь побитой псиной?       Кровь бурлила, злость, густо замешанная на возбуждении, туманила мозг и, когда Тэхён толкнул его в грудь, Чонгук не сдержался. Ударил коротко, без замаха, сбивая костяшки о скулу. Тэхён по инерции шагнул назад, а взгляд полыхнул каким-то безбашенным весельем.       — Ну хоть что-то, Чонгук-и, — издевательски растягивая его имя. — Это куда лучше, чем твое показное равнодушие.       Тэхён не щадил. Смазал по губам, так что тонкая кожа лопнула, а в груди взорвались фейерверки. Альфа зарычал, требуя ответить, подавить, подмять под себя. И Чонгук, оскалившись, бросился на Тэхёна.       — Давай, давай, — ухмыляясь, тот увернулся от удара, — ты мне больше нравишься таким.       Тэхён улыбался. А Чонгук, наконец-то сдернув с собственной шеи ошейник запретов, ощущал себя счастливым. Нет, не потому, что бьет того, кого любит до умопомрачения, а потому, что сумел отпустить себя, перестал держать лицо, выплескивая наружу всю ту злость и боль, что так долго сидели в нем. Они с Тэхёном не жалели друг друга, били со всей силы, пачкая кровью брендовые костюмы, тяжело, с хрипами выдыхая.       — Я и забыл, какой у тебя тяжелый удар, — Тэхён сплюнул на пол кровь. Чонгуку таки удалось попасть по губам, и теперь улыбки обоих выглядели слегка устрашающе.       — Я, кстати, тебе костюм испорчу, — Чонгук качнул подбородком, указывая на грудь Тэхёна.       — Что?       И пока тот непонимающе хлопал глазами, он ухватился за ворот рубашки и дернул на себя, с треском вырывая верхние пуговицы. От удара в солнечное сплетение Тэхён согнулся, шипя ругательства, и Чонгуку легко удалось свалить его на пол.       — Сказал же, что испорчу, — прохрипел, наваливаясь сверху. Перед глазами слегка плыло, а альфа внутри буквально урчал от того, что «противник» лежит поверженным.       — Я это как-нибудь переживу, — поднял руку, но вместо того, чтобы ударить, зарылся пальцами в волосы на затылке. — Это все? Удовлетворишься тем, что уложил меня на лопатки? — растягивая окровавленные губы в ухмылке, — Или хватит смелости решиться еще на что-то?       Тэхён лежал под ним — разгоряченный, агрессивный. От чужого тела исходил жар, Чонгук ощущал соленый запах пота, металлический — крови и, конечно, густой с горчинкой — цитруса. А еще ему казалось, что, прижимаясь к Тэхёну грудью, он чувствует чужое бешеное сердцебиение… Темные волосы растрепались, липли к влажному лбу, а глаза сияли, наполненные азартом, весельем и… любовью.       — Ты такой красивый, — прошептал Чонгук, шаря глазами по лицу Тэхёна. — Господи, какой же ты красивый, Тэ… — Он провел пальцами по чужой щеке, задел скулу, на которой медленно наливался синяк. — И как ты в таком виде пойдешь на собственную свадьбу?       — А я пойду? — серьезно спросил Тэхён, сильнее сжимая кулак в волосах Чонгука, так что пряди больно натянулись. — Это твой последний шанс, Гук-и, — от этого прозвища волк внутри заурчал, млея. — Если отпустишь сейчас, то я смирюсь, и мы никогда больше не увидимся.       Смирение. Никогда. Целых два слова, которые так ненавидел Чонгук.       Может ли он сейчас отпустить Тэхёна? Отдать его тому симпатичному омеге и, пожелав счастья, просто уйти, чтобы больше не встречаться?       Не может.       — Не пойдешь, — выдохнул. Тэхён молчал, только смотрел пытливо, и он продолжил: — Не отпущу, слышишь? Мне с тобой плохо, но без тебя в тысячу раз хуже. Я не должен быть с тобой, но без тебя я даже не живу, просто существую, как пустая оболочка. Не могу без тебя, на стену лезу, от одиночества вою, подыхаю…       — Глупый альфа, — мягко произнес Тэхён. — Столько времени из-за тебя потеряли, придурок.       — Прости, — он ласково коснулся чужих разбитых губ своими, — прости, — повторил вновь, коротко целуя. А потом сделал то, чего хотел так долго, скользнул языком между маняще приоткрытых губ и застонал, почувствовав, что Тэхён отвечает.       Он сжал Тэхёна, спеленал его собой, давя весом и целовал, целовал, будучи просто не в силах насытиться. Чонгук не понимал, как он вообще мог когда-то решить, что проживет без Тэхёна? Не проживет. Сдохнет. И сейчас, мокро толкаясь в чужой рот, чувствуя вкус крови, прикусывая наглый язык и губы, Чонгук выплескивал всю ту любовь, что жгла его так долго. Смаковал. Упивался желанным вкусом. Умирал от каждого сорвавшегося стона Тэхёна, терся о его тело, помечая себя чужим запахом. Чонгук всегда, каждый чертов день разлуки знал, что принадлежит Тэхёну, и сейчас отчаянно нуждался в подтверждении.       Неимоверным усилием воли, сумев оторваться от сладких губ, задыхающийся Чонгук, спросил, умоляюще:       — Я твой?       Тэхён, точно так же тяжело дышащий, поднял руку и подушечкой большого пальца стер с его подбородка кровь.       — Мой, Чонгук-и. Всегда был моим. И навсегда моим останешься.       А слово-то какое приятное — навсегда.