Святой отец, это п*****

Мицуе с братьями не везло. Младшие сестрички — свет в жизни, а вот с братьями жопа какая-то. Названный брат был натуралом. Братья Ебайтани натуралами не были, зато были ну, ебантяями. Ещё был Хаккай. Хаккай был хороший и Мицуя его любил. Но у Хаккая тоже был старший брат, и, святой отец, это пиздец. Тайджю не то, что странный, он ваще отбитый. Назначил встречу в публичном аквариуме. Пустом конечно же. Этот человек церковь на рождество в Сибуе арендует, что ему аквариум. Но Мицуя видимо тоже был отбитый, потому что зачем-то пришел. — Теперь ты молишься рыбам? Тайджю смотрел на акул, а акулы на него не смотрели, видимо подумав: ну нахуй, съест ещё. — Бог — он вездесущ, в рыбах, в водорослях, в нас с тобой, мы едины Богом, а он нами. Рыбам не стыдно молиться. Мицуя и хотел бы быть толерантным к верующим, но не смог. Глаза сами закатились. — Ты это мне хотел сказать? — Ты встречаешься с моим братом. — Я дружу с твоим братом. — Мой брат в тебя влюблен. «А я влюблен в другого брата». Уже и не понятно в какого, поди разбери тут этих братьев. Мицуя клацнул языком. — Я пошел. — Никуда ты не пошел. А Мицуя и не шел, он полетел, одухотворённый привкусом свободы, пока его не смела рука, рухнувшая на плечо. — Я сказал стоять. «Да мне похую, что ты мне сказал» — ответил Мицуя скучающим взглядом. Скула ещё помнила вес арматуры под названием «рука Тайджю», но воспоминание так и осталось воспоминанием. А потом с плеча убрался вес, Тайджю убрался от Мицуи, а от Тайджю убрались акулы, а то, упаси боже, повсплывают ещё пузом к верху от негативной энергии. Тайджю сжимал разжимал кулаки, вены на лбу вздулись, ноздри бесились, а вот глаза смотрели в пол. Ого, так он и правда… — Ну, и что ты мне хотел сказать? Ююююф — ноздри раздулись, вжух — выпустили пар из носа. И несколько раз так. Мицуя залюбовался прямо. А потом Тайджю выдал на выдохе: — Расскажи мне о геях. Как это у вас там происходит. Мицуя не хотел. Он правда хотел быть нейтральным. Он всегда предпочитал быть нейтральным, медиатором, адекватом. Но брови сами вверх полетели. Улетели бы наверное нахуй если бы могли, несчастные. — Так, блять. Так блять, первое: хуя? Второе, блять: какого? Третье: спроси у своих замов бывших, отморозок ты, они тебе расскажут в теории, покажут на практике, если уже не показывали, а ты наверное подумал что это у них братский ритуал такой. Высказать вслух у Мицуи нет ни сил, ни жестокости, потому что Тайджю явно истратил на этот вопрос половину своей мощи и теперь акулы подплывали обратно, почуяв слабость. Но Тайджю стоит отдать должное. Он заставил себя продолжить говорить: — Я хочу понимать Хаккая. Ага. И Юзуху не забудь. — И Юзуху. Брови Мицуи бы так и вскинулись, не будь они уже в свободном полете. — И? — И я перечитал Святое Писание. — Так. — И долго размышлял. — Ага. — И если Бог во всем, то он как во мне, так и в Хаккае, тебе, и вам подобным. И все мы равные. — Тайджю, ну вот правда, тебя уебать? Без злости, с искренней улыбкой. Святой отче, все люди равные. Ахуинь. Тайджю видимо весело не было, вены вспузырились, взгляд брызнул кровью, и, видимо, он и сам скорее бы въебал, чем продолжал бы говорить. Внезапно для самого себя, Мицуя заскучал по прежнему Шиба-старшему. Въеби потом говори. Как же это было замечательно. Тайджю кулаки держит при себе. Отворачивается театрально и смотрит на акул. Мыслит мысль. Охуенную мысль. — Ты прав, — говорит, — мне стоит все же спросить у Хаккая. И вот он уже разворачивается к выходу, и вот движется семимильными шагами, преисполненный уверенности в своей прямоте. А у мицуи сердце в пятки, пятки в пол и спринтом. — Стой, стой, стой, стой. Как гидрант перед внедорожником, беззащитный, но все же неотступный. — Погоди, погоди. Не нужно с Хаккаем. Я сам расскажу. Уж лучше он, чем Хаккай. Бедолагу и так жизнь не пожалела. Тайджю тоже не жалел. Хоть Мицуя пожалеет. — Но мы с ним братья. Ах, это проклятое «братья». И как по щелчку слово это Мицую взболтнуло, потрясло, вытрясло, пожевало и впихнуло обратно. Прокричаться бы. Кто бы знал, как он заебался. А перед глазами улыбка, и глаза добрые, и как они спина к спине говнюков пиздят, и пивас под рассвет, и запах машинного масла от его ладоней, и черт, черт, он ей предложение хочет сделать, кольцо показывал, ну что за безнадёжный, вам же даже двадцати ещё нет, и ничего сделать нельзя, рад же за них. Правда, рад. — Братья это ещё не всё. «Ммм, да ты многого о нас не знаешь» «Мицуя, а ты забавный, точно двоих потянешь?» «О, обещаем, тебе понравится» И голос этот сладкий тягучий из головы вышкребать так же тяжело, как карамель со сковородки. И хорошо бы вместе с памятью о нем мозг свой вышкребсти, который в тот вечер внезапно не функционировал. Зато теперь функции смс в телефоне уведомляют о предложении встретиться. И послать нахуй бы. Но нет причины. Причина прямо перед ним стоит с знаком вопроса на и без того ассиметричном лице. В мозгу на аварийном режиме загорается лампочка. — Так что ты хотел знать? Какого это с мужиком? Хуйово. — Так давай я покажу. Мицуя ворует улыбку у придурка с косичками, делает шаг вперёд. А Тайджю как зверь от огня — назад. И смотрит как на огонь, ему, как бы, интересно, и, как бы, не-не, нахуй. С губ слетает лёгкий смешок. — Боишься? Ада, что ли? И смех уже как гром, а Тайджю как сам гневный бог, столкновение энергий, столкновение губ. Столкновение спины со стеклом аквариума, и Мицуе думается, что стекла и нет уже. Вода, вода, под ногами дна нет, в спину акулы тычут носы, в рот тычется язык, и Тайджю огромный, горячий, и с ним то ли топишься, то ли поджигаешь себя, но главное, что медленно, без воздуха, в забытие. И тут в мозгу все лапочки красным «БРАТЬЕВ С ТЕБЯ ДОСТАТОЧНО» Блять, точно. Голова, обладательница этого прелестного мозга, отталкивается, бьётся о стекло, «ай блять», ноги земли касаются. Тайджю смотрит расстерянно, убирает руки, а язык, видимо без ведома хозяина, облизывает губы. Мицуя ловит жест. Мицуя понимает, что это уже точно пиздец. Мицуя говорит: — Блять, а выпить у тебя есть?