Да, я сожрал все твои пуннопанны, и что ты мне сделаешь

Кот держал в зубах последний кусочек последней вафли и смотрел на Сону, прищурив глаза. Взгляд был совершенно осмысленный: в нем читались и вызов, и пренебрежение. Да, я сожрал все твои пуннопанны, и что ты мне сделаешь. Сону покачал головой — и как им столько времени удается дурить тетушку? Это же не кот, а демон, прямо на морде написано. — Совести у тебя нет, — сказал он и постучал ногтем по пустой тарелке. Тетушкины пуннопанны были наградой самому себе за сложное домашнее задание. Сону сел за стол и бросил тоскливый взгляд на раскрытую тетрадь, лежавшую рядом с тарелкой — к несчастью, тоже пустую. Только прикончив оставшийся кусочек и облизав от крошек лапу, Ники удостоил его ответом. — Ты мне еще спасибо должен сказать. Нет вафелек на ночь — нет лишних килограммов. Сону швырнул в кота карандашом, не надеясь на успех. Тот, как всегда, в последний момент ловко подобрался, и оружие пролетело мимо. — Какой ты беспомощный, Сону-я, — сказал Ники и выгнул спину. Из мягких белых лап показались острые когти. — Тебя без меня уже давно бы съели. — Меня без тебя за всю жизнь ни разу не съели. — Беспомощный и везучий, что сказать. Хорошо, что теперь есть я. — Да уж, повезло так повезло. Сону уставился в тетрадь. Как быстро придумать новую награду за такой тяжелый труд? И почему вообще математика такая сложная, и надо обязательно что-то считать и вычислять, и нельзя просто прочитать с выражением готовый ответ… До чего же гадкий кот, испортил настроение и съел его мотивацию! Бесшумно спорхнув на пол, Ники вдруг поднялся человеком. В этой форме он выглядел как школьник, даже младше Сону — единственный, кроме Сону, человек, которого Ники когда-то близко знал. И если верить хвастливому признанию — с аппетитом съел, когда человеческое общество надоело. Сону он грозился съесть каждую неделю. — Опять надулся, как мышь на крупу. — Опять выражаешься, как столетний дед. — Мне вообще-то больше тысячи, так что приму за комплимент. — И сто из них ты просидел в горшке, а наружу выбрался только с моей помощью. — Не в горшке, а в каменной статуе. И не сто, а семьдесят три. Неудивительно, что у тебя так плохо с математикой! Резко отодвинувшись со стулом от стола, Сону вскочил на ноги. Карандаш! Надо вернуть карандаш, сосредоточиться на задании, и тогда все получится. А гадкий кот пусть болтает, что хочет. Если бы Сону принимал всерьез все, что говорили о нем другие, то давно последовал бы за родителями. Карандаш даже искать не пришлось: нашелся там, где упал, то есть на полу под подоконником. Сону сжал его в пальцах, выдохнул, поднялся — и оказался нос к носу с Ники. Точнее, нос Ники был все-таки немного выше — для мальчишки, что дружил когда-то с белым демоном, родители явно не жалели молока. Зеленые глаза с вертикальным зрачком смотрели очень внимательно. Сону сначала посмотрел в ответ, а потом отвернулся — когда Ники выглядел, как человек, смотреть на него всегда почему-то было неловко. — Повернись-ка, Сону, — сказал Ники. — Зачем? — Надо. Повернись! И хотя Сону совсем не хотелось слушать его, а хотелось взять кота за шиворот и выкинуть в окно, он все-таки сделал, как сказали. Ведь сейчас это был вовсе не кот, и его нельзя было просто схватить и выбросить. Может быть, Ники хочет извиниться, но слишком гордый, чтобы сделать это в лицо? Однако вместо извинений Ники его обнял — так крепко обхватив обеими руками, что хрустнули кости. Сону не удержал равновесия и чуть не повалился вперед, но те же руки его удержали. А на правое плечо тяжело надавил подбородок. — Тебе нравится? — в голосе Ники звучало самодовольство. — Дышать нечем. Объятия стали чуть-чуть свободнее. — Это я видел сегодня на той большой черной доске с картинками, на первом этаже. Там человеческий мужчина обнимал человеческую женщину. Она выглядела прямо как ты. Он ее догнал, обнял, и она очень обрадовалась. Вам, людям, вечно нравится что-то странное. — Ты опять смотрел тетину дораму, — вздохнул Сону. — Я же говорил, что это выдумки людей про других людей. Не нужно им верить. — Женщина не притворялась, я бы понял. — Ники, я не женщина. — Мне без разницы. Вы, люди, все одинаковые. — Люди обнимают только тех, кого любят! Ники фыркнул ему прямо в ухо и наконец отпустил. Температура его тела даже в человеческом обличье была выше, чем у Сону — этим жаром согрело всю спину и грудь. А теперь, когда тепло отступило, воздух показался Сону холоднее, чем раньше. — Удобно, что я не человек, — сказал Ники, — и буду обнимать тебя, когда захочу. Что Сону мог ему сказать? Это же был демон — по природе жестокое, вредоносное, опасное существо. Хочет — мурлычет всю ночь на подушке, хочет — обнимается, и нечего противопоставить такому лютому злу. — Еще раз съешь мои мотивационные вафли — будешь ночевать за окном, — пообещал Сону вместо возражений. Мгновение — и красивый парень в традиционной одежде исчез, будто его никогда не было. Тощий белый кот презрительно махнул хвостом и грациозной трусцой поспешил к кровати — в свою большую мягкую уютную лежанку.