Первый Снег

— Щербет, с тобой правда всё хорошо? — Весь разговор Грора молчала, стойко молчала о том, что беспокоило её больше всего, но под конец не выдержала. Она сделала шаг к уже уходящему парню и схватила его за рукав. — Щербет? Ангел на мгновение замер, точно выпал из реальности, затем медленно обернулся, и улыбка, скрасившая его лицо, совместила в себе и ласковое дружелюбие, и смертельную усталость. — Мм? — Его голубые глаза всегда были особенно красноречивы и зеркалом отражали то, что он испытывал. Но почему-то сейчас Грора не могла понять ничего из того, что видела. Безжизненно застывшие куски льда без блеска, они будто были опущены в бесконечный омут, который с каждым мигом темнел и чернел. — Щ.. Щербет. — девушка одёрнула руку и неловко помялась, проглотив все слова на мгновение. — … Если тебе нужно с кем-то поговорить.. — Ох? Ты волнуешься обо мне? — Голос Щербета звенел. Звенел как всегда живо, энергично, но что-то в нём отличалось. Если раньше это был чистый звон колокольчика, то сейчас это был треск разбивающегося вдребезги стекла. — Милая Грора! Я признателен, страстно польщён и в любую другую минуту с удовольствием бы составил тебе компанию. Но сейчас... боюсь, немного не в форме. — Щербет улыбается шире и в уголках сеточкой собираются морщины. Брови его изгибаются, но странно, натянуто, неестественно. Видно, что даже такой первоклассный актёр и игрок в этот час не может полностью отыграть свою роль. — Не переживай, мне просто нужно немного развеяться. У всех же бывает период, когда нужно немного побыть наедине со своими мыслями? — Алела не могла бороться с ним. Она не по наслышке знала, какое сильное влияние имеет на этого Ангела и также прекрасно знает, что тот никогда не отказывался от её компании, даже наоборот, всегда её искал. Но теперь отказывается. Щербет не дал ей и шанса подступиться к нему, даже не позволил приблизиться и сейчас, напоследок ещё раз мило, терпеливо и благодарно улыбнувшись, повернул голову назад и тронулся по коридору вперёд, не оглядываясь. Грора, закусив губу и поджав крылья, медленно пошла в противоположную сторону. … Но они оба не знали, что за ними наблюдали. Стоящий чуть дальше и скрытый поворотом Водас замер в том положении, в котором был, когда услышал их голоса, и так вышло, что невольно подслушал весь короткий разговор, сильно настороживший его.

* * *

Достигнув определённого уровня доверия со стороны бога, ангелы получали возможность покидать замок тогда, когда им вздумается, без необходимости каждый раз уведомлять. Поэтому Щербет легко и беспрепятственно входил и уходил тогда, когда считал нужным. Сейчас он явился лишь для того, чтобы оповестить о выполненной миссии, затем сразу же покинул дворец и направился просто куда-то. В какой-то момент времени все перестали его об этом спрашивать, когда поняли, насколько это на самом деле бесполезно. Он никогда не отвечал честно, всегда только улыбался, кивал головой на все догадки, затем исчезал, и спустя дни обнаруживалось, что он был в совершенно другом месте и по другим целям. Иногда в глубине города ангелов, иногда тёрся прямо возле фронта, а иногда оказывался в скалах прямо на территории демонов. Он мог быть где угодно и не важно, насколько логичным это казалось. В разных местах, но в одно время. В одном месте, но в совершенно разное время. Таков уж Щербет. Таков его построенный многолетним трудом и упорством образ, в правдивости которого не смеет сомневаться ни одна, даже самая отчаянная душа. Но даже ему нужно иногда отдыхать. Даже такому психу и кровожадному палачу нужны личные минуты спокойствия. Ведь сколько бы он ни отыгрывал безумца, он не мог быть им вечно. Не сейчас, когда на его глазах умерло столько близких ему ребят. Не сейчас, когда он своими руками раскрошил виноватых в их смертях демонов. Не сейчас, когда он собственными пальцами натянул их паршивые тела на столбы и вскрыл, набив до отказа землёй и глиной. Несмотря на холод Щербету кажется, будто его руки горят. Словно кровь, давно смытая в недалёкой реке, въелась в кожу и добралась до самых вен, впитываясь, отравляя его сгнившую плазму. Кровь бурлит внутри, сворачивается сгустками и забивается тромбами во всех сосудах. Не даёт дышать, не позволяет расслабиться. Эти красные шишечки на коже наливаются багровым, растут, давят на кожу и множатся в геометрической прогрессии от рук по всему телу. Вокруг тишина, но Щербету чудятся голоса. Он отчётливо слышит под ухом крики, резкие вздохи и полные яростной ненависти вопли. Его уши не выдерживают, перепонки лопаются, и он затыкает их ладонями в нелепых попытках прекратить кровавый водопад изнутри. Пальцы горят. По ним течёт столько крови. Ему хочется кричать самому. Истерить, вопить, рвать с головы волосы и биться об пол, чтобы заглушить эту боль. Выдрать язык, разодрать щёки и нёбо в месиво и выбить себе зубы, но он не может произнести ни единого слова. Он кричит, но ни звук не беспокоит ночную тишину. Вдруг всё вокруг меркнет. Кровоточащие волдыри на коже рябят, тухнут, скукоживаются, затем опадают и словно листья осенью слетают долой, пропадая. Перед ним его чистые руки. Бледная кожа едва уступает в холодном оттенке идеальному белому. Он словно вынырнул из-под воды и вновь обрёл способность ясно слышать окружающую его тишину. Вдруг, стало так спокойно. Так сиротливо пусто. В его наполненной доселе голове разом стало безлюдно и пустынно, точно и не было никогда хаоса внутри. А это значит только одно. — Надо же, чем я отличился, что заслужил личное внимание самого Главы?~, — Щербет кривит губы в улыбке, поднимает голову, но его глаза уже не могут врать. Они стеклянны. Настолько, что Водасу кажется, будто он глядит в хрустальные, новогодние шары. Они прекрасны, они поглощают всё внимание, но они искусственны. И в них нет ни капли правды. — Или же я провинился? В таком случае, не сносить мне головы. — Ты потерял голову уже без моей помощи. — Из многотысячного эха складывается один голос. По осколкам собирается он в спокойный и сейчас по-особенному внимательный говор. — Я пришёл поговорить. — Из тени выступает силуэт и за секунду размытые очертания фигуры превратились в высокого Ангела с невероятно сильной аурой. Даже до материализации Щербет смог почувствовать его настолько точно, что мог не поворачивая головы предсказать и позу, и настрой обладателя, не говоря уже о нём самом. — Поговорить? Я весь во внимании~, — он говорит, как будто бы даже легко и весело, словно вовсе не унывает и не хандрит, но на последней ноте голос его надрывается. Как струна на последнем заходе лопнула и больно полоснула по лицу музыканта, что лик кривится, слыша отвратительную фальш. — Только, хах, не могу обещать обыденную весёлость~ — Не стоит, я пришёл не за официальным разговором. — Водас подходит ближе, ступая по мелким камушкам и сору. Он доходит до самого Щербета, вставая прямо за его спиной, и перед его глазами открывается вид на обширную территорию с высоты этажа так пятнадцатого. Он знал это место, но сам никогда бы не вспомнил. Давно, когда ещё он не был главным ангелом, а только подбирался к этой должности, на этом самом месте случилась трагедия. На этот небольшой городок с первыми во всём мире высотными зданиями облавой напала группа, разнесла здесь в щепки все, что было только возможно. Лишь это здание осталось и то скорее как издевательское напоминание о произошедшем. Верхние несколько этажей снесло под чистую, от чего под ногами хрустели осколки битого стекла и поднималась под шагами густая пыль. Отсюда всё с земли казалось таким крохотным, игрушечным. Порушенные здания были карточными домиками, которые легко можно починить парой движений рук. Выжженные земли спустя года покрылись травой, а места кровавой бойни затянулись многослойным количеством сухой листвы. — Сегодня должен был пойти снег. — Прокомментировал Главный Ангел. Просто, в пустоту, зная, что кто угодно в таком состоянии, как Щербет, слишком истощён для ответа и чересчур слаб для поддержания осмысленного разговора. — И холодно соответственно. — — Да, холодно.. — шепнул тот тихо, ещё улыбаясь, но улыбка его больше походила на синдром Ангельмана, на деформацию лица, на аномалию. — Холодно? — Щербет чуть отклоняется назад и поднимает руку выше, стараясь унять дрожь в пальцах. Он не чувствует холода. Ему ещё кажется, что ладони опалены, точно с него содрали кожу и швырнули в кипящее масло. Он не чувствует холода уже много лет. Как сросся с ледяной магией и стал с ней одним целым, единым, неделимым. Для него холода — родной дом. — Кажется, холодно, да.. — Ему тяжело говорить. Мысли не связаны, путаются, сворачиваются в клубок и прячутся под стол, теряясь среди кучи предметов. —… Щербет, что случилось? — Водас никогда не петлял вокруг да около, особенно с ним. С Щербетом он всегда старался быть полностью честным и до конца откровенным, даже если это значило до боли задеть, обидеть или втоптать в грязь слишком прямым вопросом, а может даже рискнуть навлечь на себя беду. И он был единственным, кому ледяной ангел действительно и от чистого сердца позволял так с собой разговаривать. Любому другому Ангелу или Демону, даже высокопоставленному, жизненно необходимо приходилось подбирать выражения при общении с ним, если не хотел заполучить себе злейшего врага. Но почему-то Водас был особенным, почему-то этот хмурый и серьёзный Ангел казался Щербету каким-то родным. — Хах... что случилось? Даже не знаю, что Вы рассчитываете услышать от второго генерала армии~, — он смеётся, но едва слышно, почти выдавливая это из себя, точно так же, как и улыбку. — Может быть, я слегка утомился.. — Он мнёт руки, стараясь избавиться от навязчивого зуда. — ...Может быть, приболел? — Ты всегда был душевнобольным и смертельно усталым. — Водас опускается рядом, только в отличии от Щербета не свешивает ноги с крыши. Он сказал это не в попытках оскорбить, а скорее сказать, что должно было случиться нечто из ряда вон выходящее. — Ха-хах! Верно, верно.. как это я упустил это~, — блондин потёр шею и всё никак не знал куда деть руки. Они точно отдельные от него существа жили своей жизнью, всё мяли шарф, ворот, волосы, камни под собой. Не от стеснения, совсем нет, а скорее от навязчивой чесотки. — Совсем упустил из виду.. — — … Это связано с тем, что сегодня произошло? — Водас повернул голову и посмотрел ему прямо в лихорадочно открытые, совсем тёмные глаза. — Откуда ты вернулся? — — Проницательны, как всегда.. — тут Щербет как будто погас. Он опустил руки и свесил их вдоль тела, смотря вниз, как будто старательно пытался разглядеть кого-то маленького внизу. — Часть моих обязанностей. — Он понял, что попал в цель, и не собирался отступать так просто, но и давить тоже. Водас считал, что человек должен сам решить, делиться этим или нет. — Я выслушаю тебя, если это облегчит твою муку. — — … Хах. — Щербет вновь искривил губы, но на этот раз не в искусственной, а вполне настоящей, хоть и тяжёлой улыбке. — … Знаете, Глава, я, похоже, смертельно устал. — Он опускает голову и утыкает её в ладони. Щербет известен своей ровной и смелой осанкой везде, твёрдым и решительным шагом, но сейчас он согнут чуть ли не в клубок, стараясь максимально уменьшить затраты сил. — Тебе нужен отпуск? — Водас знает, не понаслышке знает, как тяжело высокопоставленному лицу получить хоть дневной отгул, не то что настоящий, значимый отпуск. Но он спрашивал не просто так. Он — Главный Ангел. Фактически единоличный управляющий всей армией, едва ли опирающийся на Бога в делах командования, а потому имел власть дать ему это. — Отпуск? — Блондин понимал это и медленно свернул голову в бок, глядя в его стальные и окрашенные сочувствием глаза. — … Я не знаю?~ Ледяной Ангел делает глубокий вдох, смыкая пальцы на своём колене, и, чуть погодя, изрекает серьёзнее со спадающей улыбкой. — … Я не знаю. — Он накрывает голову руками и обхватывает её крепче, точно она сейчас лопнет, как полный гелия воздушный шарик разрывается от касания острейшей иглы. — Я правда не знаю. — Перед только закрытыми глазами мелькают картины и страшным алым пятном выжигают на внутренней стороне века ужас, сотворенный в порыве гнева его пальцами. Снова слышим треск костей, стойкий металлический запах и бьющий в голову крик. Щербет непроизвольно мычит и силой заставляет себя распахнуть глаза и уткнуться взглядом вниз, где всё поразительно мирно и безмятежно. Всего движение, и он полетит туда камнем. Всего секунда оглушительного свиста, и наступит блаженный покой. Его потресканные стёкла в глазах померкнут и отразят бескрайнее, ночное небо, а прогнившая насквозь кровь впитается в землю и наконец очистится. Больше не будет отравлять его тело, больше не станет изводить его разум и накачивать мозг гнилью. — Боюсь, я сойду с ума, если возьму отпуск. — Про Щербета слова «сойти с ума» всегда звучали иначе. Это была не шутка. Это правда с долей юмора. — Хотя.. я так давно по-настоящему не отдыхал. — Снотворное не помогает выспаться. После страшно болит голова и внутри черепа жуткий сквозняк, ничего не задерживается, а уши точно становятся сквозными дырами. Всё вываливается, ничего не запоминается. Алкоголь — ещё хуже. Мало того, что трещит башка неимоверно, так ещё и тянет блевать. Однажды он дохаркался до того, что чуть не задохнулся в собственной блевотине. Да и потом. Щербет боится смерти. Боится быть убитым. Боится попасться в руки демонам, чьих родных и друзей он убил. Боится возмездия и справедливой кары за свои деяния. А потому обязан быть всегда начеку, если хочет ещё хоть немного продлить своё существование. Не важно, насколько жалкое. Не важно, насколько омерзительное. Он хочет жить. Хочет, ведь знает, что уже не сможет умереть безболезненно. С какой бы высоты не разбился, какой бы снаряд не пустил себе промеж глаз, а он не сможет умереть. Он выживет и будет сгорать от боли. Вдруг на плече чувствуется чья-то рука, Щербет дёргается, резко поднимает голову, отталкивает быстрым движением локтя и лишь затем слышит голос, а перед глазами отличает знакомые серые. — Это я. — Водас. Он не выпустил его плечо даже после толчка, а лишь сжал крепче. Уверенный, сильный, стабильный. Сердце ледяного ангела сжалось. Он прикусил губу и согнулся вперёд, задыхаясь и подрагивая. — … Водас. — — Я здесь, — отозвался Главный Ангел. Он подтолкнул Щербета к себе ближе и обхватил тело одной рукой, склоняя голову себе на плечо. Приятная, успокаивающая энергия стала исходить от него наподобие той, с помощью которой он при появлении смог рассеять негатив в его мыслях. — Я здесь. — — Здесь. — беснующиеся кругом голоса и силуэты никуда не делись, но в объятьях этого Ангела было странно спокойно. Точно он его щитом защищал от чужого влияния, выгораживая всех изнутри. Так. спокойно. Волос коснулось что-то лёгкое и невесомое. Сперва Щербету почудилось тепло, словно от руки, но после он понял, что это нечто другое. Он приоткрыл глаза, которые сам не понял когда закрыл, и поднял голову, как вдруг замер, раскрыв очи от изумления. С неба сыпались белёсые хлопья. Крупные, неторопливые и мягкие, точно комки ваты они выпадали из облаков и покрывали макушки, спины, крылья двух Ангелов меховой шапкой. Щербет смотрел из-за плеча Главного Ангела наверх, в небо, и в очах его голубых вдруг мелькнули огоньки. Что-то в его душе, как у ребёнка, обрадовалось, проснулось и потянулось ближе к белому. — Снег? — Сам для себя неожиданно спросил он вслух, а от кончиков крыльев побежала слабая дрожь. Они почувствовали холод. Настоящий холод. — Да. — Водас провёл по его макушке, стряхивая пушистый слой, точно с дитя малого. — Я ведь говорил, что сегодня должен быть снег. — — . . . — Щербет смотрел на Водаса и его до комичного смешное удивлённое лицо медленно сменилось чем-то нейтральным, умиротворённым. Он опустил глаза и улыбнулся, но не так, как улыбался обычно, а по-настоящему, искренне. Они просидели в молчании довольно долго, покрываясь коркой, но Ледяной этого будто не замечал. Ему впервые за все эти года вдруг стало так хорошо. Так безмятежно спокойно и тепло, что он и не заметил, как летели часы. Летели свободно и легко, невесомо и просто, точно он сам был этой лёгкой и воздушной пушинкой Тут рядом он почувствовал периодически повторяющиеся движения и повернул голову, вопросительно поднимая брови. Водас сидел всё также на месте, совсем не сдвигаясь со своей точки, но в руках его была заметна мелкая дрожь, которую он глушил, сцепив ладони друг с другом крепко накрепко. — … Глава? — Щербет моргнул, потом с запозданием до него дошло понимание, и губы непроизвольно поднялись. Что-то тёплое проснулось в этой замёрзшей душе. — Холодно? — — Немного, — отозвался Главный Ангел. Он укрывал их обоих от снега крылом и периодически стряхивал вниз, рассеивая белые хлопья. — Ты как? — Лучше.. спасибо~, — блондин улыбнулся. — Вы, Глава, как всегда знаете, что нужно делать~ — Приму за комплимент, — ведь очень часто это употреблялось в оскорбление. Настолько бездушный и равнодушный ко всем, даже самым неожиданным ситуациям, этот Ангел считался в простонародье обделённым искренними чувствами. Даже более, иногда говорили, что Божество слегка намеренно облажалось с дозировкой мозгов и чувств в пользу первого и крайний ущерб последнему. Водас медленно разогнулся, треща схватившейся коркой одеждой, и разомкнул плечи, поднимаясь. — Нужно выспаться перед завтрашним собранием. — — О.. — В голосе сквозит досада. Щербет ведёт головой и улыбается вновь, понимая. — Тогда спокойной ночи, Глава~ — Поднимайся давай. — Водас шагает из стороны в сторону и машет крыльями, вытряхивая из образовавшихся на одежде ямок снег. — Тебе тоже нужно выспаться. — — Хах? Вы гоните меня спать? — Удивился Щербет и поднял брови высоко вверх. — Совсем как ребёнка! — — Да. Гоню. Если понадобится - и накажу, как ребёнка. Чтобы завтра был бодрым и выспавшимся, — Главный Ангел говорит это тоном, не поддающийся оспариванию и хоть какому-нибудь неподчинению. Щербет же улыбнулся, потом шире и затем рассмеялся, поднимаясь с места и подхватывая свой шарф, закидывая спавшую часть на плечо. — Хорошо, Глава, как скажите~