Беги же с трепетом от исступленности, Нет меры снам моим, и нет названия. Я силен — волею моей влюбленности, Я силен дерзостью — негодования!
Константин Бальмонт
М.В.
— Чт… — Нет. — едва слышно слышно перебила Лукина, молниеносно закрыв ей рот ладонью и покачивая головой. Неприятный холодок пробежал по пояснице, Мария выпрямилась, а Лаура Альбертовна деликатно поправила ее юбку. Девушка видела, как изменилось лицо Лукиной, стоило ей повернуться к двери. Одернув пиджак, женщина расправила плечи, повернула ключ и открыла дверь, заслоняя собой кабинет. — Мне недоело за тобой бегать, — с порога пахнуло дешёвым пойлом, прямиком из сине-красно-белого пятна по имени Анатолий. — Я к ней и оттудова, и отсюдова, и комплемент, и пригласил, а она носом воротит. — Вам не стоит.. — зло сверкнув глазами, начала Лукина, но физрук перебил: — Это Вам не стоит так выкобениваться. — передразнил он ее тон. — Я последний раз по хорошему предлагаю, практикантка, слышишь?! Одно мое..ик..слово и ты вылетишь отсюдова обратно в свой университеет, — растягивая слова, пролаял Анатолий Иванович. У Марии гневно взлетели брови, девушка соскочила с парты, но Лукина коротко взмахнула рукой, останавливая ее. Женщина сделала шаг вперёд, заставляя физрука отступить от неожиданности. — Ещё одно слово, — тихо предупредила она. — И по рекомендациям Лукиной Лауры Альбертовны, штатного, с этого дня, и единственного преподавателя своей дисциплины, школу покинуть придется Вам. И сдается мне, найти замену моей персоне в конце учебного года, будет куда сложнее, чем, например, Анатолию Ивановичу, непутевому физруку, не способному справится не то, что с турником, но даже с бутылкой коньяка. Не так ли? — Чего-о? — возмущённо вытянулось небритое лицо. — Ещё одно слово, физрук, и завтра же ты потеряешь не только работу, но и "любимую" жену. А теперь убирайся. — Лукина в последний раз смерила его полным спокойствия взглядом, и захлопнула дверь, едва не прищемив мрачнеющее лицо Анатолия Ивановича. — Стерва, — услышали они его отдаляющееся шипение. — Мне говорили. — мрачно хмыкнула Лаура Альбертовна, не глядя на Марию. Девушка выглядела несколько растерянно. — А я говорила, что гнев тебе чрезвычайно к лицу? — произнесла она, запрыгивая обратно на парту и скрещивая ноги. — Не припоминаю, — Лукина опустилась за стол и устало потерла надбровья. Марию не обрадовал такой расклад, она скользнула с парты, подошла ближе и села рядом, напротив учительского стола. — Так значит, теперь ты официально наш учитель? — Да, выходит так, — улыбнулась женщина, взяла ручку со стола и стала прокручивать ее меж пальцев. — Сегодня утром. Жаль, что ты узнала в таких обстоятельствах. — А мне нет, — Мария очаровательно прилегла на парту, не сводя глаз с лица Лукиной. — Во-первых, потому что физрук к тебе и на пушечный выстрел больше не сунется. Во-вторых, это все ещё замечательная новость, вне зависимости от ситуации. В-третьих, я никогда прежде не видела тебя настолько..угрожающей. — Сомнительное зрелище. — Соблазнительное зрелище, — незамедлительно поправила Третьякова. — Ты очень красива. Лаура Альбертовна отложила ручку и сняла очки. — Вы просто чудо, юная леди, — подавив стеснение, ответила она. — Вы и Ваш лунный характер. — Почему лунный? Лукина странно взглянула на нее и отвернулась к окну. — Луна прекрасна. - Лаура тяжело вздохнула и подняла глаза к небу, затянутому светло-дымчатыми тучами. — Луна независима и свободна. Ее благородная, бледная красота не знает границ. Словно тонкое кружево, высеченное из мрамора, так я ее вижу. Луна всегда, казалось бы, рядом, но всегда бесконечно далеко. Знаешь, есть теория, что жизнь на Земле зародилась именно благодаря наличию такого спутника и его гравитационному влиянию. — Правда? — То, что теория существует, правда. Насколько достоверна она сама, в контексте научной обоснованности, я не знаю, но в контексте моей жизни, это правда. Ты, твое появление и присутствие…ты заново зародила во мне жизнь. Я была ослеплена карьерой, самореализацией и гонкой за материальным, я абсолютно обесценила чувства. Ты ворвалась в мою жизнь и за такой ничтожный срок перевернула все с ног на голову, но именно так все и оказалось на своих местах. Мария не изменилась в лице, молча слушала и не сводила глаз. Лишь расширенные зрачки то и дело бегали справа налево, выискивая что-то в глазах Лукиной. — На Луне не может быть войн. Весь мир признал ее независимость, над ней нет ничьей власти. Она никогда не будет никому принадлежать. Это похоже на тебя, твой характер. Твое свободолюбие. Строптивость. Даже будучи с кем-то, ты никогда не будешь ему принадлежать. Словом, ты — это воля, сила, грация и красота. Ровно так же я описала бы Луну. — неловко закончила женщина и снова взялась вертеть ручку. Маша ещё некоторое время не издавала ни звука, но в солнечном свете блеснула, отражая, тонкая дорожка слез. Девушка смахнула ее точным движением руки и улыбнулась. — Я не слышала ничего, что хотя бы вполовину было так чудесно. — Я расстроила тебя? — Тронула, — помотала головой девушка. — Где-то очень глубоко тронула. Спасибо. Это очень красиво. Лукина одарила ее теплой улыбкой. — Чаю? Третьякова кивнула, стирая последнюю слезинку, дрогнувшую серебряным бликом на щеке. — Чаю.